Белые лебеди омолуку

– Ну! – поднял фужер парень. – За встречу, за знакомство. – Дёрнули!

Он выпил и сразу закусил селёдкой с салатом.

Лана, немного отпив вина из бокала, ничего в рот не взяла, и, повернувшись к Айталу, спросила:

– Ну, а Вы, значит, того… Физик?

– Да, – кивнул Айтал. – Законченный и бесповоротный. Убеждённый. И это моя работа, так сказать, стезя и… хомут. До гробовой.

Он покосился на неё и, доедая салат, спросил:

– Ну, а Вы, мэм, чем занимаетесь в свободное от писанины время?

– В свободное от писанины время я… пишу. Пишу книгу о якутских шаманах. И это, скажу по секрету, интересно, захватывающе интересно.

– Шаманы, значит, – вытер губы салфеткой Айтал. – Тема для партии нашей коммунистической, скажу, не очень приятная, теневая. Вы рискуете навлечь на свою молодую полустриженную голову много холодных неприятностей. Могут во гневе красном своём и укол с кислотой забабахать в одно место, и будете лежать долго дома – рыдать и стенать. Пойдёте работать уборщицей в свою редакцию? А?

– Да, тема шамана, да и религии всякой вообще, в нашем крайне атеистическом обществе не поднимается выше каблуков, вот я потому стараюсь поднять это чуть выше, хотя бы до пояса. Кто-то ведь должен начинать? В тридцатые годы церкви и храмы рушили в СССР, а священников швыряли в застенки и лагеря. Даже расстреливали. А потом, начиная с сороковых, под мудрым оком Кобы-Сталина, всё тихо возвращается и восстанавливается в стране. То же самое, я думаю, будет и с шаманизмом, ибо это тесно связано с древней религией якутов, народа саха.

– Религия? Язычество? – усмехнулся Айтал. – Никакого бога, тем более с бородой, товарищи, нет на небесах. Всё это древние сказки. – Он допил свой фужер, зло добавил – Я, например, в церковь никогда не пойду бить лбом каменный пол и слушать долгие завывания батюшки: «Господи, поми-и-илуй мя!» – Айтал шутливо перекрестился, стал бить поклоны налево и направо, привлекая этим внимание окружающих. И, действительно, к ним быстро подошли двое молодых людей. Студенты остановились, ожидая, что дальше будет.

Дальше Лана, засмеявшись юродству нового друга, сказала:

– Но ведь шаманизм, вера в духов и божков существует на свете со дня зарождения человека на Земле. Люди верили в высшие силы, верят и, думаю, дальше будут верить. Феномен веры, религии ничем не сотрёшь, не искоренишь. Даже великий Коба не смог религию убить, убежденный атеист и ленинец. Что с этим делать?

– Что делать? – усмехнулся Айтал. – Снять шоры с глаз надо у людей, иллюзии, ибо всё в мире объясняется законами физики, вот и всё. Физика!

– А шаманы как? – не сдавалась Лана. – Чем объяснить их необычные способности, действия, которые они совершают, правдиво и убедительно?

– Например?

Студенты с интересом насторожились, ожидая, что ответит на это журналистка.

– Например, верхневилюйский шаман и целитель Никон Васильев, у которого я побывала недавно, видит органы человека насквозь и может излечить больного прикосновением руки и словом. Факт. Потом он, глядя на человека, не спрашивая, может сказать, кто он, откуда и чем болен. Бывает, что Никон заранее знает, говорит домочадцам, кто к нему завтра приедет и зачем. Говорят те, кто видел и знает, что он летом уходит в тайгу, надевает шаманский плащ, берёт в руки бубен и общается с духами природы, божествами миров. Но делает это тайно, боясь таких вот суператеистов, как Вы, Айтал Батькович.

Студенты засмеялись. И тут один из них, хиленький, в очках, сказал:

– Духи и боги, действительно существуют. И об этом нам читает лекции наш уважаемый профессор Николай Климович. Мы ему верим.

– Антонов? – обрадовалась неожиданной поддержке Лана. – Да, это умнейший человек в Якутии, он прав. Прав! – потом, победно сверкнув прекрасными очами, спросила у Айтала: – Так чем объясните, товарищ физик, феномен шаманских возможностей? А?

– Физикой, – невозмутимо ответил Айтал. – Законами флуктации полей.

– Каких-таких полей? – усмехнулась Лана.

– Энергетических и торсионных, – убеждающе и очень чётко произнёс физик Айтал. – Слыхали что-нибудь об этом?

Студенты недоумённо пожали плечами, переглянулись.

– Помимо пресловутых атомов и электронов, о которых вам говорили в школе, ещё существуют так называемые элементарные частицы – фотоны, протоны, кварки, мезоны и т.д. И, кстати, в вакууме они тоже существуют, появляются и исчезают. И флуктация этих частиц в вакууме рождает торсионные поля.

– Ладно, хватит нам морочить мозги разными кварками, – недоверчиво усмехнулась Лана. – Ты лучше расскажи, объясни нам о феноменальных способностях шаманов, о чудесах этих… Никон, Протасов, Чирков… Это великие люди!

– Знаю. Слышал, – невозмутимо произнёс учёный. – Сейчас объясню… с точки зрения физиков, науки. Но постараюсь вам нарисовать это как-то проще, вульгарнее, что ли. Вот. – Он замолчал.

– Ну, Айтал, чего ты… – не выдержала Лана.

– С простого. Каждый человек или даже предмет… – он показал на вазу. – …Обладает энергетическим полем. У живых – это биополе. Слыхали? Так вот, наиболее сильным обладателем этого, например, является экстрасенс или шаман. Он преемник и передатчик этой псиэнергии, которую собирают из вакуума чакры человека… Их, классических, сколько будет? – Айтал посмотрел на девушку. – Знаешь?

– Кажется, семь… или восемь. Так?

– Правильно, молодец, – улыбнулся он. – Классических семь, а на самом деле их что-то около пятнадцати-шестнадцати. У женщин их больше. И тем они, хорошие, выходит, сильнее нас.

– И правда, – оживилась Лана. – Удаганки, например, всегда считались у предков сильнее шаманов-мужчин, – она шутливо оглядела всех гордо, вскинув голову. – Так что…

– Есть чакры – сахасрара на макушке, аджна, муладхара и т.д. И все они носители и создатели торсионных полей частиц, о которых я уже говорил. Это генераторы. И чем больше связей энергетических между ними, тем сильнее экстрасенс или шаман. И здесь нет никакой вашей хвалёной сакральности или мистики. Всё объясняется законами физики, проявлениями и действиями пси-полей, их волновой структуры, поведением элементарных частиц, создающих торсионные поля.

– А душа? – не сдавалась Лана. – Тоже это… торсионное поле?

– А тут, милая, сложнее, – поджал губы Айсен. – Мысль человека, как вы поняли, материальна. Это чистой воды волновая структура пси-полей. Но душа, – это, очень грубо говоря, тоже подвижный, работающий постоянно сгусток энергии человека. Но и она, душа, имеет свойство возвращаться в свой родной дом, то есть в труп, ибо связи всегда существуют, что объясняется тоже законами физики. Это привидения на могиле или их явления в доме покойника. Кстати, их можно легко прогнать, включив радиоприёмник или направив на фантом свой электрошокер. Опять же физика, теория полей. Электромагнитных, биологических, торсионных, и т.д., и т.п. Поняли?

– Понятно, – грустно произнесла Лана. – Ты, Айтал, разбиваешь все наши иллюзии, великие тайны жизни, превращаешь поэзию в чистую алгебру, в ряд холодных цифр и формул. Зачем? Загадка, волшебство, романтический полёт в неизвестность – вот что оживляет по-настоящему человека, поднимает вверх на крыльях над серятиной и болотом натурализма и бытовщины. Ты умный дурак, Айтал, холодный, расчётливый, как робот, чувак. Холодильник с магнитофоном! Физя!

Ребята громко рассмеялись, глядя на физика, а он улыбнулся обаятельно, подмигнул им, дескать, где наша не пропадала.

– Но тут… – смущённо произнёс очкарик… – Во… вопрос на засыпку.

– Давай, – кивнул физик. – Люблю, когда засыпают. Покой и тишина.

– О шаманах и экстрасенсах вроде бы так, – посмотрел более смело студент на Айтала. – Но что есть… что есть Бог? По законам физики.

– Бог, – задумался физик. – А ты сам, догор, веришь в Бога?

– Да-а… – смущённо выдавил парень и, задумавшись немного, сказал: – Нам много рассказывал о религии наших предков Николай Климович… Во-от.

– Да, богом якутов – «саха», как они себя называли издревле, был Тангара или Юрюнг Аар Тойон, который сотворил Землю, людей, зверей, леса: всё, всё, всё… – продолжил очкарик: – И Тангара – это видимое небо, звёзды, вселенная… Все вещи – живые и неживые – имеют душу. У китайцев это – «ци», у индусов – «прана», а у нас, саха, это «иччи», о чём все знают… Так.

– И верно, – кивнул Айтал. – Европейцы это называют ещё «эфиром», который, кстати, первоначально был включён Менделеевым в его таблицу, но потом… потом зачеркнул. И зря. Эфир – это основа основ, главное в видимом и невидимом мире. Существует Тонкий Мир, и по определению знаменитого академика Шипова, моего учителя и кумира, определены и существуют по его гениальной теории уровни физического вакуума, первичных торсионных полей и уровень Абсолютного Ничто, самый стабильный и устойчивый. Это есть Верховные силы, порождающие планы вакуума. А точнее, это – Сверхразум, способный из ничего, из вакуума создавать идеи, по которым пси-поля создают реальные явления и вещи.

– Непонятно как-то, – призналась Лана. – Из ничего нельзя создавать что-то сущее… Как это?

– Короче, Бога нет, а есть Матрица Вселенной, по которой, как в компьютере, работают программы, реализующиеся в жизни.

– Сложновато, – тихо произнёс очкарик.

– Объясню, – согласился физик. – Например, в нашей жизни происходят вещи и явления, которые никак не укладываются по логике вещей: сколько ни планируй, бейся, крутись – всё «пшик», бесполезно.

– Например, – насторожилась Лана. – Что это?

– Бытовые не возьму, их много. Берём из истории. Были, например, известные полководцы, такие как Суворов или Наполеон, которые побеждали в бою противников, превосходящих по количеству солдат в несколько раз и вооружённых лучше и качественно. А Чингисхан с кучкой диких монголов победил, поставил на колени китайцев, превосходящих его людей по количеству в несколько сотен раз. Перед ним не устояло ни одно государство в Евразии.

– Давай поближе, – сказала Лана. – Попроще что-нибудь.

– Хорошо. Возьмём судьбу миллионера, друга большевиков и Горького – Савву Морозова, который любил жизнь и хотел для людей справедливой и лучшей доли. Он был богат, что хотел, то и получал, уважали в России его. Однако, вопреки всем стараниям и возможностям, жизнь этого замечательного человека не сложилась. Всё кончилось внезапно и трагически. Внезапно. По Матрице свыше, по программе. Или возьмём судьбу самого прекрасного и гениального поэта России – Александра Блока. Отчего он умер неожиданно, скажите?

– Застрелился, – ответил очкарик.

– Нет, его, кажется, убили, – объяснил второй.

– Нет, друзья, – налил Айтал в свой фужер водки и сказал: – Умер от хандры и печали. Лежал – и скончался. Не от пули и не от болезни. А мог, имел возможность уехать за границу. Ан нет. Не вышло ничего. Опять же по Матрице. Программа. И никому в мире от него не уйти, не скрыться.

– И что ты, Айтал, этим хотел нам сказать? – повернулась к нему Лана, захлопала длинными ресницами.

– Я хочу сказать, что нет в жизни логики, точных объяснений: почему да как это получилось вопреки всему нормальному течению вещей. Как ни старайся человек, как ни крутись, ни лезь из кожи, – всё обернётся по-другому сценарию и линии. Это и есть Матрица, когда идёт по воле Абсолютного Ничего, энергии космоса.

– А вот в тенгрианстве Бог, Природа и Космос – единое, неразделимое понятие, и человек как бы малая, ма-а-аленькая частичка всего этого, – попытался вставить нечто разумное очкарик. – Я – часть этих великих понятий… Человек.

– Ну, это ближе к законам физики, науки вообще, даже химии, ибо в космосе существуют и «работают» те же атомы, что в таблице Менделеева, и тот же, кстати, эфир, от которого он, к сожалению, отказался. И тенгрианство, пожалуй, правдивее и более «научнее» что ли, всех существующих религий в мире, которые возвели обычного человека до Бога, Всевышнего. Религия, к сожалению, все заземляет, является плодом фантазий фанатиков, результатом образов и мифов древних времён. А надо знать…

– Законы физики, – докончила Лана, махнув досадливо рукой. – Холодильник ты! Я не согласна, хоть говорил так убедительно и длинно. Нет, всё равно людям, закрыв глаза на всё, надо просто верить. Вера, Бог христианский, Тангара якутов-саха, Аллах и Будда пусть живут и радуются с нами, светлые и явные как мы с вами, люди, двуногие… И ты, Айтал, не подсовывай нам свои эти «псы-поля» и «торчёные» штучки, не засоряй нам мозги, не превращай цветочек нежный или прекрасных белых птиц в результаты, в продукцию твоих физико-химических процессов и реакций. Не надо! – громко и пафосно выпалила Айталу-Физе журналистка. Верь в Бога – простого, с бьющимся в груди жарким сердцем. Понимаешь? Понимаешь?!

– Понимаю, – кивнул Айтал и выпил свой фужер с водкой до конца, закусил селёдкой, которая ему, похоже, очень понравилась. – It’s badly, mam.

Парни, выслушав данную тираду журналистки, как-то облегчённо вздохнули. Очкарик сказал:

– Спасибо за всё… за беседу такую… Нам пора. До свидания.

Они, откланявшись, пошли к раздевалке.

Закончив пиршество, поглотив всю еду и выпив всю жидкость на столах, люди стали расходиться. Пьяных и скандальных на этот раз в Галерее ЯГУ не было, и потому виновник торжества Михаил Сатыров был доволен. Он, увидев друзей, медленно подошёл к ним, сказал:

– Ну как, мои дорогие, вернисаж? Довольны?

– Прекрасно, Миша, всё чудесно… И самое лучшее из живых предметов, тут говорю как физик, – это Лана. Лана Васильева – умнейшая и добрейшая, как я понял к концу вернисажа. Какие слова, какое лицо, какая форма, какое редкое соединение молекул, позитронов и кварков в ней, единственной и прекрасной на этом вечере. Виват!

– О, изречение, достойное принца! – засмеялся Миша. – Значит, моя соседка тебе дюже понравилась? Так?

– «Понравилась» – это не то слово, – ответил, улыбаясь, Айтал. – Впечатлила до мозга костей, до кончиков волос. И это правда, без всякой физики.

– Спасибо за комплимент, – засмеялась девушка. – Слов таких мне давно не говорили. Надеюсь, мы ещё увидимся с тобой, Айтал?

– О да! Конечно! – воскликнул парень. – Хоть завтра, хоть сегодня… ночью! В ресторане, конечно.

– В ресторан ночью не пойду, – ответила она, глядя ему в глаза. – Меня мама дома заждалась. Пойдёмте.

Они втроём вышли из фуршетного зала, и тут Айтал, глядя на девушку, сказал:

– А я видел тебя, Лана, как-то в спорткомплексе, в «Полтиннике»… – неожиданно он перешёл на «ты». – Сделал вывод, что у тебя много хороших поклонников. Был там.

– У тебя, Айтал, тоже, думаю, есть поклонницы. С такой фигурой и мозгами…

– Есть, конечно, – ответил парень. – Но они очень простые, заземлённые… Физики много.

– Но я же земная, поесть люблю.

– Не заметил, – сказал парень, добавил: – Вы, Лана, в облаках, верите в Бога… Крылья скоро у Вас вырастут. Белые. В церковь ходите…

– Разве это плохо, в Бога верить? В Бога верю, а в физику – нет.

Тут в их оживлённый разговор, вмешался Миша, остановил друга и тихо сказал:

– Знаешь, с Русланом нашим плохо, очень плохо.

– С Русланом?

– Да. Он сейчас в онкологии. Рак.

– Ого! – удивился Айтал. – Как так?

– В общем, я был там, в больнице, и он просил, очень просил, чтобы ты, Айтал, пришёл к нему завтра. Хочет тебе что-то сказать неотложное. Сказал, что дело плохо. Пойдёшь?

– Пойду, конечно, – помрачнел Айтал.

– Вот такие дела, Физя.

– Что же он хочет сказать? – пробормотал парень.

– Не знаю, – покачал головой Миша. – Сам тебе всё расскажет. Так вот. Прошу! – тут протянул вперёд руку Сатыров. – К раздевалке, друзья… Почти все ушли уже… Кончился бал.

Одевшись, они вдвоём вышли на улицу. Дворик Галереи освещал один тусклый фонарь, висевший на столбе.

– Здесь близко остановка автобуса, – сказала Лана. – Тебе туда?

– Конечно, куда Вы, туда и я… – весело произнёс Айтал, добавил: – Я тебя до дома провожу. Можно?

– Можно, – кивнула она. Потом, помолчав, спросила: – Значит, Айтал, фамилия твоя Барахов? Так?

– Барахов. А что?

– А то, что я узнала, что люди с такой редкой фамилией живут в посёлке Тумул, в Хатыннахском наслеге. Это случайно не твои родственники будут?

Так, разговаривая, они подошли к остановке, где в этот поздний час никого уже не было.

– …Да, я родом оттуда, – продолжил беседу Айтал. – Родился в посёлке Хатыннах, что недалеко от озера Ытык Омолуку. Может, слышала?

– Да, слышала. Говорят, что это озеро большое, очень красивое, с песчаными берегами. Священное.

– Откуда знаешь?

– Вот… хочу туда съездить, написать что-нибудь. Говорили, что там живёт шаман Арахаан. Очень сильный, известный. Надо бы встретиться с ним, поговорить.

– Знаю его, видел, – ответил Айтал. – Он охотник, живёт в тайге недалеко от озера. И где-то там промышляет зверя мой дядя по линии отца – охотник Тарас Барахов. В прошлом году приглашал меня приехать в Тумул, поохотиться, но я так и не собрался, не поехал: дела всякие в городе, работа… Очень хотел туда. Да.

Автобус что-то не подходил, задержался в пути. Айтал вытащил из кармана пачку «Кэмэла», закурил, потом, повернувшись к девушке, спросил:

– Простите, а имя Лана – это от Саргыланы или… Светланы?

– От Айгыланы. От слова «айгы», что означает медлительная, спокойная, уравновешенная.

– Гармоничная, выходит, – он посмотрел на неё «очень выразительно», поднял вверх «удивлённо» брови, крикнул: – Божественно! Как на небесах, в Верхнем Мире олонхо[18].

– Хотите меня сравнить с богинями-айыы? – засмеялась она и тоже шутливо «выпучила глаза», сказала: – Не выйдет, дорогой, я обычная земная грешница. Промахов и глупостей хватает, так что…

– Свои скелеты в шкафу, значит, – закивал он понимающе. – У всех свои тайны, тёмные секреты… – скривил он тонкие губы, отбросил в канаву недокуренную сигарету. – Я тоже, знаете, в рай не попаду, так что… мы оба, выходит, одного поля ягодки. Типа болотной морошки.

– Вот-вот, – согласилась Лана. Ну их – в болото!

Они оба громко засмеялись, глядя друг на друга, и этот весёлый момент заметно сблизил их обоих, энергичных и полных жизненных сил молодых людей. И тут, как бы невзначай, Лана спросила:

– А может, мы вместе махнём туда, в Тумул, на озеро Омолуку? Я через недельку еду туда, к шаману… Как?

– Ехать в Тумул? Да-а, это было бы замечательно, но… Новосибирск. Там намечается конференция по нашей теме, и мне предложили выступить с докладом. Так что… жаль!

– Ладно, – деланно засмеялась Лана. – Одна поеду, без охраны. Она увидела на перекрёстке красные огоньки автобуса, сказала: – Едет! Наш. Это «двойка».

Айтал в белом халате и бахилах шёл по светлому коридору онкологического отделения больницы. В холщовой сумке он нёс другу свежие фрукты и номер журнала «Иностранная литература», где был напечатан отрывок романа «В пути» американского писателя Джека Керуака. Он знал, что Руслан любил читать переводы зарубежных писателей: Германа Гессе, Сент-Экзюпери, Сартра и так далее. «Керуака, кажется, он ещё не читал, – подумал Айтал. – Обрадуется».

У белой двери с номером 6 его остановила медсестра, худая, как мумия, женщина.

– Вы к кому? – спросила она, строго оглядев посетителя с ног до головы.

– Я к Харитонову. Палата номер шесть.

– Нельзя сейчас, – отрезала она. Подождите.

Медсестра, комично семеня маленькими ножками, быстро удалилась. «Ну и стерва, – подумал Айтал. – С такой женщиной долго не проживёшь». Он, увидев у окна диван, устало бухнулся, вытянул ноги. После вчерашнего «бума» у него слегка болела голова, ныл затылок, стучало в висках.

– Надо было пивком опохмелиться, – пробормотал он. – Дурак!

Тут он вспомнил, как однажды они хорошо погуляли с Русланом в Русском театре на вечере, но там в буфете почему-то продавали одно сухое вино, и они, чтоб «вдарило», опустошили бутылок шесть или семь. А потом веселые, обнявшись, пошли по проспекту домой. Однако, дойдя до библиотеки Пушкина, они оба упали в сугроб, поднялись, пошли – и снова упали, хотя не были пьяными до «бодуна[19]», голова работала ясно и чётко. Вот только ноги не слушались. И это было странно. Потом они, громко хохоча, доползли на четвереньках до ворот дома, лежали там в сугробе, расслабленные, минут десять, пока их обоих не подняли друзья – Мишка с Борькой Васильевым. Они и помогли им наконец подняться на четвёртый этаж, где они жили соседями. Если бы не друзья, их, как пить дать, мильтоны[20] увезли бы в «весёлую хату» – медвытрезвитель. А это позор.

«Да-а, весёлые были времена, – подумал Айтал, разглядывая на стене копию картины Перова «Охотники на привале». Потом, после этого нелепого случая, Айтал узнал, что сухое вино в большом количестве «бьёт по коленкам», и ноги отказываются нормально ходить – отключка. А портвейн «Агдам», очень популярный в те времена в Якутске, был ещё тем пойлом, и он, наклюкавшись этой «бормотухи[21]», три дня лежал в кровати, блюя и матерясь. С тех пор Айтал избегал пить сухие вина и «бормотуху», предпочитал родную чистую водяру, желательно «Столичную», если есть.

«Эх, Руслан, Руслан, что же ты так, – подумал он о заболевшем раком друге. – Ведь молодой ещё, нет и тридцати тебе – жить да жить! Судьба. Проклятая Матрица!»

Айтал вспомнил школьные годы свои, когда они втроём – Мишка, Руслан и он – увлекались футболом, ходили всегда вместе, за что их сверстники окрестили «Три мушкетёра». Это были герои их самой любимой книги, которую друзья читали взапой и перечитывали, знали слова и фразы отважных мушкетёров, цитировали: «Один за всех, и все за одного!» Так и живут они сейчас, помогая и поддерживая во всём друг друга. Три мушкетёра!

Сухая, как вобла, медсестра прошла мимо, не глядя на него, деловито вошла в палату номер 6, потом немного погодя, вышла оттуда и, глядя мимо него, громко сказала:

– Зайдите к больному. Быстро!

Айтал разом вскочил, вошёл в палату, где лежали трое мужин. Руслан, увидев его, радостно воскликнул:

– Пришёл! Садись, Физя, рассказывай. Ждал тебя.

Айтал подошёл, обнял крепко его, сказал:

– Виноград тебе принёс и Керуака. Американца.

– Керуака?! – обрадовался Руслан. – Ну, ты даёшь! Наслышан, мечтал. Давай сюда!

Айтал выложил на тумбочку фрукты, потом протянул другу номер журнала «Иностранная литература», сказал:

– Гениально написано, не хуже Селинджера, скажу. В нашем духе там всё. Читай.

– Почитаем, почитаем, – улыбнулся Руслан, добавил: – Что же ещё остаётся… времени навалом, валяюсь тут… Хотя… – он погрустнел. – Если по-серьёзному, то… мало, совсем мало осталось: рак – дело лихое, без поблажек. Р-раз – и готово. Они, понятно, скрывают от меня… Но я знаю. Два месяца – самое большее, так что… готов. Это судьба, и как ты говоришь: «Не обойти, не перепрыгнуть». Закон Абсолюта. Физика!

– Но ведь некоторые… бывают слухи… – начал было успокаивать друга Айтал, но Руслан его резко прервал:

– Не надо, Физя, не утешай, – он поднялся, притянул его к себе поближе, тихо сказал: – Вот что надо сказать тебе…

Тут больной, который лежал на ближней койке, покашляв, поднялся и медленно пошаркал к двери палаты. Видимо, захотелось ему сходить в туалет или выйти в коридор по личным проблемам. Второй мужчина, лежавший у двери, накрывшись одеялом, спал, не шевелился.

– Вот и хорошо, вышел сосед очень кстати, – продолжил Руслан, потом, приблизив рот к уху друга, тихо, почти шёпотом, сказал: – Плохие новости для тебя… Ты ведь родом из Хатыннаха, где озеро Омолуку? Оттуда?

Айтал кивнул, ответил:

– Там родился. А что?

– Беда. Туда едут из Москвы спецназовцы. Будут взрывать… – ещё тише, шёпотом произнёс Руслан. – Говорю тебе по большому секрету. Это государственная тайна, и мне за это могут сразу голову… Сам знаешь, где я работаю. Через нас вся информация секретная по геологии проходит, по экспериментам. Так что… так что тебе надо срочно ехать туда, на Омолуку, земляков предупредить или помешать этой страшной беде. Понял?

– Какой-такой взрыв? – не понял Айтал.

– Взрыв… подземный атомный взрыв… большого заряда. Атом!

– Атомный взрыв?! – наконец дошло до Айтала. – У нас в Якутии? Да как?.. Не может быть!

– Так решили там, в верхах. Решили!

– Как так… – растерялся Айтал. – Но ведь … всё может погибнуть… Радиация! Не может быть… Это смерть…

– Может, догор… У нас в стране всё может… Поезжай, своих там земляков предупреди: пусть уедут оттуда подальше. Беда это, беда!

Тут в палату вошёл, стуча шлепанцами, сосед Руслана, сел на койку, покашлял.

– Ладно, спасибо за книгу, за визит, а я… – Руслан устало откинулся на подушку, весь взмок от напряжения и волнения.

– Пойду, – поднялся Айтал. – Приду ещё… А ты будь спок, – он серьёзно посмотрел другу в глаза, добавил: – Я понял тебя, старик. Сделаю всё, как ты сказал. Поеду. – Он тихо, не оглядываясь, вышел из палаты, потом вынул из кармана пиджака платок, стал вытирать со лба обильно выступивший пот, пошёл как оглушённый по коридору. «Неужели готовят у нас атомный взрыв? – думал он, вспоминая бледное от волнения лицо Руслана. – Он не врёт, и как сотрудник секретного отдела КГБ, должно быть, всё знает, и перед смертью решил всё рассказать мне. И правильно сделал. Ему-то фактически теперь терять нечего… Людей, главное, надо спасать. Еду!»