Страх

Муравьев

Они с Никитиным переоделись и стали офицерами-танкистами, другой подходящей формы у завхоза не нашлось. В финчасти им выдали триста рублей на оперативные расходы.

На эту сумму они могли выпить по чашке кофе и запить его бутылкой нарзана.

Ровно в восемнадцать часов они зашли в ресторан. Ох и красиво же было в «Астории»! Лепнина, золото, ковры, кабинки дубовые. Столы со снежными скатертями и блестящей посудой.

Зал еще полупустой, всего несколько столов было занято, но у Игоря появилось какое-то странно призрачное ощущение, которое приходило к нему только в детстве, когда в тридцать пятом разрешили официально праздновать Новый год.

– Вот жизнь, Муравьев, – вздохнул у него за спиной Никитин, – а мы все по малинам да камерам.

– Знаешь, сколько на такую жизнь денег надо?

– Знаю, я меню посмотрел, моей зарплаты на одну котлету да салат хватит.

– Ну а на мою еще кофе можно дополнительно взять.

А к ним уже подлетал метр. Опытным взглядом он сразу различил, что эти два офицера – новички. Увидел он и их колодки, определив в них фронтовиков. А у этой публики кое-какие денежки водились.

– Прошу, дорогие гости, для фронтовиков мы сделаем все.

– За это спасибо, конечно, дорогой гражданин метрдотель, – Никитин взял инициативу на себя, – пойдемте-ка вот в этот закуток, поговорим.

Метр внимательно взглянул на офицеров и сразу же понял все.

В этом ресторане он проработал много лет, сам был агентом НКГБ с приличным стажем, поэтому знал, зачем приходят сюда люди из органов.

Они зашли в кабину, и Муравьев с Никитиным предъявили удостоверения. Метр внимательно прочитал их:

– Чем могу помочь?

– У нас к вам две просьбы, – мягко улыбнулся Муравьев, – вот счет, пришлите сюда официанта, который его выписывал.

Метр стремительно взглянул:

– Это рука Николая Петровича. Товарищи, что, неприятности какие? Не поверю. Николай Петрович старейший работник, награжден значком «Отличник общественного питания», имеет почетные грамоты…

– Не пугайтесь, нас интересуют люди, которых он обслуживал, и, пожалуйста, посадите нас здесь.

– С удовольствием. Заказывать будете?

– Да. Два кофе и, если можно, налейте чай в бутылку из-под коньяка.

– Я все понял, – усмехнулся метр.

Через минуту занавеска кабинки отодвинулась и появился невысокий, но очень шустрый человек лет шестидесяти, в белой куртке, накрахмаленной рубашке и черном галстуке-бабочке.

– Спрашивали?

– Вы Николай Петрович?

– Именно я.

– Присаживайтесь. – Муравьев протянул официанту счет. – Ваш?

Николай Петрович надел очки, взял счет, посмотрел внимательно:

– Мой.

– А вы не помните, кто сидел за этим столом?

– Помню. Две дамы. Одна брюнетка, яркая такая, на ней был темно-синий костюм, на шее жемчуг натуральный, колечко сапфировое с бриллиантами. Видная дама. Курила она папиросы «Совьет Юнион», вторая – блондинка, красивая, в темно-вишневом панбархатном платье, на шее ожерелье из уральских камней, на руке кольцо с бриллиантом, карата полтора, часики золотые «ЗИФ». С ними двое мужчин. Один в темно-синем бостоновом костюме, лысенький, маленький, полный, второй – высокий, статный, костюм, шитый у дорогого портного, материал привозной. Костюм в клетку широкую, синюю с серым. Оба курили «Казбек». У толстого часы «Лонжин» золотые, у молодого не приметил. Рассчитывался толстый. По счету, как положено, ну и на чай, как говорится, хорошо отвалил. Деньги, десять тысяч, дал забандероленной пачкой, остальные из кармана достал, отсчитал небрежно, меня все время братцем называл.

– Николай Петрович, а вы не помните, что он со счетом сделал?

– Как же, помню, в карман положил, в деньги, я поэтому бандероль с пачки снял и спрятал ее.

– Она у вас? – обрадовался Муравьев.

– Извольте. – Официант протянул полоски банковской бандероли.

– А почему, папаша, вы ее сохранили? – вмешался Никитин.

– И сам не знаю, у нас счет прячут в карман только проверяющие.

– Понятно.

– А скажите, Николай Петрович, – продолжал Муравьев, – человек этот часто в вашем ресторане бывает?

– Его, брюнетку и молодого впервой видел, а блондинку несколько раз замечал.

– Вы, случайно, их имен не запомнили?

– Блондинку называли Наташей, молодого – Глеб.

– А этого человека не было с ними? – Муравьев достал фотографию убитого.

Николай Петрович внимательно посмотрел и отрицательно замотал головой.

– Спасибо вам. – Муравьев пожал руку официанту.

– Тут метр, Борис Сергеевич, распорядился подать вам кофе да чаек в бутылочке, я мигом.

А на эстраду уже поднимался оркестр.

– Я сейчас. – Никитин вышел из кабины.

Ресторан уже заполнился больше чем наполовину. Суетились официанты, за столом сидели хорошо одетые штатские и военные с фронтовыми орденами.

Там, на фронте, денежное довольствие они держали на расчетной книжке. Зачем на фронте деньги. Вырвавшись в тыл, в отпуск по ранению или командировку, лихо просаживали их в кабаках.

Женщин было много. Особая категория дам. Красивые, хорошо одетые, они предлагали себя за право потанцевать, хорошо поесть, забыть хоть на один вечер о тяжкой жизни военного тыла.

Кац сразу же узнал Никитина и показал ему на маленькую дверь рядом с эстрадой.

Никитин юркнул в нее.

– Привет, Гриша.

– Привет, Коля.

Общительный человек был Никитин, даже за те два часа, что они проторчали на месте убийства, он сумел завести дружеские отношения с Кацем.

– Мы, Гриша, во второй кабинке сидим. Как этот фраеришка покажется, ты скажи, что, мол, по заказу фронтовиков-танкистов танго «В парке Чаир». Понял?

– Нет вопросов, Коля.

Никитин вернулся в кабинку и увидел на столе две большие тарелки жареной картошки.

– Это откуда?

– Местное руководство сжалилось над нашей полуголодной жизнью, – усмехнулся Игорь.

– Годится. – Никитин залез в карман галифе и вытащил аккуратно замотанный в тряпицу кусок сала. – Сейчас сальца нарежем. – Он достал маленький перочинный ножик.

– Хозяйственный ты парень, Коля, – одобрительно заметил Муравьев.

– Ты погоди, главное еще будет.

Когда разложили сало и картошку, Никитин взял бутылку коньяка, понюхал, попробовал, потом вылил половину чая в фужер, достал фляжку и налил.

– Что это?

– Спирт.

– Ну ты, Колька, жох.

– А как ты думаешь, будем сидеть и смотреть, как здесь хива всякая гуляет?

– Ну зачем же хива, – Муравьев отодвинул занавеску, – смотри, сколько офицеров.

– Я про них не говорю, сам полтора года на фронте дрался, если бы не ранение… А вот посмотри, штатских сколько. Молодые, все на брони, от фронта освобожденные. Но деньги-то у них откуда? В городе все коммерческие кабаки этой публикой полны.

– Это ты прав. – Игорь разлил «коньяк». – Давай, что ли. Они выпили.

А тут и официант появился:

– Ничего не надо?

– Спасибо, Николай Петрович, – Игорь засмеялся, – мы пока по первой.

– Да, молодые люди, – вздохнул официант, – раньше я ваших товарищей частенько угощал. Спокойно они на жалованье свое наш ресторан посещали.

– Ничего, папаша, – белозубо засмеялся Никитин, – мы еще свое возьмем.

– Ну, отдыхайте, отдыхайте. – Официант исчез.

Играла музыка – старые довоенные мелодии и новые, конечно, те, что в эти годы стали популярными.

И двое молодых парней, обожженные войной, делающие необыкновенно тяжелую и грязную работу, сидели в засаде и еще не понимали, что эти коммерческие рестораны – первый шаг к налаживанию старой довоенной жизни.

Вечер накатывался стремительно, а Гриша все не называл условленной фразы.

– А может, этот Борек вообще не придет, как ты думаешь, Игорь?

– Тогда мы завтра опять сюда пойдем, – засмеялся Муравьев. – Только я тогда уж из дому закусочки возьму да выпивки.

– По мне, век бы так работать, – потянулся Никитин. И вдруг:

– По просьбе танкистов-фронтовиков любимое танго «В парке Чаир».

Никитин выглянул из-за занавески. В зал входил респектабельный господин в роскошном песочном костюме.

К нему со всех ног бросился метр и повел его по залу к удобному столику в уголке. Никитин посмотрел на эстраду. Гриша Кац раскачивался в такт мелодии, словно подтверждал. Он. Он. Он.

– Значит, так. Прибыл наш клиент, Игорь.

Никитин вынул пистолет из кобуры, сунул в карман, одернул гимнастерку, поправил гармошку сапог и вышел.

Официант еще не успел подойти, и Борек небрежно изучал меню. В пепельнице дымилась сигарета в янтарном мундштуке. Лежала на столе пачка с желтым верблюдом.

«Весь в лендлизе», – ухмыльнулся внутренне Никитин.

Он подошел к столу, подвинул ногой стул, сел.

– Я вас звал? – Глаза у Борека были холодными и жесткими.

– А нас не зовут, мы сами приходим. МУР, ОББ. – Никитин достал удостоверение. – Ты, что ли, Борек?

– Я Костромин Борис Петрович.

– Тогда вставай, Борис Петрович, на выход, только тихо.

– По какому праву? – прищурился Костромин.

– Права качать будешь у нас на Петровке.

К столу подошел Муравьев:

– В чем дело?

– Да вот, товарищ капитан, права качает.

– Вам, гражданин, лучше с нами пройти по-тихому, иначе…

Борек встал, положил в карман сигареты и барственно пошел к дверям.

Данилов

– Значит, вы Костромин Борис Петрович?

На столе лежали паспорт, ночной пропуск и удостоверение корреспондента газеты «Вечерняя Москва».

Задержанный сидел свободно, был спокоен и смотрел на Данилова насмешливо и доброжелательно.

– По всей видимости, вы хотите задать мне какие-то вопросы?

– Хотим.

– Вы уж не сердитесь, товарищ подполковник, но я обязан сообщить о своем задержании.

– Обязаны?

– Именно.

И Данилов понял, кто такой Борек и почему он крутится постоянно в ресторане.

– Какой телефон?

– Б 4–22–20.

И номер до слез знакомый. Значит, ты, братец, агент НКГБ. Данилов набрал номер.

– Полковник Запускалов, – ответили в трубке.

– Начальник ОББ МУРа беспокоит…

Собеседник не дал Данилову закончить фразу:

– Иван Александрович, пламенный чекистский привет. Чего тебе наша контора понадобилась?

Голос Запускалова был неслужебно веселым.

– Мы в «Астории» задержали Костромина…

– Что он натворил? – забеспокоился Запускалов.

– Да ничего, а вот вопросы мне ему кое-какие задать необходимо.

– Иван Александрович, дорогой, я сейчас к вам сотрудника нашего подошлю, не возражаешь?

– А если бы и возражал, что бы изменилось?

– Это ты прав. – Запускалов сочно захохотал и повесил трубку.

– Ну что же, Костромин, будем ждать ваших шефов. Вы пока в коридоре посидите.

– Ну что? – заглянул в дверь Муравьев.

– Ждем соседей.

– Значит, он, – Игорь присвистнул, – агент их?

– Не думаю, агента они бы не расшифровали, думаю, штатный сотрудник.

– Мне бы такую работу – в ресторане проедаться, – засмеялся Муравьев.

– Кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево.

– Что-то туманно, поясните, Иван Александрович.

Данилов не успел ответить. Дверь без стука отворилась, и на пороге возник подполковник с голубыми кантами на погонах и воротнике кителя.

– Вы Данилов? – спросил он резко.

– Я подполковник Данилов. – Ивана Александровича взбесило хамство, которое сквозило в каждом жесте офицера госбезопасности.

– Ты зачем нашего человека заловил? – Подполковник без приглашения устроился на диване.

– Надо было, и заловил, у тебя, что ли, разрешение спрашивать?

– А спросить бы не мешало.

– Слушай, – Данилов встал, – ты чего пришел? Учить меня работать?

– Ты, Данилов, не взлетай высоко. А почему органы не могут тебя поучить?

– Значит, ты в органах работаешь, а я в гинекологическом кабинете? – Данилов почувствовал, как ярость медленно начинает заполнять его всего.

– Что ты сказал? – заржал подполковник. – Гинекологический кабинет, это вроде ты в нем работаешь.

– Вроде.

– Ну молоток ты, Данилов. Я ребятам нашим расскажу, они со смеху помрут. Ну ты и молодец! Давай знакомиться. Свиридов я, Алексей Григорьевич. Для тебя просто Леша.

– Так-то оно и лучше, Леша.

– Что стряслось?

Данилов вкратце рассказал всю историю, умолчав об удостоверении Лялина.

– Паренька вы заловили нашего. Капитана Баскина. Он там всяких чужеземцев пасет. Понимаешь?

– Чего не понять.

– Ну и, конечно, наши попадаются. Тут, видишь, вопрос деликатный, как протокол ты будешь оформлять?

– По изъятому паспорту.

– Вот это ты удружил. – Свиридов вскочил, подошел к столу. – Ей-богу, удружил, а то начальство дознается.

– Вот ты бы, Свиридов, с этого начал, – миролюбиво сказал Данилов, – а то сразу – органы, учить…

– Ваня, – Свиридов прижал к груди руку, – народ-то знаешь какой нынче, каждый на чужом в рай въехать хочет.

Он подошел к двери и крикнул в коридор:

– Заходи.

В кабинет вошел Баскин.

– Вот что, Боря, – сказал ему Свиридов, – ты на все вопросы подполковника Данилова ответь, помоги коллегам.

– Вот протокол допроса официанта, ознакомьтесь. – Данилов протянул капитану бумаги.

Баскин внимательно прочел, положил на стол.

– Я, товарищ подполковник, эту компанию помню. Из той четверки знаю только блондинку, на нее у нас есть установочные данные.

– Вот это дело, приятно с чекистами работать рука об руку, – обрадовался Данилов. – Ну а теперь, гражданин Костромин, давайте все это официально оформим.

Когда они закончили писать протокол и даже чаю попили, Свиридов сказал прощаясь:

– Ты, Ваня, со мной пошли одного из своих ребят, я ему установочные данные на эту бабу дам, – и у самых дверей добавил: – Бумажка-то насчет удостоверения вашего Лялина у меня лежит, я ей, Данилов, ходу пока не дам. Разыщешь урок – порву, а нет – сам понимаешь.

– Спасибо, Леша. Значит, уже успел.

– А ты как думаешь, Ваня? Так что хорошим людям в этой жизни надо вместе держаться.

Чекисты ушли, а Данилов еще раз подумал о скотине Сажине. «Вот надо же, успел телегу сочинить. А может, не он? Наверняка агенты госбезопасности у них в МУРе тоже осели».

И Данилов вспомнил, как несколько лет назад прямо на работе забирали хороших сыщиков и преданных делу людей. Забирали, увозили, и они исчезали навсегда.

Кто-то же закладывал их.

Нет, наверняка агентурная сеть НКГБ работает и в их конторе, поэтому и народ на Петровке стал не таким, как в тридцатые. Тогда в отношениях искренности было больше.

Белов

Утром его вызвал Данилов.

– Ну, как дела у тебя, Сережа?

– Все в порядке, Иван Александрович.

– Здоровье?

– Пока в норме.

– А что с квартирой? Вернулись родственники?

– Вернулись, Иван Александрович. Квартиру разменяли. Я в том же доме остался, у меня однокомнатная, а предки на Пушкинскую переехали.

– Значит, все хорошо?

– Отлично.

Но Данилов уловил в словах Сережи некоторую горечь.

– Ну, вот видишь, я вроде как чуткость проявил. Ты не расстраивайся, все образуется.

– А все и образовалось, Иван Александрович.

– Ну вот и славно. Соседи помогли нам установить одну из дам, что за столом в «Астории» сидела. Наталья Николаевна Головня. Работает в ателье на Ленинградском шоссе, рядом с Клубом летчиков. Так что поезжай к ней, побеседуй.

Сергей вышел из МУРа и сощурил глаза от солнца. Денек сегодня выдался на славу. Он не торопясь дошагал до Петровского бульвара, закурил и пошел в сторону Пушкинской. Две молоденькие девушки, видимо студентки, стрельнули глазами в его сторону. Пробежали мимо и засмеялись. Ну что ж. Жизнь продолжается. Вон девушки какие красивые ходят. Несколько женщин засыпали зенитную огневую. Когда-то здесь стояла автоматическая 37-миллиметровая пушка «эрликон».

Теперь она уже не нужна – фронт не только ушел от Москвы, но и уже перешагнул границу. Войска сражались в Румынии.

Рядом с Радиокомитетом, на Путенках, стояла мороженщица.

– «Мишка на Севере», «Машка на юге»! – кричала она, зазывая покупателей.

У ее лотка стояли двое пацанов и брали половинку брикета на двоих. Четвертушка стоила семь пятьдесят, половина – пятнадцать.

Сергей взял половину. Мороженое из суфле странного военного продукта было коричневатым, но все равно необыкновенно вкусным. Сергей ел мороженое, стараясь не капнуть на песочный коверкотовый костюм, недавно пошитый у знакомого портного.

Это был его первый собственный костюм. Красивый и модный. И туфли на нем были что надо. Коричневые, тупоносые, прошитые светлыми строчками. Туфли эти подарил ему еще в сорок втором Мишка Костров. Так они и лежали, ждали своего часа. Хорошо себя чувствовал Сергей Белов в новом, по фигуре сшитом костюме.

И день выдался хороший. Прямо довоенный. Изменилась Москва. Сергей вспоминал май прошлого года, не таким еще был город, чувствовалось в нем нечто прифронтовое. А сегодня народ стал веселее, увереннее. Карточки отоваривают обильнее, женщины надели яркие платья, да и мужчины скинули френчи и гимнастерки, щеголяют в довоенных костюмах.

Вот на Пушкинской во всех домах соскоблили бумажные кресты со стекол. Правда, жестяные выводы для труб буржуек еще остались.

Город еще был военным, но уже не прифронтовым. На остановке у кинотеатра «Центральный» народу было не много. Но он пропустил двенадцатый троллейбус, потому что за ним шел двадцатый, двухэтажный. Сергей забрался в верхний салон, сел у окна, и поплыла Москва мимо окон.

Улица Горького приняла подобающий вид. Убрали мешки с песком из магазинных витрин, вымыли стекла, и они сияли на солнце забытой мирной чистотой.

У Театра кукол, на Маяковской, стояла очередь за билетами. Сергей посмотрел налево и увидел толпу у входа в Оперетту. В Москву вернулись все театры, и люди часами простаивали в очередях, чтобы попасть вечером в иной, радостный, выдуманный мир, в котором были и любовь, и коварство, но обязательно счастливый конец. На три часа забыты тесные коммуналки, неустроенность военного быта, карточки, ордера, литеры, изнурительный многочасовой труд.

У Белорусского вокзала троллейбус на несколько минут остановился. Путь перегородила дровяная платформа, в которую были запряжены две хилые лошади. Возчик и милиционеры в орудовской форме никак не могли стащить с места коней, напуганных проехавшей газогенераторной полуторкой.

Наконец с помощью прохожих коней удалось заставить оттянуть платформу, и троллейбус благополучно проехал.

Сергей вышел из троллейбуса у Клуба летчиков. Прошел несколько метров и увидел надпись «Ателье». В большой приемной ожидало своей очереди достаточно много народу. Из примерочных кабинок доносились голоса клиентов и портных, на столах лежали довоенные затрепанные журналы мод, пахло раскаленными утюгами и лежалой материей.

Сергей подождал, когда освободится приемщица, и, наклонившись к столу, сказал тихо:

– Я из милиции, мне нужна товарищ Головня.

– Наталья Николаевна?

– Именно.

– А вон дверь видите? Прямо туда, она там работает.

Белов постучал, не получил ответа и толкнул дверь.

В большой комнате на столе были разложены странно нарезанные бумаги, над которыми, словно конструктор над чертежами, склонилась красивая блондинка в синем халате с кружевным белым воротничком, надетым на платье.

– Вы ко мне? – спросила она, не поднимая глаз.

– Да.

– Вы из Дома моделей?

– Нет, я из милиции.

Головня выпрямилась:

– Мило. Вы что, наш новый участковый?

– Нет, я из МУРа. Старший лейтенант Белов.

– А я-то вам зачем?

– Надо поговорить.

– Ну что ж, – Головня села на диван, закинула ногу на ногу, закурила, – слушаю вас.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.