В метро не существует природного света – только искусственный, там нет никаких цветов, только тьма, ожидающая долгожданного уединения с пассажирами. Это суп из несчастных серых существ в мраморной кастрюле. Стабильность тому доказательство. Кто сказал, что суп – не алхимия? Ещё какая химия!
Перед тем как выйти из дома в подземный мир, Янис собрался и, встав перед своим отражением в зеркале, придал себе менее опрятный вид. Он считал, грешно просыпаться таким ухоженным. Наблюдая за своими губами, начал говорить точно не своему отражению, а чужому человеку:
«Это #underground, детка. Там живёт настоящий, тот самый лютый дядька Андерграунд. Вечно толкающий нас в плечо грубиян, наступающий на ноги, цыкающий и посылающий ругань в спину. Это он переспал с мисс Эстетикой, а после беспардонно бросил её на рельсы Судьбы (тот ещё тематический поезд)
Здесь #круглосансарно; происходят события из лучших книг, песен и кинофильмов. Впрочем, как и из худших.
Здесь законсервирована история в монолитных мраморных гробах-мавзолеях. Здесь вместе с пылью в воздухе застывает время, но под свет искусственных ламп, бит колёс поездов и запах земли, сырости, плесени, зарождается новая ультрасовременная культура, точнее нечто уникальное, промежуточное, быстротечное в обычных условиях и почти застывшее здесь, под городом. Повторюсь – здесь нет природного света, первоначально здесь должна дремать тьма. Ты не изменишь это царство, не обманешь, но имеешь шанс привнести что-то сверху, внести вклад в становление этой почти статичной системы.
Наши прадеды вспахали землю, деды вскопали и докопались до сути. А мы обустраиваем пещеры, позабыв, что не одни в этом мире.
Только в этом месте ты видишь настоящую сущность людей с прилегающими к ним сущностями. Их «Я», возглас эха, касание лап культуры и нынешнего века. Без масок и лжи. Всё напоказ – бал уродов! При входе в метро наденьте маску, пожалуйста.
Только тут ты можешь увидеть в одном месте, в одном вагоне столько людей из разных слоёв, эпох, культур, профессий, что от одного глотка этой смеси можно потерять самобытность. Этот коктейль и есть призма бытия. Эссенция, бл#ть, повседневности, которой заполнено 90% нашей сути.
Сера ли она? Тупа? Одномерна и скудна? На первый взгляд, до зубов вооружённый злостью, тоской или равнодушием – ДА, конечно.
Но отбрось всё это. Попробуй смотреть на толпу по-другому.
На безликих, одинаковых и серых не как на творожную массу, единое целое воплощение муравейника, а индивидуально – на каждого, как на себя. Ты же себя всегда выделяешь, не так ли? Да?
Пусть сейчас их лица имеют три формы: тоску, пустоту и злобу. Пусть изредка в них мелькает четвёртая форма – безумие, и в таких случаях лучше стоять поближе к колоннам экстренного вызова.
Но задумывался ли ты, что с ними происходит, когда они выходят наружу?
Их лица меняются. Они не все такие. А если и есть такие, которые на поверхности не меняют сущности, то разве можно их считать недостойными? Они не способны застопорить своей однотипностью движение культуры, такие люди всегда принимают то, что их окружает.
Это новое движение, новая суть. Она впитала землю и культуру предков, теперь она пропитывает нас по дороге домой, на работу или учёбу, а взамен – мы пропитываем её свежим воздухом, свежим подобием того, что называется культурой наверху.
Метро-культура не хуже той, что снаружи, она лучше. Она самобытна, но не закрыта. В ней нет монополистов, есть только мнение толпы. То самое мнение, по которому сверху проявляется популярность и успех. Это мнение формирует атмосферу.
Если на земле, на поверхности это понимают, то под землёй – забывают. Люди забывают, что общим разумом сами создают окружение и отношение ко всему.
Под землёй мы видим самое честное искусство всех видов людей. То, что вытворяет общественное мнение в более замкнутых пространствах.
Это андерграунд, милый птиц. И он никогда не выйдет наружу, не выживет вне клетки, на свободе, но ты каждый день, спускаясь сюда, дополняешь его новым витком эволюции. Каждый из нас может стать революционером, хоть на пиксель, но это куда больше, чем снаружи.
This is underground, children. И если вы не готовы развивать его, то продолжайте дышать пылью тех, кто готов это делать, продолжайте обмазываться стекающей с труб и проводов слизью, и заткните свои рты здесь, как затыкаете их снаружи. Вам не мешает метрошное рычание, вы просто даже не пытались открыть рот. Не вы не слышите призыва, а ваши наушники не дают вам его услышать.
Метро – отдельный город в городе, это транквилизатор для меня, выставка, кунсткамера. Когда я становлюсь пассажиром, я автоматически превращаюсь не только в исследователя, но и в экспонат.
На самом деле, только в подземке слегка приоткрытый рот смельчака может встретиться с восторгом и вниманием людей.
Вот только не стоит путать зевок с боевым кличем».
Это была мантра, «утренняя настройка». У кого-то зарядка, а у него поток странных призывов, для поднятия боевого духа. И текст рекламной брошюры, которую он иногда раздавал людям у метро. Просто так. Чтобы чувствовать себя нужным.
Янис с хмурым, неприятно красивым лицом, остро выпирающими скулами, еле вырисовывающимися синяками под глазами, в лёгкой подростковой щетине, именуемой другими «пушком» или более грубо «небритым лобком», в чёрной кожаной куртке а-ля 90-е, слегка обшарпанной в локтях, тёмно-серых джинсах, в смешной полосатой шапке-гандошке и в чёрных перчатках из кожзама. В левом кармане маленькая голубая книжка с золотистой надписью «Карманный справочник мессии», автором которой является позабытый Ричард Бах. В правом – аккуратно упакованный под блестяще-зеркальным одеялом, именовавшимся фольгой, маленький кусочек гаша. Но не тот гаш, о котором вы могли подумать, совсем не тот. Это был другой Гаш, который подают в кафетериях западной Франции как кулинарное блюдо, как сладкую булочку.
Вы могли бы увидеть Яниса в двадцать три минуты седьмого, опаздывающего, отмахивающегося от местного люмпена, как от дыма выдуманной сигареты, выходящего из дома, где было полувсё и был тот самый отрезвляющий подъезд. Признаться, в ту пору жить ему хотелось не очень, подобно Мидасу, который превращал всё в золото и, утратив способность его ценить, мог лишь проклинать.
Знал бы он только, что это качество было не следствием временного отрезка, а признаком, чертой характера. Но, увы, тогда он не знал. Ему ещё многое придётся пережить, включая саму смерть, чтобы понять то немногое, что способен осознать человек. Но сейчас он опаздывал на работу, почти не значащую ничего, не факт, что даже его будущую, и уж тем более вряд ли настоящую.
На правом плече болталась коричневая сумка, молния которой по краям разошлась так, что можно было увидеть содержимое в виде чёрного блокнота и красной папки.
Наш персонаж имел привычку подпрыгивать вверх-вниз при ходьбе, переваливаясь с пятки на носок, слегка качая головой, в такт играющей в наушниках музыке. Сегодня, разумеется, только сегодня. А ветер, холодящий его спину, имел привычку приподнимать и так болтающийся кончик шапки. Всё это делало Яниса похожим на гнома с колпаком, правда, высокого, но всё же причудливого гнома.
Во рту у него зубочистка, которую он то и дело переваливает с одного уголка губ на другой вместо обычной сигареты. Тем самым, порой, он вводил в заблуждение курящих людей, провоцируя их подойти и попробовать «стрельнуть» сигаретку, на что всегда протягивал зубочистки.
Сегодня его глаза карие или как говорят особенные – «чайные».
Он – наш проводник, который сам ни черта не знает, куда надо идти. Зато он знает, что идти надо.
Ом… Янис Ником.
Не вскрывай чужие замки, если не уверен, что сможешь жить с содержимым. Особенно будь подозрительным, когда тебе вручают в руки ключи…
Он как обычно шёл вниз по дороге к метро. Город? Город – всего лишь столица, всего лишь самой большой страны в мире, но точно ни в коем случае не Москва. Нет-нет. Точно не она.
Вечно заглядывая в окна автомобилей, он поправлял причёску. У каждого есть свои бзики, свои тараканы – у него это было лицо, а главное – причёска. Он поправлял её очень часто, даже чересчур. К тому же в окнах автомобиля он казался себе более симпатичным, чем в обычных зеркалах. Окна автомобилей умеют обманывать лучше любых других отражателей.
Под ногами шелухой от арахиса хрустели сухие ярко-жёлтые и оранжевые листья, некоторые из них кружили над головой, как подбитые бабочки, накрапывал редкий дождик. «Слёзы ангелов», – подумал он про себя. Снег же он называл «Пылью дьявола». Или не он. Но кто-то из них многоликих, определённо.
Янис проходил по уныло скорбящей улице, обступая чёрные лужи, будто бездонные глазницы асфальта. Чёрные дыры бетонной цивилизации так и жаждущие засосать зазевавшегося прохожего. Они определённо были в сговоре с канализационными люками и Аидом.
Рядом, вскрай бордюра, остановился изрядно поблекший автобус, но Янис не стал заходить, он был из «зайцев», к тому же не доверял кучерявым водителям с признаками ПТСР. Кучерявый водитель же проводил его таким взглядом, которым обычно суеверные «приметёры» проводят чёрного кота, резко сменившего траекторию пересечения дороги-удачи. Этого с лихвой хватило Янису, чтобы проникнуться молчаливо рассказанной историей то ли сбывшейся, то ли норовящей сбыться, то ли не случившейся вообще. Велика ли разница?
«Передайте за больничный, спасибо»
Целое больше, чем сумма его частей. Жизнь вам не мозаика.
Так что в следующий раз, когда кто-то предложит собрать все части воедино
– покажите ему раздавленную крысу.
Пусть соберёт. (Я.Н.)
Порой, наблюдая за догорающими остатками всей своей жизни, нам достаточно держать в объятиях надежду – полураздетую, заплаканную, в саже.. Ещё не осознавая, но чувствуя, что потеря Всего – единственный выход, чтобы найти Всё. Хрупкое Всё в руках незнакомца, которое будет чувствовать себя счастливым – наконец-то дома.
Тем временем Вы, читатель, пытаетесь выбраться из перевёрнутого автобуса…
Вы когда-нибудь представляли себя сторонним наблюдателем с точки зрения предмета? К примеру, на месте старого отеля – ваша голова? Кремово-обветриваемые стены этого отеля, этажи со спёртым, удушливым воздухом и номера, приютившие бесчисленное количество посетителей со своими чемоданами и барсетками (
) – всё это ждёт новых путников. Тайны, интриги, сгоревшие шторы, разбитая посуда и обязательно мертвец с опергруппой.
Каждый новый день вы-отель ожидаете новых постояльцев в своих меблированных комнатах, которые, может быть, разбавят ваш досуг своей печалью, радостью, болью, страстью, да чем угодно, – главное, чтобы они нарушили тишину и пустоту, сделали наблюдателем новой истории или даже её соучастником.
Это может быть дальнобойщик, отдыхающий после дневного перегона – он так устал, что даже отказался от массажных услуг юной Делайлы. Она периодически наведывалась в ваш отель, чтобы предложить себя, так как отец её погиб (то ли от запоя, то ли от пули), взвалив непосильно тяжёлую болезнь матери на плечи хрупкой девятнадцатилетней девчушки.
