– Я не могу, мне надо ехать.
– И чем ты ему сейчас поможешь?
– Мам, должна быть там, ему больно, плохо.
– Мы поедем, но пока отдохни. Уже звонила Галине Анатольевне? – отрицательно покачала головой. – Ложись, вздремни немного, а я позвоню.
Оля легла на диван, укрылась пледом, что принесла ей мама, и почти сразу провалилась в тягучий липкий сон. Через пару часов проснулась, голова гудела, шея ужасно затекла. В соседней комнате слышались голоса.
– Здравствуйте, Галина Анатольевна, – мама Вадима указала на кресло.
– Присаживайся. Мы позвонили, сейчас снова оперируют, к пяти разрешили приехать, а пока надо просто успокоиться.
Оля смотрела на маму Вадима. Кажется, она была самой здравомыслящей в этой ситуации. Подогрела чаю, усадила всех за стол.
– Что произошло, того не изменить, поэтому, Олечка, будем ждать. Я съезжу в церковь…
– Я с вами, – просто не хотела оставаться дома одна.
– Хорошо, допивай чай и поедем.
Молиться – значить льстит самому себе, полагая, будто словами можно изменить прошлое. Оля не верила в молитвы и все же поставила свечку. Опять вспомнила, как гуляли по парку под дождем, а после на последние деньги, что наскребли в карманах, съели одну пиццу на двоих. Ей его не хватало, хотелось взять его руку и приложить к своим губам. И вот теперь он там, лежит, и над ним колдуют хирурги.
Все вместе приехали в больницу, но пропустили только Галину Анатольевну и Олю. Ничего не изменилось, все те же трубки и множество приборов, которые пугали не меньше, чем вид искореженного тела ее мужа. Мама Вадима сразу засыпала врачей вопросами, она в свое время училась в мед академии, а после поменяла профессию, поэтому понимала, что происходит.
– Привет, милый, – стараясь не заплакать, Оля дотронулась до его руки.
– Он вас не слышит, – сказала медсестра и что-то подкрутила на приборе.
– Я знаю, в коме, – Оля знала, что сейчас ему лучше быть там и не чувствовать били. – Я тебя люблю, – пододвинула стул и, присев, осторожно прикоснулась к его обнаженному плечу.
Однажды в детстве видела, как разделывали корову в деревне, это было ужасное и в то же время столь интригующее зрелище. Никогда не задумывалась, что там внутри тела, снаружи понятно, но там… Смотрела, как складывали в тазик кишки, потом вырезали печень, сердце, легкие. И вот теперь, смотря на своего Вадима, вспомнила те моменты из жизни.
«Что такое человек?», – как-то спросила у Лешки, старшего брата своей подруги. Он давно уже закончил школу, считался самым умным и знающим. «Вертикальная лужа», – был его ответ. Да, сгусток нервов и множество органов, на которые страшно смотреть, но именно это и есть человек, именно его мы любим.
– Я люблю тебя, люблю, – тихо, чтобы никто не услышал, повторяла Оля.
Просидела почти час, потом ее попросили покинуть палату.
– Ну что? – как только спустились, спросила Олина мама.
– Есть хорошие новости, – тут же заявила Галина Анатольевна.
– Какие? – удивилась Оля. Ей казалось, что все плохо.
– Он жив. Да, Олечка, это хорошая новость, жив. С такими травмами бы…
– Да как вы можете, он же ваш…
– Доча…
– Мама, он… Понимаешь… Он там…
– Живой, – опять сказала Галина Анатольевна. – Он мой сын, мне больно, но живой.
– И что теперь?
– Сегодня была еще одна операция, какое-то время будет на искусственном дыхании. Врачи подождут несколько дней и отправят в областную хирургию
– Зачем?
– У него спина разбита, а пока они постараются склеить таз и бедро.
Оля не хотела слушать. Боялась остаться одна, боялась, что если он выживет, Вадим будет калекой и может уже никогда не подняться с кровати.
Страх прячется внутри, снаружи лишь эмоция. Оля вернулась домой. Теперь понимала, что произошло, и, как говорила Галина Анатольевна, все в руках бога. Она безмолвно молилась, стало немного легче, вспомнила, как он целовал ее, а она смеялась, когда Вадим пощекотал. Опять улыбнулась, но стоило вспомнить, что одна дома, как на глазах навернулись слезы.
4. Ты держись
– Мам, что делать? – спрашивала совета Оля.
– Ничего, пока ничего. Надо ждать, и если воля бога…
– Мама… – она не любила, когда проблемы сваливались на бога, в которого не верила.
– А что ты предлагаешь? Метаться по квартире? Прошлого не исправить. Искать виноватых, крановщика или того, кто высунул балки из проема? Бесполезно. Он в больнице. Наберись терпения и молись.
– Не могу, не могу, – твердила, понимая, что это ничего не изменит.
Жизнь на этом не остановилась, опять работа. Поднялась утром, на душе было тяжело и совершенно не было сил.
– Но ведь со мной все нормально, я не пострадала, я здорова, – заявила себе, рассматривая свое явно помятое лицо. – Ладно, соберись, мне пора.
Идти в больницу сейчас бесполезно, утром опять консилиум врачей. Там, наверное, будет Галина Анатольевна, все узнает, а пока надо бежать к ее детям. Она второй год работала в школе. Как только пришла, ей сразу дали первоклашек. Такие маленькие, забавные. Еще вчера ходили в садик, и вот теперь началась иная жизнь, в которой ничего не понимали.
– Прошу, дайте отпуск без содержания, – после второго урока сказала Оля директору школы.
Ее пальцы все утро дрожали, не могла улыбаться детям.
– Это что за глупое предложение? Вы где находитесь? – в школе Нина Васильевна была тоталитарным руководителем. Многие ее боялись, и любое распоряжение выполнялось как по команде. – Что-то случилось? – увидела, что лицо Ольги Николаевны побелело. – Присядь и расскажи все. Слушаю.
В это время прозвенел звонок, Оля встала и уже хотела выйти, но директор остановил.
– Сядь! – приказала она, вызвала секретаршу и, когда та зашла, сказала. – 2 «В», займи их пока. – После того как закрылась дверь, Нина Васильевна спросила. – Что случилось?
Оля, как могла, описала ситуацию. Властная женщина, которой впору командовать войсками, притихла. На ее лице появилась грусть, наклонила голову и, зажмурив глаза, сказала:
– Иди домой. Надолго отпустить не могу, в среду чтобы была в школе. Мне некем тебя подменить, сейчас учебный год. Беги.
