К ним никто не вышел. Оля стала нервничать и пошла к дежурной, но оттуда ее отправили обратно, сказав, что идет операция.
– Операция? – чуть ли не взвизгнула она и побежала к Веселову, которому, похоже, было не до веселья. – Он на операции, – заявила Оля. – Что случилось? Говорите.
– Я не знаю. У нас за двадцать лет на производстве почти не было травм. Крановщик задел за балку, она выбила крепления, сорвались шарниры, что выступали страховкой для лесов. Не знаю точно, что было, но его придавило. Сразу вызвали скорую.
– Придавило, – ее руки затряслись, в глазах потемнело и, шаря рукой, она с трудом нащупала диванчик. Сев на него, стала слушать гул, что нарастал в ушах. Казалось, что на тебя мчится поезд, еще немного и он…
– Все хорошо?
– Нет, – сквозь тошноту ответила Оля и провела ладонью по вспотевшему лбу.
– Я сейчас воды принесу, сейчас…
Шаги мужчины затихли.
– Придавило, – тихо прошептала Оля, и ей стало страшно.
Она не представляла свою жизнь без Вадима. После того вечера у Ирины они еще несколько раз встретились, а потом понеслось, словно на горках. Хочешь остановиться, но не можешь. Оля знала, что полюбила его. Пела, кричала, читала стихи, не могла спать по ночам, все время думала о нем. Он тоже по-детски влюбился, хотели пожениться, но его мама была против, мол, пока не получит диплом, и речи не может быть. И тогда они тайком расписались и уже как факт сообщили родителям.
– Ольга Михайловна, слышите меня? – она подняла глаза и посмотрела на мужчину, который протягивал ей пластиковый стакан с водой. – Вот, возьмите.
Оля сделала глоток, совершенно безвкусная вода. «Странно, – подумала она. – Из крана дома, там вкус металла, а в общаге запах хлорки. А вот в деревне, где ее дедушка набирал из колодца, там сладкая».
– Спасибо.
– Это Егорыч.
– Здравствуйте, – сказала Оля, посмотрев на мужчину, он теребил в руках край халата.
– Он крановщик.
– Извините, – сразу сказал Егорыч, – зацепил, там узкий проем в шахту, опускал генератор и зацепил.
– Да, да, – тихо ответила она, – значит, вы крановщик?
– Да, я не хотел, понимаете, я…
– Понимаю.
Оля не знала, что сказать, ей стало одиноко, словно очутилась на голой скале посреди моря. Крановщик еще что-то говорил, но она его не слушала, а только видела перед собой лицо Вадима. Оля непроизвольно улыбнулась и спросила у Веселова:
– А когда его выпишут?
– Не знаю. Не знаю, – еще раз повторил он и, взяв ее руку, осторожно сказал. – Говорят, что это серьезно.
– Не шутите так.
Она знала, что с ее мужем ничего серьезного не могло произойти. С ним вообще ничего не происходило, разве что тот гвоздь в доске. Зимой все болели, а он нет, за всю жизнь не лежал в больнице. А когда пришлось проходить врачей, чтобы устроиться на работу, так его карточку не могли найти, потому что после армии он ее так и не завел.
Они просидели более двух часов. Наконец, к ним вышел мужчина в халате и стал методично все объяснять.
– Травмы серьезные, сейчас идет операция, поэтому наберитесь терпения.
– Серьезные? – не удержавшись, перебила его Оля.
– Да. Внутреннее кровотечение, разрывы органов, сейчас этим занимаемся. Но это только часть проблемы.
Доктор рассказал, что у Вадима поврежден позвоночник, пока ничего сказать не может по этому поводу. А также раздроблен тазобедренный сустав, перелом бедра и ребер.
– Хорошо, – не понимая, что конкретно происходит, Оля спросила. – А можно с ним поговорить, увидеть?
– Нет. Он в искусственной коме, идет операция. Подождите, вам потом расскажут.
Оля села, ей казалось, что этого не может быть, потому что не может быть. Нет, это происходит не с ней, и вообще она спит и видит этот ужасный сон. Вот сейчас проснется, вздохнет и обнимет его.
Крановщика отправили домой, тот нехотя ушел. Зазвонил телефон, но Оля не стала отвечать, а отключив его, спрятала как можно дальше. Мысли зациклились. Она хотела подумать о чем-то хорошем, что сейчас придет доктор и скажет, что все хорошо, но ее женская интуиция говорила другое. Все плохо, слишком плохо.
Лишь спустя несколько часов к ним вышел уже другой доктор, наверное, это был хирург. Он стал перечислять травмы, сыпать научными терминами, которых ни она, ни Веселов не понимали.
– Можно к нему?
Доктор тяжело вздохнул и, кивнув, разрешил только ей пойти с ним. Поднявшись на этаж выше, они зашли в реанимацию. Множество приборов, проводов, трубок. Что-то мигало, где-то что-то тикало и тихо гудело.
– Прошу вас, он сейчас…
Доктор еще говорил, а Оля уже шла к большой койке, где лежал не то человек, не то что-то непонятное, словно существо из другого мира.
– Пока искусственное дыхание, он не может говорить, да и не услышит. Он в коме. Так ему лучше.
Оля видела фильмы про катастрофы, где героя увозят в больницу, а после его сшивают по частям. Но то ли видеть на экране, а то ли чувствовать запах и этот буквально звенящий звук смерти.
3. Страх прячется внутри
Оля хотела остаться, но ей не разрешили, сказали, не сейчас, да и бесполезно сидеть, завтра планировалась еще операция. Когда на горизонте стало светать, она вернулась домой. Комнаты опустела и стали чужими. Оля прошлась по их маленькой квартире, ее им купил папа Вадима, он продал дачу и машину и взял приличный кредит. Они уже думали о детях, в маленькой комнатке сделают детскую, вместе смотрели обои и даже подбирали кроватку. Пальцы дрожали, а в горле все время стоял холодный ком.
– Мамочка, – наконец придя в себя, Оля решилась позвонить. Она, как могла, все объяснила, а после, без сил опустив руки, заплакала.
Мама приехала через час, выслушала дочь, прижала ее как в детстве и, дав выплакаться, уложила отдохнуть.
– Я не могу, мне надо ехать.
– И чем ты ему сейчас поможешь?
– Мам, я должна быть там, ему больно, плохо.
– Мы поедем, но пока отдохни. Уже звонила Галине Анатольевне? – Оля отрицательно покачала головой. – Ложись, вздремни немного, а я позвоню.
Оля легла на диван, укрылась пледом, что принесла ей мама, и почти сразу провалилась в тягучий липкий сон. Через пару часов она проснулась, голова гудела, шея ужасно затекла. В соседней комнате слышались голоса.
