Задний ум бескорыстно отточен.
Профанация, торг, лабиринт.
Чтобы вдруг договорную строчку,
огорошив, пустить напрямик.
И расклеена суша по мере,
и меняются пункты, скользя,
и, клянусь этикетом, – пустяк
все усобицы всей нашей эры.
1968
Мария Стюарт
Хранит Шотландия в летах
одну губительную гонку,
ведь королева амазонкой
там становилась иногда.
Так суженых пересекла,
что бились ангелы о плечи
и зори пятились навстречу
ночам, обратно в черный зал…
Ах, почему удалена
от нас та чудная эпоха,
где прямо с царственного моха
влетали жены в стремена.
А серенады забредали
на королевские дворы,
чтобы раскладывать костры
у даже высочайших спален.
1968
* * *
Узор как именно исход,
где просветление – проблема.
Окольно принимает тема
декоративный оборот.
Уверованно жду запястья.
Какой отчетливой каймой
минуют комнату,
ниспосланы рукой,
и космы холода
и облачные части.
Обособленно проплывут,
колебля вертикальный полог,
предметы, признаки минут,
в них неминуемо потонут.
И сами комнатные длины
редеют до размеров губ…
Солдатики из пластилина
мое запястье стерегут.
1966
Путь зари
Вместе и порознь
А, может, искони уж так заведено —
тепло всеобщее возделывать раздельно
и быть застрельщиком тех вековечных трелей
про всё, что есть вокруг и как всё быть должно.
* * *
Пусть род людской мне кров не предоставит
и милость женская прольется на других —
горьки куски мои, давно уже горьки,
ведь я – сиюминутный Каин,
а братья – окружение мое,
а братья – те, в упор кого не вижу,
как смею пред собой глядеть и выше
взор возводить на Богово жилье.
Не ведаю народа своего
и не прошу включить меня в какой-нибудь
народ, скоро невстреченная Родина
на грешного святой обрушит свод.
Но жалость переполнила суму,
но спины кровяным исходят потом
по горестям, которые мы копим,
по каждому, по всем и никому.
1968
* * *
Как содрогание дремотного дурмана
