Не смотря на то, что Тонгенен находился в составе Аинарде, от Ашахана, город тоже успел перенять некоторые культурные и национальные особенности. Вместо камзолов, плащей и блуз, столь привычных в центральных городах, мужчины тут носили длинные светлые тоги, иногда с капюшоном, называемые «геллаба», иногда предпочитали длинные просторные халаты с названием «бурнус», головным убором являлась куфия – длинные полосы светлой ткани, небрежно повязанной на голову. Женщины предпочитали шуруки и абаю – длинные и просторные шелковые одежды, защищающие тело и лицо от пыли и песка. Богачи щеголяли в расшитых узорами изысканных кафтанах, поверх тоги с названием гунбаз, бедняки кутались в грубые накидки до колен – либас, напялив поверх нее одну или другую длиннополую рубаху.
К этому необычному стилю можно было привыкнуть, и спустя день-другой, внешний вид горожан уже не казался таким диким и эксцентричным, в отличии от местной кухни, на которой и время, и чужие обычаи отыгрались по полной программе.
Я убедился в этом, сидя в таверне «Каменное брюхо», с тоской вглядываясь в ряды различной снеди, расставленной на столах там и тут. В лучших традициях Тонгенена, дома и заведения в городе строили не из дерева и камня, а складывали из песчаных глыб с неким укрепляющим раствором. Все они, за исключением центральной части города, были низкими и одноэтажными. Частенько стены домов подпирали кусками хитиновых панцирей огромных хищных жуков, добирающихся отсюда из пустыни, иногда использовали бревна и кости, используя их, как подпорки. Поэтому и вид, и запах у этих строений был довольно странным. Но то, что лежало на тарелках передо мной было еще хуже.
День выдался довольно тяжелым, жутко хотелось есть, еще больше хотелось выпить, еще больше хотелось спать. Я завернул в первое попавшееся заведение и, как стало ясно, не прогадал. Во всяком случае, аппетита уже небыло и в помине.
Толстый бородатый трактирщик, во рту которого недоставало почти всех зубов, скалился и улыбался так отчаянно, расхваливая снедь, что его гримасами можно было пугать непослушных детей до сумасшествия. Он охал и вздыхал, потрясал головой и размахивал руками, будто его выбор пищи, и правда, мог вызвать такой экстаз.
– Отличный выбор, – увещевал он, хитро поглядывая на меня, словно собирался продать мне не тарелку каши, а как минимум пару тайн королевской опочивальни, – Нет, это не каша! Это мясные жуки! Видите, какие крохотные? Утром их собирают из нескольких вялящихся туш плабесов, вымачивают в рассоле и перетирают с приправами. Они отварены в подсоленной воде, и посыпаны специями. Только с огня! Такое готовят только в нашем городе!
В этом я не сомневался вовсе. Такую дрянь нигде мне видеть не приходилось. Я сглотнул, поспешно справившись с подкатившей тошнотой, и ткнул пальцем в соседнее блюдо, полное длинных золотистых палочек. Выглядели они, кажется, более-менее аппетитно.
– А это что? Черви?
– Нет, конечно, – обиделся трактирщик, и его длинные усы грустно повисли, – Мы не едим такой гадости! Как можно! Это чистейшая пищевая саранча, собранная поутру, пожаренная еще живьем в кипящем масле…
– Откуда саранча в пустыне? – неожиданно даже для самого себя спросил я.
– Так слетается же к нашим плабесам, – осклабился трактирщик, упирая руки в бока, – На них много кто слетается. И жуки, и саранча, и мухи, и…
– А есть в вашем заведении что-нибудь более… обычное? – с надеждой поинтересовался я, – Похлебка там, или может мясо?
– Ну, мяса-то у нас хватает, – опять обиделся трактирщик и поджал губы, – Но не знаю, насколько это вам покажется «обычным». Вот, к примеру, мясо земляной белки, целиком пожаренное на шампуре. Прекрасное изысканное блюдо! – представил он усохшую костлявую тушку, сиротливо примостившуюся на краю тарелки. Судя по всему, последний раз белка копалась в земле недели полторы назад. На кусочке прекрасного изысканного блюда чистила крылышки толстая помойная муха.
– Или вот, – снова объявил трактирщик с таким видом, словно представлял рыцаря на турнире, – Тушеная в собственном соку мавританская жаба, – он ткнул грязным пальцем в непонятное месиво болотно-зеленого цвета, в котором с мрачной торжественностью плавали некрупные куски, вперемешку с длинными изумрудными стеблями. Мавританская жаба тоже там была, представляя собой что-то уж совсем непотребное, уныло развалившееся на дне, – Немного разварилось, – констатировал трактирщик, окунув в тарелку кончик бороды, и цокнул языком, – Но на вкус стало даже лучше!
– Заманчиво, но нет. Благодарю.
– Есть, к примеру, змеиный суп, – предостерегающе вскинул ладонь трактирщик, – Его берут только настоящие гурманы. Помнится мне, сам герцог…
– Ммм… а как на счет мяса плабесов? Они же едят нормальную пищу, верно?
– Мы не едим того, на чем ездим, – буркнул бородатый и его усы снова зашевелились, – Если не намерены что-то брать, то отойдите от стойки, не занимайте очередь, – заявил он хмуро и отвернулся.
– Но сзади меня никого нет.
– Наверняка сейчас будут, – отозвался трактирщик, всем своим видом показывая, что смертельно обижен. Он изучал что-то намалеванное на стене, и я все старался понять это современное искусство, или жирный нагар от частой готовки на открытом огне неподалеку.
– Хлеб, – сказал я, отчаявшись – Хлеб и сыр-то у вас есть? Самый обычный сыр. Самый обычный хлеб. И самое обычное пиво. Не с ядом скорпиона, ни с задницей змеи или ушами носорога. Самое простое, – повторил я упорно, – Если есть, пожалуйста, полный кувшин. Или даже два. И похолоднее.
В конце концов я занял одно из многих пустующих в заведении мест недалеко от стены, удачно отгороженной от остального зала длинными замусоленными тряпками. Ужин мне подали еще через четверть часа, принеся тарелки на залитом чем-то липким подносе. Помимо обычного хлеба и обычного пива, в трактире оказался самый обычный сыр, самые обычные ягоды, и самая обычная яичница. Ее я отведал с опаской, но, как выяснилось, куриц в Тонгенене держали тоже. Пиво было не такое свежее и не такое холодное, как я ожидал, так что заканчивал трапезу я в очень скверном настроении, злобно поглядывая на открывающийся вид за окном, где на черном небосводе срывались первые жемчужные звезды.
Шаги я услышал еще издали, и прекрасно осознал, что идут именно ко мне. Во-первых, ближайшие столики и лавки были пусты, во-вторых, эти шаги очень отличались от тяжелой поступи трактирщика и торопливой беготни его двух помощниц. Шаги были вкрадчивые и легкие.
Друзей я здесь не имел, жнецов поблизости небыло, соответственно ожидать кого-то с добрыми намерениями никак не входило в мои планы.
Я расстегнул куртку, откинул полу, чтобы удобнее было доставать серп, и снова принялся за пиво, поглядывая поверх глиняной кружки на зал. Шаги зазвучали еще ближе, и рядом со столом возникла высокая сутулая фигура, выряженная в длинную тогу с капюшоном, оставлявшим открытыми только бесцветные глаза. Взгляд незнакомца был внимательным, но абсолютно ничего не выражающим. Мертвым и пустым.
Не спрашивая разрешения, некто в капюшоне уселся напротив меня, облокотился на стол и наклонился вперед. Я взялся за рукоять серпа под столом, немного опустил кружку, посмотрел на неизвестного.
– Ближе не надо, – хмуро предостерег я, мрачно раздумывая, под каким углом лезвие хапеша сможет располосовать ему горло, и не залить меня кровью, если тому вздумается сунуться.
– Значит, это ты – жнец? – голос у неизвестного был холодным, как и взгляд, а может, и еще холоднее, – Ты сегодня собирал жатву?
– Ты же и так это знаешь, но если нужно убедиться, то да. Я – жнец. Что дальше?
– О, не напрягайся жнец, – ухмыльнулся мой новый собеседник, и выяснилось, что помимо глаз, у него есть еще и ряд крепких белых зубов, когда он растянул губы в усмешке, – Я здесь вовсе не для того, чтобы мстить за убитых, или винить тебя в чьей-то смерти.
– Тогда зачем?
– Я хочу сделать тебе деловое предложение, – заявил некто с холодными глазами, – От имени одного известного лица. И это предложение устроит нас всех.
– Если это лицо настолько известное, почему само не явилось? – хмуро спросил я, разглядывая посланца, – Тем более, что я не ищу никакой работы.
– Я думаю, у меня есть то, что может изменить твое решение, – проговорил мой собеседник, выуживая из складок тоги небольшой, но тяжелый кожаный мешочек. Он со звоном поставил его на край стола и резким движением пододвинул ко мне. На его безымянном пальце блеснуло золотое кольцо с извивающейся змеей, прикусившей свой хвост.
– Что это? – спросил я как можно безразличнее, но уже знал ответ.
– Сто золотых грифонов. И это только аванс, – снова ухмыльнулся неизвестный, внимательно изучая меня, – Нам очень нужна твоя помощь.
– Насколько мне известно, в окрестностях города не ошиваются перерожденные, да и Церковь новые имена в трупное письмо не вносила, – заметил я, переведя взгляд на собеседника, – Значит, речь идет о заказном убийстве. Не интересуюсь, спасибо.
– Я очень настаиваю выслушать предложение, – твердо проговорил тот, – Отказ может повлечь… некоторые проблемы.
Я сделал еще глоток пива, откинулся назад, оценив возможные перспективы. Теперь, если придется резать ему горло, можно не бояться, что кровь попадет мне на куртку. Учитывая, что орудовать придется правой рукой, кровь, под давлением, ударит струей немного выше левого плеча. Я еще раз посмотрел на мешочек, потом на неизвестного и пожал плечами.
– Ну, и какие проблемы это может повлечь?
– Вы же хотите покинуть этот город? – спросил он просто и прямо, даже не потрудившись подумать над устрашающим ответом.
– Сперва подкуп, потом угрозы, – холодно проговорил я, – Не многовато ли вы себе позволяете, как для человека, действующего от имени очень известного лица? Мы же оба знаем, и это известное лицо тоже, что я все равно покину Тонгенен, вне зависимости от того, что здесь произойдет?
– И все таки, я очень советую согласиться, – сказал неизвестный и в голосе его прозвучала сталь, – Тебе же лучше.
– Ну, уж нет, – злобно хмыкнул я, покачав головой, – Я сам знаю, что для меня лучше. Спасибо за заботу, но можешь засунуть ее, и этот мешочек себе в… как это называется на Ашаханском?
– Ты пожалеешь, жнец, – холодно проговорил неизвестный, поднимаясь из-за стола и подбирая деньги, – Мы не прощаем оскорблений и отказов. Все дороги рано или поздно пересекаются. Запомни это.
– Запомню, – согласился я, – Обязательно запомню.
Что-то многовато стало здесь советчиков и учителей. Сперва Ганлиндис, теперь этот тип. Тонгенен нравился мне все меньше и меньше. В голосе неизвестного звучало уже не предостережение, а откровенная угроза. Этот высокий должно быть, опасный противник, который без колебаний может воткнуть и нож в спину, в темном переулке. Я кивнул, хмуро наблюдая за тем, как высокая сутулая фигура неслышно проходит мимо столов и исчезает за дверью. Вечер становился все отвратительнее и отвратительнее. Я процедил проклятие сквозь зубы, потянулся к кружке пива, но там уже успели утопиться несколько мух.
Я скрежетнул зубами и начал застегивать куртку.
3
На ночь ворота города запирались и открывались только с первыми лучами солнца, поэтому от идеи покинуть это дрянное место прямо сейчас пришлось отказаться. Черт его знает, какие идеи опять взбредут в голову известным лицам в Тонгенене, а что важнее, чего они захотят от меня. Жнецов часто, увы, слишком часто, принимают совсем не за тех. Для большинства обывателей, далеких от политики и религии, нет никакой разницы между лицензированным умертвителем, действующим от лица Церкви Атеизма, и пользующимся ее неприкосновенностью перед законом за отнятие жизни, и обычным наемным убийцей, устраняющим нежелательных людей за денежное вознаграждение. Конечно, так стало уже сейчас, последние сотни две лет. Раньше жнецы могли позволить себе и такие приработки, но Церковь быстро взяла дело в свои руки.
