Алехин был щепетилен в финансовых вопросах. Его личная репутация и безопасность прямо зависели от того, что никто в Москве не мог упрекнуть его в нечестности. В том, что хотя бы один рубль или доллар он разделил в нарушение договоренностей. По-прежнему предпочитал засыпать без угрызений совести и ходить в туалет без телохранителей. Отныне ситуация круто менялась: в системе сложившегося патримониального управления страной найдутся жаждущие присвоить заначку КПСС, как только он её обнаружит. Такие воры сидят в высоких кабинетах или открывают ногой их двери. Для них государственные деньги как морская вода: чем больше пьешь, тем больше хочется. Осторожность требовала начать с разработки мер конспирации и легендирования, с обеспечения безопасности семьи. Несмотря на возраст, его не мучил синдром тревожного ожидания, но предчувствие чего-то мерзкого усиливалось с каждым часом.
– Ты м***к, Данилин. Столько лет в кадрах работаешь, а с человеком познакомиться не сумел. Ни х*я тебе поручить нельзя, – бесновался Сосновский. – Как тебя до сих пор в Администрации терпят?
– Я попытался, но Алехин со мной даже разговаривать не стал, – оправдывался незадачливый футбольный болельщик.
– Сакаев сказал, что ты и не активничал, просто отошел в сторону. Так не пойдет, поздно из себя целку строить. В Москве хоть об лед бейся, а задружись с ним. Как думаешь действовать?
– Если его назначение таки состоится, то документы пойдут через меня. Тогда ко мне по-любому заявится. Или сам его вытащу под предлогом кадрового оформления. А если не состоится, то зачем он вам нужен?
– Это верно. Ну, смотри, Рома, не проморгай. Иначе кунаков Ахмеда придется подключить. Ты меня понимаешь?
– Безусловно. Только у меня просьба, Борис Абрамович: дочке надо квартирку снять, а то в общаге больно тесно живет. Помогли бы. Вы же знаете, госчиновников поприжали с заграничными счетами и недвижимостью.
– Дело прое**л, а квартиру подавай! Оближи Алехина, там посмотрим. Не сделаешь, пусть дочурка бомжует в Уорике.
Глава 8
Москва
«Пропаганда» днем кормила бизнес-ланчами обладателей пиджаков и галстуков, а вечером здесь «клубилась» молодежь – дымом, музыкой, гормонами – в московском понимании глагола. Мрачноватый интерьер бункерного помещения контрастировал с пестротой наполнявшей его публики. Только что вернувшийся из США Степан Алехин делился впечатлениями о жизни в Силиконовой долине. Слушатели, среди которых превалировали радикальные левые, с удовольствием внимали словам о деградации нравов и ужасах империализма. Особенно понравился скорректированный американский лозунг In Dog We Trust.
Возглавлявший компанию «вечно молодой» писатель Апельсинов похлопал Степана по плечу и предложил напечатать его «американские записки» в газете «Ультиматум». Идейный вдохновитель национал-большевиков не чурался своей крайней распущенности и французского паспорта, хотя публично гнул антиимпериалистическую линию. Введенное Пастернаком словосочетание «бесстыдство таланта» к нему подходило вполне, хотя и своеобразно.
Подтолкнув локтем одну из юных слушательниц, литератор нацелил на Степана. Той и не требовался совет, чтобы, поправив облако каштановых волос, распахнув зеленые глаза и приоткрыв пухлые губы, заняться лохом из Америки. Так, истосковавшийся по социальной справедливости и романтике революционной борьбы, компьютерный талант с green card и банковским счетом нашел на исторической Родине то, что безуспешно искал, – объект влюбленности. «Не успел приехать в Москву, как красотка попалась», – обрадовался Алехин-младший. К концу вечера стал прикидывать: пригласить Ксению к себе или набиться к ней на ночь.
Вопрос отпал сам собой, когда Степан на улице пытался поймать нормальное такси, отказываясь от услуг «бомбилы».
– Тебе «шашечки» или ехать? – с южным акцентом острил водила.
– Кончай юморить, – отбрила новая знакомая, – двигай по бульварам к Трубной. Там покажу.
«В 02.10 объект приехал в адрес к Ксении Литвиновой, – записывал сотрудник службы НН, довольный, что на сегодня можно заканчивать наблюдение, – Колобовский переулок, дом…, квартира…». За Степаном слежка велась первый день, и удача улыбнулась уже вечером, когда после работы в офисе компьютерщик двинулся в клуб. Там расторопный наружник встретил коллег, «пасших» революционного писателя и его окружение. От них и узнал ФИО девицы. В агентурно-наблюдательном деле на нацболов та фигурировала среди установленных, но случайных контактов.
Ночью Рублево-Успенское шоссе производит менее убогое впечатление. Не видна мешанина стилей – от французских chateau до русских сараев. Не так давят высоченные заборы вдоль узенькой дороги. Чем дальше от МКАД, тем больше природы еще осталось по обе стороны. На подъезде к загородному дому Матвея окрестные поля заволокло белесой дымкой, через которую едва просвечивала неполная луна. «Утром будет обильная роса, – прикинул Алехин, – пойду выгуливать собак попозже». Голова пухла от событий последних дней, требовалось проветриться перед сном. Встретившая Анна прильнула, тепло дыша в ухо: «Голоден? Может, чаю?» Крутившиеся вокруг родезийские риджбеки тоже требовали долю хозяйской ласки.
– Давай лучше постоим в саду, пусть Смер и Хекса побегают, вдруг ежа найдут. Освещение не включай.
– Что же ты из Лондона не перезвонил?
На самом деле жена хотела задать другой вопрос: «Ты меня любишь?» В качестве ответа муж молча обнял и попытался, несмотря на усталость, вложить в поцелуй страсть. Фальшь была моментально обнаружена.
– Почему задержался, Матюша? И где багаж?
– Ситуация возникла, – начал старый разведчик. Как привидение в ночной мгле маячил его белый спортивный костюм. Вокруг рыскали собачьи тени. – Даже твою коллекцию аксессуаров пополнить не удалось.
– Опять вляпался? – извиняющийся тон и визуальные спецэффекты не могли отвлечь внимание женщины.
– Похоже на то. Так основательно, что придется нам развестись.
Иногда, во время редких ссор, Анна, желая для себя подтвердить любовь своего мужчины, провокационно предлагала развод. Алехин порой шутливо соглашался, и выяснение отношений заканчивалось мирно, часто в постели. Нынешние его слова повергли в ужас. Да, Матвей умел шутить с серьезным видом, ставя в тупик даже проницательного собеседника. Но только не по поводу их брака, только не с женой, только не в ночи. Погружаясь в отчаянье, она привстала на цыпочки и заглянула в глаза мужа: они смеялись также нагло, как в молодости. На душе отлегло.
– Нет, я серьезно. Так надо для дела. Временно.
– Матюша, ты меня не зли.
– Начнем бракоразводный процесс со скандалами, адвокатами и разделом имущества. Кстати, смени номер и аппарат мобильника. Но завтра. А сейчас пойдем – нас ждут супружеские обязанности.
Её рука в его руке, её глаза смотрят в его, и сердце её, и сама она так тесно связана с ним, что нельзя отличить, да и не надо – где кончается мужчина и начинается женщина. Как она могла хоть на секунду представить, что муж её действительно бросит? Они создали сами себя за долгие годы любви. Она – лучшее достижение его жизни, он – её самое ценное создание. Они – родители друг друга, дети друг друга. Счастье достижимо только для них обоих, порознь им не жить. Так бывает. Редко.
Утром приехал фельдъегерь, достал из автомобильного сейфа непримечательный аппарат спецсвязи и опломбированный пакет с «шапкой» Администрации Президента. Расписавшись в реестре, получатель велел ждать и уединился в кабинете. Вскрыв пакет, увидел два куска белого картона и между ними – конверт «Почта СССР» с оттиском марки в четыре копейки («Надо же: хранил такое старье!»). На нем рукой Адмирала выведено: «После моей смерти передать главе государства». Внутри обычный листок из блокнота в клеточку, бумага плохого качества чуть пожелтела – почти не мелованная, одна целлюлоза. Текст не разочаровал:
Москва, 27 октября 2010 года
Настоящим уведомляю Президента Российской Федерации или законно избранное лицо, выполняющее функции главы государства, что скончался. Неизлечимая болезнь вынудила меня совершить самоубийство.
В этой связи сообщаю, что в 1991 году по указанию высшего руководства КПСС лично осуществил секретную операцию по укрытию неприкосновенного финансового запаса на случай падения социалистического строя и правительства Советского Союза. Средства получены из государственной казны и предназначены исключительно для восстановления законности и порядка в стране. Кроме меня никто не располагает информацией о местонахождении запаса.
Попытка ГКЧП совершить военный переворот и предательские Беловежские соглашения ускорили распад СССР. Ни одна из влиятельных политических сил в последующий период не предприняла реальных шагов по воссозданию Союза.
Поэтому не счел возможным передать финансовый запас в чьи-то конкретные руки. Вместе с тем было бы неправильным лишить Россию, как правопреемника СССР, этих средств.
Я пытался получить аудиенцию Президента, однако кремлевские интриганы не позволили встретиться с ним и устно доложить информацию по запасу. В условиях разгула коррупции и предательства в Москве не могу быть уверенным, что данная записка не будет перехвачена казнокрадами и вражескими агентами. Поэтому не привожу здесь описания запаса и места его хранения. Отмечу лишь, что средства были получены по линии Министерства обороны, а сама операция реализована за рубежом силами Комитета государственной безопасности.
Если данное письмо дойдет до Вас, господин Президент, то рекомендую соблюдать крайнюю секретность и осторожность, обойти бюрократические структуры и напрямую поручить поиски опытному сотруднику разведки. Целесообразно, чтобы выбранный исполнитель имел опыт загранработы в Первом главном управлении КГБ и не был связан с нынешним госаппаратом или олигархами. По моему мнению, лучшим кандидатом мог бы стать тов. Григ (пароль для связи с ним – «Евстархий»).
Честь имею.АдмиралФотографическая память Алехина не требовала перечитывать записку или делать пометки. Она зафиксировала каждое слово, каждый дефект бумаги – всё, даже картинку на старом конверте – бюст Ленина. Образчик скульптуры соц-арта знаком до тошноты любому взрослому гражданину эпохи «развитого социализма». Запечатав пакет прозрачным скотчем и многократно расписавшись шариковой ручкой по границе бумаги и ленты, вернул фельдъегерю. Затем пошел в бассейн и долго, с остервенением, плавал. Набирал форму перед трудной работой? Или охлаждал перегретый мозг? Затем взял собак и отправился в поля у Москвы-реки. Анна хотела присоединиться и обиделась отказу.
Матвею требовалось крепко поразмыслить. Идеально было бы поговорить – именно так к нему приходили лучшие и самые ясные идеи. Они рождались, когда вопросы и аргументы собеседника вынуждали мыслить острее и четче. Выстраивать связи, изобретать объяснения. В состязании с кем-то другим адреналин взвинчивал темп мышления, мозг улавливал взаимозависимости, прежде недоступные. Наверное, таким собеседником мог бы стать сын, но его давно не было рядом. Жену впутывать Алехин не хотел. Идя по тропинке меж высоких трав поймы, чувствовал одиночество, даже изоляцию. Мир полон людей, а доверить тайну некому. Как пошутил Президент: «После смерти Махатмы Г анди и поговорить не с кем».
Тем острее и четче всплывал последний разговор с Адмиралом где-то за год до его смерти. После своего увольнения из КГБ старый начальник прервал контакт, но когда ему сделали операцию в госпитале, Матвей не удержался и приехал. Пациент лежал с закрытыми глазами, посетитель тихо сел на стул, печально взирая на ввалившиеся щеки и обострившийся нос, на едва проступавшее под одеялом исхудавшее тело. Вздохнул.
– Ты такой шумный, – прошептал больной.
– Извините, я…
– Пришел посмотреть, не стало ли мне лучше?
– Типа того, да.
– Увы, – слабая улыбка тронула уста Адмирала. – Честно говоря, сам каждое утро удивляюсь, что смог проснуться.
– Ну, зачем вы так!
– Христа ради, Матвей признай, мое тело умирает. Сам-то я давно с этим примирился. Или ты собираешься сказать, что мне станет лучше, и что скоро поправлюсь?
– Нет.
– Слава Богу, а то медсестры так и говорят постоянно. Думают, это помогает, а их слова вгоняют в депрессию. Представляешь, вокруг хлопочут аппетитные девы, а мне лишь хочется, чтобы они заткнулись и ушли. Разве таким должен быть конец настоящего мужчины?
– А каким?
– Достойным и решительным.
О смерти бывшего начальника Алехин узнал, будучи за рубежом, через неделю после того, как на подмосковной даче Адмирал пустил себе пулю в сердце. Сразу навестил его дочь. «Отец настоял и выписался из больницы. Сильно страдал – метастазы появились в мозгу – и решил уйти из жизни, – поведала та. – В тот день папа ослеп на левый глаз и, видимо, понял: пора. Кстати, оставил сувенир вам на память». Женщина что-то передала тогда, какую-то безвкусную безделицу. «Черт, где эта вещь?» – Матвей стремительно развернулся и к неудовольствию риджбеков устремился домой.
Чудов поморщился, глядя на дисплей, будто видел там нечто отвратительное. Фактически так оно и было: служба НН докладывала, что Степан Алехин замечен в компании левацкой молодежи во главе с Апельсиновым. «Этого только не хватало, – вздохнул замдиректора разведки. – Хотя, с другой стороны, появился формальный повод держать парня под наблюдением. К тому же, он переспал с клиенткой наркоконтроля. Его сотрудники недавно задержал девушку с упаковкой галлюциногенов, и Ксении предстояло решить: ответить по закону или „стучать“ на наркоторговцев и радикальных леваков. То есть можно создать прямой канал информации по Степану». Это открывало новое поле для комбинационной игры. И не только оперативной. Собственно, все игры ведутся либо на очки, либо на доминирование. Игорю с возрастом поднадоело играть по первому варианту.
Замдиректора пытался разобраться в собственных чувствах. Вокруг Алехина-старшего явно формировался серьезный узел. Озадачивали высокий политический уровень и пока неофициальное подключение разведки. Причем последнее шло через самого Чудова, по принципу «узнай-позови-проследи». Что необычно и обидно. Директора на данном этапе попросту вырезали из схемы. Очевидно, это объяснялось тем, что тот лично не знал товарища Грига так хорошо, как его заместитель. Последнему следовало использовать данное обстоятельство в своих интересах. «Что-то я засиделся в замах, пора связаться с Кремлем – прощупать почву».
– Добрый день! Взяли ситуацию с сыном Матвея под контроль, – доложил Чудов. – Есть перспектива использования близкой связи женского пола.
– Желательно быть в курсе его дел. Действуйте мягко, только мониторинг, – предостерег Администратор. – Решение по ветерану принято положительное, оказывайте ему любую поддержку. Согласуйте с ним меры по обеспечению безопасности сына и жены. Дело на контроле у Самого.
Чудов задумался, рефлекторно провел пальцем по мохнатым бровям – дурная привычка, померил пульс, глядя на часы и, таким образом эмоционально подготовившись, набрал номер Алехина.
– Здравствуйте, звоню насчет щенков риджбека. Хотел бы завтра подъехать посмотреть, – прозвучал шутливо и заговорщически.
– Только вечером, – ответил абонент, узнавший бывшего подчиненного, хотя и рылся в кладовой комнате.
– Можно жену возьму?
– Глупый вопрос. Разумеется. Посмотрим, кого из вас собаки выберут вожаком стаи. Адрес знаете?
– Село Иславское, конец Рублево-Успенского шоссе.
– Тогда до завтра.
Наконец, отчаявшись разобраться в кладовке, Матвей позвал Анну.
– Завтра приедут Чудовы. И помоги мне найти подарок Адмирала, помнишь, я приносил? У тебя вечно кавардак в подвале!
– Интересно увидеть Варвару и Игоря. Столько лет! А то, что ищешь, лежит на верхней полке рядом со Степашиными детскими игрушками. Вон, в зеленой коробке, слева. Хаос – непонятая форма порядка. По-моему, фразу слышала от тебя, любимый!
– Надо же: красота, ум и юмор в одной женщине. Нет, ты не настоящая блондинка – красишься!
– С рождения, – рассмеялась Анна и поправила волосы, импульсивно кокетничая. Приятно порой показать свое превосходство. Особенно радовало, что муж его признал. Есть радости в жизни!
Матвей не верил глазам и ощупывал находку – точно такой же советский бюстик Ленина, как на старом конверте с запиской Адмирала. Размер сантиметров десять, потускневший белый гипс, цена 7 руб. 50 коп. Голова похожа на вождя мирового пролетариата, только резче и грубее очерчена, мощная шея, словно борца сумо, а не кабинетного затворника. На основании тряпочка, чтобы удобнее ставить на стол или шкаф. Краешек отклеился. Потянул, лоскут отошел: под ним надпись от руки по-арабски и дата «22.08.1991». «Ах, старый лис! – восхитился оперативник, – провел даже меня. Класс!»
Не осталось сомнений: послание из прошлого, адресованное Президенту, как-то связано с позабытым подарком бывшего шефа. В памяти всплыла сцена, как удрученный его смертью Матвей велел жене «спрятать с глаз долой» коробку с гипсовой башкой. Но не выбросить!
Адмирал владел арабским в совершенстве, Алехин – только европейскими языками. Первая мысль: поспешить в Институт востоковедения Академии наук – надпись требовала перевода. Сразу же одернул себя: поездка неблизкая и легендировать её непросто. Не следовало забывать и о возможном наблюдении со стороны одной из российских спецслужб, каковых в распоряжении Президента хватало. Пассажир № 1, предоставив ветерану большие полномочия, вряд ли оставил полностью вне контроля. Опять же, мобильник спецсвязи обязали всегда иметь при себе, а отследить перемещение аппарата – задачка элементарная. «Не надо мельтешить, решение придет».
В задумчивости выйдя за забор, побрел по поселку. Смер и Хекса следовали справа и слева, чуть опережая. На свою беду, вернее, удачу решил перейти улицу строитель-узбек, работавший у соседей. Риджбеки тут же отсекли ему путь вперед и назад, молча подняв рыжую шерсть на холках и вытянув хвосты струной. Смуглый парень замер с мастерком и ведром раствора в руках.
– Собаки не тронут, – на автомате заверил Алехин и тут же добавил, – если скажешь, где тут поблизости мечеть.
– Близко нету. С ребятами едем вечером в Москву, на Поклонной – большая мечеть. Что надо, начальник?
– Жди здесь, скоро вернусь. Смер и Хекса, охранять!
Через пять минут рабочий стал богаче на несколько банкнот и исчез на стройке, бережно спрятав в карман скан арабской загадки. Дату Матвей предусмотрительно не скопировал. Ему она была абсолютно понятна, а остальным о ней знать не следовало – ни мусульманам на Поклонной горе, ни православным на Боровицком холме.
Глава 9
Дата
Анна пошевелилась рядом, сдвинув шелковые простыни. Мужчина затаил дыхание, пока женщина вновь не погрузилась в глубокий сон. А ведь в былые годы прижался бы к жене в такой ситуации, и начались бы ласки и поцелуи, смешки и стоны. Потом простыни полетели бы в сторону, и тела совместно стремились бы к вершине удовольствия, которую умели достигать.
Теперь же, глядя на Анну в предрассветной полумгле, окутавшей спальню, пытался вспомнить, когда же магия утратила силу. Нет, не исчезла: они всё еще занимались любовью несколько раз в месяц. Но не несколько раз за ночь. Анна по-прежнему привлекательна, конечно, не как девушка – годы не те. Тело свежее и сочное, с приятным женским запахом. Лицо живое и веселое. Белокурый ореол волос струился по подушке. Правда, морщинки появились вокруг глаз, голубизна которых поблекла, прозрачная кожа на кистях рук также предательски выдавала возраст.
Нынче жена носила длинную ночную рубашку вместо коротких неглиже, которые ему так нравились. Они стали принимать душ в одиночку, меньше разговаривали и почти не ругались, как бывало раньше. Больше сдержанности и благородства, что ли? Во всяком случае, Матвею так хотелось думать. Или десятилетия и заботы притупили чувства, изменили персональную химию отношений? Не хотелось размышлять в биологических терминах, хорошо ему знакомых, однако, похоже, затухание чувств предвещало физиологическое старение. Пусть не скоро, и всё же…
Комфортная жизнь в трехэтажной резиденции на Рублевки убаюкивала и обволакивала. С каждым месяцем реже хотелось выезжать в Москву, общаться с незнакомыми людьми, начинать новые дела. Проще замкнуться в своем мирке, привычном и безопасном. Душа, само собой, тосковала по отсутствию интриг и приключений, жаждала стимулов и вызовов, но, главным образом, в теории, без конкретики. Трудно далось решение провернуть операцию «Квитанция» – спасибо Чудову, что выкрутил руки. Ведь результатом стало огромное личное удовлетворение и помощь не «этой стране», а России. Алехин стеснялся ставшего почти ругательным слова «патриот», не называл себя так, но был сыном Родины. Одним из миллионов молчаливых и безымянных, на которых только и держится страна.
Как прожить оставшиеся активные годы? Можно бесцельно и бесполезно, как многие обеспеченные соотечественники. Перейти на растительный образ жизни: просто смотреть ТВ, ездить за границу, плавать в бассейне и гулять с собаками. Если нет цели и дела, для чего жить? Греть телом одежду Gucci, жаловаться на прожарку dorado и выдавливать переваренную еду через anus? Абсурд!
Адмирал являл собой иной пример, до конца пытался выполнить непосильную задачу восстановления Советского Союза. Точнее – сохранения средств, когда-то выделенных для этой цели. И полунищим ушел из жизни, не взяв ни копейки из спрятанного сокровища. Ушел, оставив в свойственном ему стиле точные, хотя криптографические зацепки для Президента. Элегантно обеспечил безопасность своего сообщения, введя в уравнение товарища Грига. Безусловно, шел на риск, что Алехина оставят не у дел, но тогда бюстик Ленина так и валялся бы в кладовке. А без него искать, скорее всего, бесполезно. Старик не решился доверить главе государства все секреты, использовал бывшего подчиненного в качестве «ключа к шифру». Отчего-то бывший шеф уверовал в способность Матвея не только найти «клад», но и правильно им распорядится. Здесь подсказкой являлась дата.
Москва, 19 августа 1991 года.
Оперработник спал крепко, как и полагается в отпуске на Родине. Телефон в квартире задребезжал некстати.
– Какого черта?
– Включи телевизор, – раздался голос коллеги, дежурившего по отделу.
«Лебединое озеро» и сообщение о введении ЧП мигом прояснили сознание. Одевшись и поцеловав Анну со Степой, оперативник помчался в загородную штаб-квартиру. По Ленинскому проспекту ползли танки. Растерянная Москва смотрела на них с тротуаров и из окон. В обычно людном секретариате начальника ПГУ КГБ царила пустота. Нет и хозяина в кабинете. «Играет в теннис, – шепнул его помощник, – ни с кем не разговаривает, совещаний не проводит».
У стенки на корте спорткомплекса стучала мячом знакомая фигура. Обычно её обладатель посещал бассейн, теннис считал пижонством. С ракеткой смотрелся карикатурно. Узнав Матвея, остановился.
– Разведка в заговоре не участвует, – объявил без преамбулы. – Проведу здесь, на виду, целый день, пусть сотрудники поймут, что с ГКЧП дел не имею. И сделают для себя правильные выводы.
– Мои действия? – в лоб спросил Алехин, моментально сделав «вывод».
– Сам решай. Будь я простым опером, махнул бы на базу «Вымпела», предостерег бы от ошибок в трудное время. Отряд ночью забрали из моего подчинения прямо под командование Председателя КГБ. Надеюсь, ты не забыл, что у начштаба псевдоним «Батя». Пароль к нему «три девятки».
– Уже еду.
На базе почти никого не осталось. «Группы выдвинулись к объектам», – пояснил озабоченный начштаба, услышав пароль от Адмирала.
– Что затевается? – поинтересовался Алехин, знакомый с полковником по Афганистану. – Кровищи же море прольется, не отмоетесь.
– Дело – дрянь. Конкретных приказов нет, одни намеки и недомолвки. Боюсь, добром не кончится. Вот велели и дачу Президента РСФСР окружить, непонятно зачем.
– Пока Генсек в Крыму, Ельцин – главный оппонент ГКЧП. Чего уж тут непонятного. Покажи место на карте, поеду разбираться.
– Вот оно, только я тебе ничего не говорил, – облегченно вздохнул офицер, который понимал, что бойцов спецназа не просто так посылают обложить руководителя РСФСР. – Командиром там Балхаш, ты его должен помнить по Афгану.
Ильинское шоссе оказалось практически пустым, и Матвей выжимал из старого «жигуленка» последние силы. Машина завывала, покрышки с трудом держали её в поворотах. Из стеклянного «стакана» выскочил гаишник с жезлом, однако оперработник даже не притормозил. Милиционер отпрыгнул в сторону, чуть не проглотив свисток. За парком дворца «Архангельское» дорожка уходила к старице Москвы-реки. На обочине стояли две черные «волги» и автобус ЛИАЗ с серыми занавесками на запотевших окнах – из одного торчала антенна полевой радиостанции. «Нашел!» – обрадовался разведчик и остановился. Подошел автоматчик в новеньком комбинезоне ВДВ.