Один день Дениса Ивановича. Хроники конца света

Паломничество

Что я делаю в такую рань на вокзале? Вчера раздался звонок Ивана, который предложил мне съездить в Сергиев Посад, к мощам Преподобного. «А то, – говорит, – потом, может быть, и не съездишь…» А почему не съездишь, так и не объяснил. Вот, говорит, встретимся, расскажу.

Так что теперь стою я под расписанием и жду Ивана. Глядишь, еще и опоздает, он всегда безалаберный был. Нет, не опоздал, вон бежит, веселый, словно и не полшестого утра. Впрочем, он такой – рукавом утрется – и словно не ложился.

– Привет, Степан, – говорит мне. – Ты, надеюсь, билет не купил?

– Да нет, – говорю, – извини, не купил, сам только что подъехал.

Ага, думаю, купишь, а потом и денег не получишь с тебя. Знаю я нас, православных, все норовим во славу Божью, как будто у других деньги на фикусах растут. А он радуется, как ребенок.

– Это хорошо, что ты билеты не покупал, мы и так, с Божьей помощью, проедемся.

– Как это? – удивился я. – Сейчас без билета и бомж на платформу не проскочит. Наставил Лужок и турникетов, и билетеров…

– Ага, – по-прежнему радуется невесть чему Иван, – и даже контролеров, которые следят за билетерами, чтобы те через турникеты за червонец безбилетников не пропускали. Как на фронте, заградотряды за штрафными ротами.

– Ну, вот, – вторю я Ивану, – а ты говоришь «так»…

– Да ерунда все это! – опять растянул рот в улыбке Иван. – Вон, видишь, с левого края павильоны с турникетами заканчиваются, и дальше идут платформы дальнего следования без турникетов?

И стал рассказывать, что он уже давно катается на электричке бесплатно. Просто проходит по платформам дальнего следования до самого конца, а там, будто специально, ступеньки сделаны. Спускаешься по ним, проходишь по путям до пригородных электричек, а там опять по ступенькам поднимаешься на платформу и садишься в вагон. И едешь себе, куда душеньке угодно.

– А если контролеры в поезде подойдут?

– А подойдут контролеры – дай им рублей двадцать, они и отойдут.

– Да ведь грех это, Иван, – принялся я его вразумлять.

А он так насмешливо:

– Да какой же это грех?

– Пойми, – говорю я ему, – ведь эти деньги нужны государству. Оно из них пенсии платит, детей малых лечит, старикам помогает. Без них ни школы, ни больницы работать не будут, да и электрички не поедут… Ты не государству не платишь, ты у стариков и детишек деньги крадешь.

А он еще пуще смеется.

– Чудной ты какой-то, Степан, – говорит мне, – словно и не в России живешь! Российские железные дороги давно уже акционерному обществу принадлежат. А пенсии не государство платит, а из кармана у работяг забирают, да в карман Пенсионного фонда перекладывают, а там на эти денежки себе новые офисы строят и служебные мерседесы покупают. Ну а что останется, может и подадут старикам. А может, в банк крутиться положат. А если государство и строит какие новые школы и больницы, то не для русских людей, а для чеченских бандитов. Построит, те придут да взорвут, а потом снова строят. При этом столько украдут, что и на грузовике не увезешь! Грех! Грех этим правителям в руки деньги давать. Вот это грех, потому что каждый рубль у них в руках смертью для нас, русских оборачивается!

Тут я на него руками замахал:

– Ты что несешь, окстись!

– Это ты окстись, – неожиданно разозлился он. – Живешь как страус с головой в песке. Ты хоть знаешь, что за прошлый год в России население сократилось на полтора миллиона?! Каждый час русских становится меньше на 175 человек! Зато еврей Абрамович за тот же час становится на миллион долларов богаче! Каждый умерший русский приносит ему 5 тысяч 714 долларов дохода! Неплохой гешефт на русской крови?

– Да причем тут Абрамович? – тут уж я возмутился. – Он, что ли, этих русских убивает?!

Иван поглядел на меня, и говорит ни к селу, ни к городу:

– Эх, ты… Божья коровка…

Повернулся и пошел к платформам дальнего следования. Догнал я его, и говорю:

– Слушай, Иван, ты иди по своим ступенькам, а я пойду, все же билет куплю. Я человек законопослушный, богобоязненный, бесплатно не поеду, ты уж прости…

– Бог простит, – отвечает. – Ты хоть тогда не бери за полную стоимость, возьми за тринадцать рублей до Лосинки, а там пройдешь на платформу, сядешь, глядишь и доедешь по дешевке. Нечего этим жидам денежки в карман класть. А в поезде найдем друг друга, садись во второй вагон.

– Ладно, ладно, – говорю, а сам скорее к кассам. Да и пора уже, а то и так того и гляди, к Литургии опоздаем с этими дурацкими разговорами.

Билет я взял, конечно, за полную стоимость, выложил все 128 рубликов в оба конца. Зато душа спокойна. Сел у окошка, благо электричка утром идет из Москвы пустая, занял место и для Ивана. За минуту до отхода и он в вагон дошел. Посмотрел я на часы – почти двадцать минут он по своим платформам добирался. Ну что тут скажешь: десять верст – не крюк для бешеной собаки.

– Ну и стоит оно того, чтобы по рельсам да по камням себе обувь бить? – неосторожно начал я прежнюю тему. Иван насупился:

– Принцип обуви дороже. Да и не правы они. Эти турникеты решением Московского городского суда должны были еще два года назад снести, так как не имеют права препятствовать выходу пассажиров с платформ, а они не только не снесли, но еще и заборов вокруг пластиковых понастроили.

– И правильно, – говорю, – с нашим русским народом только так и надо. Еще Гоголь говорил, что у нас вор на воре сидит и вором погоняет…

– Не Гоголь, а Собакевич, – показал свою образованность Иван. – А все воры у нас на электричках не ездят, они на лимузинах ездят, причем за наш счет.

– Это как, «за наш счет»?

– Так все воры у нас в чиновники подались. А у чиновников лимузины государственные, то есть, за наш счет, из налогов. Заплати – и спи спокойно, пока чиновник на твои денежки на Канарах зажигает…

– Ну, чиновники у нас тоже часть народа…

– Ага, часть народа… Избранного. Ты посмотри, кто в правительстве: Фрадков, Швыдкой, Рейман, Греф… Да и те, кто с русскими фамилиями – тоже из избранных. Помнишь, как у Высоцкого: «Русский я, по паспорту…» Так что это еще вопрос, кого за забор надо сажать.

– Да перестань ты, вспомни, как сказано в Писании: «Начальствующего в твоем народе не злословь…»

– Они не из моего народа, а из своего, и не в моем народе начальствуют, а над моим народом. Захватчики, грабители, воры… Ну ничего! Это про них пророк сказал: «Горе тебе, опустошитель, который не был опустошаем, и грабитель, которого не грабили! Когда кончишь опустошение, будешь опустошен и ты; когда прекратишь грабительства, разграбят и тебя».

Тут наш богословский диспут прервал свисток электрички. Мы, наконец, тронулись в путь. За окном поплыл железный забор, выкрашенный в нежно-голубой цвет Ярославской железной дороги. Минут через пять я забеспокоился:

– И долго это продолжаться будет? В окно поглядеть не на что…

– Забор-то? – усмехнулся Иван. – Ты, видно, давно не ездил. Забор аж до самых Мытищ протянули. Так что, привыкай за забором сидеть, хоть ты и не вор.

– Зато платформы какие красивые, плиточкой фигурной выложены, фонари новые, крыши из цветного пластика.

– Ага. Ты даже в тюремной камере положительные моменты найдешь.

– А я честный человек, у меня билет есть, мне заборы не помеха. Они только халявщикам мешают.

Иван только усмехнулся:

– Ну-ну, честный человек. Смотри, опомнишься, да поздно будет: утром выйдешь на балкон, а вокруг одни заборы. Впрочем, ты не певчая птичка, а куры и в клетке несутся. Только знаешь, первый год они несутся, а на второй-то их на мясо пускают…

Не знаю, до чего бы мы еще договорились, но тут дверь в вагон тихонько откатилась в сторону, и вошел какой-то бомж. Несмотря на то, что старичок был чистенький и не вонял, а светлые глазки глядели осмысленно и ясно, то, что это бомж, было видно с первого взгляда. На целые, но явно кем-то выброшенные ботинки множеством складок спускались мешковатые брюки, а их почти до низу скрывало наглухо застегнутое драповое женское пальто. Шапки, хотя было прохладное утро, у него на голове не было, и большую розовую лысину прикрывали редкие пряди совершенно седых, но тоже чистых и причесанных волос. В руке бомж держал большую пластиковую бадейку с дымящийся растворимым супом и жадно, но аккуратно и беззвучно, ел из нее.

Хотя бомж был необычно опрятен, я брезгливо поморщился: «Сейчас побираться начнет». А Иван дурак, тут же, словно для того, чтобы приманить бомжа, стал совать ему десятку. Тот поднял на Ивана свои пронзительные, словно слезящиеся (хоть и чистый, а видать, все равно, больной!) глаза, взял десятку и молча пошел дальше, на ходу глотая горячий суп.

– Дурак ты, Иван. Экономишь, экономишь на билете, а первому же бродяге все и спускаешь, – удивился я.

– А я не экономлю, я билет из принципа не беру. И пусть уж лучше эту десятку получит бездомный старик, чем АО РЖД. Не ты ли на вокзале о пенсионерах пекся? И, потом, знаешь, я всегда чувствую себя виноватым перед ними – вот они воевали, восстанавливали страну, нас растили, ждали в старости отдыха и уважения. А тут пришли эти подонки, все отняли, разрушили, опоганили. А мы, взрослые, здоровые мужики вместо того, чтобы защитить – радостно ржали, как жеребцы стоялые: даешь демократию! даешь общество всеобщего потребления! даешь колбасы, как на Западе! Даешь! Даешь! Даешь! Ну, нам и дали прикурить. А по старикам просто катком прошлись…

– Ладно ты, хватит в грудь себя бить. Какая тут твоя вина? Эти бомжи – просто пьяницы. Пропили все, имущество, квартиру, совесть. Шляются теперь, никому ненужные, попрошайничают, а ты нюни распустил: mea culpa, mea culpa…

Поезд вздрогнул, покидая очередную остановку. В вагон ввалилась толпа. Многие были явно знакомы друг с другом, занимали места, устраиваясь целыми купе. Мужчины принялись играть в козла, азартно переругиваясь при неудачных ходах партнеров. Тетки стрекотали что-то свое… Все ехали на работу в Пушкино или в Софрино.

Рядом со мной присела молоденькая девушка. Иссиня-черные волосы волнистыми прядями ниспадали на ее смуглое красивое лицо. На вид ей можно было дать и шестнадцать, и двадцать лет. Я невольно залюбовался ее красотой, забыв о бомжах и Иване.

Девушка тут же стала дремать, постепенно склоняясь ко мне на плечо. Несмотря на насмешливые взгляды Ивана, которые он изредка бросал на меня, я старался не шевелиться, чтобы не потревожить спутницу. Вскоре вагон качнуло на стыке сильнее, девушка плотно прижалась ко мне, но тут же открыла глаза и смущенно извинилась. Поезд притормозил, и прекрасная незнакомка, ловко лавируя в толпе, проскользнула в тамбур.

– Что, прощай прекрасное виденье? – усмехнулся Иван, подняв голову от молитвослова.

– Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает, – вспомнил я какое-то древнеримское изречение. – Вечно ты все опошлишь, она же настоящий ребенок!

– Да? – с сомнением взглянул на меня Иван. – Смотри, на Кавказе рано взрослеют.

Он снова уткнулся в книгу. Я поднял голову и оглянулся вокруг. В вагоне после Пушкино поредело, а в Софрино вышли последние работяги. Но тут через вагон пошел, как лосось на нерест, косяк молодежи.

Иван вновь поднял голову:

– А, перебежчики! Видать, контролеры близко.

– Что такое? – удивился я.

– Молодняк от контролеров бежит. На следующей остановке мимо окон по перрону побегут до вагонов, где уже прошла проверка. Набьются туда, и дальше поедут.

Словно подтверждая слова Ивана о проверке, металлический женский голос из радиодинамика стал запугивать штрафом: «…взимаются деньги за фактическую дальность поездки и за оформление проездных документов в размере 50 рублей…»

Тут и контролеры подвалили. Иван сразу, ни слова не говоря, протянул ближайшему две свернутых десятки. Тот ловко, как фокусник, принял их двумя пальцами, и дензнаки навсегда исчезли в ворохе штрафных квитанций, которые он держал в руках. Затем контролер вопросительно взглянул на меня. Я уже хлопал по карманам в поиске портмоне, где лежали билеты.

– Сейчас, сейчас, – смущенно бормотал я, не понимая, куда оно делось. Неприятные мурашки пошли у меня по телу. В портмоне были все мои деньги, билет, и, главное, документы, в том числе и паспорт. Я виновато взглянул на контролера. – Он был, просто не понимаю, куда-то делся…

– Ну-ну, – понимающе покивал контролер. – Ищите пока.

И пошел по другим пассажирам. Многие, как и Иван, совали ему десятки, которые он с видимым удовольствие собирал. Навстречу ему двигался второй сборщик. Мимо окна с веселым гоготом бежала молодежь. Я явно выпадал из общего ритма, чувствовал себя чужим среди чужих.

Где я мог потерять портмоне? Может, на вокзале, когда убирал билет? Едва ли. И вдруг вспомнил навалившуюся на меня спящую девушку. Поднимаясь, она уперлась рукой как раз в тот карман, где лежал мой бумажник. Неужели? Вот и делай после этого людям добро! И надо же, такая молодая, черноглазая… Цыганистая… Ах, я, балда! Но что же теперь делать?

К счастью, при покупке билета я сунул сдачу в другой карман. Семьдесят рублей – вот все, что оставила мне эта бесстыдная девка.

– Ну что? – раздался надо мной голос контролера. – Нашли билет?

– Вот… – я протянул ему две смятые десятирублевки.

– С Вас пятьдесят рублей, – контролер хмуро смотрел мимо меня.

– Но как же, все же по двадцать… – я тут же понял, что совершил большую ошибку, не стоило вслух упоминать о негласном соглашении, царящем в вагоне. Контролер стал еще строже, смотрел на меня бесстыжим стальным взглядом. Рядом с ним вырос второй:

– Что, проблемы?

– С Вас пятьдесят рублей, – снова повторил его напарник.

Я, не споря, протянул пятидесятирублевку. Второй уже принялся выписывать мне штрафную квитанцию. Иван с интересом наблюдал за процессом. В его глазах мелькали странные искорки. Не мог же он надо мной смеяться? Не по-дружески это, не по-христиански.

Контролеры отошли, и, усевшись в свободном купе, стали подсчитывать выручку. Поезд прогромыхал по мосту над узкой речкой. Слева в окне, под лучами встающего солнца, золотились купола монастыря. Мы проезжали уже Хотьково. Иван перекрестился, повернувшись лицом к окну. Я грустно сжимал в руке две последние десятки. Настроение мое было ниже среднего.

Так, с тяжелой душой, я и шагнул на перрон Сергиева Посада. Дорогой до лавры пытался убедить себя, что бывает и хуже, что все по грехам нашим… Не полегчало. Мы прошли сквозь Святые врата. Впервые я с опаской исподтишка поглядывал на постовых милиционеров, дежуривших у монастырских ворот. Ведь если они захотят проверить мои документы, что я им скажу? Потерял? Украли? Задержат, начнут выяснять мою личность. Дикость какая!

Вон Иван идет со своим старым советским паспортом, и в ус не дует. Хотя на что годится его филькина грамота?! А он плюет на все, и ходит, где хочет. И ни разу не попался. А я вот первый раз без паспорта, и того и гляди заметут! За что, Господи?! Почему не его?!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.