Евромайдан имени Степана Бандеры. От демократии к диктатуре

© С. О. Бышок, А. В. Кочетков 2014

© А. А. Семенов, 2014

© ФРИГО «Народная дипломатия», 2014

© Книжный мир, 2014

Врагом для нас всегда был не только данный режим – царский или большевистский, не только государственная и общественная система, а сама московская нация.

От Евромайдана к Руине: парадокс или закономерность

События последнего полугодия на Украине очень часто вызывают вопрос: как государство, бывшее примером для восточного соседа в отсутствии внутренних вооруженных конфликтов и терактов, в котором не было расстрела Белого Дома и даже сложилась традиция передачи власти по воле майдана, а не в ходе избирательных кампаний, вдруг столь стремительно растеряло весь свой шарм беспечной вольницы и превратилось в еще одну горячую точку на карте? Как люди, которые просто гордились либеральными нравами «оранжевой революции», вдруг стали весело скандировать «кто не скачет, тот москаль», а потом радовались мученическим смертям «колорадов» и «ватников» в Одессе и Донбассе? Как обычные городские обыватели, средний класс, креативный класс, превратились в пышущих ненавистью потенциальных убийц? Что это – неведомый вирус из голливудского фильма ужасов или закономерный процесс трансформации? Для того, чтобы разобраться в этом, следует отодвинуться в прошлое, к моменту создания независимой Украины.

На первый взгляд, бурные геополитические процессы, разразившиеся в начале 90-х гг. и породившие множество новых государств в Восточной Европе, позволяли сделать вывод о крахе имперских образований и торжестве национальных государств европейского типа.

Однако эйфория первых лет после «развода» быстро уступила место более трезвым взглядам и оценкам текущей ситуации. Практически все новорожденные государства, в которых пришли к власти национальные режимы, сами столкнулись с проблемами, еще недавно, казалось бы, ушедшими в прошлое, и прежде всего с проблемой дальнейшего национального размежевания, с одной стороны, и необходимостью поиска объединяющей идеологии, с другой. Данная ситуация в известной мере может считаться закономерной, так как линии распада любого полиэтничного, а тем более имперского, государства носят иррациональный характер. Иными словами, границы новых государств, как это, например, произошло с Советским Союзом или с Югославией на начальном этапе, совпали с административными, а не с межэтническими границами. Иное было и невозможно, так как за десятилетия или даже столетия совместной государственности взаимопроникновение культур, смешение народностей или существование разного рода анклавов с компактным проживанием иноэтничных групп стало нормой. Более того, если найти относительно четкие различия между, например, грузинами и азербайджанцами довольно легко, то между русскими и белорусами – проблематично. Само понятие этнической границы в таких условиях становится умозрительным и не отвечающим значительно более сложной действительности. При этом задача формирования национального государства остается, и это приводит к весьма болезненным процессам в обществе.

Первоначальный этап национального размежевания на восточно-евразийском пространстве принял две формы. Первая представляла собой членение полиэтнического государства до «атомарного» состояния, при котором еще возможно создание собственной государственности. Такая судьба постигла Чехословакию, мирно разделившуюся на Чехию и Словакию, а также Югославию, в которой распад принял характер военного конфликта и завершился только при «посредничестве» международных коалиционных сил. И если Словения, Македония и Черногория хоть в какой-то мере отвечали европейским представлениям о мононациональном государстве, то существующее в Боснии и Герцеговине шаткое равновесие поддерживалось исключительно многонациональными миротворческими силами, а в обновленной Югославии этнический конфликт в Косово послужил поводом для агрессии со стороны НАТО.

Вторая форма распада, которую можно условно назвать распадом империи на государства-нации европейского типа имела место на постсоветском пространстве. В результате беловежских соглашений образовалось шестнадцать новых государств, из которых только Россия является федерацией, а все остальные носят статус унитарного государства. Тем не менее наличие такого статуса не снимает проблемы уже внутреннего национального самоопределения и сепаратизма для этих молодых государств.

Современное понимание нации сложилось сравнительно поздно, только в результате Вестфальского договора, положившего начало европейской политической системе, существующей до последнего времени. Именно тогда были заложены основы политического устройства, при котором основным субъектом международных отношений являются государства. Причем между государством и нацией в данной понятийной системе ставится знак тождества.

Европейская политическая структура существенно отличалась от античной. Так, в Римской империи римлянином считался каждый имеющий римское гражданство независимо от своего этнического происхождения. Именно римлянином, а не гражданином Рима. Иначе говоря, этнические и национальные вопросы в современном понимании просто не существовали. Членение имперского организма строилось не на национальном (в европейском смысле), а на региональном, т. е. культурном факторе. Любопытно, что подобная система сохранилась и в более поздних цивилизационных империях, таких как Россия и Китай. Таким образом, следует согласиться с выводами Ортеги-и-Гассета о том, что «не природная общность расы и языка создавала нацию, наоборот: национальное государство в своей тяге к объединению должно было бороться с множеством “рас” и “языков”». Далее он делает вывод о том, что нация представляет собой явление политического, а не биологического или географического порядка. Раз так, то формирование национальных государств, с одной стороны, носит характер управляемый, а с другой – технологичный. И наиболее яркий пример демонстрировала Украина.

Ее государственные границы оказались результатом российской экспансии на западе и германской (по Брестскому договору, за исключением Крыма) – на востоке. Наряду с этим, до 2004 г., т. е. до «оранжевой революции», данные социологии свидетельствовали о наличии на Украине трех крупных, в разной степени консолидированных самоидентификационных групп. Еще в 1997 г. исследователь В. А. Темненко, выделял три крупных региона Украины по языковому индексу. К первой группе земель относятся 14 областей на западе и в центральной Украине, их население составляло 21 млн. человек, а число украинцев, считающих украинский язык родным превышало 95 %. Вторая группа включала территории, вытягивающиеся непрерывной дугой от Черниговской области на севере до Одесской – на юге, население этих областей составляло 20 млн. человек, а языковой индекс колебался в пределах от 75 до 95 %. И, наконец, третья группа охватывала Луганскую и Донецкую область, а также АРК, что составляло 11 млн. человек, а языковой индекс здесь был от 50 % (52,55 % в Крыму) до 65 %. Области отчасти второй и третьей группы входят в состав Новороссии, в которой в настоящее время формируется новая самоидентификационная общность, против самой идеи которой выступают сторонники независимости Украины в ее галицийском варианте.

До 2004 г. восточные регионы чувствовали себя хронически обманутыми, выдвигая и выбирая президента всей Украины под приемлемыми для них лозунгами, но получая проводника галицийских интересов. Естественно, что такая ситуация не способствовала росту политической активности. Именно в силу этих причин политические требования Крыма и востока Украины были расплывчаты и не получали широкой поддержки в обществе. Интересы же подавляющего числа жителей этих регионов проявляются только в реализации права на свой язык, культуру, историю и образование.

«Оранжевая революция» нарушила традицию многовекторности, которая сводилась к тому, что выбранный востоком страны президент постепенно дрейфовал в сторону прозападных интересов и затем, в положенный срок переизбирался на нового выдвиженца востока. Тогда в результате «третьего тура» президентских выборов был избран ярый западник Виктор Ющенко. И неважно, что к выборам 2010 г. он пришел с самым низким уровнем поддержки, для сторонников галицийской модели была явно представлена альтернатива дрейфу многвекторности – смена власти через революционный майдан.

Вообще, к образованию независимой Украины именно Галиция подошла наиболее консолидированной как политическая и культурная общность, но самое главное – она несла активную идеологическую доктрину. Галицийская идеология трансформировалась с 60-х гг. от идей галицийской автономизации, т. е., собственно, сепаратистских настроений, до мессианства всеукраинского, если даже не большего масштаба. Более того, галицийская идеология смогла оказать колоссальное влияние на центральную украинскую власть, в силу чего любой президент, выбираемый востоком страны и приходящий под пророссийским лозунгами, в короткие сроки трансформировался в основного защитника галицийских интересов. То, что к концу своего правления и Янукович, выбравший курс на евро-интеграцию и на протяжении 2013 г. жестко проводивший его, не был исключением из правил. Если бы не резкий разворот накануне Вильнюсского саммита, то Галиция приняла бы и его.

Каковы же основные черты галицийской идеологии? Прежде всего следует обратить внимание на отправную точку, а именно, на противопоставление галицийского идеала Украинского государства России. В отличие от России, которая воспринимается, в лучшем случае, как полуазиатское государство, Украина видится апологетам украинства крупнейшей державой Восточной Европы, призванной для сохранения собственной государственности от посягательств извне инициировать создание нового политико-экономического пространства. Таким образом, идеология, которая выдвигалась на роль формирующей для всей украинской нации, с самого начала ставила подавляющую часть граждан Украинского государства, не разделяющих галицийских идеалов, в положение людей второго сорта, идеологических и политических предателей, в отношении которых «все дозволено». Достаточно вспомнить тезис одного из идеологов украинского национализма Дмитрия Корчинского (УНА-УНСО, «Братство»): «Крим буде українським або безлюдним».

Не стоит думать, что крайняя нетерпимость к проявлениям инакомыслия и к другим моделям государственного развития – это новое явление, привнесенное Евромайданом и наступившей гражданской войной. О принципиальной неприемлемости полиэтнической консолидации Украины для украинских националистов свидетельствуют многочисленные ранние высказывания украинских националистов, среди которых можно назвать, например, Нестора Пронюка, уполномоченного по вопросам пропаганды и агитации СНПУ (Социал-националистическая партия Украины, в 2004 г. переименованная в ВО «Свобода») на закрытом V съезде этой партии 20–21 марта 1999 г. во Львове: «Россия и Европа – вещи несовместимые, взаимоисключающие. Европа заканчивается там, где начинается русский язык, менталитет, культура». В целом украинские националисты считают Россию основным врагом Украины, а борьбу с российским влиянием – одной из своих главных задач. Различия между галицийской позицией пятнадцатилетней давности и нынешней только одна – тогда она озвучивалась на закрытых съездах нацистских маргинальных партий, а сейчас – «официальным» Киевом и значительной частью украинского общества.

Тезис о том, что Украина – это Европа, а не Россия, вообще очень важен для понимание событий Евромайдана. И здесь необходимо разобраться в характере взаимоотношений европейских политических теорий, к которым, безусловно, относится и политический национализм, с реалиями украинской политической жизни.

Взаимосвязь либерализма и политического национализма наглядно выявил еще в конце XIX в. крупный и недооцененный мыслитель К. Н. Леонтьев. Описывая политические изменения середины XIX в. (греческое восстание, объединение Италии), он делает ряд выводов, актуальных и сегодня:

«Все эти нации, все эти государства, все эти общества сделали за эти 30 лет огромные шаги на пути эгалитарного либерализма, демократизации, равноправности, на пути внутреннего смешения классов, властей, провинций, обычаев, законов и т. д. И в то же время они все много «преуспели» на пути большего сходства с другими государствами и другими обществами. Все общества Запада за эти 30 лет больше стали похожи друг на друга, чем были прежде.

Местами более против прежнего крупная, а местами более против прежнего чистая группировка государственности по племенам и нациям есть поэтому не что иное, как поразительная по силе и ясности своей подготовка к переходу в государство космополитическое, сперва всеевропейское, а потом, быть может, и всемирное!..

Плоды племенной политики и национальных движений на православно-мусульманском Востоке ничем существенным до сих пор не отличаются от плодов того европейского государственного национализма, который шаг за шагом разъедает великие и столь разнородные прежде культурные формации Запада, видоизменяя их в пользу всеобщей демократизации и эгалитарного всепретворения.

Европейский Восток на глазах наших, в менее резких и ясных формах, с приемами менее решительными, до сих пор повторял в недрах своих только то, что делал Запад.

Каковы бы ни были второстепенные оттенки, отличающие новейшую историю православной России и мусульманской Турции от современной истории католической и протестантской Европы, – главный, несомненный результат один: большее противу прежнего равенство личных прав и общественных положений; ослабление религиозных чувств и влияния духовенства, усиление индустриального движения и конституционных вкусов; торжество общеевропейских демократических мод и обычаев над местными привычками, предубеждениями и пристрастиями; большее противу прежнего всеобщее сходство воспитания в классах правящих, при неотстранимом все-таки ничем (и всего менее равенством и равносилием) антагонизме интересов.

Одним словом – космополитизм духа, вкусов, нравов и т. д., ничуть не исключающий при этом ни взаимной ненависти, ни всякого рода ожесточенной борьбы, ни даже кровавых схваток вроде недавней войны между сербами и болгарами, столь сходными между собою, – как в низших, еще патриархальных слоях общества, так и в высших, «объевропеенных», так сказать».

Не правда ли, эта обширная цитата словно бы относится не к реалиям стопятидесятилетней давности, а к событиям «арабской весны», к череде цветных революции, к Евромайдану? И тогда поддержка Западом, вопреки всем логическим и рациональным объяснениям, разрушительных исламистских движений в Северной Африке и на Ближнем Востоке, откровенно фашистских настроений на Украине становится понятной и закономерной. И не оставляет шансов отечественным националистам, будь то радикальным, или демократическим.

На этой поддержке Западом «революционных» настроений на Украине стоит остановиться чуть подробнее.

После кампании протестов и гражданского неповиновения, получивших название «оранжевой революции», организованных и проведённых сторонниками одного из кандидатов на президентских выборах в ноябре-декабре 2004 г. Виктора Ющенко, Украина перешла к затяжному периоду перманентной политической нестабильности. Толчком для беспорядков, вызвавших пересмотр результатов голосования и проведение повторного голосования на втором туре президентских выборов в значительной мере послужило негативное заключение миссии наблюдения за выборами БДИПЧ ОБСЕ, а также ряда европейских НПО. Сторонники Ющенко и иностранные наблюдатели из Европы и США заявили, что выборы проведены с многочисленными нарушениями и такие расхождения являются результатом подтасовки в пользу «проправительственного» кандидата Виктора Януковича. Итогом пересмотра результатов выборов стало проведение в стране конституционной реформы и связанное с победой Ющенко резкое изменение политического курса Украины. 8 декабря 2004 г. Верховная Рада Украины внесла изменения в Конституцию Украины, в соответствии с которыми Украина стала парламентско-президентским государством. Конституционная реформа, хотя и не имплементированная в полной мере, наложила серьезный отпечаток на ход внутриполитической борьбы на Украине.

Три избирательных цикла – парламентские выборы 2006 г., досрочные парламентские выборы 2007 г. и президентские выборы 2010 г. продемонстрировали стремление ограниченного в полномочиях президента заручиться поддержкой конституционного большинства в украинском парламенте. Об этом свидетельствует, в частности, проведение досрочных парламентских выборов 2007 г., в которых Ющенко стремился получить конституционное большинство в Раде, а его основной конкурент Янукович – ограничить президентскую власть. В схожих условиях находился впоследствии и сам президент Янукович, заинтересованный в том, чтобы на парламентских выборах 2012 г. получить контролируемую Раду, и даже добился компромисса с оппозицией по вопросу введения смешанной мажоритарно-пропорциональной избирательной системы.

В этот период присутствие зарубежных представительств на Украине только расширялось и совершенно не зависело от правящих сил. В этом отношении весьма показательной является оценка западными наблюдателями президентских выборов 2010 г., в которых победил Виктор Янукович. Президент Парламентской ассамблеи ОБСЕ Жоао Суареш оценил их уже как хорошо организованные, спокойные и проведенные без массовых фальсификаций. Заключение БДИПЧ ОБСЕ содержало стандартные положения о необходимости внесения определенных поправок в избирательное законодательство страны. Также представители организации обратили внимание на «необоснованные» обвинения некоторых политиков в масштабных фальсификациях, которые потрясли общественное мнение. Характерно, что с командой Януковича длительное время плотно работала группа американских политических технологов под руководством Пола Манафорта.

К началу Евромайдана на Украине функционировал целый ряд зарубежных представительств, оказывающих в той или иной степени воздействие на институты гражданского общества и государственные структуры Украины.

Основная финансовая подпитка западных проектов ведется по каналам USAID, USIA и Feedom House. В частности, в 2010 г. финансирование программ USAID на Украине выросло на 60 млн долл. Основная часть этой суммы направляется на развитие программ в восточных и южных регионах Украины.

Существенное увеличение активности Агентства по международному сотрудничеству США отмечается с сентября 2008 г., когда в рамках программы содействия парламенту Украины деятельность Агентства расширилась на органы исполнительной власти – кабинет министров, отдельных министерств, а также секретариат президента Украины.

Национальный демократический институт США (NDI) работает на Украине с 1992 г. Основные направления деятельности института – содействие государственным органам в совершенствовании избирательного законодательства, работа с местными НПО. В числе партнерских организаций NDI на Украине – Комитет избирателей Украины и правозащитная организация «Опора». Последняя в период 2007–2012 гг. вела наблюдение за выборами по методикам, разработанным NDI, по сути аналогичным методикам БДИПЧ ОБСЕ.

NDI входил в рабочую группу по совершенствованию избирательного законодательства при президенте Украины с момента ее создания. Однако, в марте 2011 г. покинул ее состав из-за «закрытости рабочего процесса в этой группе, в которой ключевые партии и общественные группы не могут участвовать в полной мере». Выход из рабочей группы сопровождался заявлениями, что избирательное законодательство, которое выйдет в результате такого процесса, может быть лишенным доверия.

Международный республиканский институт США (IRI), действует на Украине с 1993 г. Главный офис IRI находится в Киеве, региональное отделение института было открыто только в Симферополе (6 августа 2010 г.), в других регионах Украины подобных офисов нет. По мнению экспертов, Международный республиканский институт является одним из основных НПО США, оказывающих влияние на украинскую политику. Здесь МРИ уступает лидерство только своим «землякам» из Национального демократического института.

За первые 10 лет своего функционирования украинским офисом IRI было использовано 11,6 млн долларов. Увеличение финансирования наблюдалось в предвыборные периоды, когда IRI при финансировании Агентства США по международному развитию (USAID) организовывал зарубежные стажировки представителей органов местного самоуправления, являющихся членами партии Ющенко «Наша Украина» и Блока Юлии Тимошенко, осуществлял ряд программ регионального обмена, ориентированных на работу с представителями исполнительной и законодательной власти Украины и Крымской автономии, отдельные программы существовали для крымских татар.

Деятельность западных представительств охватывает все этапы избирательного процесса на Украине (от формирования избирательного законодательства до вынесения оценок по ходу выборов) и все политически активные группы (от местных НПО и представителей гражданского общества до органов законодательной и исполнительной власти). Поэтому не стоит удивляться тому, что процесс формирования прозападных НПО сопровождался также действиями, направленными на интеграцию всего государства в западные структуры. Причем этот процесс не прерывался и в годы правления Януковича.

Украина и ЕС начали переговоры по Соглашению об ассоциации еще в 2007 г. Для того, чтобы Украина хоть как-то походила на «сучасну (современную) європейську державу», Европейским союзом был выдвинут список, содержащий 19 критериев, выполнение которых позволило бы Украине подписать соглашение. В него вошли вопросы, касающиеся совершенствования системы выборов на Украине, реформирования милиции и системы судопроизводства, управления государственными финансами, борьбы с коррупцией, а также выполнения решений Европейского суда по правам человека и решения вопроса политически мотивированных приговоров.

Несмотря на то, что Еврокомиссия, член которой Штефан Фюле непосредственно был причастен к подготовке документа, всячески отмечала неофициальный статус данного документа, именно внушительный список требований по тем вопросам, которые объективно оказались востребованы украинским обществом, позволил говорить о вступлении Украины в «элитный международный клуб».

В представлениях миллионов украинцев подписание соглашения об ассоциации, которое на сегодняшний день существует, скажем между ЕС и Египтом, Алжиром, Израилем, Мексикой и Канадой, а также о зоне свободной торговле (т. е. сугубо экономическое соглашение) трансформировалось в вопрос о ценностях и чуть ли не в вопрос о вступлении в Евросоюз. Эти мифологизированные представления в полной мере отражал активно используемый в то время и не менее абстрактный термин – евроинтеграция. И все же, именно такой идеологизированный, хоть и не отвечающий действительности подход, именно европейские требования давно назревших реформ на Украине послужили основными козырями в битве за умы и сердца украинцев. Ведь довольно прямолинейная политика России по продвижению альтернативного экономического проекта – Таможенного союза – стала объектом критики в первую очередь потому, что не несла в себе политических и социальных смыслов.

И все бы было хорошо, если бы список Евросоюза не сжимался как шагреневая кожа по мере приближения саммита «Восточного партнерства», оставляя только один вопрос – подпишет ли Украина соглашение любой ценой или нет. Пресловутый список сжался сначала до пяти пунктов, а в конце концов, удовлетворившись формально принятыми поправками, Евросоюз оставил лишь одно требование – освобождение из тюрьмы Тимошенко.

Понимала ли Европа, что таким образом она просто скрывала подписание торгового соглашения ширмой демократических ценностей? Безусловно! Об этом могут свидетельствовать позиции некоторых европейских политиков, озвученные накануне саммита. Так, президент Литвы Даля Грибаускайте с сожалением заявила журналистам, что главы ЕС так и не смогли убедить Украину подписать договор об ассоциации, а крайне непопулярный у себя на родине президент Франции Франсуа Олланд подчеркнул, что относительно Украины это партнерство остается открытым.

Более того, Западные страны использовали для продвижения своих интересов даже такие институты, как ОБСЕ. Так, в Киеве на фоне разгорающегося Евромайдана, 5 декабря 2013 г. было открыто 20-е юбилейное заседание совета министров ОБСЕ. Участники представительного собрания, с одной стороны, заявляли о необходимости мирного разрешения конфликтов и переговоров всех заинтересованных сторон, с другой, дружными рядами посещали Евромайдан. Участник мониторинговой миссии Европарламента и экс-президент Польши Александр Квасьневский призвал «сторонников интеграции с ЕС быть решительными и держать динамику протеста». На майдане побывали министры иностранных дел Польши и Швеции, заместитель Государственного секретаря США и министр Великобритании по делам Европы. Кстати, г-жа Виктория Нуланд, помимо известного кормления «протестувальников» печеньками, непосредственно на встрече на высшем уровне ОБСЕ заявила, что украинская власть должна выбрать, либо поддержать своих граждан, либо разочаровать их применением насилия.