– А если не закончится?
– Тогда остановлюсь из-за того, что закончусь я сам.
– Ты этого хочешь – посмотреть, кто из вас закончится раньше? – спросил я.
– Хочу… – папа задумался. – Какое тебе дело до того, чего я хочу?
– Но это же просто – привет, как дела, погода сегодня очень даже ничего, хотя по радио обещали, наверняка, что-то другое.
– Как дела, говоришь, – папа глотнул из бутыли. – Плохи дела. У меня ничего не осталось.
– А что у тебя было? – спросил я.
– Ничего не осталось, – словно не слыша меня, повторил папа.
– А как же я, мама, твои картины, эта кухня с телефоном, звонка которого ты ждешь?
– У меня нет будущего, – прошептал папа. – Я смотрю вперед и не вижу ничего. Пока что я живой, но уже гораздо мертвее того же Босха.
– Папа, зачем ты придумываешь себя таким… мертвым? – к моему горлу подкатил комок. Сглотнув, я затараторил: – Давай придумаем тебя счастливым, твои картины будут выставляться на вернисажах и продаваться на аукционах за сумасшедшие деньги, у тебя не будет отбоя от заказов, книги с твоими иллюстрациями разойдутся миллионными тиражами. Если захочешь, твои фрески украсят Сикстинскую капеллу, ты разрисуешь Арбат, Таймс Сквер и весь Монмартр, ты первым напишешь портрет нового пророка задолго до его рождения. Это ведь так просто – быть счастливым, ну, давай же!
– Степа, – папа устало вздохнул. – Давай-ка еще выпьем. Да расскажи мне, как твои дела, а то ты все молчишь, как будто с тобой и не происходит ничего. А со мной тут такая история случилась. Пошел я в магазин, а на улице ко мне девушка подбегает. Глаза у нее прямо-таки горят от восхищения. Она меня с таким придыханием спрашивает: «Скажите, это действительно Вы?». «Да», – говорю. – «Я – это действительно я». Девушка совсем расцвела. Говорит: «Я так и знала, что это Вы!». Я ей даже автограф дал – так и написал на сигаретной пачке, которую она протянула, – «От Черепанова на добрую память. PS. Бросай курить, дурочка». Интересно, за кого она меня приняла. Наверное, с каким-нибудь актером спутала. У меня друг был, Марик Гриншпун. Так его всегда за актера Старыгина принимали, который в «Трех мушкетерах» Арамиса играл. Мы этим часто пользовались, чтобы во всякие элитные тусовки просачиваться и на закрытые кинопоказы пролезать. А однажды на Марика набросилась девушка с молотком и проломила ему голову. Потом выяснилось, что она ненавидела Старыгина. Уж и не знаю, чем он ей так не угодил. Я как-то раз со Старыгиным выпивал, так он вполне нормальный мужик. Я даже его портрет на салфетке нарисовал и ему подарил, а он обещал меня в театр на какой-то свой спектакль провести… Да только мы больше не встречались. Правда я однажды для этого театра декорации разрисовывал – халтура такая была… а теперь… ничего не… не… не осталось…
Папа закрыл глаза, уронил голову на грудь и захрапел. Его пальцы разжались, и пустая бутыль с глухим стуком упала на пол.
– Ничего, папа, я придумаю тебя счастливым, обязательно придумаю, – я погладил папу по седой косматой голове.
18
Забравшись под одеяло с головой, я позвонил Ире.
– Привет, как дела, сегодня была какая-то погода, и я был более-менее подходяще одет, – сказал я. – А еще я сегодня видел, как яростно возводят в квадрат, потом пил водку и пиво с Радиком, Коляном и Павликом, нас побили, затем я узнал, что все врут и выдумывают, а мой папа выдумывает себя очень несчастным. А ты меня каким выдумываешь?
– Побили? – сонно переспросила Ира. – Как это?
– Руками и ногами, по голове, туловищу и конечностям, но это пустяки. Расскажи, каким ты меня видишь?
– Сейчас я тебя не вижу, только слышу. И твой голос говорит, что тебя избили, Степа. Представлять это мне очень не хочется, но я уже представила, и, надеюсь, воображение меня обманывает.
– Конечно, обманывает! – подхватил я. – Оно только этим и занимается. Может быть, я только вообразил, что меня избили, потому что мне в какой-то момент захотелось приключений… Ты помнишь, как мы познакомились?
– Я гуляла по ботаническому саду, увидела тебя и предложила прогуляться вместе, – ответила Ира.
– Просто так взяла и предложила?
– Как будто ты сам не помнишь. Я сказала: «Эй, парень, не хочешь погулять?», ты согласился. Мне было тогда очень скучно.
– И что, я тебя развеселил?
– Не совсем. Скорее, ты меня напугал. Ты рассказывал какие-то совершенно дикие вещи. Мне запомнилось, как ты показал на фонарный столб и спросил, уверена ли я, что тот действительно существует.
– А он существовал?
– Если верить тебе, то нет ни малейшей возможности узнать это. То, что мы видим, может оказаться галлюцинацией. Как ты сказал, если бы на месте столба стоял розовый крылатый слон, вероятность того, что это обман зрения, была бы более высокой. А образы привычных предметов принимаются нами по умолчанию и не требуют доказательства своего физического существования. Я тогда подошла и дотронулась до столба – на ощупь он был таким же реальным, как и с виду. Но ты возразил, что тактильные ощущения – это всего лишь электрические импульсы, которые через нервную систему попадают в мозг. И все бы ничего, если бы эти импульсы нельзя было бы генерировать искусственным образом и передавать извне. То есть, выходило, что человек с повязкой на глазах, находящийся в пустоте, если подключить к его мозгу генератор тока определенной частоты, вполне мог бы увидеть и потрогать несуществующий столб.
– Да, не очень приятная теория, – согласился я. – Но если я напугал тебя, почему ты продолжила со мной общаться?
– Когда мы расстались после той первой прогулки, я почувствовала себя бесконечно одинокой. Мне представилось, что вокруг нет ничего, и этот человек в пустоте – я. Что в мои глаза, уши, нос и рот рвутся потоки электрических сигналов, симулируя изображения, звуки, запахи и вкусы. Наверное, я была бы на грани самоубийства, если бы не засомневалась в том, что действительно живу. Но тут меня посетила странная мысль. Если ты рассказал мне об этой пустоте, если ты знаешь о ней так много, значит, ты и сам находишься в ней. Стало быть, я не одна в этой бездне, нас как минимум двое. Типичная женская логика, да. Но она меня успокоила. К счастью, перед расставанием ты записал номер моего телефона.
– И я тебе позвонил?
– Ты все забыл? Степа, скажи честно, тебе сегодня в драке по голове сильно досталось? – спросила Ира.
– Нет, не забыл и не сильно. Просто… мне нравится, как ты рассказываешь эту историю.
– Ты позвонил на следующий же день. Мы просто болтали ни о чем…
– О погоде и том, что в моде?
– Да, – Ира секунду молчала. – Но из этого разговора ты узнал, что я мечтаю покататься на лошади и теплоходе. И что я ни разу в жизни не была в кино. Даже не помню, что говорила об этом, но при нашей следующей встрече ты засыпал меня сюрпризами. Не говоря, куда и зачем мы идем, ты привел меня в парк. Там за детской площадкой оказалась полянка, а на полянке – лошадь. После того, как я прокатилась на ней, ты отвел меня к реке – как раз вовремя, чтобы успеть запрыгнуть на речной трамвай. Потом мы пошли в кино и посмотрели фильм – ты еще все время шипел, что сценаристам нужно руки из задниц повырывать. Вечером ты проводил меня до дома, а перед этим купил возле метро красную розу и подарил мне. Тогда ты еще не знал, что я люблю не розы, а белые лилии.
– Получается, что за один день сбылось сразу три твоих мечты? – удивился я. Вика говорила, что сбываются только желания. Так что же, я волшебник что ли? Мечты Иры были простенькими. Похоже, их исполнение не составило для меня большого труда. Но в этом все равно чувствовалось какое-то волшебство. Как будто Ира придумала меня, как золотую рыбку из сказки. Интересно, каким тогда придумывал себя я? Похоже, что таким, которому очень понравилась эта девушка, и чуть ли не всемогущим.
– Да, это действительно были мечты, а не желания, – словно прочитав мои мысли, сказала Ира. – Будь то желаниями, я бы сама уже к тому моменту их все выполнила по десять раз.
– Больше я не пугал тебя странными разговорами?
– Нет. Или просто я быстро к этому привыкла. Мы с тобой много разговаривали. Мне тогда еще было не о чем рассказывать, кроме своей скуки и одиночества, а ты выдавал историю за историей – иногда глупые и смешные, но чаще интересные. Песенки напевал, а порой целые стихотворения декламировал. Я от тебя узнала, за счет чего самолетам удается подниматься в воздух, почему светятся светлячки, и что едят муми-тролли перед тем, как впасть в зимнюю спячку.
– И что же они едят? – мне показалось, что Ира говорит о ком-то другом, а не обо мне. Не мог я быть таким болтуном, весельчаком и всезнайкой. Или мог? Я попытался припомнить хоть какую-то песенку или стихотворение, но из этого ничего не вышло. Забавные истории? Единственная история, которая всплыла в памяти, оказалась о снежном зимнем вечере, мальчике в дурацкой ненавистной шапке и мертвой девочке.
– Муми-тролли набивают желудок хвоей, – ответила Ира. – Ты рассказывал, как в детстве, узнав об этом, ощипывал те ветки новогодней елки, до которых доставал, и жевал иголки.
– Точно-точно, – пробормотал я. Меня накрыла волна воспоминаний. Я и папа сидим на диване, вокруг уютная мягкая полумгла, только на тумбочке около дивана горит маленькая лампочка с пестрым абажуром, да мишура и игрушки поблескивают на темном силуэте стоящей в глубине комнаты елки. В руках у папы книга, на обложке которой изображено забавное похожее на бегемотика существо в шляпе-цилиндре, разглядывающее свое отражение в зеркале. Это и есть Муми-тролль. Шляпа на его голове не простая, а волшебная – все, что в нее попадает, изменяется самым непредсказуемым образом. Я знаю об этом, потому что папа как раз читает мне вслух сказку «Шляпа волшебника» – сам я пока читать не умею. Эта шляпа принесла Муми-троллю и его друзьям немало хлопот. Но я, как любой ребенок, все бы отдал, чтобы заполучить такую вещицу. Потому что это настоящая магия, прикоснуться к ней хочется, даже если велик шанс обжечься. Представляю, что бы я положил в цилиндр в первую очередь. Конечно, любимую игрушку, чтобы она ожила. Точнее, чтобы она всегда была живой, а не только тогда, когда я сплю и не наблюдаю за ней. Потом можно было бы засунуть в шляпу словарь иностранных слов, как было в этом рассказе, чтобы своими глазами посмотреть, какими смешными они станут, ожив. С иностранными словами я буду играть, заботиться и кормить их. Что едят иностранные слова? Я не раз слышал, как о ком-то говорят, будто бы он проглатывает слова, а других называют буквоедами. Но вот чтобы слова сами что-то глотали, а буквы самостоятельно ели – такое мне не встречалось. Ладно, с этим вопросом можно разобраться и после того, как обзаведусь волшебной шляпой…
Мне стало ясно, почему я тогда принялся поедать елочную хвою. Конечно, я придумывал себя в образе Муми-тролля. Этому бегемотику невозможно было не позавидовать. У него было все: куча веселых, добрых, отважных, трогательно трусливых и даже забавно ворчливых друзей, головокружительные приключения, походы, потопы, кометы и магия, самый уютный в мире дом и лучшая семья, в которой никто и никогда не ругался. Понятно, что между обычным пятилетним ребенком из московской хрущевки и сказочным скандинавским троллем точек соприкосновения маловато. Мне удалось найти лишь одну такую точку – доступность елочных иголок. Чуть кисловатый смолистый вкус хвои оказался довольно приятным. Я ел ее, аккуратно кладя на язык по одной иголочке и медленно двигая челюстями, чтобы не уколоть небо или десны, и представлял, как омумитролливаюсь.
– Алло, Степа! Ты чего молчишь? Заснул что ли? – Ирин голос заставил меня вынырнуть из затягивающей пучины воспоминаний.
– Не сплю, просто задумался, – ответил я. – Ира, как думаешь, я похож на Муми-тролля?
– Хм, в вас есть что-то общее, особенно если смотреть в профиль, – сказала Ира. – Странно, что я не замечала этого, пока ты не спросил.
– Это плохо, что мы похожи?
– Нет. Ты только такое же брюшко как у него не отращивай.
– И хвост, – добавил я. Интересно, был бы я сейчас похож на персонажа детской книжки, если бы в детстве не так усердно воображал себя на его месте.
