Женька, или Одноклассники off-line

Июнь, 1990

В сессию мне оставалось сдать всего два экзамена. Я пыталась не расхолаживаться и готовиться. Женька отчасти мне в этом помогал, так как у него-то была вся целиком сессия впереди, и встречаться очень часто нам не удавалось.

Тем не менее, мне как-то не думалось. У нас шла вовсю поцелуйная стадия, поэтому думать я могла денно и нощно только «о нем и о нем». Я лежала на своем диване и слушала музыку. В основном Цоя. Он барабанил мне по мозгам звездой «по имени Солнце» и меня это почему-то настраивало на романтический лад. Я гоняла пленку туда-сюда, так как на другой стороне был записан первый диск, а он мне нравился меньше. Приходилось, дослушав до конца вторую сторону, перематывать все назад. Но это было не страшно – несколько минут тупого рассматривания магнитофона – и вот «стоп» и поехали снова-здорова. Еще, конечно, хорошо романтически лежалось на диване под «Наутилус». Бутусов очень надрывно кричал в микрофон «Я хочу быть с тобой и я буду с тобой!», и мне хотелось плакать в подушку от неразделенной любви. Любовь, правда, была разделенной, но взрыднуть все равно хотелось. Учебники валялись нетронутыми…

В конце месяца мы наконец вздохнули свободно – все, что нужно было сдано, и мы получили свои честно заработанные каникулы. Еще раз обмусолив все возможные варианты отдыха, остановились на Дагомысе. Нам показалось, что это круто. Денег, правда, хватало только на поезд в плацкарте и съемную комнату – на авиабилет и дом отдыха мы не рассчитывали. В тот момент нас уже потряхивало друг от друга конкретно. С Сашей мне целоваться нравилось, но не более того. С Женькой же было трудно не перейти к «более того» сразу, без особых прелюдий.

В девушках я уже не ходила чуть меньше года. Вся наша теплая компания лишилась невинности примерно в одно время и по одному сценарию. Сценарий был прописан для нас Анькой, которая провозгласила в свое время, что невинность надо терять к двадцати годам, не позже. А самое главное, терять ее надо было с тем, кого не очень сильно любишь, чтоб потом с ним на всю жизнь не остаться – с этим первым и не дай бог последним. Мы посмеялись и … так все и сделали. Не нарочно, просто так вышло.

У меня, например, случился курортный роман, который закончился ровно с окончанием отдыха. Я честно рассчитывала, несмотря на Анькины предупреждения, на продолжение, но его не случилось. Сама Анька выбрала из своих многочисленных кавалеров самого на ее взгляд опытного, да еще и наименее в нее влюбленного. Она открыто ему объявила о своих намерениях сделать его своим первым мужчиной и, захватив из дома чистые трусики, поехала к молодому человеку домой. Машка долго чего-то мудрила, но потом к осени призналась, что и она уже того-с, не девушка. Ухажер тоже исчез в неизвестном направлении.

С тех пор повторения сексуального опыта не случилось. Да и до Саши я особенно ни с кем не встречалась серьезно, а с самим Сашей как-то не сложилось.

Теперь проблема была опять в том, что негде. Женька жил с мамой, я с родителями. И все как-то не складывалось освободить помещение. Даже если все «шнурки» куда-нибудь сваливали, по каким-то причинам явки проваливались. Мы так и останавливались на целовании, сильном целовании и совсем уже сильном целовании. Далее либо неожиданно возвращались родители, либо в дверь звонила подруга, либо случалось еще какое-нибудь стихийное бедствие. Учитывая тем более не очень частые капитальные отлучки старших товарищей из дома, картина складывалась неприглядная.

Ну и мы, конечно, волновались перед поездкой. Все-таки почти целый месяц вдвоем, первый раз, можно сказать кинутые на произвол судьбы. Дома мы оба, естественно, наврали, что едем с друзьями в большой компании. В эту компанию вошли все известные нам особи мужского и женского пола, чтобы потрафить родителям обоих полов. В моей компании, в частности, якобы присутствовала Машка (уезжавшая в то же время с родителями в Светлогорск), Анька (уезжавшая чуть ранее нас в Болгарию) и Марина (остававшаяся в Москве, но жившая совершенно в другом районе и вообще малознакомая моим родителям). В Женькиной, конечно, находился ближайший друг Илья, а также Андрей и Дима. Координация их перемещений была уже на совести Женьки. Совершенно точно уезжал Илья. Он вместе с нами прибыл на перрон, но только отправился со своими институтскими друзьями не до Сочи, а куда-то в сторону Крыма.

* * *

Эти соседские ходят, целуются. А я пока отслеживаю того одноклассника из другого района. Много все-таки в голове не укладывается зараз. Надо отрабатывать их по одному. Еще хочется списочек иметь и галочки ставить. Так, конечно, гораздо удобнее. Но пока в списочке не все шестьдесят четыре человека, и галочка пока только напротив одной фамилии. Помню, в голове держу! Тут у меня целый подъезд вырубило. А Палыч лежит, не может даже слова сказать или пальцем задать направление, куда тыкать. Так они сутки там без света посидели, но ничего, потом Палыч очухался, опохмелился, и мы пошли чинить. Народ дал нам водки бутылку. Палыч опять ушел в запой. Так что если опять вырубит у них, так они и виноваты сами. Мать говорит, запоминай, куда тыкать, Палыч помрет от перепоя, чтоб сам мог чинить. А мне куда ж столько информации, мать не понимает, что я выстраиваю стратегию, как говорил наш капитан в армии. А Палыч, думаю, протянет еще, крепкий мужик.

Июль, 1990

В поезде было не до секса и даже не до поцелуев – плацкарт был забит битком. Хорошо еще у нас были две боковые полки. Несмотря на то, что мимо все время ходили люди толпами в туалет, в другие вагоны и еще бог весть куда и бегали ошалевшие от жары дети, у нас все-таки был свой столик и некое свое пространство по вертикали – хочешь лежи на верхней полке, хочешь сиди на нижней.

Всю дорогу мы смеялись собственным глупым шуткам, ели заготовленную обеими мамами заранее в каких-то угрожающих количествах еду и пили. От того, что пили хотелось как-то удовлетворить свои низменные сексуальные потребности еще больше, но приходилось стоически терпеть.

Как раз за год до этого я посмотрела по видео фильм «Эммануэль» и не могла не провести параллель между перелетом главной героини из Парижа к мужу в Таиланд и ее приключением в туалете самолета с одним из попутчиков, а также нашим существованием в плацкарте. Наш туалет явно проигрывал. То есть вообще не выдерживал никакой критики на предмет не только занятий там сексом, но и даже на предмет использования его по прямому назначению.

Поэтому мы терпели.

Высадиться было решено в Сочи и дальше не ехать. Было жарко, очень хотелось сойти уже с поезда и окунуться в море. Женя сгрузил наши вещи, велел возле них стоять, а сам пошел «по женщинам» – выбирать жилье. Я сравнивала Женьку со своими предыдущими кавалерами, и сравнение было не в их пользу. Все предыдущие мальчики были довольно-таки инфантильны, никакой инициативы не проявляли, только и делали, что просили каши на завтрак. Женя все всегда брал на себя, и в мелочах, и в делах покрупнее. Билеты на поезд купил сам, избавив меня от многочасового стояния в очереди, теперь побежал искать квартиру. Я же принцессой стояла около сумок и ждала своего принца. Принц вернулся быстро. Тетечка сдавала обычную однокомнатную городскую квартиру, со всеми удобствами, недалеко от центра и минутах в двадцати от моря. Но к этому прилагался проход на закрытый пляж гостиницы «Жемчужная», в которой тетечка работала главной по хозчасти.

Квартирка оказалась вполне пристойной. Мы бросили вещи, переоделись и помчались на обещанный закрытый пляж.

В первый вечер было решено шикануть и сходить в небольшое кафе на курицу-гриль. Обратно мы возвращались медленным шагом, останавливаясь через каждые десять метров для того, чтобы ну все-таки наконец поцеловаться по-человечески. Дома нас ждала большая двуспальная кровать – пути назад никак не было. Ни так ни этак.

Не включая свет, в полной темноте мы, кое-как побросав нехитрую летнюю одежду на пол, наконец-то сделали то, к чему так долго стремились. Мне понравилось, все было замечательно. То, что чего-то все-таки недоставало, я еще не знала, и в принципе на тот момент это было и не важно. Мы были вместе, Женька любил меня, я любила Женьку, и в прямом и в переносном смысле. Я впервые чувствовала, что со мной рядом не просто мой ровесник, а мужчина, на которого можно опереться, к которому можно прислониться, рядом с которым так приятно заснуть.

Три недели пролетели незаметно. Мы существовали вместе, так как будто всегда так и было, будто всю жизнь мы только и делали, что вдвоем ездили отдыхать. У нас не случалось даже каких-то мелких ссор или незначительных недопониманий друг друга. Мы топали с утра на море, обедали в кафе рядом с пляжем, снова шли на море, вечером возвращались домой, по дороге покупая что-нибудь съестное в магазине, и чаще всего никуда уже потом из нашей квартирки не вылезали. В постели мы все больше и больше привыкали друг к другу, спать становилось все комфортнее, уже не шла борьба за место под одеялом и за лишний кусочек кровати.

Как-то раз, почти перед самым отъездом мы решили сфотографироваться у местного фотографа с маленькой обезьянкой. Это была наша первая общая фотография. Когда мы ее получили, мы сели на скамеечку, чтобы посмотреть на нее повнимательнее. Женька, не поднимая глаз, вдруг взял меня за руку и сказал:

– Давай, когда приедем в Москву, сразу пойдем и подадим заявление, – я чувствовала, как он волновался – голос его не выдавал, но рука сжала мою так сильно, что мне показалось, я уже не смогу разжать свои пальцы. Но я тоже заволновалась и сидела и просто молча смотрела на Женю. Он мой будущий муж? Мы будем вместе «пока смерть не разлучит нас»? – пришла в голову строчка из какого-то иностранного фильма. Я думала о всей той огромной жизни, которая нас еще ждет впереди.

– Пойдем? – Женя переспросил, слегка тряхнув рукой, в которой была все также крепко зажата моя. Я перестала думать о будущем.

– Да, да, пойдем, – покивала я головой. Мы встали и пошли, Женя не выпускал мою руку, другой рукой я держала фотографию и иногда поглядывала на нее сверху вниз, представляя нас на ней в свадебных нарядах. Обезьянка при этом все также сидела у нас на руках. Меня это не смущало.

* * *

Палыч меня тоже пытается приобщить к водке, но я не пью. Итак, бог ума не дал особенного, так еще если выпью, совсем плохо соображаю. Встретил тут на днях нашу училку по физике. Она посмотрела на меня, как на больного и сильно заразного и говорит: «Ну что, как живешь-то? Устроился куда-нибудь?» Я гордо ей: «Электрик я, в ЖЭКе. Так что если что, зовите, лампочку вкручу». Она от меня шарахнулась, попрощалась и пошла дальше. Но я как-то на учителей зла не держу. Они сами убогие. Денег нет, все обтрепанные какие-то. А одноклассничков как встречу – они все норовят обидеть. Девки вообще гулять со мной не хотят. Не вышел я им мордой и умом. А я может и не вышел, но тряпочку-то с кровью кинул в другом районе, не где по голове Ольку тюкал. А живу и вовсе в другом месте!

Август, 1990

Весь месяц прошел в каком-то угаре. Мы дружненько готовились к свадьбе – кроме нас с Женей, оказывается жениться собрались и Машка с Эдиком. Бедный студент дозрел до того, чтобы сделать ей предложение, отказываться она, ясное дело, не стала.

Родители были заняты поиском приличного ресторана и закупкой нескоропортящихся продуктов. Все возможные заказы на работе выгребались ими подчистую, все спиртное закупалось и складировалось на балконе, банки складывались под кровать, кульки с конфетами рассовывались по шкафам. Женьке шили в ателье костюм, я бегала со своим свадебным талоном по магазинам и мерила, мерила, мерила. Туфли купились как-то сразу, с платьем были проблемы.

Машка выходила раньше меня почти на целый месяц, они втихую подали заявление до ее отъезда на отдых с родителями. И теперь до сентября им надо было успеть то, на что у нас было все-таки на тридцать дней больше.

Тем не менее, они умудрились в этот же срок, помимо подготовки к свадьбе, сделать ребенка, и Машка плюс ко всем сложностям плохо себя чувствовала. Ее тошнило, ей все время хотелось спать и единственное, что успокаивало это то, что купленное платье должно еще будет на нее налезть.

Мысль о том, что вследствие всех вышеописанных событий, может случиться ребенок, начала периодически посещать мою голову. Мы старательно покупали презервативы, но проблемы было две: первая – они не валялись всюду, на всех прилавках, выполненные в самых разных модификациях; мы их доставали через мою однокурсницу, у которой мама работала в аптеке, вторая – мы, честно говоря, порой в пылу страсти просто забывали использовать их по назначению. Когда заходил на эту животрепещущую тему разговор, Женька спокойно говорил:

– Ничего страшного, институт ты как-нибудь все-таки закончишь. У тебя в отличие от Машки последний курс. А мама моя нам, если что поможет.

Я немного успокаивалась, теряла бдительность и единственной мерой предосторожности, которой я неустанно придерживалась, было принятие душа после секса. Почему-то этот метод на многие годы прочно будет удерживать лидирующее место в качестве средства предохранения среди моих подруг, и хотя гигиена никому еще не мешала, зачатию это никак не препятствовало.

Машку мучил токсикоз, а я просыпалась каждое утро с бодрой мыслью, что «ура! Меня не тошнит, а значит я не залетела». Далее я, как на работу, шла по магазинам. Иногда мне звонил кто-то из наших родителей и вызывал стоять с ними в очереди, чтобы купить «еды» на двоих, а чаще на троих, так как Женьку вызывали в таких случаях тоже. Мы дружно отстаивали очередь, покупали положенное на каждого человека количество банок, килограммов или бутылок, а потом тащили все эти сумки по домам. Мне казалось, что у нас провизии заготовлено на целый полк, но родители были уверены в обратном: ресторан можно было заказать только в качестве большого помещения со столами и стульями. Они обеспечивали какой-то самый минимальный минимум еды, а остальное надо было добыть самим.

В те разы, когда никто меня никуда не вызывал, я шла искать платье. Как-то раз я вернулась домой в ужасном расположении духа, так как нужное платье все не находилось. Я называла то, что мне предлагали «сплошной совдепией» и отказывалась в этом ужасе идти на собственную свадьбу. Позвонила моя бабушка, и я ей выложила всю эту мою грустную историю. И тут бабушка предложила мне сшить свадебный наряд! Бабушка была не так уж и стара и она действительно всю жизнь очень хорошо шила, но свадебное платье!? Бабуля заверила меня, что все, что ей нужно – это выкройка и ткань.

Ткань мы нашли быстро. Мужчина, шивший костюм Женьке, раздобыл нам по блату через свое ателье шикарный отрез белоснежной ткани и к нему еще кучу всякой фурнитуры – кружев, лент, специальных пуговиц и даже какую-то штуковину, которая вставлялась в подол юбки для того, чтобы сделать ее пышнее.

С бабушкой мы просмотрели несколько журналов «Бурда-моден», заграничных каталогов, невесть как попавших в разное время в наш дом и хранимых все эти годы в качестве некоего образца хорошего вкуса и высокой моды.

В итоге платье было содрано со свадебной фотографии какой-то американской актрисы. Оно не имело выкройки, но моя умелая бабуля сличила что-то с чем-то в журналах «Бурда», составила разные верхи и низы вместе, удлинила, укоротила и прибавила, ну и начала шить.

Озадачивать бабушку еще и шитьем наряда на Машкину свадьбу у меня не хватило наглости. Вместе с мамой мы поехали в конце августа в магазин «Люкс» в Олимпийской деревне, в который пускали строго по спецталонам. Спецталон раздобыл на работе папа – все понимали, что свадьба это святое и отдали ему талон вне очереди.

Из «Люкса» мы вышли очень довольные собой – наряды были куплены и мне и маме. Было жарко, ехать домой было далеко, но все эти мелочи испортить наше настроение уже не могли. Женька к тому времени перебрался как-то незаметно жить ко мне, поэтому свои пакеты я перетащила сразу к маме в комнату и спрятала в шкафу, несмотря на его отчаянные просьбы показать хоть что-нибудь. Я хотела неожиданно сразить Женьку наповал. Он возражал, что уже сражен наповал, и сражать его больше не надо, но я была непреклонна.

* * *

Эти-то из соседнего подъезда жениться собрались. Я думаю, а ведь как прав был, что их на потом оставить решил. Каково это будет подождать чуток, а потом разом, как говорится, ячейку общества и хлопнуть! Она все бегает из двора – во двор. Целыми днями. «Платье, – говорит, – ищу». Ну ищи. Платье пригодится. А там посмотрим. Осенью займусь Борисом. Он переехал и далеко живет. Уж два месяца его пасу. Теперь я спец – знаю, где выключить свет в подъезде. Так, конечно, тюкать по башке сподручнее. Железка на балконе валяется, как бы между прочим.

Никогда на море не был. Эта соседка моя загоревшая ходит. Зараза. А я чуть на солнце, сразу красный как рак. Тут на речке сидел целый день, стратегию прорабатывал. Так вечером весь чесался, сгорел. Мать ругалась, извела на меня банку сметаны. Но чесаться перестало. Жрать, правда, суп не с чем. Хотел у соседей спереть немного, а и у них нету. Пойду завтра посмотрю, может будет сметана в магазине. Банка стоит, черт, не мытая. Надо замочить на ночь, а то не во что лить сметану будет.

Сентябрь, 1990

На свадьбу своей подруги я собиралась с чувством, с толком, с расстановкой. Я была свидетельницей, а значит вторым после невесты человеком на свадьбе (среди женщин, разумеется). На мне была удлиненная черная узкая юбка и длинная голубая тонкая блуза, перехваченная на талии широченным черным поясом. Голова была вся в свеженакрученных кудрях. Первым отпал Женька, а значит основная задача в принципе была выполнена.

На свадьбе мы вовсю танцевали со свидетелем со стороны жениха – тем самым Максом, с которым нас познакомили первого января, что впрочем не имело никакого романтического продолжения. Тем не менее, он мне нравился, мы много танцевали, а потом я заполучила первую крупную ссору с собственным женихом. Поздно вечером мы с Женькой возвращались домой. Сначала он долго молчал, а затем высказал мне все, что он думает по поводу моего поведения. Меня поставили на место, меня отчитали, отругали и приволокли домой в состоянии полного нестояния. Я ведь и выпила много, поэтому сраженная всеми Женькиными доводами наповал, я рухнула в постель и крепко заснула. Женя понял, что до совести моей он не достучался – меня явно не мучила от стыда бессонница и я даже не пыталась оправдываться (на самом деле, совершенно не было сил). Утром мы, правда, помирились, как говорится, не выходя из постели.

Мое свадебное платье было почти готово. И оно было шикарно! Материи бабушка угрохала на него столько, сколько в ателье расходуют, наверное, на несколько платьев, но зато юбка состояла из нескольких слоев, а на талии красовался пояс с огромным бантом сзади – ну точно как на той фотографии из американской жизни. Это было платье принцессы из сказки!

* * *

Интересно получилось: в ЖЭКе лежала какая-то толстенная книга. Оказалось списочки людей с адресами. Я там столько из наших классов народу нашел! Выписывать жаль нельзя. А с памятью у меня все-таки бедища! Не запоминаю всех, ну никак. Ладно, начинать надо с дальних. Борьку изучил. Он учится днем, вечером, блин зубрила, сидит дома. Он и в школе, попросишь списать, нет, говорит, учи сам. Смех! Сам – соплей перешибешь, а туда же. Я его хотел побить много раз, но за Бориса некоторые были горой, он им почему-то списывать давал.

Некоторых сейчас на улице встречаю, кто здоровается нехотя, а кто и нет. Сволочи, одно слово. Повырубать бы им всем свет и по башке железкой. Разом. Но тогда цели в жизни не будет. А она должна быть. Иначе зачем жить?

Октябрь, 1990

Меня по-прежнему не тошнило, с Женей мы помирились, к свадьбе все было готово, учеба не клеилась, так как было не до нее. То есть в институт мы исправно ходили, но часто пропускали первые пары, а на остальных слушали преподавателей вполуха. Сразу после свадьбы мы собирались ехать за шмотками в Китай, официально назвав эту поездку «свадебным путешествием». Женя твердо намеревался начать зарабатывать деньги и первый пробный камень в этом направлении был запущен в сторону китайской границы. Подбиралась компания в основном «бывалых» шопников, но в каждую такую поездку брали всех желающих что-то сделать на ниве одевания нашей страны, поэтому нас тоже взяли и даже обещали показать, где и что надо покупать. Вопрос «на что покупать» стоял более остро, но всем было строго велено в качестве свадебного подарка нам дарить деньги, и вскрыв подарочные конверты с деньгами мы поняли, что стартовый капитал у нас все-таки есть.

Родители были против подобного вложения денег. Они работали на государственных предприятиях и считали, что нам надо тихо-мирно заканчивать институты и идти куда-нибудь работать. То, что это «куда-нибудь» имеет весьма призрачные перспективы, особенно для Женьки с его инженерно-техническим высшим, для них существенной роли не играло.

Мы с Женей объединились и единым фронтом, как уже семья и совершенно отдельная ячейка общества, отстояли свое право на поездку. Мои родители и Женина мама поохали, пообсуждали всласть наш поступок, но вынуждены были смириться. Мы сидели в моей комнате и праздновали победу оставшимся после свадьбы вином.

* * *

Ой, свадебку-то видел. Шел как раз в продовольственный за подсолнечным маслом. Воняет оно – страсть! Но надо ж на чем-то и жарить. Тут мать права. А моя соседка выкатила из подъезда в этаком белом пышном платье, как из детских фильмов про сказки. Принцесса! Я встал, полюбовался. Думаю, живи, дура, пока. Такую красотищу даже жаль по голове бить. Но может чего и придумаю за годы-то тренировок!

Ноябрь, 1990 – февраль, 1991