Даже ведьмы умеют плакать
Стоит только зацепиться за один-единственный баннер – и ты в конце концов окажешься за миллион миль от места, где намеревался побывать. А когда очухаешься, выясняется, что прошло полночи (или полдня). Работа не сделана. То, за чем ты ходил в Сеть, так и не нашел (да ты уже и забыл, зачем заходил!)… Все тело разбито, а голова лопается от никчемной информации, картинок, видео и музыки… Многих – ох, многих! – навсегда засосала пучина сия!
Я обычно строго-настрого запрещаю себе ходить по неведомым интернетовским дорожкам. Нет вернее способа убить время и посадить глаза.
Из кухни, нажравшийся «Вискаса» для престарелых кошек, явился, облизываясь, Дуся. Легко запрыгнул на мой стол, а оттуда взлетел на верхнюю крышку монитора. Умостился, прищурил глазищи. Верхняя панель монитора – любимое место Дуси. Там тепло, а кроме того, оттуда он может легко контролировать все, чем занят хозяин. Это вообще чрезвычайно в духе моего кота в частности – и кошек вообще: занять самое высокое место и посматривать на происходящее сверху вниз.
«Лежи-лежи, – вслух пообещал я ему. – Сдохнешь от излучения».
Кот только презрительно сузил глаза. Ему было совершенно наплевать на излучение – равно как и на вопросы жизни и смерти.
В низу экрана мой взгляд зацепился за посверкивающий баннер. На нем через равные промежутки времени – словно кукушка в часах – выскакивала птичка. Затем птичка сменялась надписью « Кукушка-2». А потом снова вылетала птичка. Мелькание невольно притягивало глаз.
«Кукушка-два», надо же, – подумал я. Я недавно посмотрел по видео фильм «Кукушка» режиссера Рогожкина. Картина оказалась редким российским фильмом, мне понравившимся. В нем не было ни пижонства, ни чернухи, ни кровожадности, а присутствовали любовь и юмор. Хорошее сочетание.
И вот на тебе – «Кукушка-два». Гадость какая. «Кукушка» – кино совсем не из тех, чтобы к нему снимать сиквелы. Неужели народ в погоне за прибылью готов изговнять все на свете? Даже то немногое хорошее, что изначально появляется на экранах?
Сиквелы, приквелы и прочая лабуда захватывают мир. Почему не снят «Андрей Рублев-два»?
Или – «Механическое пианино возвращается».
Почему после «Сладкой жизни» не появилась «Очень сладкая жизнь» и «Невозможная сладость бытия»?
«Кукушка-два»!.. Да не вранье ли это? Может ли такое быть?
И я навел курсор на баннер и щелкнул мышкой.
Зря, конечно, это сделал.
Я только намного позже понял во всей полноте и отчетливости, насколько зря.
ХУДОЖНИК И КУКУШКА
Итак, я щелкнул мышкой по баннеру.
Я, в общем-то, понимал почему. Мне совершенно не хотелось рисовать источающую жажду пепси. А браться за только что придуманный натюрморт было совестно. Потому что за жаждущую пепси мне платили и зарплату, и премию. Я даже имел какой-то мизерный процент в прибыли рекламного агентства. А натюрморт… Бабушка надвое сказала, продам ли я его. Получу ли за него хоть копейку? Да и вообще – удастся ли он? Да и закончу ли я его? Не впустую ли будут мои хлопоты и творческая горячка?
Вечные страдания творца. Если он, конечно, творец – а не халтурщик с рыбьей кровью. Не какой-нибудь делатель сиквелов-приквелов. Не тиражер огромных чугунных статуй. Не рисовальщик многочисленных лакированных портретов, ужасно похожих на раскрашенные фотографии…
И, чтоб не писать ни натюрморт, ни пепси, я кликнул по первому попавшемуся баннеру. Эскапизм – бегство от действительности. Чтобы не выбирать между двумя возможностями, человек не выбирает ничего.
Баннер «Кукушка-два» открылся под звуки Девятой симфонии Бетховена. «Та-та-та там!!» Так судьба стучится в двери.
Кот, лежащий на мониторе, вздрогнул. На экране появился титр: «Мы знаем, сколько тебе осталось жить-поживать!» Затем вспыхнула другая надпись: «Хочешь узнать точную дату собственной смерти?»
Последний текст произносила сама Смерть с косой – в мини-юбочке, с грудями навыкате. Она кокетливо подмигивала: «Жми сюда!»
Ох, господи, что за дураки, подумал я. Значит, к кино «Кукушка» баннер отношения не имеет. И никакого продолжения фильма, слава богу, не затевается. Но что за подлые обманщики! Интернет в очередной раз надул меня.
«Кукушка-два», оказывается, обещает накуковать прогноз ожидаемой продолжительности моей жизни (если выражаться языком социологов). Приколисты фиговы. В Сети полным-полно подобных приколов. Интернет вообще любит шутничков и всяческих фриков.
Тебе, к примеру, предлагают заглянуть в «глазок» видеокамеры, установленной в общественном туалете. Или посмотреть на собственное лицо – каким оно станет лет через тридцать.
Непонятно зачем устраиваются подобные развлечения. Ведь это целая история: создать программу, сайт, еще и баннеры развесить. Требует кучу времени – да и денег. Неужели интернетчики занимаются этим из чистой любви к собственному искусству? Примерно потому, зачем я рисую свои натюрморты?
Ну, ладно, решил я, раз зашел – надо дорезвиться до конца.
Хоть порадуюсь. Программа наверняка основана на банальной статистике. Мне вот тридцать один. А средняя продолжительность жизни в России – где-то лет шестьдесят пять. Значит, мне нагадают еще тридцатник с хвостиком. Пустячок, а приятно. Как-то внутренне подзаряжает.
Огромным богатством, если вдуматься, я обладаю. Тридцать четыре непрожитых года.
И я снова щелкнул мышкой.
Появился запрос: «Введите дату своего рождения». Я смело отстучал «17 января 1972 года» – и нажал «продолжить». Я уже ожидал ответа от дурацкой кукушечки – типа: «Вы умрете 27 января 2037 года».
Однако на экране возник новый вопрос: «Ваш пол?»
Что ж, вопрос логичный.
Женщины живут, к сожалению, дольше, чем мы. Это им награда за то, что они меньше нервничают, меньше заняты карьерой и меньше (как правило) зарабатывают. Правда, надо признать, женщины к тому же пьют меньше водки, аккуратнее гоняют на автомобилях и реже ходят на стадионы, когда «Спартак» играет с «Барселоной».
Я решил не прикалываться и кликнул по буковке М.
Тут же появился новый вопрос:
«Вы проживаете…» – и три варианта ответа:
«В России»,
«В дальнем зарубежье»,
«В ближнем зарубежье».
Интерес вполне логичный. Не знаю, как обстоят дела в Белоруссии или Узбекистане, а в дальнем зарубежье народ, увы, живет сильно дольше нашего.
Я не стал изображать из себя японца, норвежца и разного там прочего шведа и честно щелкнул по плашке «Живу в России».
Но кукушечка со своими «ку-ку» опять не появилась.
Возник новый вопрос:
В каком населенном пункте вы проживаете? – и варианты:
Москва
Крупный город —и далее, вплоть до села.
Тоже разумно. Хотя и непонятно, в чью пользу – москвичей или деревенщиков – программа будет считать. С одной стороны, в столице – стрессы и экология. Плюс – сумасшедшее автодорожное движение и вероятность попасть под случайную перестрелку. К тому же поездки в метро опять же жизни не прибавляют.
С другой стороны – в провинции пьют больше, чем в Москве. И меньше зарабатывают. И хуже питаются.
Я честно выбрал «Москву» и, как дурак, нажал «продолжить».
Я уже стал подумывать, не бросить ли дурацкий опросник. Что за бессмысленный способ тратить собственное время и деньги!
Однако следующий вопрос «кукушечки» меня немало повеселил. Все-таки в Сети гужуется народ с отменным чувством юмора.
На экране появилось:
Вы Кощей?
Я вслух засмеялся (Дуся на мониторе открыл один глаз) и кликнул по варианту «нет». А потом подумал: а что было бы, если б я выбрал «да»?
Далее – шутки в сторону! – меня снова спросили серьезно:
Вы курите?
Я с чистым сердцем ответил «нет» – и порадовался, что прибавил себе лет пять-шесть ожидаемой жизни.
Затем последовал вопрос:
Вы женаты?
Я ответил «нет». Этим я убавил себе годы, выигранные на курении. Странно: жены пьют из мужей кровь стаканами – но при этом женатики, по статистике, живут дольше, чем холостяки.
Далее программа спросила меня: сколько я пью?
Я написал самый здоровый и одновременно правдивый ответ: бокала два-три хорошего сухого вина.
Затем – занимаюсь ли я спортом?
Я открестился – хотя, подозреваю, это стоило мне лишних трех-четырех лет. И, наконец, сколько я зарабатываю.
Последний вопрос меня, признаться, насторожил. Может, им еще нужен номер моей кредитки? И пин-код в придачу? Может, «Кукушечка-два» в реале – мощная маркетинговая социологическая служба? И они промышляют тем, что исподволь собирают информацию о потенциальных
потребителях? И, по-честному ответив на их дурацкую анкету, я навечно попаду, как вероятный клиент, в базы данных «Рибока» и «Фольксвагена», «Коки» и «Адидаса», «Хьюго Босса» и «Форда», «Кардена» и «Нивеа», «Проктер энд Гэмбл» и «Найка». И эти международные капиталистические монстры доверху забьют мой почтовый ящик директ-мэйлом?
Словно в ответ на мои опасения на экране зажегся титр:
«Кукушка-два» гарантирует строгую конфиденциальность сообщенных вами сведений. Мы обязуемся не передавать их никогда, никому и ни на каких условиях. Мы не собираем какие бы то ни было данные, позволяющие идентифицировать вашу личность и нарушить ваше право на личную жизнь».
Это заявление заставило меня еще пару минут не отрубаться от забавного сайта. Надо все-таки довести игру до конца – каким бы он ни был.
Тем более что мне не хотелось писать натюрморт, а изображать с помощью программы «АдобФотошоп» изнывающую от жажды банку пепси – особенно не хотелось.
ХУДОЖНИК. РЕЗУЛЬТАТ
Сеть затягивала меня все глубже. Я щелкал и щелкал мышкой, отвечая на вопросы дурацкой анкеты. Оторваться было невозможно – как от семечек или попкорна.
Я ответил еще на пару пунктов: есть ли у меня машины, дети и домашние животные. Мне даже предложили цветовой тест Люшера: «Расставьте эти цвета в наиболее предпочтительном для вас порядке…» Первым я выбрал голубой – не знаю, что уж это означало. Наверное, то, что у меня, как у Пикассо, сейчас голубой период.
«А теперь – расставьте еще раз…»
Однако от анкеты «Кукушечки» оказался неожиданный толк. Где-то посреди нее мне вдруг пришло в голову абсолютное точное видение своего будущего натюрморта. Анкета (или то время, что я на нее потратил) как бы кристаллизировала его.
Я увидел перед своим, что называется, внутренним взором: вот стол на кухне. На обычной советской, московской кухне. На заднем плане – окно. Где-то в окне, невдалеке видны другие многоэтажные дома, заснеженные тротуары и засыпанные снегом машины.
А на переднем плане, на столе, разложены цветы. Стандартные букеты и отдельные цветочки. Букеты самые разные. Контрастирующие друг с другом. К примеру, три ириса. А рядом – одинокая гвоздика. А подле – две веточки мимозы. И букет из трех длинных полуувядших роз. А рядом с цветами на столе лежат полураскрытые ножницы. Центром композиции является ваза с семью (или девятью) желтыми тюльпанами.
И зрителю становится очевидно: дело происходит в какой-то праздник. В день рождения или на Восьмое марта. Скорее, на Восьмое марта. И эти цветы женщине надарили на работе. Вот эта одинокая гвоздика, к примеру, – формальный подарок от начальника. Три дорогие, но полужухлые розы – подношение от благодарного клиента. Дешевенькие мимозики – сувенирчики от женщин-коллег.
Букетик ирисов – дар тайного застенчивого воздыхателя. Например, какого-нибудь юного прибабахнутого компьютерщика. Или, напротив, кадровика-отставника предпенсионного возраста.
Но вот тот букет тюльпанов, что уже поставлен в вазу – поставлен женщиной самым первым, нежно, любовно, – это подарок ей от возлюбленного.
А самой женщины, современной москвички, на картине нет. Она где-то за рамкой. Наверное, наполняет водой очередную вазу. Но разложенные на столе цветы многое рассказывают нам о ней: как она ехала с работы домой – чуть подвыпившая, довольная, восторженная, – прижимая к груди разнокалиберные букеты. Как завистливо смотрели на нее пассажирки в метро. Как она, войдя в дом, сразу же бросилась подрезать и расставлять цветочки. И первым установила в вазу самый дорогой для нее букет – желтые тюльпаны от возлюбленного.
Я знал: в натюрморте должна почувствоваться моя любовь к этой неведомой (и невидимой зрителю) женщине. И даже легкая ревность к ее гипотетическому возлюбленному с желтыми тюльпанами. И моя ностальгия.
По кому ностальгия – не знаю. Может, по некой несуществующей, но прекрасной девушке. А может, по любви вообще – ведь я этого чувства не испытывал страшно давно.
И мне чертовски захотелось взяться за натюрморт прямо сейчас. К черту пепси-колу. К черту прочие халтурки. Вот сейчас покончу с анкетой, раз уж ввязался, – и за работу.
Я, конечно, знал, что разница между той задумкой, что с ослепительной яркостью вспыхивает в мозгу художника, и результатом порой бывает колоссальна. И никогда не удается выразить то, что ты изначально видел внутри себя, со всею точностью. Порой (очень редко!) результат неожиданно оказывается даже лучше того, о чем мечталось. (Но все равно, как ни крути, иным!) Однако чаще итог получается хуже – гораздо хуже! – того идеального образа, явившегося однажды в твоем сознании. И пусть зрители хвалят – часто искренне – твою картину, все равно ты видишь, где недотянул. И благодаря каким доделкам и переделкам результат мог быть иным. Лучше. Совершенней. Прекрасней. Ты видишь эту разницу – и тоскуешь оттого, что она существует. Оттого, что ты опять недотянул. В очередной раз не достиг идеала.
А потом, в один прекрасный день, новый образ влезает в голову и весь заполняет тебя. И ты снова (несмотря на все неудачи) берешься за работу. Потому что иначе отделаться от того, что вступило в башку, невозможно…
Думая обо всем этом, я наконец механически закончил отвечать на дурацкую интернетскую анкету. Щелкнул мышкой по клавише на экране «Показать результаты». Вспыхнул титр: «Ждите. Идет обработка данных…»
Я откинулся в кресле. Мой Дуся спал, свернувшись клубком на мониторе.
На экране появилась мультипликационная кукушка. Она помигала в мою сторону глазком-бусинкой. Потом вдруг разочарованно развела крыльями и улетела за обрез экрана.
Посреди экрана вспыхнула надпись:
Sorry…
А затем ее сменила другая:
Вам осталось жить-поживать 8 дней 2 часа и 28 минут.
Я вперился в титр. Ну ни фига ж себе!
Я битый час угрохал на дурацкую анкету – и ради чего! Чтобы меня так мерзко, предательски разыграли! Подумать только – мне осталось жить восемь дней с минутами!
Тут на мониторе появился новый титр:
Причина смерти – несчастный случай.
Не успел я вглядеться в него, как возникла новая надпись:
Время пошло!
А ниже появился цифровой хронометр.
08 дней 02 часа 28 минут 36 секунд.
Часы вели обратный отсчет.
Последнее число стремительно убывало:
35 секунд… 34… 33… 32…
Пока я, ошеломленный, пялился на экран, счетчик секунд обнулился, а потом снова пошел по убывающей:
08 дней 02 часа 27 минут 59 секунд… 58 секунд… 57… 56… 55…
Вот твари! Ну шутнички!
Раздосадованный, я тут же нажал мышкой клавишу Завершить работу.
Экран мигнул и потух. Я с шумом отодвинул от компьютерного стола кресло. Дуся приоткрыл на меня один глаз, словно проверяя: что случилось? Я усмехнулся и выбежал на кухню. Залпом выпил стакан холодной воды.
«Ну идиоты! – вознегодовал я на создателей «Кукушки». – Это же надо так пошло шутить! Мало того, что я потратил битый час на их анкету, – они еще на полном серьезе дают дурацкие предсказания!»
И главное, ведь ничего нового. Что-то подобное я уже видел. В каком-то фильме ужасов. Кажется, он назывался «Звонок». Сначала он был японским, а потом еще и американцы римейк сняли. Ну, а то, что бывает в «ужастике», – никогда не случается в жизни. Кстати, и у Мураками в одном из романов герой знал точное время собственной смерти…
Долбанутые компьютерщики! Сами ничего нового придумать не могут – вот и крадут чужие идеи. Шутнички, блин! Кукушечки!
Разумеется, я ни на секунду им не поверил – но все равно неприятный осадок оставался. Будто кто-то посторонний влез к тебе прямо в душу. Ты ему чуть ли не исповедался, а он плюнул тебе на ботинки и сказал, что ты говнюк и вообще вот-вот умрешь.
Да, гадское ощущение внутри – будто пирожок с несвежим фаршем съел.
Чтобы перебить его, я заварил себе еще одну чашку мощного кофе. Полез в холодильник за конфетами «Шоколадный крем».
Вот идиоты, вздохнул я, откусывая шоколад и постепенно успокаиваясь. Испортили настроение.
Хотя…
Я отхлебнул горяченного кофе и самоиронично подумал:
«Ну, раз я умру через неделю – имеет ли смысл браться за банку пепси? Нарисую очередную, стомиллионную банку газировки – и что?
А вот натюрморт… Есть шанс – правда, мизерный! – что после моей нелепой, скоропостижной смерти (через восемь дней!) картина вдруг возьмет и прославит меня. И обессмертит мое имя. И лет через сто пойдет с молотка аукциона «Кристи» миллионов за сто долларов… Так что прямой смысл заняться именно картиной. Чтоб было чему моим далеким наследникам порадоваться.
Что ж, идиотская интернетская шутка мне помогла сделать выбор.
Решено. Берусь за цветы.
Оставшихся (я хихикнул про себя) восьми дней мне хватит».
НАТЮРМОРТ. ЗВОНОК
Я уселся на кухне. Взял планшет с бумагой. Карандашом быстренько набросал эскиз.
Отложил. Пристально осмотрел. Мне понравилось. С композицией все было в порядке. Мне вообще нравится момент, когда нематериальные образы, возникшие в башке, начинают превращаться в первые линии.
Когда из ничего проступают первые контуры чего-то.
Эскизничал я на кухне – с натуры. Вот стол – а вот задний план: окно. А вот и вид из окна: соседский дом, детская площадка, машины. Все перенесется на задуманную картину.
На кухню приплелся, заметив мое отсутствие в комнате, Дуся. Пришел проверить: вдруг я тут ем? А если ем – может, и ему перепадет? Вот примитивная тварь. Ничто ему неведомо: ни муки творчества, ни мысли о смерти. Ничто его не интересует. Одна жратва.
Дуся покрутился по кухне, тыкнулся в свою плошку. Убедился, что едой и не пахнет, и разочарованно поплелся в туалет.
И тут раздался телефонный звонок.
Обычно я отключаю телефон, когда работаю. Пусть те, кто решил меня побеспокоить, записывают свои послания на автоответчик. Нечего отвлекать творческого человека в рабочее время.
Но сегодня с самого утра у меня не раздалось ни единого звонка. Да еще эта дурацкая сетевая шутка… От нее, несмотря ни на что – кофе, конфеты, работу, – внутри было кисловато. Поэтому, чтобы развеяться и забыть дикий розыгрыш, я снял трубку.
В наушнике что-то слегка щелкнуло. Затем раздалось легкое шипение. А потом механический голос – точь-в-точь как в службе «100» – безразлично произнес:
«Вам осталось… – Пауза. – Восемь дней… один час…»
Между словами автоматический голос делал паузы, как делает обычно механизм, сообщающий точное время.
«Тринадцать минут… И сорок секунд…»
Потом опять щелкнуло, и снова:
«Осталось… Восемь дн…»
Я бросил трубку.
МЕРТВАЯ ТИШИНА
Не скажу, что после идиотского звонка у меня поднялись волосы дыбом. Или там – что я побелел как смерть.
Хотя не знаю. Сам я себя в зеркале не видел.
Но было противно. И как-то неприятно. Дурацкий розыгрыш затягивался. И принимал все более объемлющие формы. Интернет, а теперь вот и телефон.
Попался бы мне этот дурацкий шутничок – немедленно получил бы прямо в ухо.
Смерть!.. Нашли чем шутить.
Я оглядел кухню.
На столе валялся отложенный планшет с эскизом натюрморта и карандаш. Керамическая чашка с остатками кофе, смятый фантик и пустая баночка из-под йогурта дополняли реальный, а не идеальный – возникший в моем воображении – натюрморт.
Кухня показалась мне сейчас какой-то нахохленной, неприкаянной. Тюлевая занавеска была содрана с двух крючков. Ее вообще давно не мешало бы постирать. А окна – помыть.
При этом и кухня, и вся квартира казались полными какой-то нехорошей тишины.
И в этой абсолютной, мертвящей тишине капала вода из крана. Давно пора сменить прокладку. Дзыньк, дзыньк! – звенели капли, падая в непомытое блюдечко из-под вчерашнего чая.
Но – что удивительно! – больше в нашем огромном многоквартирном доме не раздавалось ни единого звука.
Я выглянул в окно.
Залитый весенним солнцем двор был абсолютно пуст. Недвижно стояли припаркованные машины. Из помойки торчал длинный кусок картонной коробки и чуть покачивался на ветру.
И тут я заметил движение. По пешеходной дорожке шел человек. Шел он с трудом, будто преодолевал сопротивление ветра.
Я пригляделся и увидел, что человек попросту пьян. Нагрузился с утра и шкандыбает от магазина.
В руках у пьяного был старый полиэтиленовый пакет. Нес он его с чрезвычайной осторожностью. Видно было, что он готов при необходимости защищать его всем своим телом. У стороннего зрителя вроде меня не оставалось никаких сомнений по поводу содержимого пакета.
На сердце как-то отлегло. Отчего-то этот пьяный, шествующий поперек двора, теперь показался мне чрезвычайно симпатичным.
А тут вдруг из квартиры сверху донесся посвист дрели. Еще ни разу в жизни этот звук не был мне настолько мил.
Все нормально. Я стряхнул с себя морок. Жизнь продолжается. Все живы. И мир – жив.
И я – жив тоже.
Просто – будний день. Одиннадцать часов утра. Народ – на работе. Дети – в школе. Птицы еще не вернулись с югов.
Все нормально.
Однако мысль о том, что надо вернуться к работе, вдруг стала мне невыносима. Показалось удивительно унылым: продолжать сидеть здесь, в квартире, одному и писать натюрморт.
Надо мне, пожалуй, пойти прогуляться, решил я.
Что-то я зачах тут один. Одичал. Да еще и предсказания эти дурацкие. Звонки.
Надо сходить в магазин, подумал я. Там – люди, там – милые кассирши. Может, кого из соседей встречу по пути – поболтаем. Вот и развеюсь.
Решено, собираюсь. А чтобы мне не было так одиноко, я включил радио в своем музыкальном центре «Панасоник».
«…А впереди у нас путешествие по времени, – раздалось бодрое щебетание ведущей из «Радио семь – на семи холмах», – годы шестидесятые, восьмидесятые и девяностые. «Битлз», Анна Усачева и Джо Кокер. Оставайтесь с нами!..» И в динамике раздались известные аккорды. А после запел Маккартни:
In the town Where I was born…Я бодро подхватил, подпевая сэру Полу:
Lived a man Who sailed to sea…И отправился надевать джинсы.
ПИСЬМО
«Йеллоу Сабмарин» была единственной битловской песней, которую я знал от начала до конца.
Я допел ее вместе с Полом, одеваясь. Потом выключил радио и вышел в робко-весенний день.
Никого из знакомых я по дороге в магазин не встретил. Зато мило поболтал со скучающей кассиршей. И скидку получил, как ранняя пташка – покупатель, явившийся до двенадцати часов дня.
В магазине я приобрел жестяную двухсотграммовую банку «Нескафе-классик», коту – «Вискаса» и туалетный наполнитель «Катсан». Еще я купил «Студенческих» микояновских сосисок и тортик «Наполеон». А кроме того, побаловал себя шоколадкой «Вдохновение», апельсинчиками и бананчиками.
Когда я подошел к своему подъезду, гнилое настроение, вызванное дурацкими розыгрышами, улетучилось.
В моем обычном – не виртуальном! – почтовом ящике что-то белело.
Я поставил сумку с покупками на пол и отпер его.
Внутри оказалось письмо. Адресовано – мне, и адрес – мой. Координаты отправителя не указаны.
Почерк на конверте показался мне странно знакомым.
Я довольно редко получаю письма, поэтому разорвал конверт прямо в подъезде. Оттуда выпал небольшой голубоватый листочек, исписанный от руки.
Я взялся читать:
«Когда вы прочтете эти строки, меня уже не будет в живых.
Да, да! Я должен умереть. Судьба распорядилась именно так, и я чувствую приближение неминуемой смерти.
Очень жаль, что мне не удалось выполнить все задуманное, воплотить все мечты. Но меня утешает и мне льстит мысль, что удалось оставить после себя хотя бы кое-что. Хоть какие-то следы моего пребывания на Земле. Картины, оставшиеся после меня, продайте. Не знаю, как оценит их история, но все, что я ни писал, делал со всей душой и от чистого сердца.
Жаль, что мне не довелось родить сына. Ну, что ж, значит, не судьба. Значит, богу это оказалось не угодно.
Еще раз прощайте – и вспоминайте обо мне».