Цельнометаллический человек

Дух захватывает, как на аттракционе с резинкой над пропастью. Потом Павла вбивает в увитую трубами переборку. Грохот такой, что кажется, уши взорвались. Следом взвывает сирена, – и замолкает, захлебнувшись на самой высокой ноте.

Ледяная вода хлещет в лицо. С задержкой срабатывает аварийная система, металлически лязгнув, люки задраиваются. Как гильотины, обрубают сообщение между отсеками.

Боль давит, мешая пошевелиться. Даже согнуть палец страшно. Или пальцы не гнутся, потому что его поломало? Павел осознает себя лежащим в воде. От сильнейшего удара потемнело в глазах. А, нет, это вырубилось штатное освещение. Тьма кромешная, неописуемо плотная. Кажется, в ней существует только испуганное сознание Павла, теперь вовсе без тела. «На том свете», – вроде, так говорят?

Света нет. Здесь ничего уже нет…

Холодно. Мысли расползаются, не удержишь. Должно быть, влетел головой в какой-нибудь вентиль.

«Один. Два. «Три», – считает Павел. – «Четыре».

Если аварийное освещение сейчас не включится, значит, он мертв.

«Пять».

Отсек заливает красный свет ламп. Мутный какой-то, или это пелена на ресницах? Павел со стоном проводит мокрой ладонью по лбу и глазам. Удивительно: рука еще двигается. На прыгающих пальцах остается пятно. Он поражается яркости собственной крови.

– Живой, – всхлипывает Павел. Нужно поднять себя на ноги.

– Вас беспокоят по поводу Вашей супруги.

Петр дергает уголком рта. Он ненавидит, когда люди не представляются. В другой раз не удержался бы от замечания, но сейчас ему наплевать. Пусть хоть матом в трубку кричат, лишь бы сказали что-нибудь обнадеживающее.

– Какие прогнозы?

– Недели две, Петр Ильич. Может, чуть меньше. Нам обещали оптовую поставку комплектующих. После этого мы сможем помочь. Будем держать Вас в курсе.

Петр лихорадочно прикидывает, можно ли ускорить процесс. Пожалуй, что нет. По крайней мере, нет ничего, что он не попробовал. Предлагал деньги, жал на административный ресурс, тормошил нужных людей… Бесполезно. Нужно пережить эти оставшиеся недели.

С Соней ничего не случится. Хуже, чем сейчас, точно не будет.

– Ясно.... Покажите ее.

Экран переключается в режим прямого эфира. Накрытая до ключиц простыней, Соня лежит на каталке. Камера на нее наезжает, безжалостно демонстрирует холодную, отстраненную красоту. Губы у Сони синие, на лбу повязка как у покойницы.

– Достаточно.

Видеть жену такой невыносимо. Петр прерывает трансляцию и бьет кулаком по панели. Легче не становится. Экзоскелет оставляет на пластике скол.

«По крайней мере, Соня не чувствует. Мне за нас двоих больно».

Мысль заставляет невесело ухмыльнуться. «Нас двоих». Мило.

Не нужно быть гением, чтобы сообразить, как смотрят на таких как Петр. Попутал берега, заигрался в любовь и семью. Ему уже не раз предлагали слетать на материк. Мол, там достаточно девушек, похожих на твою Соню. Проветрись на выходных, и возвращайся работать.

Хотя, по правде, это верхушечка айсберга.

Петр ненавидит их взгляды. Неизвестно, что хуже, сочувствие или когда они пытаются спрятать глаза. Косятся исподтишка с отвращением, хуже того, с плохо скрытой брезгливостью. Хочется врезать им кулаком, сжатым с помощью экзоскелета. Сколами не обойдется.

Примитивные мысли… Ну, так он на Камчатке. Здесь все настоящее.

Вчера Петр увидел в Потоке, как лоснящийся тип разглагольствовал: «Мы живем в толерантном обществе, в прогрессивной культуре, мы сохранили ценности и моральные ориентиры». Ха-ха.

Инвалид везде инвалид. Человек с ограниченными возможностями. Недочеловек, если называть вещи собственными именами. Хотя, люди не вещи, – люди хрупкие кости, плоть да немножко души. Вроде, это отличает своерожденного от машины.

Быть калекой весьма неудобно. Нужно раз за разом доказывать, что не зря занимаешь место другого, здорового, которому из-за тебя не разрешили родиться.

От тяжелых мыслей отвлекает вид за окном. Беспилотный мобиль проезжает мимо медведя. Зверь возвышается на задних лапах, огромный, как иркуйем. Петр аж изворачивается, пытаясь рассмотреть медведя получше. Ему не приходит в голову остановиться.

Дикие места. Здесь до сих пор сохранилась природа. Тут нет небоскребов, нет потоков людей, нет андроидов, робокурьеров, нет разнообразных машин, дронов и черт знает чего, что периодически валится на головы. Тут ветер швыряет в лицо запахи водорослей и океана. В этот суровый край съезжаются те, кого как только не называют. Например, айфонниками, староверами, иногда даже ретриками. Они обустраивают быт по меркам начала двухтысячных. То была прекрасная в своей наивности эпоха: всемирная паутина, где каждый мог публиковать что угодно, и всему верили, первые нейросети, ранняя наноэлектроника, все простенькое и примитивное. На Камчатке староверы-айфонники бесконтрольно рожают детей, не заботясь о том, где те будут работать, по старинке возделывают сложные почвы, плодят оленей, охотятся и рыбачат.

Собираясь сюда, Петр представлял, что увидит северное сияние. Оказалось, небо залито рыжим заревом айфонниковых теплиц.

Петр главный инженер в одним из самых перспективных подразделений АО «ЗАСЛОН». Сотни тысяч нанороботов его разработки трудятся на благо страны. И за это ему замечательно платят.

– Работа мечты. – Говорит Петр, когда требуется приосаниться.

Работа мечты перебросила его из субтропического Сочи в Русийград, закрытое поселение на берегу Тихого океана. Раньше Петр считал, будто нет на свете того, что человек не успел изменить под себя и использовать для собственной выгоды. Но вот она, неприступная глыбина. Здесь над сейсмоукрепленными домиками возвышаются вулканы и сопки, нереальные, как голограммы. Петр планировал взять отпуск, чтобы они с семьей летом изучили окрестности. Чтобы малышки визжали и тыкали пальчиками в обзорное стекло вертолета.

Но уже август. Все наперекосяк.

Дышать трудно. А что, если из строя вышла установка автономной генерации кислорода?

От одной только мысли начинает подташнивать. Воздух густой, воняет металлом, маслом и морем. Температура забортной воды градуса два или три. Ощущается как жернова, дробящие суставы и кости. Воды, к счастью, немного. Держится едва выше щиколотки. Но одежда успела насквозь промокнуть, и от этого еще холоднее.

Жалея себя, Павел стонет. Эхом скрипит титановая обшивка прочного корпуса «Санкт-Петербурга». Протяжный металлический гул пробирает аж до самой изнанки души. Словно подлодка живая, ей тоже больно, она погибает… Павел замирает, прислушиваясь.

Теперь ему мерещится капель. Капает неспешно, размеренно.

Кап. Кап. Кап. И опять. Кап. Кап. Кап. В разных местах. Легкий корпус подтекает. Вода прибывает с каждым мгновением. Соленая, мертвая, она убьет за десяток кошмарных минут. А может, даже тонуть не придется, – он попросту насмерть замерзнет.

Два-четыре вздоха. Судорога, жжение, потом затяжная агония.

Медицинские чек-апы, тотальный контроль рождаемости, нанотехнологии, искусственный интеллект… Все возможности нового века. А у человека по-прежнему четыре вздоха до смерти.

Нет! Павел не может остаться в отсеке один. Где Иван Сергеевич, Раиль Краснонос, где мичман Розенфот? Где веселые ребята-андроиды? У них программа: в форс-мажорной ситуации спасать людей на борту. Почему остальных вовсе не слышно?

Павел слепо цепляется за оранжевый ящичек ЛОХ. Фокусирует на нем взгляд и отшатывается. Бред какой-то, ему что-то нужно тушить? Здесь и так скоро наберется воды по колено.

…Три недели назад Павел получил последнюю визу на допуске. Нужно было держать лицо, и только в робомобиле он позволил себе триумфально сжать руку, кричать и потрясать кулаком, пока не ударился локтем о подлокотник. От собственного мальчишества сделалось стыдно, Павел молча растер ушиб. Улыбку у него так и не получилось убрать.

«Должно быть, у вас хороший день», – нейтрально заметила тогда бортовая система. «Включить веселый плейлист?»

Павел согласился на самый веселый из всех. Подумать только, недельное пребывание на подлодке! Круиз детской мечты. Так сказать, полное погружение в проект всей своей жизни. Аналоговое погружение, не какая-то жалкая виртуальная реальность.

А теперь «Санкт-Петербург» обездвижен после аварии. По ощущениям кажется, будто лежит на банке, с заметным наклоном вперед. Но курс проложен над бездной Курило-Камчатского желоба. То есть, прямо сейчас грунта под ними быть не должно. Не на спине же они у сказочного гиганта-кита? За пару минут до аварии глубиномер показывал тысячу триста метров, Павел как раз на командный пункт заходил.

Не может же Павел быть таким идиотом, чтобы в курсе запутаться. Или все-таки может? Очевидно одно. Даже он, Павел, – то есть, лопата и обморок, а если понятным словом, то и вовсе салага, – даже он знает, что живучесть «Петрухи» рассчитана на тысячу восемьсот метров. Так что «Санкт-Петербург» точно не глубже.

И все-таки, что с ними случилось?! Авария? Саботаж? Происки конкурентов? Сдетонировал находящийся на борту оборонный комплект? Или торпеда Соединенных тормознула им разработку?

Конечно, проект у всех на слуху. СМИ растрезвонили: это лучшее, что придумано отечественными умами. Русий новая нефть. Чистая энергия…

Вот так. Люди по-прежнему кормятся из недр планеты. Земля дает пищу для технологий, которые ее же и разрушают. В отличие от зеленых, Павла эта тема мало волнует. Таков порядок вещей. Он в этом порядке на своем месте. Приносит пользу стране, обществу, да и себя с братом не забывает.

Павел Горяев начинал простым инженером-тестировщиком. Теперь его считают самым перспективным топ-менеджером АО «ЗАСЛОН». Ведь он в сжатые сроки провернул невозможный проект. «Санкт-Петербург», – «Петруха», как гражданскую субмарину прозвали на верфи, – первая экспериментальная подлодка особого назначения, построенная с применением технологий, разработанных специалистами акционерного общества. Субмарина предназначена для разработки редкоземельных металлов в недрах Тихого океана, на глубинах, к которым прежде было не подступиться.

Не оскуднела щедрость Земли-Матушки. В российских территориальных водах нашли породу, из которой смогли синтезировать русий, ставший тем самым, сто двадцать шестым элементом таблицы Менделеева. Чашей Грааля нового времени.

Но теперь субмарина на дне, вместе со всеми надеждами. Как будто какая-то гадина нажала на кнопку «смыв». Смыла семь лет ударного труда, миллиарды потраченных денег… Смыла дело жизни Павла. Его охватывает отчаяние: проект М216 жесточайшим образом откатился назад. Второй образец, атомная подлодка «Москва», будет готова к концу следующего года, не раньше.

Тьфу ты! О чем только он думает?

Должно быть, это легкая форма контузии. Путанность сознания, заторможенные реакции… Нужно спасать свою шкуру, а Павел в мыслях витает, ухватившись за разветвлённую в форме трезубца трубу.

Он снова вытирает кровь с лица и прислушивается: различимы звуки капели, стоны обшивки, какие-то шорохи, гул, зловещее шуршание электрического замыкания. Настоящая какофония, но ничего похожего на голоса. В отсеке никого больше нет.

От страшной мысли все обрывается. Вдруг команда эвакуировалась без него?!

Нет. Нет. Не может быть.

На борту «Санкт-Петербурга» восемь специалистов, опытные моряки, инженеры, представитель военных, и тринадцать внешне неотличимых от людей андроидов вспомогательного состава, тип А23-в, самые современные. Спасательные гидрокомбинезоны в наличии на весь экипаж, но глубинную капсулу рассчитывали на десять мест, для людей, с запасом на случай присутствия пары «гостей». А что, если андроидов перемкнуло, и они тоже захотели спастись?

Павел приваливается плечом к переборке, цепляется за похожие на металлические кишки коммуникации. Зло, отчаянно колотит по задраенному люку. Система внутренней связи не работает. «Нева», искусственный интеллект «Санкт-Петербурга», тоже молчит. Одинаковые в каждом отсеке информэкранчики погасли, внутренняя панель управления бессистемно щелкает клавишами. По функционалу субмарина сейчас вроде дизелей второй мировой, с большинством из которых имеет сходные габариты. Интерьер продолжает ассоциации, айфонникам такое бы точно понравилось. У конструкторов не было цели сделать глубоководную лодку комфортной для экипажа. Они год ужимали размеры корпуса до минимально возможных, чтобы выдерживал давление на сверхглубине. Зато, на «Санкт-Петербурге» появился полноценный отсек для геологоразведочной робототехники, которой заведует брат-близнец Павла, Петр Горяев. Выходы для роботов-манипуляторов устроены там, где у военных расположены торпедные аппараты. Свой аппарат у «Санкт-Петербурга» тоже имеется. Или имелся…

Павел чувствует себя жалким. Жалким, замерзшим, испуганным человечком, застрявшим во чреве гигантской машины. До того, как они поругались, брат вспоминал проглоченного китом Джеймса Бартли. Моряк провел в желудке кашалота шестнадцать часов, прежде чем его случайно спасли, отловив кита и начав разделывать. Петька рассказывал, что Джеймс Бартли помнил, как проталкивался по слизистой трубе ногами вперед, в зловонной тьме без надежды на помощь.

Сколько получится пробыть в металлическом чреве «Санкт-Петербурга»? Есть ли у него эти шестнадцать часов?

Вода сопротивляется, мешает идти. Под ногами болтаются разные мелочи. Павел пробирается к противоположной части отсека. Там тоже люк, но с той стороны вроде бы не хлестало. А потом… Попросту постучаться? В надежде на то, что командный пункт не затоплен, и в отсеке остались андроиды. Ведь люди… Могут не впустить. Тот самый человеческий фактор. В таких ситуациях каждый сам за себя, человек человеку волк. Раньше так говорили. Мир изменился, а люди… Люди всегда и везде одинаковы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.