Сейчас, когда вы думаете о трудных детях, способных довести вас до отчаяния, это может казаться совершенно невозможным. Но именно такие дети получат больше всего пользы от знаний и открытий, которые вы приобретете благодаря этой книге.
Для понимания того, как сделать так, чтобы дети следовали за нами, полезно разобраться в понятиях отношений и привязанности. Приглашаю вас подробнее изучить эти понятия, чтобы быть готовыми начать создание перемен к лучшему.
Глава 2
Что встает на пути?
Вас может удивить мысль, что учителю стоит задуматься о привязанности. Обычно мы произносим это слово в связи с малышами и родителями. Но есть ли связь между привязанностью и педагогикой? Начнем с того, что на самом деле представляет собой преподавание. Его суть состоит в том, чтобы:
• помогать ученикам учиться и расти;
• помогать ученикам открывать и тренировать свои способности;
• помогать ученикам видеть таланты и сильные стороны друг друга;
• помогать ученикам увидеть их потенциал;
• подавать пример;
• делиться мудростью.
Для того чтобы все это стало возможным, необходимо, чтобы дети следовали за учителем. А лидерства не добиться без привязанности. Неестественно и неправильно следовать за тем, кому мы не доверяем или с кем не чувствуем себя в эмоциональной безопасности. Это против человеческой природы – слушать тех, кого мы не уважаем или с кем у нас нет связи. Именно поэтому, если не уделить время построению отношений, дети не будут нам доверять, уважать и слушать нас. Вот что я имею в виду, когда говорю о «привязанности» к учителю: она возникает, когда дети смотрят на нас с уважением и хотят следовать за нами, когда считают нас лидерами и рады слушаться.
Быть лидером и строить отношения с учениками – поистине непростое испытание! Почему? Что делает этот процесс таким сложным? Да, культура изменилась, это факт. И дети реагируют на эти перемены. Они больше не смотрят на взрослых с почтением, как было раньше, не приходят в класс в ожидании руководства от учителя. Технологии позволили детям быть ближе друг к другу, сократили в их жизни пространство для связи с заботящимися взрослыми и уменьшили возможности хрупкого живого общения лицом к лицу. У детей больше нет времени для спонтанной игры и исследования и усвоения информации о мире вокруг. Давайте обсудим каждый из этих пунктов.
Дети потеряли связь с наставничеством. Многие школьники больше не смотрят на учителей как на лидеров. И не только на учителей: современные дети не ищут ответов на вопросы о том, как поступить, у родителей и других взрослых. Учить и растить таких детей стало гораздо труднее. Для поколения бебибумеров и тех, кто родился чуть позже, типичной стала жалоба: нынешние дети гораздо меньше уважают взрослых и слушаются, чем они сами в детстве («Вот в наше время…»). В то же время многие родители и учителя тоже ощущают, что чего-то недостает: дети сегодня словно бы уже не совсем дети.
Современные дети с меньшей охотой слушаются взрослых. В них меньше детскости, любопытства и восхищения простыми вещами и новыми открытиями. Как будто они становятся «холодными» и принимают пресыщенную манеру поведения задолго до того, как становятся подростками. Родители то и дело вздыхают: «Да, это моя дочь… В четыре года как в четырнадцать». Многим детям быстро становится скучно, если они не находятся в обществе сверстников или гаджетов. Они все меньше и меньше вовлекаются в индивидуальную творческую игру, и родители рассказывают, что в одиночку их дети играют только на планшете или приставке. Дети стали более тревожными, раздражительными и напряженными, чем мы в их возрасте.
Изменился и стиль родительства. Мы видим, что дети чаще испытывают стресс и меньше уважают старших, и изо всех сил пытаемся удовлетворять их потребности. Не зная, как поступить, мы задабриваем своих детей, ходим вокруг них на цыпочках или организуем их жизнь так, чтобы им не приходилось испытывать стресс, а нам самим – сталкиваться с их истериками. Когда эти методы не срабатывают, дети не идут на сотрудничество и не слушаются нас, а их поведение становится невыносимым, мы часто начинаем умолять, подкупать, награждать или наказывать. А когда и это не срабатывает, нас переполняют гнев и ощущение собственной неспособности играть самую естественную роль – быть родителем. Тогда мы становимся черствыми, авторитарными, холодными, лишаем детей тепла.
Разлом в детско-родительских отношениях касается и учителей. Исторически мы, учителя, были частью «команды лидеров» вместе с родителями. Мы находились на одной стороне, поддерживая их на пути воспитания, обучения и помощи детям. Но если в детско-родительских отношениях возникают трудности, то мы увидим следствия этого и в отношениях между детьми и учителями.
Это и смущает, и расстраивает. Вполне понятно, что каждый ответственный, любящий и преданный родитель или учитель в такой ситуации будет ощущать свою несостоятельность. Невзирая на все наши попытки наладить отношения, многие дети остаются «трудными». Слишком многие из них не испытываются естественной привязанности к нам. И как бы мы ни старались, родители, бабушки с дедушками и учителя больше не занимают в жизни детей того места, которое эволюционно было отведено для них, – ментора и проводника. По иронии судьбы, именно сегодня мы знаем больше о развитии детей, чем когда-либо раньше, а количество курсов по родительству превзошло их число за всю историю. Так в чем же проблема? Что изменилось? Что изменилось в культуре, в которой растут сегодня наши дети? Почему дети больше не ищут мудрости и руководства взрослых? Эта перемена разъединила детей и заботящихся о них взрослых, убрав контекст, в котором ребенок естественным образом следовал за «своими» взрослыми.
Если учитель хочет преуспеть в передаче знаний и мудрости, ребенок должен воспринимать слова педагога. Таким образом, секрет заключается не в профессионализме учителя и не в том, что делает руководящий взрослый, – а в том, кем он является для ребенка. Ребенок должен смотреть на учителя снизу вверх и искать его руководства. По сути, ребенок должен быть привязан к учителю так, чтобы тот естественным образом мог вести за собой. Это не вопрос овладения множеством правильных навыков – сейчас мы говорим о понимании исключительной важности отношений. Необходимо понимать, какого рода отношения с учителями нужны детям, чтобы они захотели следовать за нами.
Один из ключевых и самых сложных факторов, мешающих учителю быть лидером в отношениях, является растущая привязанность детей к сверстникам. Я не имею в виду, что у детей не должно быть друзей. Дружба – естественная, правильная и удивительная часть жизни любого ребенка, но сейчас дети нередко привязываются друг к другу такими способами, которые выходят за рамки здоровых дружеских отношений.
Начиная приблизительно со Второй мировой войны молодые люди стали искать руководства, советы и перенимать модели поведения друг у друга, а не у родителей, учителей и других ответственных взрослых. Следовать за ровесниками никогда не было естественным. Но именно так происходит сейчас. Сегодня связи, которые дети строят между собой, замещают их отношения с взрослыми. Эти отношения зачастую воспринимаются детьми как главные в жизни, разрушая все попытки взрослых лидировать.
Но этот культурный поворот происходит не повсеместно. Он не касается, к примеру, некоторых традиционных сообществ. За пределами глобализованных урбанистических центров все еще есть небольшие сообщества, в которых уклад остается прежним.
В нашей же культуре больше нет ритуалов и систем, которые могли бы помочь детям выстроить привязанность со своими взрослыми. Учителя, как и родители, сегодня знают больше, чем когда-либо, и изо всех сил стараются поддерживать своих учеников. И тем не менее дети не доверяют нам и демонстрируют все более проблемное поведение в классе. Подобно тому, как родители потеряли контекст привязанности в родительстве, мы, учителя, потеряли этот контекст в своей работе. И до тех пор, пока мы не вернем его себе, учительство будет оставаться непростой задачей.
Технологии разрушили связь между взрослыми и детьми
Технологии – это прекрасно. Они принесли нам множество невероятных находок и открыли целый новый мир. Но наряду с этими дарами, они во многом изменили отношения детей с взрослыми. Одна из таких перемен – это способ получения знаний. Технологии убрали фигуру взрослого из процесса передачи информации. Сегодня дети обращаются к электронным устройствам, чтобы получить немедленный ответ на возникший вопрос, и часто узнают о таком, к чему будут эмоционально готовы только через несколько лет. Дети учатся использовать гаджеты быстрее взрослых, поэтому начинают думать, что взрослым просто нечему научить их. Учителя кажутся детям нерелевантным источником знаний.
То, как технологии сегодня вплетены в жизни детей, также усложняет возможность установить связь. У многих детей почти нет возможности живого общения, бóльшая часть их дружеского взаимодействия происходит через экран. Они признаются, что им гораздо комфортнее переписываться сообщениями, чем говорить по телефону, не говоря уже об общении лицом к лицу, когда чувствуешь себя очень уязвимым. Разговаривать, устанавливать зрительный контакт и живую связь с нашими учениками становится все более трудной задачей.
Кроме того, технологии позволяют детям быть «рядом с друзьями» виртуально даже тогда, когда физически они находятся около своих родителей, братьев и сестер или в другом невиртуальном сообществе. Дети сегодня проводят все больше времени друг с другом: во время школы и после – в социальных сетях, часто до последней минуты перед сном. Таким образом, в их жизни просто не остается места для кого-то еще.
Связи с другими людьми – одна из базовых потребностей человека. И может (ошибочно) показаться, что при том объеме взаимодействия, который есть у наших детей, они должны чувствовать себя хорошо – эмоционально наполненными и внутренне расслабленными. Но на самом деле все совсем иначе. Дети захвачены водоворотом этой новой культуры. Технологии чаще разделяют их, нежели дарят те связи, в которых они нуждаются. Для ребенка (как и для любого человека) естественно желание быть любимым и принимаемым, но социальные сети не обеспечивают того типа принятия, который необходим ребенку. Лайки, дизлайки и травля в комментариях – подобные взаимодействия никак не делают людей ближе друг к другу. Да и грубить и обижать кого-либо гораздо проще через экран, а не лицом к лицу. Дети «на связи» более, чем когда-либо, но в результате они более одиноки и тревожны.
Шерри Тёркл говорит об этом феномене в своей книге «Одиноки вместе» (Alone Together), демонстрируя, как наши базовые потребности в связях, принадлежности и принятии делают нас особенно восприимчивыми к определенным видам технологий. Тёркл пишет: «Технологии соблазнительны, если они резонируют с уязвимыми местами человека. И, как оказалось, мы действительно очень уязвимы. Мы одиноки, но страшимся близости. Цифровое общение и социальные роботы создают иллюзию дружеского взаимодействия без тех требований, которые предъявляет настоящая дружба».
Поскольку наша культура не защитила отношения с заботящимися взрослыми, дети чувствуют себя потерянными в образовавшемся вакууме. Таким образом, когда они испытывают тягу к душевной близости, то обращаются друг к другу через экран – причем часто к тем, кого едва знают. А ведь самое важное для образования, а также эмоционального и социального благополучия детей – это методы коммуникации и круг общения. Поэтому мы, взрослые, должны найти способ выкроить время и место для живого общения с ними.
Дети и молодые люди лишились возможности спонтанной игры
Давайте исследуем, каким образом утрата свободной игры и отсутствие неструктурированной деятельности влияют на наших детей и подростков. Игра – способ усвоения детьми их жизни. С помощью игры они находят в своем мире смыслы, высвобождают фрустрацию и тревожность, переживают тот или иной опыт без страха и подавления. В игре дети примеряют на себя новые роли: отважного героя, злой ведьмы, плохого парня, внимательного доктора – или разыгрывают и перерабатывают истории из собственной жизни, а также выражают себя. Игра позволяет строить и разрушать бессчетное количество раз, переживая фрустрацию безопасно, без неприятных последствий в реальной жизни.
Кроме того, игра дает детям безопасное место для выражения агрессии до тех пор, пока они не научатся управлять гневом в реальной жизни. Дети часто выражают фрустрацию посредством игровых драк, боев на мечах, игр в войну, воображаемых нападений. Также они выплескивают энергию агрессии в живописи, музыке, писательстве и рассказывании историй. Когда у детей есть возможность прожить агрессию в игре, их повседневное поведение становится более «цивилизованным»: у них пропадает необходимость, чтобы стать такими по-настоящему.
Например, мой племянник – ответственный молодой человек с великолепными манерами. Он придает большое значение тому, чтобы «делать всё правильно», не ранить чувства других людей и следовать правилам. Интересно, что когда мне удавалось видеть или слышать его игру наедине с самим собой, он часто исполнял в ней роль «плохого парня». Скорее Дарт Вейдер, нежели Хан Соло,[2] грабитель, а не полицейский. Не зная правил, по которым работает игра, я бы удивилась, почему в это время он был так не похож на себя настоящего. Но я наблюдала, как его фрустрация и агрессивная энергия начинали жить своей жизнью. То, что он мог выразить в игре, переставало нуждаться в выражении в реальной жизни. Он играл часто и подолгу, и его желание играть было иногда очень сильно – предполагаю, это случалось тогда, когда его сердце подсказывало, что ему пора высвободить свою агрессивную энергию.
Меня всегда поражает, как мудра природа, подарившая детям такую систему. Игра – это не что-то «дополнительное», она играет первостепенную роль в жизни детей. Своего рода предохранительный клапан, репетиционная площадка для настоящей жизни, а также средство, позволяющее детям безопасно понять свой внутренний и внешний мир. Однако из-за переворота в технологиях и культурных перемен сегодня дети почти лишены этого естественного способа высвобождения фрустрации и тревожности, а также пространства для свободной игры.
За прошедшие два десятка лет у ребенка стало на двенадцать часов в неделю меньше свободного времени, в том числе на восемь часов сократилась неструктурированная игра и активность на свежем воздухе. Есть много причин, почему так произошло. Одна из них – распространение технологий и компьютерных игр, доступность электронных игр, которые могут перемещаться вместе с ребенком – их берут с собой в машину, туда, где нужно долго ждать, чтобы скоротать скучные рутинные моменты. Кроме того, семьи становятся меньше, и у родителей появляется больше времени на своих немногочисленных детей. Добавьте соревновательную культуру, в которой ценятся успех и измеримые достижения, – и вот уже все большее число родителей считают, что они обязаны водить совсем маленьких детей в самые разные развивающие кружки. Такие организованные занятия сами по себе неплохи, однако они сокращают то время, когда дети могли бы просто играть.
А ведь детям (как и всем нам!) обязательно нужны «моменты ничегонеделания», неструктурированное время, когда их никто не развлекает и не занимает более, чем может придумать их собственное воображение. Такие моменты пустоты критически важны, когда речь заходит о свободной игре: скука становится плодородной почвой для прорастания игры. Если дать ребенку время и безопасное место, у него обязательно возникнет естественное желание играть, и природа сделает свое дело. Но современные дети лишены львиной доли моментов пустоты и свободного времени на свежем воздухе. У них все меньше времени, чтобы наблюдать за облаками или замечать муравья, ползущего по траве. Без этих «моментов ничегонеделания» остается меньше возможностей удивляться, размышлять и исследовать свои чувства. Именно так замедляется эмоциональный рост, развитие и взросление.
В возрасте около двенадцати лет меняются способы игры, но эта эмоциональная «утроба» все еще нужна для развития. Подросткам необходимы моменты пустоты и тишины, чтобы открывать и созерцать свои мысли и чувства, а также воображать приключения, которые ожидают их в будущем. Им необходимо высвобождать накопленную физическую энергию, растворяться в сочинении музыки со своей музыкальной группой, писать в дневник – заниматься тем, к чему лежит душа. Подросткам требуется пространство, где можно попрактиковаться испытывать фрустрацию, не попадая в беду, или научиться терять, когда это «не по-настоящему». В идеальном мире у наших учеников вдоволь времени для спонтанной игры. Но в реальности времени на игру все меньше и меньше, и даже когда удается выкроить немного, то они предпочитают потратить его на пассивные развлечения.
Есть развлечения, оживляющие воображение, пробуждающие чувства, заставляющие заплакать или засмеяться, испытать облегчение. Это может быть великолепный спектакль, увлекательный фильм, музыка, слушая которую хочется начать танцевать. Технически все это считается развлечениями (потому что мы выступаем в роли наблюдателей, а не создателей), но они не пассивны, потому что мы вовлечены в них. Такие деятельные развлечения больше похожи на игру, так как они будят чувства, мы переживаем их как некий опыт – принимаем в них участие. Пассивные развлечения не пробуждают чувств, не затрагивают детей эмоционально – но это именно тот тип развлечений, за которым большинство детей проводит почти все свободное время.
Пассивные развлечения приходят извне. Игра рождается внутри. Если пассивные развлечения – это вдох, то игра – это выдох. А многие дети все вдыхают, вдыхают и вдыхают… Отсутствие свободной игры имеет огромные последствия для нас, учителей, и для школьной системы. Дети приходят в школу, наполненные напряжением и фрустрацией. Они тревожны и не готовы учиться.
Меньше наставничества взрослых + меньше настоящей человеческой связи + меньше пространства для выражения = больше фрустрации и тревожности.
Наши ученики застряли в режиме выживания
Дети пытаются справиться с проблемами такими способами, которые зачастую удивляют и озадачивают нас, учителей. Они борются с сильными эмоциями, в частности с тревожностью и фрустрацией, – и в результате или ведут себя вызывающе или, наоборот, закрываются. Неудивительно, что многим из нас трудно понять и даже просто принять то неуважительное, разрушительное и агрессивное поведение, которое на самом деле представляет способ справиться с чувствами, а не является признаком невоспитанности, грубости или высокомерия.
Такое поведение, скорее всего, – реакция на то, что у детей, растущих в западной культуре, больше нет ориентиров и места для высвобождения чувств, которые были раньше. В результате они испытывают интенсивные эмоции, но не знают, что с ними делать – и вот оно, то самое знаменитое плохое поведение, которое мы наблюдаем в классах. У людей есть заложенный от природы набор способов выживания, предназначенный для реакции на угрозы и обеспечение безопасности. Этот инструментарий хорошо служит нам, особенно когда угроза очевидна и время от времени становится реальной. В ответ на воспринимаемую опасность наш организм переходит в режим действия. Вы перестаете чувствовать голод и усталость; энергия устремляется в мышцы, чтобы дать нам возможность кинуться в бой, если потребуется. Частота сердечных сокращений повышается.
Представьте, к примеру, что вы идете по лесу и вам кажется, что вы видите медведя. (Для жителей острова Ванкувер это не такой уж невероятный случай.) Типичная реакция в такой ситуации – просканировать окрестности на предмет ближайшего пути отступления – вы готовы медленно отступать назад или притвориться мертвым. Даже если минуту назад вы были голодны, теперь вы и думать забыли о сэндвиче в своем рюкзаке. Если чувствовали усталость, то больше ее нет. Вы в полной боевой готовности – физически и эмоционально – в состоянии так называемой симпатической[3] активации.
Если угроза отступает или вы понимаете, что тревога была ложной (например «медведь» оказался всего-навсего причудливо изогнутым стволом дерева), тело и мозг получают команду «отбой» и возвращаются к обычному режиму работы. Система оповещений возвращается в состояние «отдыха и переваривания» – активируется парасимпатическая нервная система. Теперь вы можете вспомнить, как сильно проголодались, или даже снова захотеть спать.
Адекватная работа системы оповещения может сыграть жизненно важную роль в том, чтобы мы остались целы и невредимы. Но что случается, если угроза не уходит? Или когда система застревает в одном режиме, даже если угроза оказалась мнимой, и мы постоянно находимся в состоянии тревожности? В этих случаях мозг не позволит нам «не знать», в чем дело. Такая неопределенность невыносима для мозга, ему требуется найти объяснение – причину переключения в режим угрозы. Если наша внутренняя система оповещения выходит из строя, мозг считает, что для этого должна быть причина, – и он ее находит.
Например, мозг может выбрать в качестве источника угрозы микробов, и тогда мы начинаем избегать всего, что может заразить нас, пытаясь избавиться от чувства тревоги. Причина беспокойства при этом не обязательно имеет хоть какое-то логическое объяснение. Важно то, что мозг определил некую связь между какими-то явлениями и теперь мы воспринимаем нечто как угрозу. Иными словами, корень нашей тревожности в том, что мозг случайным образом определил как угрозу. А настоящую проблему мы так и не смогли распознать.
Если система тревоги остается активированной, мы беспокойны и возбуждены, постоянно выискиваем то, что может причинить вред. Так жить трудно. Тем не менее многие из наших учеников застревают в этом состоянии тревоги. Многие из них не чувствуют связи с заботящимися о них взрослыми, в которых они так нуждаются. У них не остается времени и пространства для удивления и рефлексии, чтобы чувства могли пробудиться. Дети постоянно заняты делами или растеряны – у них нет возможности высвободить накопившиеся эмоции.
И вот дети приходят в класс с включенным режимом выживания, который делает учебу еще более трудной. Этот режим заставляет детей демонстрировать такое поведение, при котором нам сложно занимать лидирующую позицию и выстраивать отношения. Понятно, в таких условиях мы тоже испытываем фрустрацию и не понимаем, что делать. Те способы, которые мы выбираем, чтобы справиться с проблемным поведением учеников, зачастую портят отношения и еще сильнее усугубляют проблему.
Но это не безвыходная ситуация! Пусть мы и не способны изменить культуру, в которой живут наши дети, но мы можем улучшить отношения с нашими учениками. Прежде всего необходимо обеспечить в классе эмоциональную безопасность. Для этого нужно предпринять следующие действия:
• Построить со своими учениками правильные отношения, такие, в которых мы можем занять позицию заботящегося лидера.
• Защищать эти отношения даже в непростых ситуациях.
• Реагировать на проблемное поведение в классе методами, которые поддерживают эмоциональное здоровье детей.
• Поддерживать учеников в изменении их взгляда на самих себя.
В книге мы рассмотрим подробнее каждый из этих четырех пунктов, которые являются ключевыми для создания атмосферы эмоциональной безопасности в школе. Также в процессе чтения вы будете встречать ремарки, отсылающие к Руководству «От и до». Руководство размещено на сайте, но оно представляет собой важную часть этой книги, потому что предлагает идеи для практической реализации в классе многих концепций, описанных нами. В конце книги размещен раздел «Особые указания». Он предлагает родителям, школьным советникам, директорам, домашним воспитателям и учителям поделиться своими открытиями о развитии детей с другими, а также помочь лично вам с решением конкретных задач. Вы можете обращаться к этому разделу по ходу чтения.
В скором времени мы выясним, что означает «не упускать своих школьников». Это поможет не только пережить очередной школьный день, но также получить все дары, ожидающие и учителей, и учеников, которые смогут пройти этот непростой путь.
Часть вторая
Стать лидером, который нужен школьникам
Для наших учеников значение имеет не столько то, что мы делаем, сколько то, кто мы по отношению к ним.
Гордон НьюфелдГлава 3
Наш тип лидерства играет роль
Вы когда-нибудь задумывались о том, как некоторым учителям удается добиться того, что ученики делают все, о чем их просят? Им не приходится умолять, подкупать или наказывать. Они умеют уговорить даже самого упрямого ребенка. Кажется, эти учителя интуитивно знают способы заставить уважать себя и внимательно слушать. В нашей культуре такие «мэтры» часто признаются выдающимися, о них снимают кино, как, например, о герое Робина Уильямса из фильма «Общество мертвых поэтов». Мы любим реальные истории о великих педагогах, например о Клемане Матьё, который работал с проблемными юношами в «Хористах», или об Эрине Грюэлле в «Писателях свободы».