Ханкерман. История татарского царства
Видимо, название Старый посад появилось после основания Касимом нового города Ханкермана. Жили в посаде, то есть за стенами старого Городца те, кому в самом городе места не досталось, – мишари и татары без определенной принадлежности к какому-либо юрту, а также мещера и эрзяне, сохранившие племенной уклад. Эрзяне и мещера были важной составляющей экономического развития ханства, так как основным продуктом, ценимым на всех рынках того времени, оставалась пушнина: куница, белка, лиса. Меховой воротник составлял обязательную часть одежды каждого уважающего себя татарина, а лисьи шапки, укрепленные поверх шлема, – непременный атрибут отборного монгольского войска. Соболь и чернобурка были и вовсе элитными товарами, доступными лишь состоятельным правящим классам.
В Старом посаде торговали большей частью недорогим товаром для небогатых татар, а попросту – старьем. К вещам тогда относились трепетно, даже тряпье не попадало на помойку, а шло на набивку тюфяков или стеганых халатов из рогожи.
За Старым посадом располагалось татарское кладбище. Для мусульман крайне важны семейные, родовые захоронения. Если хоронят в этой земле, то земля уже не чужая.
Степняки в городах приживались плохо. Не привыкшие к тесноте, склонные к кочевому образу жизни, они проживали большей частью в заокских юртах – стойбищах на заливных лугах. Зимой перебирались в город или села.
Села тоже различались по родовому принципу, в «элитных» – белых проживала ак каймак (знать), в тех, что проще – черных (кара зиибуннар) жили небогатые и неродовитые казаки, а также пленные, захваченные в войнах. Отдельно селились сабанчи – данники и полонники. Однако никаких цепей и колодок, как у рабов. Они просто возделывали землю, выполняли хозяйственные работы. Единственным ограничением их свободы было запрещение выезжать куда-либо без разрешения хозяина.
Сабанчи – православные рабы, земледельцы, взятые в плен или купленные оптом на базаре. При Касиме их статус мало отличался от существовавшего в Орде. Бесправные холопы, полностью зависевшие от своего хозяина. Но уже во времена княжения Ивана III положение сабанчи значительно смягчилось. Как мы упоминали выше, союзным татарам запрещалось брать в плен и продавать православных, насильно обращать их в ислам. По сути, они становись крепостными крестьянами на салтановых землях или в уделах его карачей.
Первая казанская попытка
Последние годы правления салтана Касима в русских хрониках отражены скупо – не было крупных войн, но все же есть указания на совместные походы Касима и Ивана Васильевича – будущего великого князя Ивана III. Объединитель Руси, став соправителем еще при отце, в полной мере осознавал важность татарского ханства на русской окраине. Особенно в вопросах, нацеленных на обретение независимости Руси от Орды.
Касимовское царство использовалось и как довод в дипломатии. Русские послы не раз говорили турецкому султану, дескать, какая может быть у русских вражда с правоверными, когда совсем рядом от Москвы – действующая мусульманская мечеть? Этот довод признавался весомым, тем более, Касимовское царство действительно было самостоятельным государством.
Назвать точную численность касимовского войска времен основания царства невозможно. Касим имел свою постоянную уланскую сотню, его карачи могли быстро собрать в поход порядка четырехсот воинов, проживающих в ближайшей округе. Столько же, видимо, выставляли ширины. Объединенное войско вырастало до полуторатысячного полка после присоединения к нему мурз, беков, улан и казаков из Кадома, Темникова, Елатьмы и прочих окрестных юртов.
Неизвестно, какие отношения сложились у Касима с братом Махмудом, правившим в Казани. Учитывая обстоятельства – вряд ли теплые, но и набегов казанцев на Русь в то время почти не было. Более того, хроники сообщают, что в 1465 году, когда первый казанский хан Махмуд скончался, Касим женился на вдове брата. Практика для чингизидов обычная: после смерти мужа вдова выходит замуж за следующего по старшинству брата и с детьми остается в семье. В нашем случае это прямая заявка на казанский престол! Касим становится единственным оставшимся в живых сыном Улу-Мухаммеда, старшим мужчиной рода.
Как следствие, в 1467 году часть казанской знати во главе с князем Абдул-Мамоном из ширинского рода, недовольная правлением нового хана Ибрагима, пригласила на правление Касима как старшего мужчину царского рода, к тому же женатого на царице.
Думаем, вовсе не случайно именно этим годом современные татары датируют строительство каменной мечети в Касимове. Не царевич, но уже законный хан строит подобающую его статусу мечеть. Но…
«Князи казанские завраждовали между собою, и хана Ибрагима некие не любили, иные Касима султана сольстить хотели, – пишет Татищев. – И князь Абдул-Мамон с прочими князями прислали от себя послов к Касиму просить его на ханство Казанское. Он же, не опознав лести их и уведав втайне от иных казанцев, как и сколько на то совещались, поверил им и начал просить о помощи великого князя. Князь великий не ведал о том, но веря Касиму, послал к нему князя Ивана Васильевича Оболенского-Стригу и прочих воевод с воинствами своими. И султан Касим пошел с ними со своими мещерскими и городецкими татарами. И когда приехал к Волге, там, где решено было перевозиться через Волгу на луговую сторону, тут встретил его хан казанский Ибрагим со всеми князями и многою силою казанскою и не дал ему перевозиться на свою сторону. Касим же стоял многие дни, а так как осень студена была и слякотна, начал корм людям и коням оскудевать, и так, не преуспев нисколько, возвратился. Тогда многие в посты мясо ели, и многие кони умерли от голода, многие из них доспехи свои побросали, но сами все здравые восвояси пришли».
Очень важное здесь: «Он же, не опознав лести их…». Именно по этой фразе мы можем сделать вывод об отношениях Касима и его старшего брата Мамутяка (Махмуда), а также Москвы и Казани той поры. Не было никакой вражды, были устоявшиеся договоренности. Касим и не подумал бы идти на Казань, если бы не та «лесть». Его просто обманули, сообщив, что вся Казань хочет призвать его на царство. И великий князь Иван III дал ему войско. Тем самым, стоит признать, русские первыми нарушили мирные договоренности с Казанью. Да, из-за интриг казанских царедворцев, но факт остается фактом.
После возвращения касимовского войска из того бесславного похода Касим заболел и в скором времени и скончался (1469). Первая попытка русских мирно посадить «своего» хана на казанский трон успехом не увенчалась.
Где похоронен салтан Касим? Споры по этому поводу продолжаются, большинство историков указывают на Старотатарское кладбище Касимова, сегодня, к сожалению, полностью утраченное, но нам кажется более вероятной версия, что искать его могилу следует в Казани.
В 1977 году в ходе строительных работ в Казанском кремле рабочие обнаружили на трехметровой глубине древние плиты с арабским орнаментом. Спешно вызванные археологи установили: это захоронения казанских правителей.
Примечательно, что хотя стены мавзолея были разрушены, сами погребения остались нетронутыми. Ученые выяснили, что в обнаруженных захоронениях покоятся останки первого казанского хана Махмуда и его внука хана Мухаммед-Амина. По их черепам была проведена реконструкция, и сегодня мы можем увидеть, как выглядели старший брат нашего Касима и его внучатый племянник Мухаммед-Амин.
Каков был облик мавзолея казанских ханов? Возможно, ответ стоит искать в… Касимове, где до наших дней сохранилось текие (мавзолей) хана Шах-Али. Но о нем – позже.
В 2017 году останки казанских ханов и их родственников были торжественно перезахоронены в новой гробнице, устроенной поблизости. На памятном камне, установленном рядом, начертаны имена казанских владык: Махмуда, Ибрагима, Халиля, Мухаммед-Амина, Джан-Али и Сафа-Гирея.
Спорить с вырезанным в камне трудно, но точно доказанными пока считаются имена двух упокоенных здесь ханов: Махмуда и Мухаммед-Амина. Возможно, что рядом с Махмудом покоятся останки его братьев Мустафы, Якуба и Касима? Или даже его отца Улу-Мухаммеда? Не исключено. Ученые прямого ответа пока не дают.
Вернемся в 1469 год. Великий князь Иван отпустил вдову Касима Нур-Султан в Казань к семейству, к сыну – хану Ибрагиму. Нур-Султан обязалась привести хана «к смирению перед Москвой». Видимо, уговоры матушки не помогли, и казанцы, разъяренные недавним походом Касима с великокняжеским войском, продолжили набеги на русские пределы. В том же году русская речная рать нанесла поражение казанской речной флотилии, осадила Казань и, перекрыв доступ к воде, вынудила город сдаться. Хан Ибрагим и вся Казань покорились московскому князю и дали шертную клятву: не обижать русских купцов, отпустить на волю православных невольников, не дружить с врагами Москвы.
С тех пор политика московских князей по отношению к Казани выстраивалась по одному и тому же сценарию – либо дружественный хан на престоле, либо война. И территориально, и экономически Казань была слишком важна для набирающей мощь Руси, Казань – это волжский путь, это ключ к Сибири, это ворота на Восток!
А позолоченный сандаловый трон в Ханкермане занял сын Касима, салтан Даньяр.
Сказ 3. Удача казака
Год 1465 от Р. Х. или 869 год от Хиджры.
Хан Касим?
Проснулся ворон Хасан от шума и криков внизу. Глянул вниз со своей сосны. Темно еще, а перед дворцом Касима люди с факелами собрались, много, весь двор заполнили. Что за новость? И со стороны Городца тоже крики доносятся. Но не тревожные, а радостные, если ворон что-то понимает в человеческих криках. И очень ясно слышно, как в криках этих царевича Касима ханом кличут. С чего бы?
Заметил Хасан, что татары к дворцу не просто так, а с оружием съезжаются. Очень это понравилось ворону Хасану. Собираются вольные казаки с саадаками и пиками, с саблями своими кривыми не просто так, а для похода. Неужели война? Где поход, там и воронам пожива. Заметил и своего одноглазого приятеля, что чутко к разговорам прислушивается. Видно – не терпится казаку, хочет он в поход.
Хорошо быть казаком вольным, плохо быть казаком бедным. И ведь не ленился казак Ибрагим, за любую работу брался, а все беден. Пробовал охотиться с мещеряками, куницу зимой бить. Сначала получалось, полдюжины шкурок добыл, а потом заблудился в чаще, едва волки не загрызли, спасибо Гривастой, вынесла. Сильно помороженный домой вернулся, долго лечился.
Да, Гривастая… Это уже была другая, новая лошадь, на покупку которой Ибрагиму едва хватило. Старую пришлось продать и добавить все, что он смог накопить за несколько лет. Но казак без лошади не казак. Придумал Ибрагим себе суеверие: каждую новую лошадь брать с богатой гривой и давать имя старой подруги, которая его не раз спасла.
Перебивался Ибрагим с подработки на подработку, а потом вспомнил все, что подсмотрел у мещеряка Ухура, и завел свои борты, да уговорил Ухура помочь. По осени взял первый мед. Немного добыл, но славный, сладкий. Сам не ел, только пробовал. Отдал улану Иссе долю со сбора, у мещеряков еще меда взял и стал торговать на базаре. Да какой из него торговец? Прогорел. Дал одному казанскому купцу под честное слово два бочонка меда и большой куль воска для продажи в Казани, а тот купец возьми да пропади. То ли сгинул, то ли просто обманул. А ведь Аллахом клялся по весне привезти хорошей ткани и белого железа на все, что выручит за мед и воск. Пришлось Ибрагиму мещерякам за мед своими деньгами платить, в долги влезать.
Староста Ухур только головой покачал. Разве можно купцу на слово верить, даже и мусульманину? Хорошо, что согласился с долгом подождать, а то хоть в петлю лезь.
Нет, только в походе казак может заработать по-настоящему – все беды Ибрагима решила бы добрая военная добыча.
И вот повеяло надеждой. Большой поход?
После утреннего намаза двинулись татары юрта улана Иссы к Ханкерману. На ходу все еще продолжили обсуждать случившееся. Вчера ночью прискакал гонец из Казани, сообщил о смерти хана Махмуда. Теперь старшим в Улу-Мухаммедовом роду остался Касим. Ему и сидеть ханом в Казани? Не зря князья ширинские со всех мещерских юртов к Ханкерману собираются. Ширины и в Казани, и в Ханкермане – первые карачи. Но отдадут ли добром казанцы трон касимовскому царевичу? Ведь у Махмуда есть законный сын. Не отдадут добром, так можно взять силой, а то засиделись касимовские казаки без дела.
На месте сбора у старой мечети юрт улана Иссы разделился. Сам Исса подъехал к уланской сотне, занял свое место в строю. А простых казаков его брат Махмуд повел к сотне карачи Хасана. Любовался Ибрагим уланской сотней. Любовался и завидовал. Но белой завистью, без злобы. Все уланы – люди уважаемые, родовитые, заслуженные. Сотником у них Ахмед, ширинский мурза. Все в добрых доспехах, малахаи и воротники лисьи, а то и соболиные. У каждого по две сменных лошади.
Занял свое место в сотне Хасана Ибрагим да смутился: ему-то похвастать нечем. Малахай старенький, дедов, саадак потертый, лошадка средненькая, разве что седло богатое. Правда, пришлось фигурки серебряные из седла повыковыривать и продать в счет долга за мед.
Долго ждали казаки смотра, наконец, появился из ворот ханского дворца сотник Ахмед. Сообщил, что уланская сотня с Касимом в Казань идет, поминать умершего хана Мамутяка. А потом его вдову сопроводят в Ханкерман. Быть ей женой Касима. Остальные свободны.
Возвращаются казаки по своим селам и юртам, видно, рано еще в поход.
1467 год. Поход на Казань
Ждали казаки чуть меньше года, осенью стало ясно – будет поход, будет! С уходом летнего тепла, как всегда, приходится ночевать Ибрагиму и простым бессемейным казакам в овине, но они теперь не печалятся, хоть и мерзнут, наоборот – радуются.
Рассказал улан Исса своим татарам:
– Ширинский карача Абдул-Мамон из Казани прислал нашему Касиму тайную грамоту. А в ней сказано, дескать, не любит Казань нового хана Халиля, Мамутякова сына. Хотят казанцы на престол хана Касима. Да, теперь Касима только ханом и называют!
Касим отвез ту грамоту князю в Москву и получил от него полную поддержку. И войско тоже. Теперь в теплом сарае ночуют урусы – пищальники и пушкари. И много их! Великую силу посылает князь Иван в помощь хану Касиму. Свою судовую рать дает.
Скачут гонцы в дальние улусы, в Кадом, в Темников, на Цну и Шачу-реку. Собирается грозное войско в Городце да по приокским селам.
Только вот беда – осень рано дождями пролилась, все дороги размыло. Похолодало опять же. Но когда холод казака останавливал? Ведь на Казань пойдут, а тому городу по богатству равного нет!
В поход вышли после пятничного намаза. Добрым знаком посчитали, что мулла молитву читал в стенах новой мечети из белого камня. Великому хану Касиму и мечеть положена каменная.
С грустью смотрит Ибрагим на струги, что идут по реке. Не нужно пешей рати месить дорожную грязь. Конным полкам пришлось намного труднее – совсем раскисли дороги, не езда, а мука. На ночевках в стане холодно и сыро. Сухих дров не найти, да и обозы отстали. Казаки кидают в походные котлы последние запасы, сегодня еще будет еда, а завтра придется натощак ехать.
Но ничего, казаки уверены: Казань заплатит за все неудобства. На стоянках только и разговоров о казанских яблоневых садах и тучных стадах. Ходят слухи, что лошадей в Казани – бери сколько хочешь.
Ибрагим твердо решил привести из похода не менее трех кобылиц. С трех кобылиц можно начать свой табун. Только бы быстрее до казанских земель добраться.
Перетерпели, добрались до казанских земель! Вот они, за Итиль-рекой начинаются. Да поди ж возьми. Не обманули слухи: великое множество лошадей в Казани. Но и воинов не меньше. Стоит казанское войско за Итиль-рекой, не дает пришлым переправиться. Сотни, тысячи шатров и юрт, везде костры, и на тех кострах жарится жирное мясо. Славно поужинают сегодня воины Халиль-хана. А где обещанные Абдул-Мамоном казанцы, желающие хана Касима? Не видно что-то.
Ибрагим словно учуял запах жирного мяса и только слюну проглотил. Почитай, второй день без еды, струги с припасом перехватила казанская речная рать, а обозы пограбили дикие черемисы. Оно и понятно, черемисы злы на урусов за то, что те обирают их села.
Неделю стоит русское войско на правом берегу Итиль-реки и непохоже, что собирается переправляться. Хан Касим из шатра уже не показывается, говорят, заболел. Остальное войско тоже чихает да кашляет. И дождь льет без конца. Что делать-то? Неужели командиры назад поведут?
1467 год. Капризная удача Ибрагима
Плохой получился поход, совсем скверный. Другого ждали лихие казаки. Холодные и голодные возвращались воины салтана Касима с волжских берегов. Ни славы, ни добычи. В том походе татары потеряли половину коней – многие пали от голода, поломали ноги в чащобах, и их просто съели. Хорошо хоть сами живые вернулись. Салтан Касим в том походе приболел, совсем с лица спал и кашлял.
Возвратилось татарское войско на Оку. Юрта улана Иссы на берегу уже не было, увели его братья Иссы в село на зимовку. Неуютно в селе и холодно, и еще очень тесно, Ибрагиму с остальными казаками пришлось на конюшне да в овине ночевать. Зато хоть отъелись.
Вечерами Ибрагим зажигал фитиль в плошке с бараньим жиром и доставал из мешка свой единственный трофей из того похода – пластинчатый доспех. Бросил его на обратном пути знатный урус, оставшись без коня. Какой уж тут доспех, унести бы ноги налегке. Он бросил, а Ибрагим подобрал, потому что такой доспех стоит больших денег, если его в порядок привести. Оставил бы себе, да, видно, крупным мужчиной был тот урус, доспех оказался Ибрагиму слишком велик.
И еще очень переживал Ибрагим: сможет ли салтан Касим по болезни свое войско в новый поход повести? Худо казаку без похода…
Тревога накатила на всех. Жизнь становилась бедней, особенно в холодную зиму, а без дела татарами овладевало уныние.
Правда, Ибрагим был неожиданно вознагражден. На реке едва не случилось непоправимое. И как не уследили няньки за юной дочкой карачи Хасана? Шустрая пятилетняя девочка соскользнула в прорубь и сразу, без крика, ушла под воду. Только няньки завизжали.
Ибрагим, набиравший ведра, не раздумывая прыгнул за девочкой и вытащил ее на поверхность. Благо, течение тут было едва заметным. Дочь карачи даже понять ничего толком не успела. Охающие няньки быстро ее раздели и закутали в сухую теплую шубу.
Сам казак побежал быстрее в овин, его-то переодеть было некому. Простыл, конечно, но не сильно.
В тот же вечер карача Хасан лично поблагодарил Одноглазого и вручил ему кошель с серебряными монетами. Пусть небольшой, но это серебро!
Не всем так везло, как Ибрагиму Беркузле. Не раз он ловил на себе завистливый взгляд казака Халима. У того дела совсем не спорились, одежда обветшала, а злой местный мороз заставлял бурчать, дескать, негоже жить вольному казаку в таких условиях, надо искать счастья на юге.
В одну из тоскливых зимних ночей Ибрагим никак не мог заснуть. За стенами овина выла метель, было зябко и в голову лезли ненужные мысли. Правильно ли он поступил, когда приехал в Городец Мещерский? Двенадцать лет прошло, много повидал Ибрагим, а не прилипает к нему настоящее богатство и обходит его удача… Нет-нет, грех жаловаться, благодарен Ибрагим и караче Хасану, и улану Иссе, пусть Аллах пошлет им здоровье и долгие лета! Но летят годы-то, не становится моложе казак… Если в ближайшее время не случится успешного похода, то так бедным бобылем и доживет свою непростую жизнь одноглазый Ибрагим.
Охает, подкашливает после купания в проруби, ворочается с боку на бок казак, жалеет себя, слушает вытье бури и чуть ли не сам готов ей подпеть. Потом внезапно пришло ему на ум: хватит ныть, как баба, все у тебя будет хорошо, Аллах тебя не оставит!
Успокоился Ибрагим и задремал.
Только снится ему тревожное: будто погнался он в чащу за лисой, а лиса странная, словно и не зверь, а человек… Не объяснить такого, но во сне все понятно Ибрагиму. И вот бежит он в чащу, все плотнее смыкаются ветви, царапают лицо, держат за одежду, и снег все глубже, проваливаются ноги, падает казак, вскакивает и двигается дальше. Уж и не бег это – борьба за каждый шаг. А лиса не торопится, поджидает Ибрагима и мелким лаем то ли дразнит, то ли подгоняет.
Выбрался Ибрагим из самой чащи, попал на небольшую полянку, окруженную соснами. Посредине – избушка. А лиса уже совсем на человека стала похожа: стоит на задних лапах, а передними жест приглашающий делает, мол, заходи, гость дорогой. И морда у лисы очень знакомая, напоминает кого-то, кого не любит Ибрагим, но вспомнить, кто это, никак не удается.
«Зайду, отдохну», – думает казак, шагая к избушке.
Но вдруг сверху: «Кар-р-р!» – друг-ворон кричит.
«Вот раскаркался, – говорит себе Ибрагим. – То неделями его не слышно, не видно, то прилетает, куда не звали…»
А ворон кричит громче и настойчивей:
– Кар-р-р! Брось, Ибрагим, стой!
Удивляется казак, он-то почти вошел в двери избушки. Смотрит в небо, где кружит ворон, а тот не унимается:
–Пр-р-роснись!!!
Обернулся Ибрагим на лису, а та ножом замахнулась и на морде оскал ненависти.
Выбросил руки навстречу ножу казак, распахнул единственный глаз и в полутьме овина увидел, как на него кто-то настоящий, не из сна, падает с чем-то блестящим в кулаке.
Ужалило левую руку Ибрагима. Так и есть – нож!
Стиснул зубы казак, борясь с неведомым врагом. Оба сипло дышат, оба молчат, давит супостат сверху вниз…
Удалось спихнуть его в сторону, тут Ибрагим и узнал, кто его убивать пришел:
– Халим?!
– Сдохни, одноглазый! – прошипел узнанный и взмахнул ножом.
Ибрагим только и успел, что руку выставить.
Снова обожгло ее болью, но стерпел Беркузле, схватил Халима за рукав, не давая размахнуться для следующего удара.
Пальцами левой вцепился в лицо врага и понял, кого ему лиса из сна напоминала. Бывает же!
Гнев подкрепил силы Ибрагима, и он нещадно сжал пальцы, норовя причинить Халиму лютейшую боль.
С тихим жутким звуком лопнул один из глаз Халима, и он сдавленно взвыл, отстраняясь.
Заворочались на своих лежанках разбуженные казаки. Халим быстро подобрался, держась за лицо, и выбежал из овина.
– Измена! Ловите его! – хрипло крикнул залитый собственной кровью Ибрагим.
Сонные казаки повскакивали с мест, кто-то, схватив саблю, побежал наружу. Кто-то успел накинуть зипун.
– Кто это был?
– Халим, – ответил Ибрагим.
Пара казаков взялась перевязать рану.
– Смотрите-ка, вещички собрал! – Еще один казак стоял возле лежанки Халима и показывал туго набитый мешок и пластинчатый доспех – добычу Ибрагима.
Из-под доспеха выпали на пол кошель с серебром и заветная Ибрагимова монета с деспотом. Да, Халим, вот ты, значит, каков…
– А ведь он в последнее время все про Крым говорил, – припомнил другой. – Там у него какой-то родич, вроде бы. Похоже, туда собирался…
Вскоре вернулись те, кто бросился в погоню. Ушел Халим. Скрылся пешим в лесу. Полураздетые казаки решили, пусть замерзает, с учетом ранения он уже нежилец.
Съездили за Иссой. Началось дознание.
Ибрагим отвечал как в тумане – очень болела порезанная в двух местах рука.
Припомнил, что Халим невзлюбил его с самого начала, пришлось его даже проучить. Казаки подтвердили:
– Халим вечно бурчал, дескать, Одноглазому больше платят, вот и спасенный купец его одарил не в пример богаче! А недавний случай с дочкой карачи?..
В своей правоте Одноглазый, разумеется, не сомневался.
А еще мысленно благодарил ворона Хасана, который предупредил его неведомым способом.
Но чего в подлунном мире не бывает?
Глава 4. И стал град Касимов
Назвать город в честь отца – великая честь для сына. Впервые название Касим-град или Касимов в русских документах появляется в 1471 году, при салтане Даньяре. Прежние названия Царевичев городок, Ханкерман и Городец тоже продолжали употребляться, продолжали существовать старая крепость со Старым посадом. Возможно, что Касимов при Даньяре – общее название двух близлежащих городов.
Жизнь при Даньяре
Сын Касима салтан Даньяр (Даниар), продолжил политику отца, направленную на тесный союз с Москвой, и при восшествии на престол принес шерть (присягу) Ивану III. Ее текст не сохранился, но, скорее всего, она была подобна другим, что приносили высокородные татары, переходившие на службу великим князьям московским того времени.