Лицедеи

«Весь мир – театр, а мы – актёры»

Из пьесы «As You Like It» Уильяма Шекспира, вольный перевод

Глава 1. Попутчики

На вокзальных часах было около семи утра, когда скорый поезд Самара – Москва подошёл к перрону Казанского вокзала. Дневное светило ещё не вполне вступило в свои права, и пассажиры спешили воспользоваться утренней прохладой, чтобы добраться до конечного пункта назначения. Кто-то приехал по делам, кому-то приспичило навестить московскую родню, а были и такие, кому ещё предстояло ехать на другой вокзал и уже оттуда продолжить свой вояж по необъятным просторам Подмосковья и его окрестностей. И только один из пассажиров стоял на перроне, словно бы раздумывая – то ли идти вместе со всеми к зданию вокзала, то ли на том же поезде возвращаться назад. Впрочем, состав должен был отправиться в обратный путь только ближе к вечеру, так что оставалось достаточно времени для принятия решения.

Сторонний наблюдатель мог бы сказать, что пассажир этот на первый взгляд ничего особенного из себя не представляет – рост ниже среднего, лицо невыразительное, такое увидишь и уже через мгновение оно напрочь выветрится из памяти, но вот глаза… Глаза как глаза, серые, не большие и не маленькие, однако была в них некая странность – они существовали как бы сами по себе, в отрыве от головы и остального тела, помимо воли их обладателя выражая чувства, которые не имели никакого отношения к тому, что происходило вокруг. Растерянность, сомнение в том, что поступает вопреки рассудку – это никого не могло бы удивить, поскольку у каждого из нас бывают минуты душевной слабости, но тут всё было несколько иначе. Если присмотреться, в глубине этих глаз читалась непреходящая тоска, словно бы человек испытывает чувство вины перед самим собой и никак не может с этим справиться. В чём причина, сразу и не разберёшься, тут не обойтись без скрупулёзного изучения обстоятельств его жизни, что могло бы приоткрыть завесу тайны, однако дело это хлопотное и вряд ли стоит без достаточных на то оснований тратить время в надежде что-то разузнать. Поэтому разумнее всего ограничиться выводом, будто личность это вполне заурядная, и не стоило бы уделять ей столь пристальное внимание, если бы не обратился к этому пассажиру некто с наголо обритым черепом и повадками уличной шпаны или «братков», которых в девяностые развелось видимо-невидимо.

– Ну что, тебя подвезти? На такси-то пока не заработал?

Ещё когда изнывал от духоты на второй полке плацкартного вагона, наш герой разговорился с одним из попутчиков. Тот подсел в Старом Хопре, вышли в тамбур покурить, там и познакомились. Митяй оказался весьма болтлив:

– У нас в Хопре, чтобы какое-то дело замутить, надо у местных авторитетов разрешение спрашивать, а потом ещё отстёгивать бабло в общак… Ну а в Москве широта, простор и полно лохов с туго набитыми кошельками. Бери – не хочу!

Сева, так звали нашего героя, не возражал – хотя бы потому, что не собирался залезать в чужой карман, а рассчитывал на то, что сами дадут, и даже не придётся умолять, чтобы подкинули кое-что на пропитание. Всё будет совсем иначе, придут и скажут: «Бери, пока дают, и не сворачивай со своего пути!» Что это за путь? Об этом Сева предпочёл помалкивать – для откровений ещё время не пришло, сколько бы не пытался Митяй его разговорить:

– А тебя чего понесло в столицу?

– Да вот хочу поступить в театральное училище.

– И на фига? Бабла на этом не заработаешь…

Тут в разговор встрял ещё один пассажир, тоже из курящих, лет сорока, с намечающейся лысиной, то ли полученной по наследству от родителей, то ли возникшей по причине чрезмерного напряжения ума:

– Так оно и есть! Актёрам платят крохи, и только немногие добиваются признания. Вот тогда, конечно, и гонорары по высшей ставке, и ордена, и премии…

– У меня так и будет!

Сева произнёс эти слова твёрдым голосом, а в глазах опять какие-то смешанные чувства, словно бы уверен, что желанной цели наверняка достигнет, но вот избавиться от ощущения неведомо откуда взявшейся вины никак не удаётся. Впрочем, ему-то всё доподлинно известно, что, как и почему, а вот с какой стати это ощущение появляется в самый неподходящий момент, судя по всему, это оказалось неразрешимой для него загадкой.

А между тем, Митяй и третий пассажир, который представился просто – Водопоев, продолжили разговор о том, где можно больше заработать. Митяй настаивал на своём:

– Сейчас всем правит криминал, а не какие-то там депутаты и министры. Самое время, чтобы наварить бабла.

– Рисковый вы человек, Дмитрий! Рано или поздно можете оказаться на скамье подсудимых.

– Это как карта ляжет.

– Тут я категорически с вами не согласен! Рассчитывают на везение только дурни, – тут он запнулся и с опаской посмотрел на внушительных размеров кулаки Митяя. – Надеюсь, без обид?.. Так вот, умный человек заранее просчитывает варианты и выбирает оптимальный путь к обогащению. К примеру, я оказываю кое-кому мелкие услуги, завожу полезные знакомства и жду, когда можно будет провернуть прибыльную комбинацию.

– Это как?

– Вы слишком любопытны, – усмехнулся Водопоев. – Ну да ладно, подскажу. Допустим, у меня есть знакомства на таможне, а некий коммерсант намерен импортировать крупную партию компьютеров не уплачивая пошлины. Я предлагаю ему свою помощь, а взамен он отстёгивает мне кое-что от того, что сэкономил. Это может быть весьма приличная сумма.

– И много таких комбинаций провернули?

– Ни одной, – смущённо признался Водопоев и пояснил: – Сейчас я нахожусь на том этапе, когда закладывается фундамент моего благополучия. Дело это хлопотное, но думаю, что через год-другой…

– Этот вариант не для меня! – убеждённо, даже с неким вызовом заявил Митяй и смачно сплюнул.

– Хотите всё и сразу?

– А почему бы нет?

– Терпение, мой друг! Терпение! Много светлых голов так и не добились желаемого результата, потому что слишком торопились, – тут Водопоев упёрся взглядом в какую-то деталь на лице Митяя: – Судя по кривому носу, вы занимались боксом?

– Не такой уж он кривой, – обиделся Митяй, не отрицая своего увлечения этим видом спорта.

– Тогда должны бы знать, что решающий удар надо тщательно готовить. А если будете бестолково молотить кулаками, получите под дых и всё, финита ля комедия!

Аргумент весьма серьёзный, поэтому Митяй не нашёл, чем возразить – видимо, в его спортивной карьере были и такие случаи. Ну а Сева молчал, поскольку так и не решил, кто же в этом споре прав – с одной стороны, и ему хотелось бы получить всё и сразу, а с другой, не в том он положении, чтобы идти на риск, принимая необдуманные, скоропалительные решения. Да и вариантов кот наплакал – симпатичный юноша, будущий герой-любовник мог бы произвести впечатление на приёмную комиссию, а при Севиной унылой внешности на что рассчитывать? Есть кое-какой опыт работы в областном театре – это вам не занятия в школьном драмкружке, но ведь аплодисменты местной публики к анкете не приложишь. Разве что понадеяться на сочувствие к заезжему провинциалу – сердобольные тётушки с седыми буклями обычно составляют большинство в таких комиссиях. Вот и надо подготовить монолог, который бы их пронзил от пяток до макушки, чтобы слёзы полились из глаз, а руки сами хлопали в ладоши вопреки соображениям ума.

Так бы и закончился этот разговор, если бы Водопоев не предложил закрепить знакомство в привокзальном ресторане. Однако Митяю не терпелось заняться привычным делом – столичный вокзал словно бы специально предназначен для такого рода промысла, ну а Сева спешил сдать документы в приёмную комиссию… Что тут поделаешь? Водопоев вручил каждому по визитной карточке, дополнив это действие словами:

– Если возникнут проблемы, обращайтесь, помогу.

Ну а как не помочь, если по их лицам видно, что далеко пойдут. Митяй вполне может преуспеть в бизнесе – такому в рот палец не клади. Ну а со вторым сложнее – тут многое зависит от того, какие мысли бродят в его голове, каким богам намерен поклоняться.

Глава 2. Секрет успеха

Эта мысль, будто родители назвали его Всеволодом в честь Мейерхольда, основателя театра имени самого себя, словно заноза застряла в сознании Севы, побуждая к размышлениям, которые никак не соответствовали особенностям его жизни в провинциальном городке. Пусть родители даже не подозревали о существовании такой фамилии, однако это обстоятельство ничего не может изменить, поскольку не должно быть более достойной цели для человека, чем воочию увидеть памятник, поставленный в его честь. Не важно, что это – бронзовый бюст или гранитная стела и надпись на золотой табличке с указанием фамилии и званий. Тут важен факт, а не способ превращения мечты в реальность.

Понятно, что перспектива стать кем-то вроде генерального конструктора ракетной техники его нисколько не прельщала, поскольку Сева понимал, что в этом трудном деле усердие и прилежание не смогут компенсировать отсутствие таланта. Аналогичная ситуация в музыке, в литературе, в живописи, а вот в театре всё иначе – тут надо лишь скрупулёзно освоить все элементы актёрского мастерства и больше ничего не требуется. Ведь выступать на сцене, исполняя заданную роль, – это же совсем не то, что корпеть целый год над симфонией, книгой или живописным полотном! Театров и киностудий много, ролей ещё больше, а зрителей вообще навалом, и, если им понравиться, можно печь ордена и премии, как пирожки, на зависть менее удачливым коллегам.

И вот теперь, стоя перед членами приёмной комиссии, он вообразил, что стоит на сцене МХАТ, а публика только и ждёт того момента, когда он закончит свой монолог, чтобы приветствовать своего любимца. Надо отдать Севе должное – мимика и дикция у него на высшем уровне, хоть сейчас выпускай на сцену! Члены приёмной комиссии в полном восторге, и только один засомневался:

– Коллеги! Вы посмотрите на его глаза! Пустые, они абсолютно ничего не выражают, словно бы существуют сами по себе, живут в другом каком-то мире.

Но у коллег совсем другое мнение:

– Ничего, за четыре года учёбы всё исправим. И потом, что там у актёра в глазах, даже из партера разглядеть нельзя, не говоря уж о галёрке.

– Ну не верю я ему, не верю!

– Ты, похоже, Станиславским себя вообразил. Не рано ли примеряешь лавровый венок?

– Да ладно, делайте, что хотите. Но помяните моё слово, всё это плохо кончится.

Так Сева стал студентом школы-студии МХАТ, а через четыре года оказался перед выбором – мастеровитый актёр везде востребован, особенно если успел сыграть несколько ролей в кино. Но что делать, то есть в какой театр идти? Сева чуть мозги себе не сломал, пытаясь решить эту трудную задачу – один неверный шаг и тогда можно поставить крест на грандиозных планах. Ночей не спал, осунулся, и тут вдруг Севу осенило: «Водопоев, вот кто может, просто обязан мне помочь! Но как его найти? Визитная карточка!» Будь Сева в житейском плане вполне обустроен, а в это понятие входит и отдельная квартира, и мебель, и обширный гардероб, ему можно было бы только посочувствовать – легче найти иголку в стоге сена, чем клочок бумаги на шестидесяти квадратных метрах жилплощади, где при отсутствии хозяйки или прислуги царит апокалиптический бардак. Однако на тот момент в его активе была всего лишь комната в общежитии, а в придачу пиджак, пара брюк, да ещё костюм, который купил на гонорар за роль в последнем фильме. В кармане старого протёртого на локтях пиджака Сева и нашёл то, что искал.

Водопоев не подвёл – согласился на встречу сразу, без раздумий. И вот сидят за столиком в «Арагви», Водопоев уплетает цыплёнка-табака, словно бы дорвался до еды после недельной голодовки, а Сева прикидывает, во сколько всё это ему обойдётся. Однако в столь серьёзном деле, когда буквально решается его судьба, тут уж не до экономии – Сева готов последнее с себя снять, лишь бы получить совет опытного человека. Конечно, ещё не факт, что Водопоев разбирается в таких делах, но больше не с кем посоветоваться, поэтому Сева и выложил все свои сомнения, накопившиеся за последние дни, не взирая на то, что его визави не отвлекался от еды, с увлечением обгладывал цыплячьи косточки.

Наконец, Водопоев покончил с курятиной, вытер рот салфеткой и заявил:

– Вообще-то я театр на дух не выношу! – тут он махнул рукой, как бы предупреждая реакцию, которую это неожиданное признание могло вызвать у Севы, а затем продолжил: – Однако мне приходится переступать через свои жизненными принципы, посещая Большой театр, «Современник» и «Таганку». И вот прикинь, почему же я всё это делаю? Почему так бездарно трачу свои вечера вместно того, чтобы подремать у телевизора? – Воропаев замолчал, ожидая ответа, но поскольку Сева не нашёлся, что сказать, последовало разъяснение: – Да потому, мой дорогой друг, что в театральном буфете можно познакомиться с весьма полезными людьми, я имею в виду видных бизнесменов, сотрудников различных министерств и ведомств, не исключая высших чинов полиции и прокуратуры. Как же они там оказались? Неужто все поголовно влюблены в театр? – Воропаев снова вонзился взглядом в Севин рот, но поскольку оттуда опять не донеслось ни звука, завершил свой монолог самостоятельно, без подсказки: – Вовсе нет! Причина в том, что посещение театра – это модно. Вот жёны этих деятелей и тянут за собой мужей, чтобы потом обсудить с подругами, где была, кого там видела, кто во что был одет, ну и далее по списку.

Впору было пожалеть о том, что выбрал такую никчёмную профессию. Ну можно ли добиться славы, развлекая публику, которой наплевать на Шекспира и на Кафку? Им лишь бы погундосить с подругами или принять стопаря на грудь в буфете. Но Севу все эти издержки массовой культуры ничуть не волновали, у него есть цель, и он готов её добиваться вопреки всему. Потому и спросил:

– И что же теперь делать?

Водопоев был предельно краток и довольно убедителен:

– Вот что я тебе скажу. Чтобы преуспеть в этом нашем мире, то есть чтобы получить желаемое, ты должен быть в струе, в тренде, как теперь говорят. А какое у нас самое модное заведение кроме ресторана «Пушкин»? Это «Бонбоньерка». Так что нечего раздумывать – иди туда!

За годы учёбы Сева побывал почти во всех московских театрах, благо студентов театральных вузов на спектакли пускали бесплатно – если были свободные места. Бывал и в «Бон-Боне» – такое название театр получил по имени своего отца-основателя и бессменного худрука Бориса Ивановича Бондаревского, в прошлом популярного актёра. Надоело ему быть послушной марионеткой в руках бездарных режиссёров, вот и решил основать собственный театр. Почему «Бон-Бон», а не «Бор-Бон» или хотя бы «Бурбон»? За это он должен поблагодарить своих учеников, которые и составили ядро театральной труппы – в знак уважения они называли мэтра Бонифацием, вроде бы такое имя было у какого-то из римских пап. На самом деле, всего пап Бонифациев было пятеро, если не считать антипапу с тем же именем, но он тут совершенно ни при чём.

«Ну что ж, пусть будет "Бонбоньерка"!» И хотя к концу этой объедаловки Сева изрядно поиздержался, он был вполне доволен результатом – успокаивало и то, что Водопоев изъявил готовность и впредь поддерживать Севу во всех начинаниях, если только не возникнет необходимость значительных финансовых вливаний. Судя по всему, за прошедшие четыре года Водопоев так и не сумел разбогатеть.

За время работы в «Бонбоньерке» Сева сыграл с десяток ролей, а ещё больше в кино, что совсем неудивительно – иной актёр норовит предложить своё прочтение роли, требует доработать диалоги, а Сева никогда не перечил режиссёру. Сказано «иди туда» – он пойдёт, пока не остановят. Текст роли знал назубок – ни малейшей отсебятины. И самое главное, брался за любую роль даже несмотря на то, что по своим внешним данным никак не соответствовал персонажу, если иметь в виду то, как видел его автор. В театре такое допустимо – там всё достаточно условно, да и выбор актёров не велик, а вот в кино совсем другое дело, там без внешнего сходства никак не обойтись, особенно если это историческая личность. Однако время съёмок ограничено, а тут под рукой актёр, готовый сыграть и Мальчиша-плохиша, и Черчилля, и Сталина, даже Белоснежку и всех семерых гномов, если бы возникла острая необходимость. Причём играл практически с листа, без репетиций – этим он напоминал актёров Голливуда, в арсенале которых есть несколько жестов и гримас, вот они и тасуют их, переходя из фильма в фильм. Понятно, что это не относится к звёздам первой величины вроде Роберта Де Ниро или Бреда Пита, но Севе Америка и Голливуд без надобности, ему вполне достаточно России.

Глава 3. Вверх по ступенькам

Вот все считают, что телега не может взлететь, даже если к ней приделать крылья, но Сева опроверг законы физики. Через десять лет после окончания школы-студии он был включён в состав Совета по культуре и стал вхож в святая святых московского Кремля, туда, где решается судьба страны. Такому карьерному взлёту можно только позавидовать… Но как?! Как такое удалось? Конечно, известны случаи, когда генералами становились в том же возрасте, однако ежу ясно, что без протекции не обошлось – кого-то тесть протолкнул на высокую должность, кого-то продвигали наверх, рассчитывая на то, что протеже станет орудием в закулисной борьбе между власть имущими. Однако у Севы тестя не было, да и какой из актёра борец, если не имеет права возразить даже режиссёру? А уж спорить с президентом на заседании Совета – это уже из области фантастики.

Впрочем, бывают исключения, хотя Совет тут как бы ни при чём. Когда Бонифаций попал в беду, оказавшись участником финансовой аферы, Сева решил ему помочь «по старой дружбе» – к тому времени у Севы уже был свой театр, но в память о светлых днях, когда работал в «Бонбоньерке», он просто обязан был что-то предпринять. На заседании Совета Сева не решился заговорить с президентом на эту тему – кто знает, как отнесутся к его просьбе остальные участники застолья? Ведь кто-то мог завидовать популярности «Бонбоньерки», а у кого-то мог некстати возникнуть вопрос: на какие доходы Бонифаций построил себе огромный загородный дом? Такие хоромы и жителям Рублёвки не по карману.

Так просто к президенту не подойдёшь, поэтому Сева заручился поддержкой его пресс-секретаря, который не раз вместе с женой бывал у них в театре. И вот, когда заседание закончилось и все потянулись к выходу из зала, президент сказал:

– А вас, Всеволод Степанович, я попрошу немного задержаться.

Тут-то Сева и получил возможность высказать всё, что наболело:

– Владим Владимыч! Что же это делается? Заслуженного человека, любимца публики хотят отдать под суд.

– Я так понимаю, вы Бондаревского имеете в виду.

– Ну да!

– Скверное дело! Глава Следственного комитета доложил, что он замазан по уши.

– Так ведь ни одной бумажки не подписывал. Злодеи провернули эту комбинацию за его спиной.

– В том-то и дело! Если бы не эта спина, у них бы ничего не получилось.

Сева уже отчаялся переубедить, а тут ещё пресс-секретарь показывает на часы, мол, пора заканчивать. Пришлось использовать последний, самый убойный аргумент:

– Владим Владимыч! Допустим, что бюджет государства мог в результате действий мошенников потерять тридцать, пусть даже сто миллионов рублей. Допустим! Однако потеря выдающейся личности, разрушение его театра нанесёт российской культуре невосполнимый ущерб, который во много крат больше упомянутой мною суммы.

Видимо, эта «калькуляция» сработала – президент тяжело вздохнул и нехотя, явно через силу произнёс слова, которых Сева ждал:

– Ладно! Я подумаю, что можно сделать.

Это случилось через несколько лет после того, как Сева вошёл в состав Совета по культуре. Событие неординарное, но по-прежнему неясно, как Севе это удалось. Наверняка и тут не обошлось без Водопоева. Как утверждают злые языки, их встреча состоялась снова в ресторане.

– Сева! Тут вот какое дело. Один хороший человек хочет оказать тебе услугу.

– Это как?

– Да очень просто. Он намерен предложить твою кандидатуру для включения в состав Совета по культуре.

Другой бы на месте Севы готов был руки целовать такому благодетелю – сидеть за одним столом с президентом, вершить великие дела на благо своего Отечества – это ли не мечта любого актёра, музыканта и художника? Но Сева ещё в детстве хорошо усвоил, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Вот потому и спросил:

– А что взамен?

– Да пустяки! Он тоже член Совета, но ему нужна поддержка, чтобы продвигать нужные решения. А ты в последнее время стал довольно популярен, на ведущих ролях и в театре, и в кино, так что президент прислушается к твоему мнению.

Быть марионеткой в чужих руках – это малопочтенное занятие. За десять лет работы в театре Сева сполна этого добра накушался, но тут представлялся шанс со временем вырваться на волю. Если удастся стать незаменимым членом этого Совета, тогда ему сам чёрт не страшен – тогда он сможет диктовать свою волю и режиссёру, и директору театра, и продюсеру. Однако многое зависит от личности этого благодетеля. Водопоев объяснил:

– Это Ефим Захарович Вертляев. Знаешь такого?

Ну кто в России не знает главного распорядителя культуры? Под ним театры, киностудии, музеи и прочее, и прочее. От волнения у Севы дыхание перехватило, он понял, что приближается его звёздный час – ещё один рывок и можно будет сказать, что жизнь не напрасно прожита. Ну а пока нужно соглашаться, даже если на первых порах придётся исполнять незавидную роль «шестёрки» при «пахане», выражаясь языком закоренелых уголовников.

Вертляев ли посодействовал либо новый статус помог, но с тех пор Сева стал получать такие роли в телесериалах, о которых прежде не мечтал. Это и один из классиков марксизма-ленинизма, и писатель, которого поныне чтут в Европе и за океаном, хотя на Севин вкус очень уж мудрёно писал – чтобы осилить самый известный из его романов, потребовался целый месяц усердного труда на грани истощения умственных способностей. Однако дело того стоило – вскоре предложили главную роль в экранизации этого многостраничного романа, и Сева не подвёл, однако закончив съёмки на неделю слёг, сославшись на фурункулёзную ангину.

На самом деле, всё было гораздо хуже – каждую ночь его будил один и тот же голос, но стоило открыть глаза, как перед Севой возникал седой старик и, укоризненно покачивая головой, твердил одно и то же:

– Ну и зачем ты взялся за эту роль? Ведь ясно же, что не по Сеньке шапка! Тебе бы что-нибудь попроще, к примеру, мог бы приказчика сыграть или юродивого с паперти. С какой стати ты вообразил, что всё тебе подвластно? Эх, знал бы я, что роман так извратят, сжёг бы его к чертям собачьим!

Сева хотел было что-то объяснить, однако язык словно бы прилип к нёбу, ну а когда обрёл способность что-то говорить, знаменитого писателя уже и след простыл. Обидно – не то слово! И так каждую ночь на протяжении недели. А ведь после подобной «оплеухи» сразу не уснёшь!

Именно тогда Сева понял, что пора всё переменить. Он сам должен получить право говорить обидные слова, высмеивать тех, кто не может возразить, а если потребуется, то и влепить кому-то по уху. Короче, нужен свой театр, иначе от ночных визитёров не избавиться.

Глава 4. Ход конём

Проблема в том, что президента об этом не попросишь – пошлёт куда подальше и будет абсолютно прав. Можно обратиться к министру культуры, но Вертляев уже не при делах, а идти на поклон к его преемнику Сева не хотел, поскольку тот наверняка потребует ответной услуги. Снова оказаться на побегушках у министра – это уже явный перебор, надо и своё достоинство блюсти. Вот если бы эту должность проплатить… Однако Сева по натуре был немного трусоват и потому предпочитал не нарушать Уголовный кодекс. И что же – получается тупик?

Пришлось обратиться к Водопоеву, мол, так и так, хочу заполучить театр в безраздельное владение на пожизненный срок. Прозвучало несколько коряво, поэтому Сева счёл необходимым сослаться на достижения своих коллег:

– Ну чем я хуже Калягина или Джигарханяна?

Водопоев сразу уловил суть:

– Так-так. Желаешь стать помещиком за государственный счёт. Это мне понятно! И каких размеров деревенька тебе надобна? А крепостных, к примеру, сколько душ? Я так понимаю, желательно, вполне живых.

Чем-то всё это напоминало сцену из поэмы Гоголя – вот сейчас Водопоев запросит по сто рублей за штуку, а потом упрётся рогом, не соглашаясь скинуть хоть двугривенный: «Да чего вы скупитесь-то? Другой мошенник обманет вас, продаст какую-нибудь дрянь, а у меня все как на подбор мастеровитые, только что из вуза». Деньги у Севы теперь водятся, но актёров покупать поштучно – это как-то не вяжется с его представлением о высоком предназначении театрального искусства… Тут он словно бы проснулся, стряхнул это некстати возникшее видение и попытался перевести разговор в деловое русло, но без всяких там отсылок к классике: