– Не «у вас», Федя, а «у нас». Но стукачи всегда были, есть и будут везде. И во властных структурах, и в революционных организациях. Это тебе не хуже меня известно.
Утром Федор похмелился, расплатился с Машкой и ушел из трактира. На квартиру он явился в половине седьмого и разбудил Якубовского.
– Нагулялся? – спросил тот.
– Нормально.
– Свежачком от тебя тянет. Пил утром?
– Я всю ночь пил и кувыркался с девкой. Ты досыпай, Леня, я приму душ, приведу себя в порядок. Что у нас на завтрак есть?
Пролетка, обещанная Куриловым, подъехала к булочной, находившейся рядом с домом Якубовского, в девять часов, как и было оговорено.
Волков уже ждал ее, сел и спросил:
– Ты от Курилова?
– Да. А ты Волков?
– Федор. Зови по имени.
– Хорошо, а я Гришка. Куда едем?
Волков назвал адрес и через сорок минут остановил извозчика за два квартала до нужного дома.
– Гриша, погоди у церкви. Дальше я пройду пешком.
– Долго ждать-то?
– Сколько потребуется, – заявил Волков и пошел по улице.
Дом купца Васильева стоял в тупиковом проулке. Соседей рядом нет, и это хорошо. Да и проулок совершенно пустой. Что тут делать посторонним, в тупике-то? Забор сплошной, дощатый, невысокий, перед ним кусты сирени. При всем желании лучшего места для акции и нарочно не придумаешь.
Не беспокоится о своей безопасности господин Васильев. Уверен, что о его темных делах никто не знает. Вот так излишняя самоуверенность приводит к гибели. Да ладно бы только того недоумка, который ее проявляет. Нет, он обрекает на смерть и близких. Ну и черт с ними.
Городовому здесь тоже делать нечего. Волков заметил всего одного полицейского, да и то далеко в стороне, у церкви.
Осмотревшись, Волков вернулся на улицу и прошел дальше.
На перекрестке он постоял две минуты, вернулся к пролетке и приказал извозчику:
– Домой, Гриша!
– Больше никуда не поедем?
– Поедем, но ночью, по двум адресам. Один из них тебе уже известен.
– Сюда, что ли?
– Сюда. А сейчас езжай прямо.
– Слушаюсь.
На перекрестке Волков указал на винную лавку:
– Запомни это место. Ночью скажу, что делать, понял?
– А чего понимать-то? Что скажешь, то и сделаю.
– Молодец. Теперь на хату.
У дома Якубовского Федор вышел из пролетки и предупредил извозчика:
– Смотри, Гриша, в одиннадцать часов быть как штык. И что бы я ни делал, вопросов не задавать.
– Оно мне нужно? – безразлично ответил Григорий.
– Верно мыслишь. Оно тебе совершенно не нужно. До вечера.
– В одиннадцать буду здесь.
– Не здесь, у булочной!
– Ладно, у булочной.
– Свободен.
Отправив извозчика, Волков прошел на квартиру Якубовского, которая стала его временным пристанищем.
Днем Якубовский заметно волновался. Ему не сиделось на месте. Он бродил по комнате, от кровати до окна, садился на стул, тут же вставал и уходил на кухню.
– Леонид! – окликнул его Волков, развалившийся на своей кровати. – Ты чего мечешься по хате?
Якубовский подошел к нему:
– А ты спокоен, Федор?
– Не вижу повода для беспокойства.
– Тебе ночью идти в чужой дом.
– Ну и что? Не впервой.
– И ты говоришь об этом так, словно тебе не людей убивать, а курицам головы отрывать.
Волков усмехнулся:
– Не вижу особой разницы.
– Да, – проговорил Якубовский. – Наверное, такие люди, как ты, и делают революцию. У меня рука не поднимется убить человека.
– А как же фабрикант Сазонов? Его приговорило к смерти руководство организации «Свобода и труд», в том числе и ты.
– Одно дело – приговорить, другое – исполнить.
– Ты посчитай, сколько у нас палачей в тюрьмах. Они состоят в штатах, получают зарплату. Чем от них отличаюсь я? Приговор выносит организация, считай, тот же суд. Палачом выступаю я. Какая разница между мной и казенным палачом?
– Все верно, Федор, но мне как-то не по себе.
– А кто говорил, что революция требует жертв? Ты. Кто свел меня с Куриловым, зная наверняка, что мне предстоит делать? Ты свел. Разве ты откажешься от своих денег, если акция пройдет успешно? Не откажешься. Такие блаженные, как ты, могут последнее в приют какой-нибудь отдать, но не я. Я за свои кровные любого удавлю.
Якубовский внимательно посмотрел на Волкова:
– Тебе не страшно, Федор?
– Нет! – кратко, не раздумывая, ответил тот.
Ему действительно была безразлична судьба купца и его семьи. Волкова волновало только одно обстоятельство: удастся ли все провернуть тихо, не попасть в руки жандармов? На каторгу или на плаху Федор идти не хотел.
– У тебя стальные нервы!
– Нервничаешь – водки выпей, она успокоит. Кстати, ты обещал самогона прикупить.
– Господи, нашел о чем сейчас думать.
– Нашел. Дело-то обмыть надо, чтобы и потом везение не отвернулось. Судя по тому, что товарищ Курилов отвечает за финансовое обеспечение деятельности местного отделения партии, купцом моя работа не ограничится. Когда еще центральный комитет наладит финансирование, да и случится ли это вообще? Наверху увидят, что местные кадры сами могут добывать деньги, и резонно решат, что незачем кормить тех, кто в состоянии сам себя обеспечить.
– Ты думаешь, будет так?
Волков вздохнул:
– Думать, Леня, это дело Курилова, мое – работать.
– А ты действительно собрался в Москву, на могилу Адины?
– Конечно. Что мне еще там делать?
– В Москве у тебя остались квартира и сувенирная лавка.
– Ага! Десять с лишним лет они ждали меня. Чинуши из городской власти сразу после суда, скорее всего, прибрали к рукам мое добро.
– Но ведь конфискации не было.
– Тем, кто захотел, как вы выражаетесь, экспроприировать чужую собственность, решения суда не надо. Они свое вынесут. Я еду к Адине. Есть, конечно, в Москве и другие дела, но это личное, Леня, так что не расспрашивай попусту. И вообще, мне надо выспаться.
– Как ты можешь спать перед тем…
Волков оборвал Якубовского:
– Могу! И не маячь, пожалуйста, перед глазами.
– Пойду прогуляюсь.
– Это самое верное решение. Сходи в парк, посиди на лавке перед прудом, покорми лебедей.
– Да, мне надо прогуляться.
– Счастливо. Закрой хату своим ключом.
Якубовский ушел. Волков выждал какое-то время, вышел в подъезд, осмотрелся и поднялся на чердак. Тот был полон всякого хлама. Но это-то и было нужно Волкову.
Он аккуратно оторвал доску от стены, удовлетворенно хмыкнул и подумал: «Угу. Пойдет! Тут ни одна сука не найдет. Вот только надо будет действовать быстро и что-нибудь надеть поверх костюма. Какую-нибудь накидку. Где ее взять? Купить? Деньги есть, да вот только из дома не выйдешь. Неизвестно, где обретается Якубовский. Может, стоит возле подъезда? Из окна не заметишь».
Случайный взгляд Волкова упал на деревянный ящик, рядом с которым валялась старая куртка. Он поднял ее. То, что надо для грязной работы. Еще бы штаны, но их можно и от старого костюма взять.
Приняв решение, Волков вернулся на квартиру, свернул свой старый костюм и отнес его на чердак.
Вскоре он спал спокойным сном ребенка.
Поднялся Волков в девять часов вечера. Якубовский был дома. На кухне что-то шипело, аппетитный запах заполнял всю квартиру.
Федор поднялся, прошел на кухню.
Якубовский жарил мясо и вздрогнул, услышав голос подельника:
– Любишь ты готовить, Леня!
– Это ты? Выспался?
– Выспался. Говорю, любишь ты готовить.
– Есть такое дело.
– Так чего в повара не подался? Был бы сейчас шеф-поваром какого-нибудь дорогого ресторана в Петербурге и горя не знал бы. Никакой революции не надо. Деньги косой бы косил.
– Мое призвание, Федор, – борьба за права народа.
– Ты мне об этом не говори. Хватит уже. Когда будет готов ужин? В половине одиннадцатого мне уходить.
– Минут через двадцать.
– Добро.
Волков умылся, присел на стул у кухонного стола, закурил папиросу.
Якубовский успокоился и спросил:
– Ты внешность изменить не хочешь?
– Чего? Это усы или бородку приклеить?
– Ну, например.
– Нет, Леня, все это детские игрушки. Если угожу в руки жандармов, то никакой маскарад не спасет, а не попаду, то и лепить на физиономию нечего. Лично я попадаться не собираюсь.
– А разве ты мог предположить, что тебя случайно возьмут на квартире Глозмана? В гостях у тестя ты собирался попадаться?
– Дважды такое не бывает. А попал я тогда действительно глупо. Из-за жалости своей. Ведь видел, что тестю уже не поможешь, нет, решил докторов вызвать, – бессовестно лгал Федор. – Но и уйти не смог.
– Благородный поступок.
– За который пришлось слишком дорого заплатить. Но не будем об этом. Ты револьвер приготовил?
– Да, наган и патроны во втором ящике комода.
– Посмотрю, пока ты стряпней занимаешься.
Волков прошел в комнату, достал наган, несколько раз нажал на спусковой крючок. Ударный механизм вроде бы работал четко. Лишь бы так было и в нужный момент, если, конечно, таковой настанет.
Федор зарядил револьвер, бросил его на кровать и достал из-под матраса острый широкий нож. Это оружие не менее опасное, чем револьвер, к тому же бесшумное. В умелых руках, таких, как у Волкова, надежней нагана.
После ужина Якубовский принялся за уборку квартиры. Ведь к нему должен был приехать сам Курилов и ждать возвращения Волкова.
– А все же этот Виктор Ильич не так умен, как кажется, – неожиданно проговорил Федор.
– Почему? – осведомился Якубовский, взглянув на него.
– Скажи, ну за каким чертом ему самому приезжать сюда? А если меня схватят и я, дабы получить снисхождение, приведу на квартиру жандармов? И все! Курилов окажется за решеткой.
– А ты способен на это?
– Когда, Леня, будет светить смертная казнь, пойдешь на все!
– Тогда ты подставишь не Курилова, а меня. Или действительно думаешь, что Виктор Ильич не подстрахуется?
– Интересно, каким образом?
– Думаю, за тобой будут следить от квартиры до дома Васильева и обратно. Если что-то пойдет не так, то Курилова сразу же предупредят и он спокойно уедет к себе. Но тогда тебе вынесет приговор уже не суд присяжных, а революционный трибунал. Не надо объяснять, каким он будет. Так что никакого резона сдавать нас у тебя нет.
– Да я пошутил. Живым в руки жандармов не дамся. Уверен, что все пройдет гладко.
– Наган проверил?
– Поглядел. Вроде в порядке.
– Ночью выстрелы далеко слышны.
Волков усмехнулся, достал нож.
– А вот эту вещицу и не слышно, и не видно, а убивает она не хуже револьвера.
– Убери!.. – Якубовский скривился.
– Чего, Леня? Брезгуешь?
– Спрячь, пожалуйста.
– Да ради бога.
В половине одиннадцатого Волков оделся, спрятал револьвер и нож, взглянул на Якубовского:
– Пора, Леня. Присядем на дорожку?
– Когда должна подойти пролетка?
– Через полчаса.
– Не рано собрался выходить?
– А я тоже подстрахуюсь, погляжу, как подъедет Гриша, будет ли кто рядом с ним. Погляжу на тех, кого Курилов пошлет сопровождать нас.
– Зачем тебе это надо?
– А затем, чтобы в случае опасности уйти без хвостов.
– Не понимаю.
– А тебе и не надо ничего понимать. Так присядем?
– Давай.
Якубовский и Волков опустились на стулья, тут же встали. Федор взял из шкафа ополовиненную бутылку водки.
– Зачем? – спросил Якубовский. – Ты же знаешь, что приказывал Курилов.
– Мне взбодриться надо, а Виктор Ильич все простит, когда я доставлю ему деньги. Где саквояж?
– В прихожей.
– Ну, давай, Леня!
– Удачи тебе, Федор.
– Ага!
Волков вышел из квартиры, постоял в подъезде. Никого, все тихо. Он неслышно поднялся на чердак, снял новый костюм, оставил там, переоделся в старье.
Потом Федор, прижимаясь к домам, прошел до булочной и встал за афишной тумбой.
Пролетка подкатила ровно в одиннадцать. На улице по-прежнему никого не было. Значит, блефовал Якубовский? Или Федора будут встречать у дома Васильева? Да пошли они все к черту! Пусть торчат где хотят, лишь бы не мешали.
Волков запрыгнул в пролетку.
Извозчик от неожиданности вздрогнул:
– Откуда ты взялся?
– Оттуда. Поехали!
– К тупику?
– Нет, сперва к доходному дому. – Федор назвал адрес. – Здесь недалеко.
– Но ты ничего не говорил о доходном доме.
– А мы туда ненадолго. Дело пустяковое.
– Виктор Ильич в курсе?
– Конечно.
– Ладно.
Григорий довез Федора до нужного дома, остановился за углом.
Волков осмотрелся.
– Вот здесь и жди. Я быстро.
Он спрыгнул с пролетки, пошел во двор, по черной лестнице поднялся на третий этаж.
В коридоре народу не было, только из общей кухни доносился пьяный разговор. Кто-то пытался петь, но это у него получалось плохо, заплетался язык.
«Рабочий класс расслабляется», – подумал Федор, усмехнулся и постучал в дверь первой комнаты.
– Кто там? – услышал он молодой встревоженный голос.
– Девочек заказывали, господин хороший?
– Нет! Вы ошиблись.
– Вам не нужны красивые доступные девочки? Всего-то рубль за ночь любви!
– Нет, мне никто не нужен.
– Тогда в шутки в сторону. Открывай, я от Степана Григорьевича.
Приказчик открыл дверь. Он был в кальсонах, явно готовился ко сну.
– Что надо господину Васильеву?
Федор вошел в комнату, отодвинул щуплого мужика и закрыл дверь. Приказчик в испуге подался назад, но Федор выверенным ударом вонзил ему нож в солнечное сплетение и провернул. У приказчика от болевого шока расширились глаза.
– Ну и чего вылупился, бедолага?
Волков выдернул нож и ударил приказчика еще дважды. Тот замертво рухнул на кровать. Федор дождался, пока тело перестало биться в судорогах, убрал все следы и осторожно выглянул в коридор.
Там по-прежнему никого не было, только голоса на кухне стали громче.
Он проскользнул на лестницу, вышел к пролетке, сел и сказал:
– Здесь все. Теперь к дому Васильева!
Григорий кивнул, и пролетка двинулась дальше.
Невдалеке от тупика Федор спросил:
– Помнишь, где должен стоять?
– Помню. У винной лавки.
– Там оставишь пролетку, сам выйдешь на перекресток.
– Зачем?
– Будешь смотреть за усадьбой. Перед тем как выйти со двора, я махну рукой. Если все спокойно, ты ответишь так же и подашь пролетку к дому.
– Но ты же говорил…
– Раньше говорил. Сейчас изменил решение. Делай, что сказано.
– А если соседи заметят пролетку?
– Ты здесь один такой с лошадью и повозкой? Кто обращает внимание на извозчиков? Но морду на всякий случай прикрой, не выставляйся. Возле дома!.. Понял?
– Понял.
– Притормози.
Григорий потянул вожжи.
Волков соскочил на мостовую и юркнул в кусты.
Пролетка прошла к перекрестку.
Федор посидел несколько минут, слушая шорохи листьев деревьев, колеблемых слабым ветром. Убедившись, что вокруг все спокойно, он перебросил за забор саквояж, быстро перемахнул через невысокую ограду и сразу упал на траву газона.
Утром Федор убедился в том, что собак тут нет. Он посмотрел на светящееся оконце небольшого домика, где обитал садовник. Тот не спал в столь поздний час.
Почему? Он не один?
Волков прокрался мимо бани к домику, осторожно заглянул в окно. Тряпка, заменявшая занавеску, была отодвинута вправо. Федор увидел, что садовник стоял спиной к двери, склонившись над чем-то.
Волков прокрался к двери, потянул к себе – закрыто, толкнул от себя, и створка поддалась. Это уже хорошо. Федор приготовил нож, просунулся в узкую щель между дверью и косяком и оказался в крохотной прихожей. Вход в единственную комнату был открыт.
Волков видел спину садовника, который, тяжело дыша, что-то запихивал в большую сумку. Вот самый подходящий момент!
Федор оставил саквояж на полу, кошкой подскочил к осетину и всадил ему в спину, под левую лопатку, свой нож. Он вошел в тело по рукоятку, не задев ребер.
Осетин дернулся, едва слышно вскрикнул, хотел обернуться, но Волков повалил его на сумку и наступил на спину, из которой торчала рукоятка ножа. Садовник захрипел, судороги пробили его тело.
Когда он успокоился, Волков отпустил его, вытащил нож, вытер лезвие о рубашку жертвы и проговорил:
– Вот так, Асламбек! Не повезло тебе с хозяином. Уж лучше бы ты снимал комнатушку в доходном доме, тогда остался бы жив. Ты лежи, отдыхай. Теперь тебе спешить некуда. – Он обыскал труп, нашел два ключа. Осталось проверить, к каким замкам они подходят.
Волков погасил свет, взял саквояж, вышел из домика и метнулся к парадному входу. А вдруг повезет? Но ключи не подошли. Более того, через зарешеченное стекло Волков увидел, что дверь закрыта еще и на крупную цепочку.
Он обошел дом и обратил внимание на идеальный порядок в саду. Трава ровно покошена, на деревьях ни одного желтого листика, в небольшом пруду – чистая вода, отражающая звезды. Следил Асламбек за порядком, в этом ему не откажешь. Да толку-то?
Один из ключей садовника подошел к тыловой двери. Через нее Волков оказался в топочной. Печь с котлом, куча угля. Федор хмыкнул. Хозяйственный Васильев позаботился об отоплении. Да оно и правильно, дом большой, одной русской печью в холодные зимы не прогреешь.
Из топочной Федор без труда прошел в коридор первого этажа. Согласно схеме, полученной от Курилова, здесь были гостиная, холл, кухня-столовая.
Федор бегло осмотрел их, начал аккуратно, чтобы не скрипнули доски, подниматься по лестнице и вышел во вторую большую комнату. Еще одна гостиная? Зал для общесемейного времяпрепровождения? Не важно. Между диванами арка, за ней еще коридор.
Из него можно попасть в четыре комнаты, в том числе спальни купца и его жены. Странно, что супруги предпочитали спать врозь. Это было совершенно непонятно Волкову. Зачем тогда жена, если спать отдельно друг от друга?
Да, Федор тоже не спал с Адиной в последнее время перед ее болезнью. Но он уходил к девкам. А купец остается дома. Может, у них так принято? Пару раз в неделю, и супруги довольны? Волков так не смог бы. Да и черт с ним. Он пришел сюда вовсе не для того, чтобы расспрашивать хозяев об их интимных отношениях.
Так, первая дверь напротив – комната сына купца, Григория, пацана четырнадцати лет, названного, видимо, в честь деда. Васильев-то Степан Григорьевич.
Далее справа спальня супруги – Валентины Николаевны, сорока четырех лет от роду. Напротив комната хозяина дома купца Васильева, которому недавно стукнуло шестьдесят пять. На двадцать один год старше жены. Наверное, она у него не первая.
Не позавидуешь бабенке. Она в самом соку, ей мужик нужен, а рядом старик. Наверняка спит в нижнем белье, с чепцом на голове, заткнув уши ватой.
Последняя комната справа – кабинет. И что делать? Тихо пройти туда, открыть сейф, забрать деньги и так же неслышно уйти? А если проснется жена, сынок или сам купец?
Наверняка в доме есть оружие. В спальне Васильева может быть заряженное ружье. Если стволы упрутся в его спину и поднимется шум, то Волкову не только не забрать деньги, но и не сбежать.
А в домике у бани лежит труп садовника. Отпираться будет бесполезно, и оформит ему суд намыленную веревочную петлю. Нет уж, пусть подыхают другие, а Федору еще пожить хочется. Посему придется валить всех. Так оно будет надежней и безопасней. Но работать надо без лишнего шума, стрелять только в крайнем случае.
Волков приоткрыл дверь в комнату мальчика, сына Васильева. Тот крепко спал, лежа поперек кровати. У подростков так часто бывает.
Федор, поигрывая ножом, обошел кровать, нагнулся, взмахнул рукой и вонзил клинок в грудь подростка. Григорий Васильев мгновенно умер во сне.
«Хорошая смерть, – подумал Волков. – Легкая. Уснул и не проснулся. Даже боли не почувствовал».
Волков прошел к спальне жены купца. Валентина действительно оказалась очень красивой женщиной. Одеяло прикрывало ее только наполовину. Волков облизнулся при виде полных грудей, мерно приподнимавшихся под тонкой материей ночной рубашки. Золотистые волосы разметались по подушке, рот приоткрыт.
Эта женщина вдруг вызвала у Волкова открытый приступ желания. Ему очень хотелось овладеть этим прекрасным телом, сжать в ладонях упругие груди. Но делать этого было нельзя. После близости останутся следы, которые могут привести полицию к нему.
Валентина вдруг проснулась, увидела его и надвинула одеяло до подбородка. Естественная реакция женщины на неожиданное присутствие в спальне чужого мужчины.
Ей надо было кричать, а она очень тихо спросила:
– Кто вы?
Волков не мог больше бездействовать. Не ответив на вопрос, он вытащил из-под головы Валентины Васильевой подушку в шелковой наволочке и прижал ее к лицу несчастной женщины. Потом Федор с каким-то дьявольским наслаждением начал наносить удары ножом по телу, укрытому простыней. Два, три, пять. Белоснежная ткань стала багровой. Женщина не двигалась.
– Получила, сучка? И поделом. Замуж-то пошла за старика из-за его денег, а сама наверняка имела любовника помоложе. Стерва!
Федор вытер нож, поднялся, не глядя на окровавленную кровать, вышел в коридор. Там он чуть отдышался, тряхнул головой и, уже не таясь, резко открыл дверь спальни хозяина дома.
Звукоизоляция в здании была прекрасной. Волков из коридора не слышал, что купец громко храпел с причмокиванием и всхлипыванием. Волков усмехнулся, покачал головой. Ну и дает купец. А храп-то нездоровый. Видимо, сердце пошаливает. Дожил бы своей век в достатке, при семье. Нет, жажда денег не дает покоя. Он желает получить еще больше. Зачем ему столько денег? Здоровье ни за какие миллионы не купишь, годы назад не вернешь.
Зачем влезать в авантюры с камушками? И так видно, что всего у этого купца с куцей бородкой, смотрящей клинком в потолок, более чем достаточно. Нет, надо еще. Сейчас получишь сполна, хрыч старый. Пора заканчивать.
Волков обошел кровать. Васильев спал. Федору и делать особо ничего не пришлось. Он резким движением полоснул острым клинком по шее купца и тут же накрыл его голову одеялом, которое сразу же стало пропитываться кровью.
В спальне задерживаться не имело смысла. Конечно, здесь, как и по всему дому, были дорогие вещи. Где-то хранила свою заветную шкатулку покойная жена купца. Но ничего с собой не возьмешь. Уходить придется с Гришей, а тот – человек Курилова.
Если бы хоть немного знать этого извозчика, то, может, и удалось бы сговориться, поделить награбленное добро. Но вслепую рассчитывать на то, что Гриша позарится на часть добычи, слишком рискованно, а посему и обыскивать дом не имело никакого смысла.
Волков подхватил саквояж и не спеша прошел в кабинет. К темноте он уже привык, разглядел картину на стене, напротив дивана, подошел к ней, отодвинул массивный багет в сторону.
За ним, как и говорил Курилов, находился сейф средних размеров, как раз под картину. На двери ручка, слева – четыре вращающихся ролика, вокруг каждого шкала из десяти цифр. Волков вспомнил код, повернул первый ролик, второй, третий, четвертый. На последней цифре внутри сейфа что-то щелкнуло, и дверка вышла из паза.
Волков открыл ее и увидел пачки ассигнаций различного достоинства. Он открыл саквояж и стал бросать в него деньги.
Одну пачку десятирублевок он попридержал и сунул в боковой карман пиджака. Потом Федор проверил верхний ящик в надежде на то, что там окажутся драгоценности, которые стоят дорого и не занимают много места, но нашел только какие-то векселя и другие бумаги.
Волков закрыл саквояж и начал потирать платком те предметы, к которым прикасался. Их было мало, и уборка не заняла много времени.
Закончив работу на втором этаже, Волков спустился на первый. Во рту у него пересохло, и он решил попить воды.
В большом кухонном буфете, рядом с мойкой, Федор увидел черную бутылку коньяка.
«Дорогой, наверное», – подумал он, взял бутылку, посмотрел на этикетку.
На ней сплошь нерусские надписи. Только число «1856» показало убийце, что он держит в руках бутылку с напитком пятидесятилетней выдержки.
Не раздумывая, Федор засунул находку в карман, попил воды, хорошенько обмыл нож, протер его кухонным полотенцем.
Все! Можно уходить. Свое задание он выполнил.
Теперь надо благополучно добраться до квартиры и отдать Курилову саквояж, до этого спрятав на чердаке пачку десятирублевых купюр. Ничего, организация от такой потери не обеднеет, а Волков заслужил премию.
Он благополучно вышел в сад, прошагал к калитке, открыл засов, осмотрел улицу. На перекрестке стоял извозчик. Федор показался ему и махнул рукой. Григорий ответил тем же и исчез.
Вскоре послышался стук копыт по мостовой. Волков на ходу запрыгнул в пролетку.
– Как?.. – не оборачиваясь, спросил извозчик.
– Нормально. Ты не гони, Гришка. Ночью городовые крепко бдят службу. Заподозрят неладное, остановят. Езжай как обычно, будто пьяного мужика от любовницы везешь. А тому торопиться некуда. Он свое получил.