Ведающая Водой
Когда никому нет до тебя дела, то какое тебе дело до всех? Решительно насупив светлые брови, Сайарадил свернула на боковую аллею. Здесь было пустынно: празднующая толпа осталась позади. Чем дальше шла Сая, тем более гнетущее ощущение появлялось у нее. Высокие кипарисы постепенно уступили место раскидистым платанам. За густой платановой аллеей показалась высокая глухая ограда из замшелого камня, над которой виднелась верхушка башни. Сайарадил замерла: она понятия не имела, в какой стороне расположен вход, и потому приняла решение просто двигаться вдоль стены. Вскоре показались глухие ворота, не похожи на центральный вход. Они оказались запертыми; Сая постояла рядом минутку и двинулась вперед. Ей начало казаться, что она идет вечность по кругу, но вот впереди показалась узкая дверца из кованых прутьев. Сайарадил жадно припала к ним, заглядывая внутрь.
Ее взгляд сразу уперся в невысокое строение, скромно расположившееся сбоку от высокой башни – Первохрам, древнейшее сооружение Эндроса.
Серый камень, заостренные своды и плющ, вьющийся по стенам – Храм разительно отличался от белых башен и прочих строений Старого города. Широкая переходная галерея соединяла его с Храмовой башней, входить в которую, в отличие от Первохрама, дозволялось только избранным. Самые достойные из них становились жрецами, и не было в Эндросе доли почетней, чем эта! Благородный или простолюдин – не имело значения; наделенных способностями к магии рождалось так мало, что происхождение утрачивало всякий смысл.
Мрачные своды храмовых стен вселяли страх, но сад вокруг был воистину прекрасен.
Порыв ветра зашелестел кронами ветвистых платанов.
«Вперед!» – казалось, говорили деревья.
Девочка потянулась к тяжелому кольцу-ручке и напоролась на пристальный взгляд. Под сенью отцветающих слив стоял он. Казалось, бледное лицо было вырезано из смерзшегося снега, а глаза – изо льда… Сайарадил встряхнулась. Яркий свет солнца придавал храбрости. Пришло время объяснений! Под пристальным взглядом ледяных глаз Сая решительно провернула запор и вошла в храмовый сад. Ее ноги ступили на мягкий ковер зелени. Густая трава и клумбы были усыпаны лепестками, опадающими с цветущих деревьев; где-то неподалеку тихо журчала вода – должно быть, знаменитый целебный источник. Всего на несколько мгновений Сайарадил засмотрелась на красоту храмового сада, а когда опомнилась, вокруг уже не было ни души – бледный морок словно слился с белым цветом вишен.
Осторожно двинувшись мимо клумб ароматной лантаны вперед, к Храму, в просвете между деревьев справа Сая увидела колонну из белого камня, затем еще одну – и вот из-за зеленых кипарисов выступило кольцо величественной колоннады, увенчанной куполом. Хлесткий порыв ветра словно невзначай подтолкнул Сайарадил в спину, и она нерешительно свернула вправо.
При приближении размеры колоннады поражали еще больше. Крутые ступени вели к площадке наверху – ни заграждений, ни стражи, только что-то белое мелькнуло справа, но это оказался лишь солнечный блик… Сайарадил ощутила странную уверенность в том, что ей необходимо подняться. Осторожно взойдя по ступеням, она замерла: под центром купола белоснежным пятном на фоне внезапно ставших серыми колонн высился прямоугольный камень – тысячелетний Саркофаг… Он был огромен! В высоту словно две Сайарадил, не меньше! Солнечные лучи блуждали по его поверхности, бликуя и создавая иллюзию движения. Завороженная игрой света, Сая подошла ближе и поняла, что солнечные блики отражаются от тысяч граней затейливого узора, которым была покрыта вся поверхность Саркофага…
Внезапно по спине пробежал холодок. Сайарадил круто обернулась и уперлась взглядом прямо в ледяные глаза. Тот, кто преследовал ее в ночных кошмарах, стоял перед ней наяву. Его замерзшее лицо пришло в движение, брови изогнулись, рот исказился, словно он пытался сказать что-то. Не помня себя от ужаса, девочка отшатнулась назад и налетела на Саркофаг. В то же мгновенье ее обожгло. От боли Сайарадил закричала и рванулась вперед, но напрасно: голая кожа рук, которой она коснулась белого камня, казалось, слилась с ним воедино.
Сколько времени прошло, прежде чем прибежали люди? Они спрашивали что-то, но Сайарадил не слышала слов – боль, терзающая разум и тело, заволокла ее глаза мутной пеленой и оглушила уши. Кто-то с силой рванул ее за плечи, буквально отрывая Саркофага, затем схватил под руки с двух сторон и поволок вниз по ступенькам.
Где-то возле цветущих вишен Сайарадил лишилась сознания.
***
– Без сомнения, это отпечаток рун с Саркофага, – разглядывая рубцы, заключил Арамил.
Сая украдкой поглядела на молодого наставника. Он был молод и показался невысокой девочке настоящим великаном; его прямые русые волосы спускались до талии, а облик был приятен глазу. Несомненно, наставник Арамил располагал к себе куда больше остальных, но его лицо было отмечено печатью той же неведомой силы, что и лица других наставников.
– Проклятые ожоги – вот что это! – не сдавался наставник Аргус, брезгливо глядя на метки.
Невысокого роста, плотный и широкоплечий, Аргус слишком туго затягивал пояс на талии; от рыжих волос, которыми славились северяне, у него остался лишь куцый пучок, кое-как перевязанный сзади лентой. Сая припомнила, что в Старом городе наставника Аргуса прозвали «варваром» за буйный нрав и неприязнь к аристократии.
– Нужно будет наведаться в архив и сверить узоры, – вздохнул наставник Еримил.
Нездоровая худоба, морщинистое лицо и дрожащие руки сразу бросались в глаза при виде старшего наставника; упрямые складки в уголках губ и усталый взгляд – то, что виделось через время. Еримил был первым претендентом на место Верховного жреца, но в спину ему уже дышали другие, более молодые и хваткие кандидаты, заставляя Еримила исходить завистью.
– Может, просто подадим нашей гостье паланкин до ее поместья? – саркастически спросил Аргус.
– Не исключаю такого варианта, – пробормотал Еримил.
– Девчонка нарушила Устав! – взвился Аргус.
– Но по своей ли воле? – вскинул брови Арамил и обратился к девочке: – Ты позволишь мне?
Он осторожно взял Сайарадил за подбородок затянутой в перчатку рукой. Глаза у наставника были карие, теплые, с золотой искрой… Арамил хмыкнул, а Сая залилась краской, потому что поняла – он слышит все ее мысли. А раз так, пусть увидит все, ведь ей нечего скрывать от Совета! Обожженные руки заныли, но девочка приказала себе терпеть.
Некоторое время Арамил пребывал в прострации, смотря куда-то поверх Саиных глаз, затем отвел взгляд, растер переносицу и глянул на Еримила. Тот понимающе кивнул, подозвал стоявшего у двери жреца и тихо приказал ему что-то; жрец поклонился и вышел из зала.
– Думаю, не ошибусь, если скажу, что во снах она видела многократно повторяющийся сегодняшний день, – сказал Арамил. – А это значит, ей суждено было прийти в Святилище… Не волнуйся! Человек из снов больше тебя не побеспокоит, – обернулся наставник к девочке. – В Храмовой школе учат справляться со страшными снами.
– Ты хочешь принять ее в обучение из-за каких-то снов? – не поверил своим ушам Аргус.
– Взгляни на ее руки! – резко бросил Арамил. – Разве ты не узнаешь метки из преданий?
– Небо, да ты сошел с ума! – взвыл Аргус.
– Братья, умерьте ваш пыл, – поморщился старик Еримил. – Я доложу обо всем Верховному… Он один может решить судьбу этого ребенка!
– Верховный уже знает обо всем, – невозмутимо сообщил Арамил.
Это заявление не понравилось Еримилу.
– Ты был у него? – резко спросил он: аудиенции у Верховного жреца являлись привилегией старшего наставника.
– Я доложил о нарушении Устава, – заявил Арамил с невинным выражением лица; следить за порядком на территории Храма было в его компетенции.
Старик стиснул зубы, но промолчал.
– Верховный велел взять девочку в обучение, если ожоги действительно окажутся рунными метками, – провозгласил Арамил.
– Сумасшествие! – всхрапнул Аргус.
– Ты считаешь, что Верховный сошел с ума?
Сайарадил не вслушивалась в этот спор. Перед ее взором проносились белые стены родного дома, утопающего в зелени; просторные комнаты и вид на городской парк с верхней террасы; кормилица, хлопочущая вокруг со щеткой для волос и лентами; мама, примеряющая очередной роскошный наряд, малышка-сестра… и, конечно, отец!
– Я хочу домой, – прошептала Сая.
– Забудь свой прежний дом, дитя, – неожиданно твердо сказал Еримил. – У тебя будет новая семья.
– Вы не понимаете, – Сайарадил посмотрела на него жалобно. – Мне нужно вернуться! Завтра отец дает прием в мою честь…
– Уверен, сенатор будет горд тем, что его дочь приняли на обучение в Храм! – вкрадчиво сказал Арамил.
Сайарадил зажмурилась и малодушно закрыла уши ладонями.
– Я хочу домой… к маме! – совсем по-детски расплакалась она.
– Тише, милая, я здесь, – раздался вдруг ласковый голос.
Девочка открыла глаза и увидела рядом Айстриль. Вид у матери был не на шутку взволнованный; казалось, если бы не отец, поддерживающий ее под руку, она не устояла бы на ногах.
– Мы решили, что тебе захочется попрощаться с родителями, – сказал наставник Арамил; голос его прозвучал глухо из-за надетой маски.
– Попрощаться? Мама! – в голосе Сайарадил сквознула истерика.
Айстриль высвободила руку из цепких пальцев мужа, опустилась на колени и прижала дочь к груди, поглаживая ее по растрепанным волосам.
– Прости меня, милая, – прошептала она ей на ухо тихо. – Я так надеялась, что этого никогда не случится! Теперь будь храброй, моя девочка… Ради своего отца.
Сая покосилась на Дижимиуса: во взгляде того читалось удивление, словно он наконец-то разглядел в дочери нечто заслуживающее внимания.
Мама вытерла слезы со щек Сайарадил и попыталась улыбнуться:
– Мы ведь не расстаемся!
– Храмовый устав запрещает личные встречи учеников низших ступеней, – не преминул сообщил наставник Еримил. – Возможен только обмен письмами!
Дижимиус холодно глянул на жрецов.
– Мы будем писать, – поспешно сказала Айстриль, заполняя неловкую паузу.
– Ты хочешь, чтобы я стала магом? – спросила Сайарадил у отца.
Тот, помедлив мгновенье, уверенно кивнул.
– Но почему? – выдохнула девочка.
– Это будет честью для нашего рода, – прозвучали из уст отца до боли знакомые слова.
– Но я… не хочу, – выдавила Сая.
Как же хорошо она знала этот взгляд отца!
– Ты наконец-то сможешь проявить себя, Сайарадил, поэтому… не разочаровывай меня!
Пользуясь надетой маской, наставник Арамил удовлетворенно улыбнулся, видя, как на побледневшем детском лице проступает решительное выражение. Сая расправила плечи и, глядя на Дижимиуса, сказала:
– Ты будешь гордиться мной!
Арамил выступил вперед и жестом пригласил девочку двинуться к выходу. У двери Сая резко обернулась и крикнула:
– Мама! Мои красные шелковые ленты… Эйлинур их обожает, пусть возьмет себе!
– Хорошо, родная, – кивнула Айстриль.
– И еще… Обещай, что будешь счастлива!
Айстриль вздрогнула, но тут же взяла себя в руки и улыбнулась. Дижимиус приобнял ее за плечи. Так Сая и запомнила их – двое взрослых людей, изо всех сил создающих иллюзию счастливой жизни. Вслед за наставником девочка шагнула вглубь темных коридоров Храма; она еще не знала, что в самые тяжелые дни, когда в голове станет крутиться назойливое: «Ради чего я терплю все это?», ответ будет один: «Чтобы мама была счастлива, а отец гордился мной».
Из-за поворота показалась лестница.
– Почему я – маг Воды? – сказала Сая, взбираясь вверх по крутым ступеням.
– А почему бы нет? – спросил Арамил уклончиво. – Ты не любишь воду?
– Как можно любить или не любить воду? Это же просто вода… Но я даже плавать не умею, – хмуро сказала девочка. – Только вы мне не ответили! Раны – это метки, а моя мама – из народа вандов, – Сайарадил остановилась на площадке между этажами. – Получается, ванд с метками – это маг Воды?
«Похожа на мать, но характером в папашу», – подумал Арамил и ответил:
– Получается, так.
– Но ведь магом Воды может быть кто угодно, а не только ванды! – воскликнула Сая.
– Сайарадил, – с улыбкой сказал Арамил, – у тебя будет возможность задать вопросы на занятиях!
Они продолжили путь.
– Вы будете моим учителем? – вновь начала допытываться девочка.
– У тебя будет много учителей, – ответил Арамил, – но если ты проявишь усердие и станешь адептом, то твоим обучением займется один из наставников… Возможно, это буду я.
– Вряд ли получится выучить то, что не хочешь, – с тоской сказала Сая.
– С геометрией у тебя выходило неплохо…
Сайарадил осеклась и метнула на наставника недовольный взгляд.
– Если я буду учиться усердно, вы не сможете больше читать мои мысли!
«Нет, она вовсе не робкая, – заключил про себя Арамил, – всего лишь сдержанная», а вслух произнес:
– С нетерпением жду твоих успехов!
В полной тишине они поднялись к переходной галерее.
– Человек из моих снов… Так он – один из жрецов? – подала голос Сая.
– Нет… Не совсем. Мы поговорим о нем позже. Сейчас тебе лучше привести себя в порядок, поесть и поспать, – уклончиво ответил наставник, кивком подзывая дежурившего у перехода послушника.
Широкая галерея вела в Храмовую башню, где в полумраке прохладных каменных сводов жили и учились те, кто отличался от людей за стенами. Наставник передал Саю послушнику, и та пошла вслед за его сутулой спиной, еле различимой в гнетущем полумраке. Послушник остановился около одной из комнат и толкнул скрипучую дверь. Выставив перед собой руки, Сайарадил на ощупь двинулась вперед; за спиной послышались шаркающие шаги – послушник ушел, унося факел. Девочка осталась в полном мраке.
Постепенно глаза привыкли, и оказалось, что темнота Храмовой башни вовсе не так черна, как думалось сначала. Сайарадил стояла посреди узкой комнаты; в дальнем углу слева располагалась низкая кровать, на которой стопкой было сложено какое-то серое полотно… Ее новая одежда. Грубая на ощупь, ткань приятно пахла мятой. На скамейке справа от двери обнаружился кувшин с водой, глубокая чашка и кусок травяного мыла. Недолго думая, Сая принялась промывать содранные руки. Раны заныли, но девочка, стиснув зубы, намыливала пушистую пену, смывала, намыливала еще раз, пока не перестала чувствовать мерзкий запах крови. Затем она стащила свое потрепанное белое платье и облачилась в серый балахон ученика Храмовой школы. В темноте звякнуло кольцо Валлардов на цепочке. Разрешать ли жрецы оставить его?.. Сая решительно спрятала реликвию за пазуху. Она остается наследницей Валлардов даже в этих стенах!
В дверь постучали. Сая выглянула наружу и разглядела в сумраке удаляющуюся фигуру. На полу стоял поднос с кувшинчиком молока и парой лепешек – сырных, поняла Сая по запаху. Забрав поднос, она залезла на кровать и принялась за еду. Молоко оказалось холодным и сладким, лепешки – теплыми и солеными. Сайарадил засунула в рот последний кусочек, когда поняла, что плачет. Уткнувшись лицом в колени, она прорыдала сквозь слезы:
– Мама, я так хочу к тебе, мамочка…
Глава 4
– Мама, мамочка!
В воздухе витал гнилостно-сладкий запах. Длинное помещение дровяного склада под низким потолком было заставлено двумя рядами наспех сколоченных коек. Возле каждой – лавка или табурет для тех, кто оставался здесь на ночь. Несколько недель назад склад был полон звуков: стоны, хриплое дыхание, бессвязное бормотание измученных жаром людей – сегодня же на голых койках не осталось даже скомканных одеял. За последние три дня переделанный под лазарет склад опустел. В дальнем от выхода углу лучина все еще разгоняла подступающую темноту – но надежда уже погасла и здесь. Чуда не произошло: этой ночью смерть опять победила, унося в царство мертвых молодую женщину, любимую жену и мать. Возле ее кровати замерли двое – муж и сын, оглушенные общим горем.
Наконец мальчишка не выдержал; ноги его подкосились, и он тяжело упал на колени, уткнувшись лицом в пропитанное уксусом одеяло.
– Мама! – стон потонул в сырой ткани.
Зараза появилась внезапно и спустя месяц охватила все северные провинции Эндросской республики. В отчетах, приходивших в Сенат, говорилось, что болезнь пришла из лесов к северу от реки Тиуры, по которой проходила граница земель Эндроса. Сенаторы не спешили ответить на призывы о помощи, посылая на север краткие отписки. Не отсутствие средств в городской казне, не даже страх перед болезнью – причиной был суеверный ужас, который нагоняли на жителей Эндроса северные леса.
Дикие земли.
Это название так прижилось, что его даже стали наносить на официальные карты. Там, к северу за руслом Тиуры, ни у сенаторов Эндроса, ни у чиновников Райгона, ни у кого другого в подлунном мире не было власти. Здесь правила иная сила, названия которой никто не хотел давать. Даже жрецы предпочитали молчать, всячески уходя от разговоров о Диких землях. Где же еще, как ни здесь, должна была появиться неведомая зараза? За считаные месяцы население северных провинций сократилось на четверть. Поселения по берегам Тиуры опустели. Большинство свято верил: проклятье пришло из чащи, потому что местные прогневали лесное божество. Другие – разумеется, шепотом! – винили Эндрос и его жрецов; впрочем, они виноватили столицу даже в засухе и ливнях. Третьи же уверяли, что причиной всему являются назары – народ из империи Райгон, расположенной в горах на востоке.
«Уже сколько лет прошло, а они все сыплются на наши головы! – стонали северяне. – С тех пор как убили Хайшэна, народу в империи жизни не стало! Новый властитель лютует, вырезает преданных старой династии людей, вот они и бегут… Можно подумать, в республике им удастся спрятаться! По роже-то сразу видно, что это назар, и если грамот дорожных нет, стражники их быстро сажают в темницу. А там только два пути: если кто-то важный – то на выдачу в Райгон, ну а шелупонь всякую – на каторгу… Кто поумнее, те прячутся в лесу».
Так и было. Пятнадцать лет назад в горной империи Райгон произошел переворот – один из военачальников сверг Хайшэна, последнего императора династии Назарда, и сам сел на трон. Началась затяжная гражданская война, которую сторонники старой династии проиграли. Настала пора лютых чисток, когда непокорных чиновников вырезали вместе с семьями. Все это разорило казну империи и обескровило императорский двор. Начались неурожаи из-за нехватки рабочей силы, голод, болезни… Назары целыми семьями пускались в бега из родных гор на равнины, в Эндросскую республику; самые отчаянные сбивались в шайки, устраивая набеги на маленькие деревушки по границе. Северяне, и без того не жаловавшие соседей-назаров, после вовсе набегов возненавидели их, обвиняя во всех своих бедах, включая проклятую заразу. Даже когда целители из Эндроса выступили с заявлением, что виной всему крысы, мнение народа не поменялось. Как бы там ни было, по городам стали рассыпать крысиную отраву, на изготовлении которой маги наверняка озолотились. Городским властям было велено сжигать трупы дохлых крыс и умерших людей, а народу – мыться чаще, для чего раздавалось бесплатное мыло. Почему-то первое указание выполнялось с большим рвением, чем последнее. Северные города и поселения заволокло домом; к несчастью, от тесного контакта с трупами и отсутствия гигиены заболевших стало еще больше. Мор шествовал по северным землям, не щадя ни местных, ни беглых назаров.
Зараза не миновала и неприметного поселения, спрятанного на лесной окраине у самой границы Диких земель. Жители называли себя не иначе как вольными людьми, а свой дом величали Убежищем.
Едва поползли первые слухи о болезни, старейшины Убежища под угрозой изгнания запретили покидать пределы поселения, обязали всех мыться каждый день и кипятить питьевую воду. Но эти меры оказались тщетны: зараза уже проникла внутрь и через три дня после первого заболевшего охватила все поселение. Поначалу больных помещали в дровяной склад, но вскоре там не оказалось свободных мест, и несчастные оставались дома, где за ними не было должного ухода. Рук не хватало, и те, кто был в силах, трудились день и ночь, не разгибая спин.
– Мама! – вновь простонал мальчик, отчаянно цепляясь за руку покойной.
Его отец, стоявший рядом, судорожно сжал ладони. Кулаки у него были огромные, как и рост, и разворот плеч – южанин по крови, он имел дикий вид из-за густой черной бороды, закрывающей нижнюю половину лица. Медленно раскачиваясь из стороны в сторону, он с тоской смотрел на свою жену. Огонек лучины дрогнул, и тень от ресниц покойной затрепетала так, что на миг показалось – она улыбнулась. Страшная болезнь не тронула ее лица: высокий лоб, изящные скулы, тонкий нос и удивительные глаза, раскосые, как у всех назаров. Черные при жизни, теперь они были закрыты… Что ж, лучше сохранить в памяти смеющийся взгляд, чем остекленевшие зрачки.
Словно услышав эти мысли, мальчик зарыдал пуще прежнего. Отец посмотрел на сына со щемящей сердце нежностью. Тот был мал ростом и худ настолько, что сквозь тонкую сорочку торчали острые лопатки. Темные жесткие волосы закрывали шею, падали на глаза – пора было стричь, но кто станет беспокоиться об этом в такое время?
Тронув сына за худенькое плечо, отец сказал:
– Пойдем на улицу.
Мальчик дернулся, сбрасывая родительскую руку.
– Тут душно, – настаивал отец, взлохмачивая сыну непослушные вихры на затылке.
Упрямо мотнув головой, мальчик освободился от заботливой руки, продолжая всхлипывать в одеяло.
– Санта́р! – укоризненно промолвил отец.
Сын метнул на него злобный взгляд. Он походил на мать хрупким телосложением, но южная кровь тоже давала о себе знать – зачернила брови, округлила глаза. Прежде отец гордился этим, но сейчас вдруг пожалел.
Сантара пришлось уводить силой. Снаружи послышались голоса – мальчик, устыдившись своих слез, тщательно вытер щеки, прежде чем выйти на улицу.
– Пойдем к Чен-Ку, – предложил отец.
– Не надо! У тебя еще много дел, – выпалил Сантар и сорвался прочь, в темноту.
Отец проводил его взглядом и вернулся в лазарет: нужно было отнести тело на окраину – туда, где жгли костры.
***
Сантар бежал, пока от боли не закололо в боку. Продолжая идти, он вытащил из-за пазухи длинный грубый шнурок, с непривычки натерший шею. На шнурке висел крупный камень неправильной формы, в лучах лунного цвета кажущийся мутно-белым. А когда его носит мама, он становится прозрачным…
Носила.
Сантар опять бросился бежать – мимо темных опустевших домов, мимо склада с провизией и сеновала… Он начал задыхаться, но продолжал нестись вперед, пока не добрался до леса на окраине Убежища. Здесь стояли две сосны, сросшиеся стволами. Сантар лег на живот и, ловко извиваясь, пролез между крепких корней в узкую щель – глубокую нору, известную всем детям Убежища. Столько счастливых воспоминаний было связано у Сантара с этим местом! Ему казалось, что здесь можно спрятаться от страшных костров, грязных одеял и мерзкого сладкого запаха, витающего над ними… Сантар свернулся калачиком и закрыл глаза, отчаянно пытаясь забыться.
Вдруг его чуткий слух уловил среди привычных звуков посторонний шум. Кто-то крался в ночи, неумело скрадывая шаг, но Сантара, приученного к охоте в диком лесу, не так просто было обмануть. Он осторожно выглянул из-за переплетенных сосновых корней, пытаясь понять, насколько опасен враг.
В тени домов вырисовывалась приземистая фигура. Сантар подобрался, но тут незнакомец, споткнувшись и ойкнув, ступил на освещенный луной участок.
– Санта-ар! Ты где? – раздался жалобный голос.
Мальчик с досадой поморщился. Надо же было испугаться, и кого? Соседской девчонки!
– Чего тебе? – недовольно зашипел он.
Маленькая девочка, ниже Сантара на целую голову и младше на три года, пролезла сквозь корни; в норе сразу стало тесно.
– Чего тебе? – повторил Сантар.
У девочки задрожали губы. Мальчик умерил тон:
– Почему ты ходишь ночью одна?
– Я видела, как ты бежал, – шмыгнула носом девочка.
«Вот отчаянная! – подумал Сантар. – Не побоялась ночью сбежать из дома». Впрочем, отваги ей и в самом деле было не занимать. Девочку звали Райхана, и, несмотря на юный возраст, она всегда доставляла уйму хлопот окружающим.
– А где Лим и Мэй? – спросила девочка.
Это были их лучшие друзья – вечно смеющийся Лим и назарка Мэй-Ли с длинными, аж до колен, волосами.
– Лим лежит дома в лихорадке вместе с отцом. Их мама отошла к духам прошлой ночью… А Мэй – сегодня утром, – не стал обманывать он.
Райхана охнула, порывисто привстала и расцарапала локоть о торчащий корень. Сантар потянул носом и уловил соленый запах крови.
– Давай перевяжу, – вздохнул он, отрывая край от своей сорочки.
Райхана подползла ближе.
– Мой дядя ушел из дома разводить новый костер… Твоя мама умерла, да?
Сантар сжал зубы так, что у него свело челюсть. Райхана между тем протянула руку для перевязки и сказала с пугающим спокойствием: