Одержимость
Продюсер и правда щедрой рукой рассыпает похвалы, и от каждого его слова наша прима кривится, словно жует лимон.
– Селезнева, ты молоток! – вскрикивает Сан Саныч. – Двенадцать надписей с первого раза! А за то, что быстро сориентировалась, когда увидела вертолет, выпишу тебе премию. Небольшую. На многое не рассчитывай.
– А откуда взялся этот вертолет? Я не слышала, чтобы у наших пожарных была на вооружении такая техника.
– Сам удивляюсь, – пожимает плечами продюсер. – Вот, пытаемся выяснить, кого благодарить за помощь.
– Сан, Саныч! Я узнала.
В кабинет, как вихрь, врывается Вера, помощница босса, шустрая, немного суетливая, но очень предприимчивая девушка. По сравнению с крупным Сан Санычем, она выглядит кнопкой, поэтому носит пиджаки на два размера больше, чтобы компенсировать неказистый вид и маленький рост.
– Что ты узнала, Гаврилова?
– Это был вертолет Арсена Тавади.
– Тавади? О боги! Сам Тавади! – босс вскакивает и опрокидывает со стола органайзер. – Это нужно немедленно дать в новостях! – он хватает в руки телефон.
– А кто это? Какой-нибудь олигарх? – спрашиваю я, все же никогда не приходилось сталкиваться с человеком, имеющим личный вертолет.
– Инвестиционная компания «АРС КОМПАНИ». Не слышала разве?
– Вроде нет, – пожимаю плечами.
– Эх, темнота! И каким ветром тебя, Селезнева, на телеканал занесло? Медийных персон надо знать в лицо! – он машет нам рукой. – Идите уже!
– А ты везучая сучка! – шипит Баусова, как только мы покидаем кабинет продюсера. – Первый репортаж и сразу в точку.
– Это все благодаря вашим стараниям, – не сдаюсь и я, хотя таю от счастья.
Мы спускаемся вниз, и я смотрю на время: час ночи. В ресторан ехать поздно, Подруги уже разошлись по домам, значит, и мне придется. Баусова мелькает мимо на своем роскошном авто. Вот стерва, могла бы и подвезти! Знает же, что метро закрыто. Черт, придется вызывать такси, а денег – я лезу в кошелек – кот наплакал, зарплату еще не получила, а у родителей просить стыдно. И что делать?
Вздыхаю, не обращая внимания на шелест шин за спиной, берусь за ручку двери: придется ночевать на телестанции. Даже шорох опускаемого стекла не заставляет насторожиться: мало ли кто приехал!
– Лиза, вас подвезти? – мягкий, с легким акцентом голос раздаётся за спиной, как гром с ясного неба.
– Что?
Я вздрагиваю и оборачиваюсь: у тротуара стоит роскошная машина, а в глубине салона сидит тот самый человек из ресторана. Чувствую растерянность. Встретиться случайно в многомиллионном городе и без того удивительно, а дважды за вечер вообще чудо. Все эмоции мгновенно обостряются и, как хорошие гончие, делают стойку: впереди опасность.
Водитель выскакивает из автомобиля, огибает его и почтительно распахивает передо мной дверку. Его цепкий взгляд блуждает по сторонам, мгновенно оценивая обстановку.
– Вы позволите вас подвезти? – из полумрака салона сверкает ряд белоснежных зубов.
Я наконец-то выныриваю из ступора. В голове проносится масса вопросов, один удивительнее другого.
– Погодите, а вы, что здесь делаете? И как узнали мое имя?
– Это несложно, – углом рта улыбается мужчина, и его лицо сразу смягчается, становится милым и игривым. – Вы сейчас там. Смотрите!
Я невольно слежу за его рукой: действительно, ночные новости с экрана, расположенного на стене телестанции, повторяют мой репортаж.
– Ясно. Спасибо за предложение, но я доберусь сама.
По лицу помощника пробегает тень. Его левая рука незаметно ползёт к поясу. Там у него оружие? Нервно оглядываюсь – ни души. Что за мысли в голову лезут? Ерунда! Какая от меня опасность? А вот эти двое выглядят как самые настоящие мафиози.
Ситуация становится неприятной и скользкой. Терпеть не могу навязчивых кавалеров, ещё и ночью на пустынной улице. Что этому дядечке от меня надо?
– Ну, Лиза, не капризничайте. Я вас не съем.
– Ага, то же самое обещал Серый волк Красной шапочке, – парирую я и вздрагиваю от завибрировавшего в руке телефона. Мельком смотрю на экран: мама. Холодеет спина. Явно что-то случилось, она не будет звонить так поздно ради развлечения.
– Да, я слушаю, – громкий истеричный плач на мгновение оглушает, от плохого предчувствия сжимается сердце. – Мама, мама! Успокойся! Что случилось?
– Лизочка, папе стало плохо. Сердце.
– Где он? – с трудом выдавливаю из себя слова.
– Увезли в двадцать девятую больницу, – голос мамы срывается на крик, – он без сознания.
Я лихорадочно начинаю набирать номер такси, как назло, слышу только короткие гудки. Мужчина молча наблюдает за мной, его помощник по-прежнему стоит в полупоклоне.
– Лиза, плохие новости?
– Не ваше дело!
Грубость непроизвольно вылетает изо рта, а мозг просчитывает возможные варианты.
Кажется, оператор Максим ещё не ушёл. Он на машине. Я бегу к выходу, вдруг сильные руки перехватывают меня за талию и поднимают в воздух. От неожиданности я только болтаю ногами и руками, как тряпичная кукла. Меня запихивают в салон прямо на чьи-то колени и захлопывают дверь.
– Тихо, девочка, тихо! – мягкий голос воркует где-то над ухом, горячее дыхание обжигает кожу.
– Вы что делаете? – истерика разрывает меня изнутри. Еле сдерживаюсь, чтобы не заорать в голос.
– Куда едем, Арсен Николаевич?
– Выпустите меня! Немедленно! Я позвоню в полицию!
Телефон выдергивают из пальцев.
– Мы уже в пути, не истери! – властно приказывают мне, и я захлопываю рот. – Говори, куда надо ехать?
– В д-двадцать девятую больницу, – выжимаю из себя и сажусь ровно.
– Слышал, Кирилл? У Лизы случилась беда, – мужчина смотрит на меня. – Давайте знакомиться, Арсен Тавади, бизнесмен.
Он протягивает широкую ладонь. Где-то сегодня я это имя уже слышала, но где? Думать об этом не могу, просто неуверенно вкладываю свою руку и ловлю суровый взгляд помощника в зеркале дальнего вида.
– Елизавета Селезнёва, тележурналист. Вернее, только учусь…
Потом забиваюсь в уголок ближе к двери и сжимаюсь в комок. Черт с ним! Хочет помочь, флаг в руки. Главное сейчас, попасть в больницу. «Папа, папочка, держись!» – бьется в висках одна мысль, хотя даже не понимаю, откуда взялся сердечный приступ у пышущего здоровьем человека.
Чем обернётся для меня знакомство с Тавади, я тогда даже не задумывалась. Намного позже, вспоминая этот момент, задавалась вопросом: как бы сложилась моя жизнь, если бы диспетчер такси ответил вовремя? Ответа не было. Ангел-хранитель отвернулся от меня, предоставив самой сражаться с судьбой.
Застать отца живым я не успеваю.
Врываюсь в приемный покой больницы и слышу пронзительный вопль мамы.
– А-а-а! Нет! Нет! Пустите меня к нему!
Сломя голову несусь на крик и сразу вижу: она бьется у стены, а ее пытаются удержать два человека в белых халатах.
– Прошу вас, тише! Вы пугаете пациентов, – умоляет маму врач в синем хирургическом костюме и кричит медсестре: – Лена, сюда нужен укол.
– Я сама! – бросаюсь к маме, крепко обнимаю.
Мы на мгновение замираем, потрясённые горем, которое невозможно ни осознать, ни принять, потом я веду маму к кушетке у стены и помогаю сесть.
О себе думать некогда и о человеке за спиной тоже. А он уже разговаривает с докторами, его помощник подаёт маме воду и лекарство, и нас провожают в отдельную палату.
Прощание в церкви, похороны, поминки – все проходит, как в густом тумане. Только помню, как привожу маму в чувство ваткой с нашатырем, а она раз за разом проваливается в обморок. Я что-то делаю, с кем-то разговариваю, глажу маму по рукам и плачу, плачу без остановки. Лицо, обильно смоченное слезами, не просыхает, нос хлюпает, и я его беспрестанно вытираю платком, одним из тех, которые соседка раздала всем людям, пришедшим проводить отца в последний путь.
Кажется, этот кошмар никогда не закончится, но больше всего ужасает неожиданность случившегося, которую не принимаем ни я, ни мама. Как мог здоровый человек уйти из жизни в несколько минут? Я это не понимаю и не осознаю.
– Так бывает, – разводит руками доктор. – Острая сердечная недостаточность вырвала из жизни много сильных мужчин.
А всем происходящим управляют какие-то люди. Иногда рядом оказывается Арсен Николаевич, но чаще – его помощник Кирилл. Он всегда на подхвате. С невозмутимым лицом отдаёт распоряжения, выполняет все наши просьбы и поручения. Иногда в его взгляде мелькает сочувствие. Или мне так кажется? Не знаю.
И вдруг наступает тишина. Кажется, только что вокруг было суетливо, многолюдно и черно, а тут пустота, только я и мама, которая лежит на кровати, отвернувшись к стене и молчит.
– Оставь мать в покое, – говорит мне на прощание Арсен Николаевич. – Горем нужно переболеть. – Подумай лучше о своей жизни.
И хотя кошмарная неделя уже позади, тяжесть горя придавливает нас к земле, не позволяет разогнуться.
– Селезнёва, ты собираешься выходить на работу? – звонит мне несколько дней спустя Сан Саныч.
– Дайте мне еще неделю. Без меня канал не пострадает, – вяло отвечаю я и кошусь на маму: не могу сейчас оставить ее одну.
Она то бродит по кухне, переставляя вещи, то смотрит в окно, то прячет лицо в полотенце, чтобы я не видела ее слез. У нас была крепкая и дружная семья: совместные вечера, походы, отпуска у моря, счастливый смех родителей. Я даже не могла вспомнить, чтобы они когда-то ссорились. Любой конфликт папа гасил на корню, не давал искре разжечь пламя.
– Аленушка, забудь ты об этом! – ласково говорил он. – Не стоит эта мелочь твоего внимания и нервов. Пойдём-ка лучше в кино.
Или в ресторан, или на прогулку, куда угодно, лишь бы переключить мамино настроение на позитивную ноту. Я смотрела на родителей и представляла, что обязательно создам такую же любящую семью.
И вот после этого не омраченного тучами счастья осталась звенящая пустота, словно кто-то ударил в бубен, и колокольчики все тренькают и тренькают, как заведённые.
А ещё пугает неизвестность впереди: мама все годы замужества не работала, занималась домом, я пока нахожусь на стажировке, первые настоящие деньги принесу домой не скоро. Как будем жить, на какие средства, даже не представляю, потому что выяснилось, что ничего, кроме двухкомнатной квартиры, у нашей семьи нет.
«Придётся искать работу», – решаю я.
– Селезнёва, не капризничай! – строго приказывает Сан Саныч и вырывает меня из горьких мыслей. – Канал переживет и тебя, и меня. Дело в другом.
– В чем бы ни было дело, мне это неинтересно.
– Не будь дурой! Намечена серия интервью с людьми, которые много сделали для города и страны…
– Александр Александрович, – перебиваю босса я. – Простите, мне сейчас не до интервью. Я ухожу с телестанции.
– Селезнёва! – дикий вопль звучит так неожиданно, что я подпрыгиваю и роняю телефон. Мама молча подаёт мне его, кажется, она вырвалась из своей прострации и прислушивается. Хороший знак. – Ты меня решила без ножа зарезать?
– А что такое? Информацию может и Маша собирать, – теряюсь от такого напора я.
– Маша? Зачем мне твоя Маша? Чтобы через полчаса была в моем кабинете!
– Мама, ты побудешь одна? Меня на работу вызывают.
Я обнимаю маму, кладу голову ей на плечо и только тут понимаю, что она надела папин любимый свитер. Такой родной запах! Слёзы наворачиваются на глаза.
– Лиза, – мама отодвигает меня и впервые за это время смотрит прямо в глаза. – А кем тебе приходится тот высокий мужчина с седыми висками?
– Никто. Случайный знакомый.
– Дочка, случайный знакомый не будет заниматься делами чужой семьи. Пригласи его к нам на ужин.
– Когда? – от растерянности я не знаю, как реагировать на ее слова.
– Сегодня.
– Но… мама… я не знаю, как его найти. Да и не нужен он нам.
– Это его визитка? – мама вытаскивает из кармана кусочек картона.
– Откуда она взялась?
– Была воткнута в щель между рамой и зеркалом в ванной.
Я беру визитку из пальцев. Строгая, элегантная, никакого пафоса и понта. На чёрном фоне белыми буквами по-английски написано:
ARS COMPANI
INVESTMENT and CONSTRACTION
ARSEN TAVADI
president
Далее идут номера телефонов, факсов, почты.
Возникает чувство дежавю. «АРС КОМПАНИ»? Где-то я уже слышала это название, только где? Мама выдергивает визитку из моих пальцев.
– Иди на работу. Я сама ему позвоню.
– Мама, может, не надо?
Мне почему-то совершенно не хочется встречаться с этим человеком. Да, нужно его отблагодарить за помощь и поддержку, но как при этом сохранить независимость? Ответа на этот вопрос у меня нет.
Глава 4
Так и не сочинив в пути разумную отговорку для мамы, я поднимаюсь в лифте на свой этаж и ловлю на себе странные взгляды. Также встречают меня и коллеги. Анна Баусова вообще проходит мимо и намеренно толкает плечом.
– Простите, – извиняюсь я.
– Сучка! – шипит она.
От удивления я икаю. За что? За репортаж? Но он был неделю назад, и провалилась наша прима по своей вине: нечего морду красить, когда форс-мажорная ситуация! Оглядываюсь: люди, которые только что наблюдали за нашей стычкой, вытянув головы поверх перегородок, ныряют вниз. Мне даже слышится ядовитый шёпот за спиной, а когда поворачиваюсь, все резко замолкают.
– Что случилось? – спрашиваю приятельницу Машу Макарову, которая сидит за соседним столом и сейчас разглядывает в зеркальце свои ресницы.
– Ну, ты, Лизка, даёшь! Всего неделю отсутствовала, а какой из-за тебя переполох!
– Я не гуляла, – огрызаюсь и приказываю: – Господи! Говори уже внятно. Что тут происходит?
– Ой, вот только не притворяйся, что ничего не знаешь! – Машка обиженно поджимает губы. – Ещё и подругой меня считаешь.
– Селезнёва, к боссу!
Рядом появляется секретарша Сан Саныча, Вера. Бог наградил ее роскошными волосами, видимо, компенсировав нескладную тощую фигуру и злобный характер. Посмотрев на меня, она презрительно кривит губы и, взмахнув длинным хвостом, уходит. Даже ее напряженная спина выражает презрение и недовольство. Ещё бы! Какая-то бывшая студентка без роду и племени вдруг стала нужна ее драгоценному боссу.
Здравствуйте, приехали! Что тут произошло за мое отсутствие?
Сан Саныч, заметив меня в дверях, выскакивает из-за стола и предлагает сесть в кресло. Это что-то новенькое. Раньше я дальше двери и шага не ступала. Босс – любезность и предупредительность, что ещё более странно. Обычно стажёры для него нечто вроде мошкары: имеются как биологический вид в природе, но все время хочется прихлопнуть.
– Вы меня звали?
– Да, да, Селезнёва! Елизавета… как там тебя по батюшке? Пусть земля ему будет пухом!
Эти слова коробят меня, даже передергиваю плечами от отвращения. Так и хочется выдать какую-нибудь грубость, еле сдерживаюсь.
– Елизавета Васильевна. Только можно, я первая скажу?
– Ну, если тебе так хочется, – жуёт губами босс. Он у нас крупный, лысоватый, но при пышных усах, которые, когда нервничает, начинает прикусывать.
– Я увольняюсь, – босс дергается, словно от разряда тока, потому торопливо продолжаю: – Папа умер, мама едва стоит на ногах от горя. Теперь я кормилец семьи. Тележурналистика – это моя мечта, но, увы, пока недостижимая. Я обязательно вернусь к вам через пару лет.
Не могу сдержать слез. Они постоянно просятся наружу. Даже не думала, что так тяжело будет сказать эти слова.
– А зачем через пару лет! – босс взмахивает пухлыми ручками. – Исполняй свою мечту прямо сейчас.
– Но у стажёра слишком маленький оклад. Нам с мамой на него не прожить, – теряюсь я от напора начальника.
– Селезнёва, ты зачислена в штат в качестве ведущей ток-шоу.
– Что? Кто? Я? Но… почему?
Слова сами вылетают изо рта, от растерянности я их не контролирую.
– Все очень просто. Твой репортаж понравился руководству канала. Плюс за тебя поручился великий человек! Ну, и связи у тебя, Селезнёва!
– К-какой человек?
– Ой, только не прикидывайся невинной овечкой! Об этом вся телестанция говорит.
– О чем говорит? – тупо повторяю за боссом.
– О том, что Арсен Тавади, чтобы понравиться куколке-журналистке, послал к горящему дому вертолёт.
Шок! Вот теперь я понимаю, что значит это слово.
Поражённая, я открываю и захлопываю рот, не в силах что-то сказать. Пожар. Вертолёт. Спасение людей. Но причём тут я?
– Н-но…
– Шустрая ты, Селезнёва! Какого мужика отхватила! Иди уже! Первое интервью у тебя завтра в прямом эфире. Наша сценаристка подготовила вопросы. Отправляйся к ней.
– Но…
– Вот заладила! Никаких «но»! И попробуй мне только сорвать программу.
Я выхожу от Сан Саныча на ватных ногах. Что это? Как получилось, что совершенно посторонний человек ворвался в мою жизнь и перевернул ее с ног на голову? Я для него кто? Марионетка? Безмозглая кукла? Тупица, с которой можно не советоваться?
Хватаю сумочку и несусь к выходу. Дорогу преграждает Вера.
– Куда собралась? Совещание у сценаристов. Тебя ждут. Или ты теперь особая персона?
– Не говорите ерунды! Я сейчас!
Вылетаю из офиса и бегом в туалет в надежде, что хотя бы там нет свободных ушей и глаз. Осматриваю все кабинки и закрываю дверь на защелку. Набираю маме. Она отвечает не сразу, наверное, спит, но я от нетерпения просто прыгаю на месте, так меня переполняет злость и негодование. Наконец слышу в трубке щелчок и сонный голос:
– Да?
– Мама, продиктуй мне номер телефона с визитки.
– Зачем? Я уже пригласила Арсена Николаевича. Он любезно согласился прийти на ужин.
Голос мамы звучит бодрее, и мне становится легче.
– Мамочка, я хочу обсудить с ним один вопрос.
Мама долго копается, я слышу в трубке шорохи и скрипы, потом диктует мне номер. Набираю сразу, чтобы не передумать.
– Слушаю вас, – мгновенно узнаю мягкий, кошачий баритон.
– Арсен Николаевич, это Лиза.
– Очень рад, Лиза. Я уже получил приглашение от вашей мамы. С удовольствием приду на ужин.
– Арсен Николаевич, я по другому вопросу. Зачем вы позвонили моему начальству и поставили меня в неловкое положение? Я очень благодарна вам за помощь после смерти папы, но на этом наши пути расходятся. Простите за грубость, но я сама хочу добиться высот в профессии.
– Лиза, зачем вы так. Я же из лучших побуждений. Вам с мамой сейчас трудно, да и мне доброе дело на том свете зачтется, – шутит Тавади.
Однако у меня от его юмора мороз по коже. Так и кажется, что сейчас, в этот момент, я стою на поляне зыбучих песков и проваливаюсь по щиколотку, нет, уже по колено.
– Я вас предупредила!
– Лиза, вы меня расстраиваете, а заодно и своё начальство. Передо мной на столе лежит отчёт с готовым сценарием. Завтра у нас встреча. Первое интервью вы будете брать у меня.
С досады я отключаюсь, не попрощавшись, и чувствую себя загнанной в ловушку. Откажусь от заманчивого предложения – расстрою планы канала. Тогда путь в эту индустрию будет для меня закрыт навсегда. Соглашусь – поставлю крест на свободе и личной жизни, стану марионеткой в умелых руках.
– А-а-а! – изо всей силы бью кулаком по перегородке между кабинками и взвизгиваю от боли. – Папа, что делать? Помоги!
Дверь содрогается от стука.
– Что случилось! Немедленно откройте!
– Сейчас, – кусаю губы, чтобы опять не закричать в голос.
Держу под ледяной водой опухающие пальцы и часто-часто дышу: вдох-выдох, вдох-выдох.
За дверью стоят уборщица и охранник. Они внимательно смотрят на меня.
– Ты что там делала? Почему кричала? – набрасывается на меня женщина в униформе.
– Простите, запор. Долго не могла сходить в туалет.
– И как? – усмехается секьюрити. – Удалось облегчиться?
Киваю, иду в офис, а оттуда на совещание в кабинет сценаристов. Концепт передачи, чтение сценария, обсуждение деталей на какое-то время переключают мое сознание. Я даже увлекаюсь процессом, но, вернувшись к своему столу с папкой в руках, опять погружаюсь в размышления. Вопрос: «Быть или не быть?» – для меня сейчас не менее актуален, чем для шекспировского Гамлета.
– Ты чего такая мрачная? – спрашивает Маша, потягиваясь. – Устала. Опять эта противная Баусова загрузила работой.
– Будешь тут мрачной! Пойдём, выпьем кофе. Нужно привести мозги в порядок.
Неожиданно я все рассказываю Машке. Она внимательно слушает, иногда вскрикивает от удивления, но больше кивает.
– Н-да, история! – вздыхает она, когда я замолкаю. – И что теперь будешь делать?
– Не знаю.
– А ты успокойся и хорошенько подумай. Олигархи на дороге не валяются, а этот Тавади в первой десятке русского «Форбс», я погуглила. Он тебе широкую трассу построит, ещё и красной ковровой дорожкой выложит. Будешь в мехах и брюликах купаться, во дворцах жить, на роскошных авто разъезжать. Не жизнь, а сказка.
– А ты понимаешь, чем я буду расплачиваться за эту сказку?
– Ой, вот только не строй из себя недотрогу! Я же тебя не на панель отправляю. Место между ног не сотрется, если пару раз мужику дашь!
– Знаешь…, – от возмущения я чуть не захлебываюсь кофе. – От тебя я не ожидала такого!
– Лиза, включи мозги! К тебе удача сама плывет и хвостиком виляет, а ты ее ногами отталкиваешь.
Отчасти Машка была права, но согласиться на контакт с совершенно незнакомым человеком старше себя я не могу.
Домой еду, словно на Голгофу[1] взбираюсь. Так и кажется, что вот-вот наступит конец моей жизни и свободе. У подъезда замечаю знакомую машину и поворачиваю обратно к проспекту. Уже скрываюсь в арке, как кто-то хватает меня сзади.
– Елизавета Васильевна, вы куда?
Резко сбрасываю чужие руки и отпрыгиваю в сторону. Поворачиваюсь: на меня в упор смотрит водитель Тавади. Его серые глаза как всегда серьёзны, суровый рот плотно сжат, покрытые легкой щетиной щеки провалились и кажутся темными пятнами на загорелом лице. Красивый парень, но холуй, готов на все, чтобы выполнить указание хозяина.
– Не твоё дело! Забирай босса и увози!
– Вы же понимаете, что он так просто не оставит вас в покое, – говорит тихо Кирилл, и тень ложится на его лицо.
– А что он мне сделает?
– Не подумайте о плохом. Арсен Николаевич такой человек: видит цель и идёт к ней.
– Значит, об меня обломает зубы.
– Вы так думаете?
Я вскидываю брови: этот прислужник надо мной смеётся? Но глаза водителя по-прежнему серьёзны. Кажется, в них навечно поселилась печаль.
– Конечно!
– Ошибаетесь! Я не вещь! Меня нельзя купить подарками и сломить насильно.
Что-то странное мелькает в глазах Кирилла. Что-то такое, что не поддаётся определению, но вселенская печаль его взгляда перетекает ко мне в душу, тяжестью ложится на плечи и пригибает их к земле.
– Я вас провожу, – говорит он и берет меня под локоть. – Вашей маме будет неуютно одной в компании незнакомца.
Черт! Мама! Печаль теперь разрывает сердце. Я совсем забыла о самом близком человеке.
– Я сама.
Выдергиваю руку и шагаю к подъезду. Открываю дверь своим ключом и вдруг слышу тихий смех. От удивления на минуту забываю о закрытом платком зеркале в прихожей, о портрете отца в чёрной рамке, о недавних похоронах и о маме, которая ещё утром была бродячим покойником.
– Лиза, мой руки и иди к нам, – зовёт мама.
Я медленно вхожу в кухню и останавливаюсь в дверном проеме. Арсен Николаевич сидит на папином месте. Перед ним лежат столовые приборы. Вот он поднимает глаза, и я тону в их непроницаемой черноте, как в сгустке нефти.
– Здравствуйте, – бурчу под нос и пристраиваюсь с краю стола.
– Э, нет, дочка! Плохая примета! Семь лет замуж не выйдешь, – смеётся мама. – Садись рядом с Арсеном.
С Арсеном? Колокольчик предостережения набатом звенит в голове. Когда этот мужчина стал маме просто Арсеном? Что за новости? Хотя… они, наверное, ровесники, могут общаться без политесов.
– Ничего, – огрызаюсь я. – Мне только двадцать один год. Как раз будет время построить карьеру.
– А ты у нас с характером? – смеётся гость. – Мне такие строптивые девчонки нравятся. Выходи за меня замуж.
– Чт-о-о-о? – от удивления я роняю вилку, наклоняюсь и сталкиваюсь лбом с Арсеном Николаевичем. – Вы так шутите?
– Я вполне серьёзен.
– Мы с вами знакомы всего неделю, а вы с такими предложениями. Если не шутите, значит, развлекаетесь. Хотите посмотреть на мою реакцию?
– Мы знакомы уже ц-е-е-е-лую неделю, – мягко тянет он, и от этого голоса вибрация идет по моему телу, даже зубы начинают стучать от страха. – А для любви с первого взгляда нужно одно мгновение.
– Соглашайся, Лиза, – вдруг поддерживает его мама. – Есть предложения, от которых не отказываются.
– Дорогие товарищи взрослые! – я вскакиваю с места. – У вас все в порядке с головами? Или крыша поехала? Господин Тавади! Немедленно покиньте мой дом!
– Ай-ай-ай, дорогая Лиза, – в голосе гостя по-прежнему звучит усмешка, но его глаза теперь кажутся чёрными дырами, в которых взрываются сверхновые. – Зачем ты так?