Найти и исполнить

– Гуляй, мститель хренов. Других распоряжений относительно тебя мне не поступало. Форс-мажор, видишь ли, приключился, то бишь обстоятельства непреодолимой силы, освобождающие контрагентов от всяческой ответственности за невыполнение обязательств. Не в Тоскану же мне тебя с собой тащить, сам посуди, а кровушки я уж досыта навидался, да и отчет опять же сдавать некому. Так что живи, сколько сможешь. Сутки или двое ты еще протянешь, а дальше тебя либо на обед кто подстрелит, либо от заразы сам подохнешь. Выбирай, что тебе больше нравится. Будь здоров.

И вместе со «свитой», особо не таясь, вмиг оказался на последней ступеньке, исчез в темноте и холодном ветре. Стас ринулся за ними, остановился в дверях, уперся в косяки ладонями, прислушиваясь к звукам сверху. Захлопали дверцы, рыкнул двигатель, по песку и асфальту зашуршали покрышки. В два прыжка Стас оказался наверху, вдохнул плотный сырой воздух и еще пару секунд следил за меркнущими в мороси красными «габаритками» «хаммера».

«И тебе не хворать». Стас обогнул темный, без единого огонька в черных проемах окон, дом, вылетел на дорогу, побежал к брошенному УАЗу. Быстро, очень быстро, пока не пронюхали падальщики, пока не слетелись, пока не началась грызня за добычу – он не может умереть, не имеет права, нужна отсрочка. След еще свежий, и ведет он…

Стас повторял про себя название подмосковного города. «Кажется, это километров пятнадцать от Москвы на юго-запад» – он уселся в покореженный УАЗ, завел двигатель и сдал назад, машину качнуло на чем-то мягком, она выровнялась и покатила между темных домов. Зрители, если они и были, неопасны, от них ему ни вреда, ни пользы. Стас выехал на проспект, разминулся с белой «нивой» и покатил к выезду из города.

– Мы отчизне слово дали, что пройдем сквозь мрак и лед. Шлем привет, товарищ Сталин, дома будем через год, – пропел он себе под нос, вырвался на шоссе и через полчаса гонки промчался мимо примыкающей дороги на северо-запад. Ни через год, ни через два домой он не вернется, хотя бы потому, что просто некуда. Нет у него больше ни отчизны, ни дома, ни семьи. В огромной трешке на Красных воротах давно живут чужие состоятельные люди. Или тоже уже не живут. А итальянскому фермеру, похоже, можно верить, кровник хитер и изворотлив, он мог запросто отгрохать для себя в этом хроноцентре нечто вроде трансконтинентального тоннеля, или превратить институт в бункер, где можно отсиживаться годами и держать осаду. Или… Ладно, чего гадать, ехать надо. Стас прибавил скорость, жал на газ, пока стрелка спидометра не завалилась за край шкалы. Вот теперь все хорошо и бог, действительно, не фраер, а УАЗ прет через октябрьскую ночь на юго-запад в объезд подыхающего мегаполиса.

Ровная, как стекло, дорога закончилась у выломанных автоматических ворот. Забор в обе стороны украшали обрывки «колючки», глухая створка валялась у пустой будки для охраны. Покореженный лист металла прогрохотал под колесами, Стас во все глаза смотрел по сторонам. В мутном свете раннего октябрьского утра из тумана показались белые корпуса хороноцентра, или как там правильно этот гадюшник называется. Поблизости никого, и очень тихо, так, что сдавило уши и слышно, как хлопает крыльями поднявшаяся с плоской крыши здания ворона. Стас погнал машину по мокрой траве газона через клумбы, снес бампером маленькую пушистую сосенку и остановился. Вход вот он, перед ним – чернеет пасть пустого проема, осколки усыпали широкое крыльцо, за огромными панорамными окнами тоже мрак. Зато сразу понятно, что Ковригин не наврал – подходы к зданию блокированы. Один бронированный «мерс» передними колесами влез на ступени, дверцы распахнуты, внутри никого. Второй рядом, упирается мордой в бок собрата, открытые дверцы топорщатся, как плавники карася. Стас подъехал к машинам вплотную и рискнул, опустил стекло. Да, оба «мерина» чертовски похожи на те, что три года назад побоялись уступить дорогу умирающему семилетнему пацану. А, может, и не те, но очень похожи. Черт его, козла, знает, сколько у них всего машин? Может, одна, а может семь, по числу дней недели…

Справа в тумане показалась и тут же пропала за выступом стены тень, и Стас не успел рассмотреть – двое там было или один. Двигались они быстро, и ждать он не стал, сдал назад, осадил внедорожник у перепаханной колесами клумбы и бросил машину вперед. Промчался мимо осиротевших «мерсов», подлетел по пандусу к дверному проему, вильнул и вышиб бампером стекло. На машину рухнули осколки, захрустели под колесами, УАЗ-ворвался в холл, проехался по сломанной пальме из перевернутой кадушки и уткнулся в бортик фонтана. Сооружение еще функционировало, под тихий плеск струй Стас выскочил из машины и закрутил головой. Можно идти вперед, к лестнице и лифтам, вправо, в полумрак коридора, или влево, но там, кажется, тупик. Куда угодно, только не обратно – движуха за спиной продолжалась, Стас услышал хруст стекла на крыльце, потом раздался хлопок дверцы – там кто-то уже примеривался к брошенному «мерсу».

Стас обогнул чашу фонтана и перепрыгнул через поваленную пальму. Где искать эту сволочь, где он может быть? Здание огромное, пять этажей, два корпуса, и в каждом есть подвал… Обыскивать все – жизни не хватит, а времени нет, совсем нет. А если впереди гермодверь, как в метро, а если она уже закрыта? Башкой в нее биться? Можно и башкой, был бы толк.

Стас бросился к лифтам, метнулся к лестнице и вернулся к машине. Осмотрелся еще раз и побежал обратно. На ступенях лестницы, в полумраке что-то громоздилось у стены. Человек был высокого роста, крупный и лежал очень неудобно, руки подвернулись, лоб упирался в плиты пола. А одежда на спине промокла от крови, по синей ткани расползлось бордовое влажное пятно. Человек не двигался. Стас обошел его, побежал по лестнице вверх, добрался до площадки второго этажа. Здесь убитых было двое, один скорчился напротив дверей лифта, второй привалился к заляпанной бурыми пятнами светлой стене. Стас посмотрел вправо – в сером утреннем сумраке коридор казался бесконечным, вдоль стен плавали клочья тумана, и тянуло сыростью из открытого (или разбитого) окна. Постоял, прислушался и побежал в другую сторону. Все правильно, сейчас он не ошибся. Юдин здесь, и, как всегда, идет по трупам – тела сотрудников института тому подтверждение. Дальше по коридору в темноту под темными плафонами ламп, одна вспыхивает то и дело, и сразу гаснет с нехорошим треском.

Вдоль одинаковых дверей и забранных стеклопакетами стен, мимо кабинетов и лабораторий по изгибистому коридору. Вперед, только вперед, назад не смотреть, да и нет там ничего и никого, все, кто вышел встречать высокого гостя мертвы, лежат, кого где нашла пуля охраны. А вот этот, похоже, еще жив – Стас наклонился над умирающим, но смотрел не в бледное лицо пожилого человека, а на его спецуху, мокрую от свежей крови. Агония только начиналась, человек умирал на глазах, его губы синели, лоб покрывала испарина. «Они были здесь недавно. Это хорошо, очень хорошо», – Стас перешагнул через дрожащее тело и побежал дальше. В спину неслись хрипы и жутковатый глухой стук, но их перекрыл звук выстрела. Стас застыл на месте, прислушался – больше ничего не слышно, только усилился стук за поворотом стены. Вот и все, он почти у цели, осталось несколько шагов. Стас побежал вдоль стены. Дверь, еще одна, третья – за ней коридор разошелся в обе стороны, впереди зал за стеной из прозрачного пластика. За ней шкафы, стеллажи, столы с черными мониторами, дальше ни черта не видно. Застилает все густой дым, бродят в нем всполохи, взвиваются под потолок и каскадом льются вниз. И внутри еще видны силуэты людей – вот их было трое, потом осталось двое, потом один…

– Стоять! – заорал Стас, – стой, скотина!

В ответ грохнул выстрел, Стас успел отвернуться, когда в лицо полетели осколки, стекло пошло трещинами, но устояло. Стас выбил его плечом с третьего удара, вломился в зал. Отсюда видно, что туман завис над площадкой в центре зала, до нее шагов пять, не больше. А воздух стал тяжелым и упругим, толкал в грудь, отпихивал назад, к разбитому стеклу. Стало душно, легкие раздирало от недостатка кислорода, Стас споткнулся и едва удержался на ногах, посмотрел вниз. «Охрана», – подсказала надпись через всю спину синего комбинезона, рядом с вытянутой рукой убитого лежал ИЖ. За перевернутым столом возился кто-то, матерился сквозь зубы, слышался треск ткани. Стас перегнулся через баррикаду, подобрал пистолет и отшатнулся в последний момент. С пола поднимался здоровенный детина в безупречном черном костюме и при галстуке, расцарапанная рожа перекошена, под расстегнутой рубашкой виден броник.

А левое плечо в крови, согнутая в локте рука прижата к груди. Стас бросился в обход, но детина не отставал, лез следом, столы и стулья словно сами разлетались перед ним. Стас толкнул забитый папками с черными корешками стеллаж и ринулся к центру зала. Детина орал что-то, потом позади тяжко грохнуло и разлетелось с торжественным звоном толстое стекло стены. Оборачиваться Стас не стал, черт с ним, с последним юдинским псом, пусть гавкает, пока не околеет. Хотя…

Два выстрела слились в один, телохранитель кровника поймал одну пулю в колено, вторая влетела в дверцу шкафа за его спиной. Коротко стриженая башка исчезла из виду, охранник выл на полу, а Стас уже был у цели. На гладком полу дрожало кольцо, переливалось зеленоватыми искрами, втягивало и выбрасывало бледные всполохи. Они поднимались все ниже, окружность разомкнулась и начала гаснуть, туман редел, и в нем пропадал силуэт последнего человека, невысокого, с прямой спиной и рядом с ним женщину в чем-то светлом и блестящем. «Задержались. Скоро будем. Мрак и лед уже прошли. Подожди, товарищ Юдин, без меня не уходи». Стас выдохнул, поднял ИЖ на уровень глаз, прицелился, но понял, что опоздал: от человека осталась только тень, и она уже редела, исчезала вслед за туманом. Стас опустил пистолет, посмотрел себе под ноги и перешагнул едва заметную черту.

С миром произошло что-то абсолютно неописуемое. Всполохи исчезли, нахлынула непроницаемая мгла, и Стас ощутил себя растворенным в ней – он не чувствовал тела, биения сердца, не мог пошевелиться, выдохнуть, потому что нечем было двигать. Его точно не существовало в прежнем виде, он ощущал себя туманом, дымом, разлетавшимся вдаль и вширь, и то, что было его телом, расплылось облаком немыслимых размеров…!! все кончилось моментально, он снова мог дышать, двигаться, видеть и слышать, жуткий, неведомо во что превративший его на несколько мгновений мрак рассеивался, но неохотно, оставляя после себя тоскливый утренний свет длинного дождливого дня. И грязь – мокрую, воняющую соляркой и какой-то едкой дрянью глину, куда ни глянь, Стас видел только одно: изрытое колеями поле, далеко за ним лес в сетке дождя, столбы с натянутой между ними колючкой и ни одной живой души поблизости. Прийти в себя и подняться на ноги было делом пары секунд, Стас осматривался, вглядывался в дождливую муть, но по-прежнему без толку. Столбы с мокрой проволокой, за ними дом с черными оконными проемами как после сильного пожара, рядом дымящаяся груда, по виду напоминавшая остатки строения поменьше, дальше крыши еще двух домов, деревья с редкими желтыми листьями, пригорок с раскисшей грунтовкой, еще дома…

Рев двигателей, низкий, леденящий сердце вой, закрывшая серое небо черная тень над головой – и Стас, движимый, скорее инстинктом, чем рассудком, рухнул в грязь, прикрыл голову руками и закрыл глаза. Последнее, что он успел заметить – это черные кресты на широких длинных крыльях тени, земля качнулась под ним, точно исполинская волна, дальше грохнуло совсем близко, на спину и плечи посыпались комья глины. Мгновения тишины, когда Стас осмелился поднять голову, и только сейчас почувствовал зверский холод, продиравший едва ли не до костей. От дыхания изо рта валил пар, зубы лязгнули – но скорее, от нервов. Стас вскочил на ноги, глянул на себя – весь облеплен мокрой грязью, одежду хоть выжимай, зато ботинки пока держатся, но кто знает, надолго ли их хватит… Справа глухо грохнуло, земля вздрогнула под ногами, Стас задрал голову, и на фоне низких тяжелых туч увидел над лесом силуэт самолета. И снова тишина, только дрожит под ногами земля, а в небо поднимается фонтан грязи вперемешку с обломками дерева и металла, их разносит во все стороны, а самолет – широкий, плоский – неторопливо берет в сторону и движется к застывшему посреди поля человеку. Приближается, точно нехотя, уже видны кресты на крыльях и фюзеляже, свастика на хвостовом отсеке…

Стаса не отпускало ощущение нереальности происходящего, не удивления, не страха, а именно чувство, что все происходящее с минуты на минуту прекратится само собой, как акт пьесы, как фильм или просто оборвется в разгар действа.

«Что за черт? Что это? Откуда?» – Стас, как завороженный, наблюдал за маневрами самолета, с трудом соображая, что происходит. Даже не так – догадка пришла мгновенно, только рассудок отказывался с ней мириться, искал другие объяснения, и, не находя, продолжал отрицать очевидное, прикрываясь спасительным «так не бывает». Истребитель качнул крыльями, снизился, и за стеклом кабины Стас видел человека в шлеме и огромных очках, человек улыбался и, кажется, кричал, в глину у самых ног упало что-то тяжелое, поднялся небольшой фонтанчик, рядом еще один, за ним еще…

С окружающего точно пленку сдернули, в лицо ударили ошметки грязи, самолет прошел над головой, закрыв на миг собой небо. Стас зажал ладонями уши, чтобы не оглохнуть, и со всех ног бросился к домам за столбами с колючкой, летел по перепаханной глине, поскальзывался, падал, вскакивал и снова мчался дальше, к укрытиям. До них оставалось метров сто или немного больше, когда земля под ногами исчезла и Стас рухнул в разверзшуюся пропасть, успев в последний момент выставить перед собой руки. Падение оказалось недолгим, зато метким – Стас свалился в глубокую ледяную лужу на дне окопа с осыпавшимися стенками. Самолет пролетел над головой, но летчик потерял к беглецу всякий интерес или переключился на что-то другое. Стас привалился спиной к мокрой ледяной земле, осмотрелся – точно, окопы, длинные, извилистые, справа тупик, зато слева их край отсюда не виден. На кромке метрах в десяти стоит пулемет, рядом с ним сидит, согнувшись в три погибели, человек. Стас видел только обтянутую мокрой шинелью спину и блестящий затылок каски. Рядом еще один, тоже сидит, согнув колени и подпирая спиной стенку окопа, смотрит вверх и не двигается. И больше никого рядом, кричать – не услышат в грохоте выстрелов и разрывов, и нараставшем визгливом вое. Самолеты – теперь их было три – один за другим пролетели над укреплениями, Стас присел на корточки, не сводя с самолетов глаз. «Мессер? Юнкере? Хейнкель?» – крутилось в голове, словно от верного ответа что-то могло зависеть. Но самое странное, что не было страха, точно отшибло это чувство напрочь или напротив – проснуться еще не успело, не активировал его рассудок, сдерживал пока, усваивая информацию, и уже по итогам анализа полученных данных готовясь запустить программу «паника» или что-то вроде того. А пока Стас был чем-то вроде механической куклы – без эмоций и чувств, подошел к двоим, застывшим у пулемета, остановился, рассматривая обоих.

Не спят и не присели на мгновение дух перевести – убиты оба, тот, что скрючился, уткнувшись козырьком каски в стенку окопа, получил пулю в шею, а второй, с открытыми глазами – очередь в живот, отчего шинель потемнела от крови. Рядом полно черных пулеметных лент, валяется в грязи пустой ящик, поблизости еще один, но наглухо закрытый, ППШ рядом. Второй лежал у ног убитого пулеметчика, Стас вернулся обратно, потянулся к оружию.

На голову посыпалась земля вперемешку с пустыми гильзами, они со звоном падали в лужу, тонули в ней, поблескивая блестящими боками, а земля продолжала дрожать. Равномерно, мощно, непрестанно, от этой дрожи становилось не по себе, да еще возник новый звук – монотонный, мощный. Он неумолимо приближался, креп, стенки окопа тряслись, точно просыпался огромный злой зверь и стряхивал с себя мусор и комья глины. От верхней кромки окопа отломился пласт дерна, рухнул Стасу на ноги, и он, как под гипнозом, отступил назад, влез на ящик и выглянул наружу. Танки – серые, с черными крестами на башнях, три сразу, один за одним – они двигались в сизых клубах дыма, из-под гусениц со всех сторон летели комья грязи. Шедший первым забуксовал, его повело вбок, развернуло на хороший угол, и выровняться махина не успела – из-под брюха полыхнуло огнем. Следом поднялся дым, он быстро густел, и танк заволокло черными клубами, мелькнули в них две тени и упали после длинной очереди. «На мине подорвался или граната?» – Стас отрешенно наблюдал за происходящим, точно зритель, что и на представление-то не собирался, а так – мимо шел да сбавил шаг, притормозил, наблюдая. И даже с досадой на самого себя – что ж я тут попусту время теряю, когда забот полон рот, и до главного дела еще руки не дошли…

«Где он?» – Стас бессмысленно смотрел на уходившую вбок под углом траншею, на грязь и двух убитых на ее дне, на дальний лес и дом за столбами, опутанными колючкой. Понятно, что Юдина здесь нет и быть не может, но что если он в доме? В этом доме, где не осталось ни окон, ни дверей, или в эту самую минуту чешет отсюда куда подальше, поймав попутку, например, или угнав ее, с этого подонка станется… Надо проверить, надо войти в этот дом, посмотреть там…

В спину ударила горячая волна, мир заволокло сизыми выхлопами, запахами горячего металла и гари, Стас оглянулся и застыл – танк пер прямо на него. Башня стального монстра повернулась на ходу, из пушки вырвался фонтан огня и черного дыма, танк мотнуло вбок, башня со скрежетом поползла обратно. Танк взметнулся над пригорком, лязгнули гусеницы, Стас плюхнулся в грязь, закрыл голову руками и оглох от рева и грохота – танк переползал через окоп. Одолел его в считанные секунды, взревел на подъеме и двинул к столбам, свалил, их точно перехваченными нитками спички и чуть сбавил ход. Сдал назад, башня с намалеванным на ней черным крестом пришла в движение, повернулась на сто восемьдесят. Стас смотрел в черное дуло пушки, и чувствовал, как весь покрывается липким потом. «Какого черта я тут делаю? Полез, не глядя, еще пара минут и мне конец! Надо было ждать Юдина у портала, эта сволочь вылезла бы обратно рано или поздно, все равно в институте он после себя одни трупы оставил, свидетелей нет…» – это орал проснувшийся инстинкт самосохранения, спущенный с поводка уставшим сдерживать его рассудком. Холод и лютый страх встряхнули не хуже удара плетью, на миг помутилось сознание, паника захлестнула волной и моментально опала – некогда, не до нее сейчас…

Невдалеке свистнуло что-то тошнотворно, с опозданием донесся грохот выстрела, пули влетели в стенку окопа, Стас отпрыгнул вбок, споткнулся о пустой ящик и грохнулся коленом в лужу. Схватил ППШ, приподнялся, посмотрел на поле. Из-за догоравшего танка бежали люди в серой форме, точно черти, выныривали из сизых клубов и направлялись к окопам. Стас обернулся на грохот за спиной – до того, как его подбили, танк успел своротить еще десяток столбов и полыхал теперь на ходу, полз еле-еле, втащился на взгорок и перевернулся, грянулся вверх гусеницами, пропал в дыму. А пехота приближалась, рядом чиркнула еще одна пуля, Стас отшатнулся вбок, пригнулся, да так и застыл с ППШ в руках.

Сквозь гул, лязг и грохот Стас услышал крик – человек орал неподалеку, орал, не выбирая выражений, голос был резкий, властный, по всему ясно, что его обладатель возражений не потерпит. А тот приближался, слышалось, как хлюпает грязь в такт чьим-то быстрым шагам, как позвякивает что-то от быстрых движений. Из-за поворота траншеи показался человек в серо-зеленой шинели, перехваченной ремнем и портупеей с кобурой на боку, сапогах и фуражке. На зеленых петлицах у воротника Стас разглядел три квадрата и три угольника из золотого галуна с красными просветами над кантом, пришитыми к рукаву шинели. Человек на бегу снял фуражку, вытер взмокший лоб, закинул пятерней на затылок рыжеватые волосы и водрузил фуражку обратно. Лет тому было под тридцать, двигался он быстро, резко, выражений не выбирал, и Стас заметил, что новенькая кобура из коричневой кожи расстегнута и видна пистолетная рукоять.

– Пахомов, твою ж дивизию!.. – рявкнул молодой человек, явно принадлежащий к командному составу, Стас, как ни всматривался в его знаки различия, так и не мог вспомнить, что они означают. Поэтому пока помалкивал, в темпе соображая, как быть дальше. А тот пинком отшвырнул с дороги пустой ящик и шел прямо к убитым бойцам.

– Ты приказ слышал, или… – и осекся, глядя то на мертвецов, то на безмолвно стоявшего Стаса. Видно, что человек растерялся на мгновение, голубые глаза, прежде сощуренные от гнева, распахнулись, лейтенант – или кто он там был на самом деле – с полминуты приходил в себя, собрался и не сводил со Стаса глаз. Мгновенно осмотрел снизу доверху – и заляпанные грязью высокие ботинки на шнуровке, и штаны, почти неразличимой под слоем подсохшей глины расцветки «цифра», и свитер в таком же виде с оттянутой горловиной и футболкой под ней, и физиономию незнакомца.

– Кто такой? – Рука лейтенанта потянулась к кобуре. – Откуда на позиции? Оружие брось! – И выдернул пистолет, не задумываясь, навел на Стаса.

– Я объясню. – Стас не двигался, смотрел то в злые и уставшие глаза лейтенанта, то ему за плечо, откуда доносились голоса: к ним приближались еще люди, и, как показалось Стасу, человека три или четыре. Всего вместе с их командиром получается пятеро, одному не сладить, и ППШ придется отдать, а что дальше… Все, что угодно, война, на которой он оказался, все спишет, на труп в странной одежде похоронная команда не обратит ни малейшего внимания, закопают наравне с остальными – этими двумя, например, что уж часа два как окоченели…

– Рот закрыть и выполнять, – лейтенанту было не до шуток, и, судя по тому, как уверенно держал он свой ТТ, решимости у молодого человека хватило бы на многое.

Стас положил ППШ на землю и поднял руки, показал пустые ладони и попытался улыбнуться:

– Погоди, командир, не горячись, послушай. Я случайно здесь оказался, так получилось.

Надо бы придумать что-нибудь глупее, да некуда. Под обстрелом, в окопах – и случайно, вроде как, мимо проходил, кто поверит… Но продолжал гнуть свое, говорил правду, хоть и невероятную, невозможную, нес и вовсе уж околесицу, глядя в дуло ТТ:

– Тут еще один должен быть, одет вроде меня, длинный такой, загорелый, волосы светлые, бородка. Может, видел?

И мелькнула шальная дикая мысль – может, грохнули тварь, подстрелили, неважно кто, и лежит сейчас Юдин в этой самой грязи и не дышит. Посмотреть бы, хоть одним глазком глянуть, убедиться, что не встанет уже, не шелохнется, сволочь, порадоваться напоследок.

Но по всему видно, что лейтенант не поверил ни единому слову «случайного прохожего», свел брови к переносице и бросил сквозь зубы:

– Пошел. Руки не опускать.

И отступил к стенке окопа, дернул подбородком вправо, показывая Стасу, куда идти. Тому ничего не оставалось, как шагнуть вперед, потом вправо, чтобы обойти убитых, и Стас оказался с лейтенантом лицом к лицу, почти вплотную, так, что ТТ уперся Стасу в живот.

– Двигай. – Лейтенант вдруг свистнул, точно призывая подмогу, Стас попятился к стенке окопа, наступил на что-то мягкое, покачнулся, хлопнул ладонью по влажной глине, чтобы удержать равновесие. Лейтенант крикнул что-то, но слов его Стас не расслышал – сгинули слова в низком утробном вое двигателей, метнулась над головой меченная черными крестами тень, вздрогнула от взрыва земля. На этот раз грохнуло рядом, на голову Стасу полетели щепки и ошметки мокрой глины, застрекотал где-то поблизости пулемет, перекрыв крики. Еще разрыв, пулемет умолк, отброшенный взрывом лейтенант вскочил, кинулся к Стасу:

– Пошел! – И выбросил руку с пистолетом вперед, но на сей раз ТТ уперся в стенку окопа: Стас успел шагнуть в сторону, одновременно захватив руку с оружием, дернул ее рывком вверх-на себя, отводя правой ствол пистолета вверх. И в последний момент прикрыл глаза – лейтенант успел нажать на спуск, и пуля пролетела у лица, унеслась куда-то в пространство. Пауза – оба противника шарахнулись друг от друга, Стас пришел в себя первым, перехватил кисть с пистолетом, вывернул от себя, продолжая выкручивать лейтенанту запястье, довернул еще, пистолет грохнулся в грязь.

– Тихо, тихо, – проговорил Стас вполголоса, – ты мне без надобности, мне другой нужен. Я ж тебе говорю – мимо проходил, по своим делам. Ты меня не видел, я тебя тоже, разбежимся и забудем…

Лейтенант, побледневший от боли, не орал. Пытаясь освободиться из захвата, он ударил Стаса ногой по голени, получил ответку лбом в переносицу и изумленно раскрыл глаза, отшатнулся назад.

– Вот так, – Стас разжал руки, отпустил лейтенанта, наклонился, потянулся к брошенному ТТ, чтобы зашвырнуть его от греха куда подальше, когда за спиной грянул выстрел. Мягко зашлепали комья земли, затем упало вместе с ними что-то тяжелое, ударило по пояснице. Стаса бросило вперед, он пролетел над ящиками и приземлился в грязь. Развернулся с пистолетом в руках и выстрелил два раза. Мордатый откормленный очкарик в серой шинели и каске с белым крестом точно на стену наткнулся. Остановился набегу, боднул воздух, попятился и сел у стеночки рядом с лейтенантом, а тот так и смотрел изумленным взором перед собой, смотрел, но ничего не видел – одна пуля угодила ему в грудь, вторая прошила правый глаз. Агония только начиналась. Стас отвернулся, переступил через немца и побрел вдоль скользкой стенки окопа, стараясь не обращать внимания на тошноту, усталость и зверский холод. Прошел метров пять, остановился, чтобы перевести дух, и только сейчас заметил, что до сих пор держит в руке ТТ убитого лейтенанта. Бросил пистолет в грязь, шагнул дальше и столкнулся с кем-то, мчавшимся навстречу. Молодой, здоровый, с винтовкой в руке и в грязной распахнутой шинели с треугольниками в петлицах боец ловко петлял по траншее, налетел на Стаса, сдал назад. И уставился на незнакомца точно так же, как и лейтенант недавно – пристально, недоверчиво, «сканируя» взглядом с ног до головы. И тоже обалдел, только не знал, как реагировать, в отличие от своего командира, тот-то моментально понял, что дело нечисто, а этот пока сообразит, пока суд да дело…