не зверьё, поди, доглядят.
Много ль там одному-то надо.
И хозяйство своё, и сад.
Денег слали немало тоже,
не сказать, чтоб на хлеб да квас.
Дед недолго потом и прожил.
Схоронили его без нас.
…Ни раскаяния, ни боли.
Только снится из года в год:
Лошадь белую тёмным полем
Старичок в поводу ведёт.
Дом на окраине
Дом на окраине. Окон разбитых оскал.
Старые ходики глухо пробили двенадцать.
Дряхлый безумный бобыль тяжело умирал,
Словно и смерть не хотела к нему прикасаться.
Руки иссохшие, ногти желты и длинны,
Губы искусаны, в корке запёкшейся крови.
Из ниоткуда, из бледного света луны
Тень серебристая встала в его изголовье:
Было ли… Встреча последняя. Яблочный Спас.
Праздничный пояс дарёный на талии тонкой.
Пряники с мёдом, на травах настоянный квас…
– Мы же поженимся? К Вербному жду я ребёнка.
(В жёны безродную взять против воли отца?
Ладная девка, да скарба – ухват и опорки.
Батя просватал мне дочку Матвея – купца.
Свадьбу сыграть сговорились на Красную горку).
– Что же молчишь ты? Не люба? Полгода мне лгал?
(Девка бедовая. Будет скандал, не иначе.
В лоб топором да в Кутижму. И вся недолга?.
Сроду никто не найдёт, а найдёт – не заплачет).
…Дом на окраине. Тихо, темно и мертво.
Загодя гроб припасён, да неладно обструган.
Тень серебристая. Шёпот: «Прощаю его»…
Помнят ли прошлое души девятого круга?
Королева, танцуй
Королева, не плачь, танцуя
на потеху толпе порочной!
«Мы – и бог, и закон!» – ликует
чернь, восставшая этой ночью.
Не дрожи на ветру нагая,
вспоминая, как все зверели,
Как забили, смеясь, ногами
дочку, спавшую в колыбели.
Поцелуи дари убийцам,
торопливо меняй партнёров,
отирая платочком лица, —
всё закончится очень скоро.
Отдавайся блудливой стае —
душегубам, ворам и прочим, —
В онемевшей руке сжимая
заражённый чумой платочек.
В страстном танце кружись босая.
Надо всех до утра пометить!
Ночь возмездия истекает.
Всё закончится на рассвете.
Пусть хохочет клошар беззубый,
с детской шейки сорвавший крестик.
Нынче имя твоё – Гекуба.
Мать безумия в танце мести.
Три утра
Старичок просыпается затемно, в три утра.
Неприкаянным призраком, маясь, по дому бродит,
дверцей шкафа скрипит, открывает на кухне кран.
И чего-то бурчит непрерывно. Молитвы, вроде.
То уронит тарелку. То выглянет на балкон.
Будто знает и ждёт.
Молодым неприятна старость.
Хуже редьки да хрена родным опостылел он.
Утешают себя, что недолго терпеть осталось…
Заалел горизонт, обрамляя земную твердь.
И неведомо правнучке спящей и внучке с мужем —
На заре по домам милосердная ходит смерть,
забирая себе стариков, никому не нужных.
Бабушка вяжет
Бабушка вяжет. Мелькают спицы.
В комнате вечер и мы вдвоём.
Может быть, правда, а может, снится —
третий под ёлкою суетится —
прячет подарки зелёный гном.
Бабушка вяжет. Почти вслепую.
Шторы задёрнуты. Полумрак.
Что там, под ёлкой, узнать хочу я.
Гном на ресницы мне тихо дует:
