– Ты изменился с тех пор, как я видела тебя в последний раз.
– Для этого были причины.
– Буквально на днях мой отец вспоминал тебя. Он говорил с Джо Овертоном о большой электростанции, которой они занялись наконец. Каким-то образом всплыло твое имя. Тебя почти не видно.
Огонь теперь горел ярко. Дункан выпрямился. Ее легкомысленное замечание внезапно породило безрассудную идею.
– Совершенно верно, – торопливо сказал он. – Я не видел тебя целую вечность, Маргарет. Не могла бы ты… не могла бы ты заглянуть ко мне завтра на чай?
Она была откровенно озадачена.
– Куда? Туда, где ты живешь?
Он кивнул.
Она не могла толком понять его. И все же она подумала, что, в конце концов, было бы забавно встретиться с этим странным парнем у него дома. Несмотря на всю эту нелепость, он изменился до неузнаваемости.
– Завтра я не смогу прийти, – сказала она. – Я встречаюсь с доктором Овертоном.
Он молчал. Больше, чем когда-либо, имя Овертона вызвало в нем приступ враждебности. С тех пор как Дункан успешно сдал экзамен на стипендию Локхарта, этот человек изо всех сил старался игнорировать его или, в тех редких случаях, когда они встречались, относился к нему с преувеличенным презрением.
– Но я могла бы… через день, – сказала Маргарет.
Дункан все еще сиял от счастья, когда в тот вечер добрался до своего жилища. Взбежав по лестнице, он резко остановился на площадке второго пролета. Кто-то играл на рояле. Должно быть, прибыл новый жилец, о котором говорила миссис Гейт. Дункан стоял в тени лестничной площадки, прислушиваясь. Это была действительно прекрасная игра, какой ему еще не доводилось слышать. В обычной ситуации он бы постеснялся пойти на это, но сегодня его счастье преобладало над сдержанностью. Он постучал в дверь и, услышав «войдите», повернул ручку.
– Я случайно проходил мимо и подумал, что мне лучше представиться. Вы доктор Гейслер, не так ли? Я Дункан Стирлинг – я живу над вами.
Продолжая играть, женщина за маленьким роялем повернула голову и посмотрела на него. Ей было лет двадцать восемь. Горестный взгляд ее темных глаз на бледном, довольно простом лице был странно вызывающим. На ней была хлопчатобумажная блузка в бело-голубую полоску с открытым воротом и синие брюки. На босых ногах старые красные сафьяновые тапочки. Ее наспех причесанные черные волосы выглядели столь же хаотично, как и ее одежда. Никогда еще ему не встречалась женщина, настолько лишенная элементарной женственности. Как если бы она сама решила полностью избавиться от обаяния.
Она доиграла до конца музыкальную фразу и внезапно встала.
– О да, – холодно ответила она. – Несравненный студент-медик! С тех пор как я приехала, только и слышу дифирамбы миссис Гейт в твой адрес.
Он рассмеялся, затем оглядел комнату, которая, несмотря на простую обстановку, выглядела необычно: картина над камином – нечто охристо-зеленое, – блестящее кремовое покрывало из атласа на диване, рояль. Странно было увидеть подобное под этой скромной крышей.
Он не смог удержаться от замечания:
– А вы украсили комнату. Полагаю, это ваши вещи?
Выражение ее лица снова стало жестким.
– То, что от них осталось.
Он отвел взгляд. Он уже знал, что она была австрийской беженкой из Вены, поступающей в университетскую клинику врачом-ортопедом в рамках новой программы оказания медицинской помощи, организованной Советом Фонда Уоллеса.
С холодным цинизмом она продолжила:
– Когда хочешь покинуть страну, устроит любой вариант.
– Да, – согласился он. – Видимо, так и есть.
– Мне нравится этот старый дом, – сказала она через мгновение. – Огромное отличие от новой Вены.
Она покачала головой, как бы прогоняя воспоминание.
– Тебе не помешает мой рояль?
– Нет-нет, – поспешил он ответить. – Мне нравится. Какой прекрасный мотив вы играли, когда я вошел.
– Мотив? – передразнила она его, слегка приподняв брови. – Да, это был Шуман, бедный маленький человечек. Он умер, как и многие из них, в сумасшедшем доме.
Она запрокинула голову, устремив взгляд в потолок. Выражение лица было неясным, пальцы мягко перебирали клавиши.
– Музыка! Это наркотик! Вот что она для меня. Заходи и отведай его – в любое время, когда ты не слишком занят. Меня не надо бояться.
Он был отпущен, резко и безучастно. Но, как ни странно, в ее словах не было ничего язвительного.
– Спокойной ночи, доктор Гейслер, – сказал он. – Надеюсь, мы будем друзьями.
Поднимаясь по лестнице, он чувствовал, как ее музыка каким-то гармоничным потоком струится за ним.
Глава 14
Настал час визита Маргарет. Дункан позаимствовал у миссис Гейт новую белую скатерть и вазу, в которую поставил несколько белых роз. Для своей гостьи он купил печенье, торт и банку клубничного джема. Его бюджет, рассчитанный до фартинга, треснул под бременем таких расходов. В отчаянии он даже пошел к ростовщику и заложил отцовские часы с цепочкой – прощальный подарок старика.
Когда он в последний раз осматривал свои приготовления, на лестнице послышались быстрые шаги Маргарет. Мгновение спустя она появилась, изящная в короткой норковой шубке, модной шляпке и муфте из того же роскошного меха. Ее щеки разрумянились от холодного восточного ветра, глаза искрились жизнью.
– Какая странная маленькая комната! – заявила она, небрежно подавая ему руку и осматривая обстановку, комично сморщив носик. – Ты действительно здесь живешь? Тут и кошке тесно.
– У меня нет кошки, – счастливо улыбнулся он.
В ее присутствии комната наполнилась светом. Налив чай и подав ей чашку, он искренне признался:
– То, что ты сюда пришла, для меня великое событие, Маргарет. Я не могу передать тебе, как много это значит… – Он замолчал. – Но не буду надоедать. Хочешь торта?
– Ты мне не надоедаешь, Дункан. Я люблю красивые речи – когда они обо мне! Но можно я не буду пробовать торт? Йэн – доктор Овертон – вчера вечером прочитал мне такую мрачную лекцию об углеводах. Довольно подло с его стороны, притом что он угощал меня омаром и шампанским! Но ты собирался сказать что-то приятное обо мне, – продолжила она. – Что именно?
– О, ничего…
– Пожалуйста.
– Ну, – поколебался он. – Просто я всегда хотел сказать тебе, каким источником вдохновения ты была для меня все годы, пока я корпел над учебниками в этой унылой комнатушке.
– Ты ангел! – явно довольная, воскликнула она. – Налей мне еще чая и расскажи все поподробнее.
Его наполнило сияние. Свидание проходило лучше, чем он смел ожидать. Он взял у Маргарет чашку, и, когда стал наполнять ее, в дверь громко постучали и раздался голос:
– Ты дома, Дункан?