Страницы минувшего будущего
– Эй, ладно тебе. Ты же не виновата ни в чём. Научим тебя, будешь помогать. Не в том объёме, конечно, но это не критично. Помощь нам всё равно очень нужна.
Протяжный вздох вырвался из груди, и Агата позволила себе опустить до того насильно распрямляемые плечи. Очередной «щёлк», и очередной кадр вырезался за ненадобностью. Владимир плюхнулся на свой стул и вытянул ноги, искоса наблюдая за процессом правки материалов.
– Куда он пошёл-то? – вопрос прозвучал жалобно, и поздно Агата прочистила горло в надежде сменить тональность. В ответ усмехнулись.
– Известно, куда. В кадры, ругаться.
Внезапно внутри загорелся уголёк, жар от него быстро распространился по всему телу, отчего руки даже сжались в кулаки, а губы сомкнулись в тонкую полоску. Отлично. Пускай идёт и ругается. Если её переведут, молча уйдёт. А если нет… то не ему решать. В конце концов, её сюда определили, и она имела полное право занимать именно эту должность, именно в этой команде.
– Тебя кем назначили-то? Помощником корреспондента?
– Угу.
Владимир рассмеялся – на этот раз без натуги, легко и искренне. Невольно Агата покосилась на него: Ситников был симпатичным, и улыбка ему шла. Запустив пальцы в русые волосы, он взлохматил их и завёл руки за голову.
– Не повезло тебе.
«Это я уже поняла». Стоило огромных усилий проглотить выпад и не позволить ему стать возгласом. Вместо едкого комментария Агата спросила нечто иное:
– В каком смысле?
– Ну, я-то оператор, а вот как раз Денис, он…
Грохнула дверь.
– Владимирович.
Мурашки размером с горошину вновь покрыли спину и плечи, тут же опустившиеся ещё ниже. Не имелось нужды в окончании Владимирова высказывания, и так всё прояснилось. И от понимания стало совсем тоскливо.
Не так представлялся первый рабочий день в полюбившемся месте. Конечно, готовиться приходилось к разному, но к чему-то подобному всё же в меньшей степени; удавалось тешить себя мыслями о том, что всё сложилось бы более или менее хорошо. Теперь оказалось, что зря. Сердце вновь начало выплясывать степ, и от грохота этого о рёбра начало подташнивать.
На каком-то зверином инстинкте Агата практически незаметно подтянулась в сторону сидевшего рядом и смотревшего на коллегу Владимира.
– Ну, что?
Преисполненный нотками издёвки явственной вопрос оказался проигнорирован. А может, и вовсе не услышан. Полный внешней решимости, Кравцов в несколько шагов пересёк комнату, бесцеремонно свалил кучу бумаг со своего стола прямо на пол и шагнул к шкафу, притаившемуся в дальнем углу. С верхней полки на свет показалась пишущая машинка, тут же перекочевавшая на освободившуюся столешницу, накрытую толстым стеклом. Следом на стол рухнула внушительных размеров стопка листов.
– Закончишь с этим, – Кравцов кивнул через плечо на разложенные на Владимировом столе плёнки, – и сядешь сюда. Всё размножить в двух экземплярах.
– Денис, – Володя неверующе воззрился на Кравцова; тот не удостоил и взглядом в ответ.
– Чем быстрее справишься, тем лучше для тебя. И, если думаешь, что мы вот так сразу будем тебя брать на выездные репортажи, спешу огорчить.
Вот как, значит. Отлично.
Обида смешалась со злорадством. Получалось, в кадрах дали от ворот поворот, иначе с чего бы ему столь явственно беситься и смотреть так холодно, что аж глаза сверкали. Не любил, когда не по его что-то случалось, значит. А ещё значит, что…
Что она остаётся.
Полуулыбка набежала на вечно обветренные губы. Агата почувствовала на себе взгляд Владимира – тот явно ожидал какой-то реакции, но ожидания его, как видится, не оправдались. Потому и смотрел, сидя рядом, с удивлением – то можно было даже почувствовать.
Мысли скакали в голове, словно на дискотеке. Её защитили, её кандидатуру отстояли! А, если верить Стрелецкому и его словам о том, что этой парочке человек нужен уже давно, то сам собой напрашивался вывод: в неё верили. Доверяли. И уже этого Агате с лихвой хватало, чтобы ледяная рука ослабевала, а мурашки стремительно уменьшались в размерах. Дыхание постепенно выравнивалось, сердце опускалось на свое место, и даже из плеч ушло отвратительное напряжение.
Владимир, пусть и не ожидал её появления, всё же оказался любезен и дружелюбен; Николай Борисович за неё вступился. Чего ещё надо? А этот Кравцов… один против двоих. Пусть смотрит волком, пусть заваливает бессмысленной работой вроде уже данной: наверняка придумал по пути обратно. Агата докажет, что тоже не лыком шита, и что-то, да может, а там глядишь, и изменения какие случатся.
Ну, не пойдёт же он к генеральному из-за вчерашней стажёрки?
Денис стоял неподвижно, спрятав руки в карманы потёртых джинсов. Испытующе смотрел в ожидании какой-то словесной реакции – Агата чувствовала на себе этот пристальный и лишённый приветливости взгляд. Скулы его, и без того острые, из-за плотно сжатых челюстей казались словно высеченными из камня парой резких и не очень аккуратных движений.
Это Агата сумела увидеть, когда, постаравшись придать всему своему виду максимальную уверенность, подняла голову.
Теперь точно, никаких вопросов про свободные места и возможности перевода. Её сюда назначили, значит, будет работать. И плевать на всё.
И куда только делось свойственное упрямство?
Чувствуя, как привычный тёплый стержень твердел где-то внутри, вдоль позвоночника, Агата заправила волосы за ухо и посмотрела Кравцову в глаза.
Тёмные. Карие.
Холод. Равнодушие. Ожидание ответа.
Он стоял, не шевелясь и даже будто бы не дыша. И Агата… усмехнулась.
Молча Денис изогнул бровь, позволив взгляду приобрести лёгкий налет вопросительности: «Ненормальная в придачу?».
А Агата и сама удивится чуть позже такой своей реакции. Но в минуту данную лишь одно сказала:
– Понятно, Денис Владимирович.
Она слишком долго и упорно шла к этой цели, многим пожертвовала, чтобы добиться своего. А потому вот так просто позволять себе теряться и, тем паче, отступать, было непростительно. Ничего ещё не началось, чтобы опускать руки.
Давай, Волкова. Мечта твоя сбылась.
Держи её теперь.
Глава 2
Больше всего на свете Марк не любил, когда его пытались обвести вокруг пальца.
На детской площадке молодой отец с маленьким сыном запускали воздушного змея. Самодельный монстр никак не желал взмывать ввысь, и его длинный пёстрый хвост то и дело спутывался с леской, отчего едва начатый полет прерывался вновь и вновь. Мальчуган воодушевлённо помогал отцу чинить игрушку, а с детского личика не сходила радостная гримаса предвкушения.
О чём он думал? Наверное, о чём-то очень светлом и непосредственном – как и все дети.
А разноцветный змей, наконец, взмыл в воздух в очередной раз, развевая хвостом из пёстрых кисточек.
На них и смотрела Агата.
Маленькая кухня была аскетичной, но притом довольно уютной и комфортной. Вкусно пахло супом, через окно, завешенное тонкими простенькими занавесками, пробивалось солнце, периодически громко трещал старенький холодильник в углу. По воздуху плыла тишина, однако тишина эта не добавляла уюта.
Наоборот.
Возле окна и стояла Агата, рассматривая воздушного змея, вившегося над детской площадкой. Занавески едва заметно колыхались из-за приоткрытой форточки, и их края то и дело задевали своими легкими прикосновениями плечи.
Взгляд Марка просверливал дырку где-то под лопаткой. Беззвучно и монотонно.
Они жили вместе вот уже четвёртый год, однако пообщаться удавалось лишь по выходным. Марк работал, Агата же сначала училась, а теперь тоже пополнила ряды трудоустроенных граждан, коих, однако, с каждым днём становилось всё меньше.
Впрочем, сегодня разговор получался не слишком радостным.
Марк всегда очень тонко чувствовал малейшую фальшь и не скрывал своего ненавистного к ней отношения. Человеком был непростым, и в том заключалось огромное сходство, создававшее время от времени неудобные моменты. Марк жаждал откровенности и честности по отношению к себе; Агата не любила вываливать свои проблемы на других, и даже на него.
– За дурака меня, значит, держишь.
Каждое слово – острое, словно льдинка – больно впилось меж лопаток, заставив на автомате расправить плечи и напрячь не самые сильные мышцы. Поморщившись печально, Агата как можно незаметнее потрепала тонкий тюль и тихонечко вздохнула.
Змей вновь запутался и рухнул в траву.
Льдинки сказанного проникли под кожу и обозначились колкими мурашками.
В словах слышался смешок, однако преисполнен он такими досадливыми нотками, что становилось противно. Марка Агата любила безмерно, больше всех на свете, но откровенничать, жаловаться было ниже её достоинства. Да и потом, что, своих у него проблем мало? Зарплату урезали, задерживали – только две недели назад выплатили обещанное ещё в марте. Вечные переработки, вечный недосып…
Ну, зачем ему ещё и её допытываться?
Пёстрый хвост взмыл в воздух.
Отвернувшись от окна, Агата подошла к буравившему её взглядом Марку, и, обвив его руками, села рядом. Положила голову на плечо. Не помогло, хмурый взгляд не стал другим.
– Ну, что ты от меня услышать хочешь?
Марк угрюмо поковырял ложкой кусочек курицы – суп давно уже остыл, да и аппетита явно не было, равно как и настроения. Такие моменты Агатой искренне не любились, но разве приходилось ей выбирать?
– Узнать хочется, почему ты терпишь это всё. Ни работы нормальной, ни практики, а ты одно долдонишь: «всё нормально, всё нормально», – на последней фразе Марк позволил себе тонким голосом передразнить Агату, отчего та тут же нахмурилась. – Десять раз бы уже перевелась. Велико удовольствие, до ночи бумажки перебивать. Вон, руки не отмываются уже, думаешь, слепой я?
Односторонние объятия разорвались. По-прежнему угрюмый взгляд упал на ладони, во все мало-мальски видимые линии которых прочно забилась краска от лент для пишущей машинки. Вычистить чернила не помогала даже мочалка с мылом, так прочно они въелись в кожу. Надо бы ещё раз спиртом попробовать…
– Почему не переведусь? – Агата запрокинула голову чуть назад, отчего волосы, кое-как завязанные в подобие хвоста, неприятно закололи кожу – даже через майку почувствовалось. – Потому что я упрямая. Как и ты, между прочим.
– Упрямство и глупость – вещи несравнимо разные.
– Может, и так. Но я просто самой себе поставила цель: сделать карьеру именно в этой программе и именно в этой команде. А путь к цели – он, знаешь ли, всегда интереснее, и, чем он извилистее, тем лучше.
Марк закатил глаза, словно показывая, как высокопарно прозвучали слова, но в ответ получил лишь заискивающую улыбку.
Всё, что сказала Агата, являлось правдой. Природное упорство из комы вышло очень быстро, и теперь, когда цель стала чёткой и ясной, очень прочно закрепилась на подкорке одна мысль: ни за что не отступать. Отношения с Володей крепли с каждым днём, он вёл себя по-настоящему открыто и приветливо, и такое дорогого стоило. Работалось от того ощутимо легче, и даже не так обидно было за бесполезность выполняемых поручений.
А поручения и впрямь отличались бессмыслицей.
Перепечатать тексты репортажей чуть не годовой давности. Рассортировать старые пленки по датам. Перебрать кассеты. Оббежать все близлежащие магазины в поисках конкретной марки кофе. И сделать ещё кучу подобного рода глупостей.
Денис Кравцов с завидным хладнокровием и энтузиазмом придумывал всё новые и новые поручения, по своей дурости превосходящие одно другое.
Агата терпела. Молча сжимала кулаки, выслушивая очередной список дел, стискивала зубы, но продолжала упорно глотать рвавшиеся периодически наружу колкие замечания.
Рано или поздно ему надоест. Тогда-то всё и встанет на круги своя.
Иногда казалось даже, что не особенно они в человеке и нуждались. По крайней мере, заниматься приходилось сущей ерундой, в то время как ни у Володи, ни у непосредственного начальства работы не уменьшалось.
– Ну, Маркуша, – Агата вновь прильнула к сильному плечу и заглянула в светлые глаза, – не дуйся. Ну?
И она напела какой-то простенький отрывок из песни, судя по всему едва-едва появившейся, слова которой буквально на днях услышала по радио, которое включал Владимир в моменты отсутствия Дениса – точнее, Дениса Владимировича, – в их кабинетике. В остальное время на включенный приёмник обрушивались гневные замечания о невозможности работать «в таких условиях». Потому-то, когда в помещении находились все трое, тишина прерывалась лишь короткими односложными фразами, шорохом бумаг или плёнки. Иногда по десять раз пересматривался один и тот же ролик, служивший основой будущего репортажа, и круге на седьмом Агату начинало ощутимо подташнивать. Но комок она мужественно глотала, зная, что надо привыкать – сама же цель себе поставила, а процедура сия являлась одной из необходимых при подготовке материала.
– Поёшь ты, конечно, отвратно, – Марк выразительно поморщился, но в глазах его всё же затеплились лучики нежности. Притянув Агату к себе, он коснулся губами макушки и зарылся носом в сожжённые краской волосы.
Иногда казалось, что у них на двоих одна душа.
Агата была младше на три года, а потому считалась несмышлёнышем. Даже сейчас, когда за двадцать перевалило уже относительно давно, а в наличии имелась корка о высшем образовании и открытая трудовая книжка. Забота Марка была ненавязчивой, несмотря на неумение подбирать слова и говорить высокопарные речи. Нет, он вовсе не слыл неотёсанным мужланом, наоборот даже, но мешала пресловутая прямолинейность.
Агата любила брата безоговорочно.
И в ответных чувствах сомнений не возникало ни разу.
– Лучше расскажи мне, как у тебя с Ксюшей дела?
Надёжный способ сменить тему не дал осечки и сейчас. Лицо Марка разгладилось, на губы набежала лёгкая улыбка, полная света и нежности. Одно лишь упоминание о девушке с глубокими карими глазами безошибочно заставляло сердце брата трепетать – уж то Агата даже почувствовать могла.
Родные ведь.
Отношениям с Ксенией исполнилось недавно уже два года, и, наблюдая со стороны, Агата трепетала: настолько всё складывалось гладко, нежно и искренне. Даже суровые времена, гнувшие страну, словно ураган сухую ветку, Марк с Ксюшей переживали с присущими им обоим юмором и упрямством. Съезжаться вот только не спешили. Отдельно выживать было как-то полегче. Да и причин для ссор, которые сейчас приходились особенно не в кассу, сожительство влекло обыкновенно приличное количество.
А они друг другом дорожили.
– Нормально дела. Отпуск обещали в октябре, думаем вот, куда бы вырваться. Если деньги соизволят выплатить, – на последней фразе Марк ухмыльнулся.
Агата фыркнула.
– Дожить ещё надо до тех времен. Ешь давай, зря я у плиты торчала?
Готовила Агата неплохо, правда, простенько. Изысков не получалось, да и не из чего их делать. А, впрочем, гастрономических шедевров никто не требовал – главное, чтобы имелось хоть что-то, и чтобы это «что-то» было съедобным.
Уж с тем справиться не так сложно.
– Не хочу. Всё вкусно, правда, просто аппетита нет.
Агата тут же демонстративно надулась и придвинула тарелку к себе.
– Ну и ну тебя.
С улыбкой лёгкой Марк наблюдал за процессом поедания остатков уже давно остывшего супа. Этот тёплый и немного хитрый взгляд Агата чувствовала, и от него становилось приятно и уютно. Совсем по-домашнему. Совсем по-семейному.
– К нашим-то когда поедем?
Суп тут же встал поперёк горла, а услышанное вызвало досадливую гримасу.
С родителями отношения складывались напряжённые, в частности, с отцом. Отличавшийся характером тяжёлым, Матвей Олегович привык всё держать под своим контролем. В том и заключалась беда для Агаты, которая, по мнению отца, профессию себе выбрала крайне глупую и нелепую. Поначалу стремления заниматься журналистикой воспринимались безразлично – мол, что взять с девочки-подростка? Однако намерения оказались серьёзными, и тогда-то отношения между Агатой и отцом дали неплохую трещину.
То ли дело Марк – хоть и взбрыкивал временами, но профессию выбрал, по словам отца, солидную – экономист-технолог. И даром, что зарплату задерживали месяцами, главное, что предприятие было крупным.
В гости ехать надо, но перспективы не радовали: обязательно начались бы разговоры про бесполезную трату времени в Останкино, намёки на Агатино глупое упрямство, которое ей в жизни якобы ещё сослужило бы недобрую службу… и ещё куча всего, что так или иначе выслушивать пришлось бы.
Родителей и Агата, и Марк, конечно, любили. Но разве существовали в природе отношения совершенно без подводных камней?
– Давай через неделю?
Все мысли, должно быть, столь явственно отразились на лице, что Марк просто не мог не заметить их, потому улыбнулся понимающе и мягко.
Вообще, выходные всегда имели одну прозаичную особенность – пролетать совершенно незаметно. Обычно понедельники вызывали у Агаты традиционную нелюбовь, так свойственную, наверное, львиной доле населения. Всё изменилось совсем недавно, даже несмотря на определённые нюансы.
– Бери лучше борщ. Он хотя бы с мясом.
Не самый весёлый смешок сорвался с губ, на что стоявший рядом Владимир лишь плечами дёрнул. Очередь двигалась медленно, но в едином темпе. Обширный ассортимент столовой отличался особенностью – наесться не представлялось возможным, настолько всё оказывалось не сытным. А, впрочем, с чего бы ситуации быть иной, если финансирование для подобного рода «предприятия», по слухам, ничтожно мало?
– Мне вот интересно, – Агата поскребла пальцами висок и искоса глянула на Володю, – вам вроде как всё человек нужен в команду был, говорили, мол, вдвоём не очень справляетесь. А в итоге что? Я уже третью неделю какой-то чушью занимаюсь, при этом у вас работы не особенно уменьшается.
В том крылась чистая правда. Поручения не становились серьёзнее, казалось, ещё немного – и мысли насчет мытья полов материализовались бы.
Выручал Владимир, который всё же умудрялся время от времени показывать что-то из своей работы, рассказывал специфику и доверял даже помогать с обработкой отснятого материала для грядущих репортажей. Всё делалось, правда, лишь в моменты, когда нигде поблизости не маячил Кравцов. В противном случае становились неминуемыми стычки между давними друзьями, чьи взгляды на работу новенькой разнились слишком сильно.
– Ты же сама понимаешь, что вопросы эти не мне надо адресовать, – Володя схватил два стареньких подноса и протянул тот, что оказался покрепче. – Я всё, что могу, делаю. Но сама понимаешь, что специфика совершенно не та – я же оператор.
Ситников ассоциировался со всем самым светлым и радостным в работе на должности помощника корреспондента. Искренне сопереживая, Владимир не раз уже пытался воздействовать на оказавшегося просто непробиваемым Кравцова, однако раз за разом терпел сокрушительное фиаско.
Иногда хотелось просто рвать и метать. Рявкнуть бы разочек на непосредственного начальника, показать зубы, чтобы он соизволил понять, наконец, что распихивание старых текстов репортажей по папкам в хронологическом порядке – не то, чем хотела Агата заниматься. Но, едва отдаваясь мыслям подобным, тут же вспоминала собственную радость, когда ей честно сказали не рассчитывать в первое время на работу серьезную и готовиться кофе носить да под ногами не мешаться. Тогда она готова была в ладоши хлопать от подобных перспектив, а сейчас что?
Дура ты, Волкова. Прикуси язык и радуйся: у тебя хоть работа есть.
Хоть какая-то.
Агата уже ставила пиалу с салатом из капусты на поднос, когда рядом вихрем материализовался Денис Кравцов. Словно почуял, что о нём говорили. Молча схватив протянутый Ситниковым поднос, пристроился прямо за Агатой и, не говоря ни слова, начал нахватывать всё подряд, даже не особенно глядя на ассортимент.
И тут случилось нечто странное.
Такое Агата уже замечала пару раз, но как-то отмахивалась, думая, что показалось. А, как известно, креститься надо, когда казалось.
Когда Кравцов оказывался рядом, у неё словно парализовывало конечности, а внутри заполошно вздрагивало что-то. Так, должно быть, чувствовал себя обыкновенно кролик, повстречавшийся с удавом. Денис – Владимирович, между прочим, – всегда был крайне собран, скуп не то, что на эмоции – на слова даже, и смотрел неизменно холодно, отстранённо и равнодушно. В том и скрывалась причина, ибо Агата, привыкшая к иному совершенно, каждый раз, сталкиваясь с этой стеной, холоднее и твёрже, чем бетон, совершенным образом терялась.
Интересно, а улыбаться он умел вообще?
Не фыркать, не криво усмехаться на очередную хохму, принесённую Володей от многочисленных знакомых, а именно улыбаться. Это же совсем несложно! Однако, шла третья неделя, а такой простой эмоции на лице Кравцова так и не появилось ни на миг. Конечно, работа работой, но что он, не человек, что ли?
– Хоть бы поздоровался, эй! – Володя, сделав большие глаза, ткнул Кравцова под ребро. Тот даже не моргнул.
– Я тороплюсь.
– Да-а? И куда ещё?
Очередная плошка с пюре перекочевала на уже порядком заставленный поднос.
– Мельников с температурой свалился, меня к Воскресенскому на выездную пихнули.
– Ну ты и дрянь, Кравцов, конечно! А сказать? – неудивительно, что Владимир тут же взвился. Даже отвернувшейся Агате стало обидно, хотя уж, казалось бы!
Впрочем, одно она уже успела усвоить достаточно прочно: Дениса не пробить попытками воззвать к чему-то, походившему на совесть.
– Я сам час назад узнал. – Вот такое объяснение – коротенькое, сухое. Сказал, словно отрезал, и краем глаза Агата заметила, как скорчил мину стоявший позади Кравцова Володя.
– Тогда плати. Компенсация, давай-давай.
– Испугал, – Денис закатил глаза и вытащил из заднего кармана брюк кошелек.
Пристальный взгляд обжёг левую лопатку, отчего Агата невольно поёжилась. Обернувшись, поймала вопросительный взгляд и изогнутую тёмную бровь. Вот так вот – не говоря ни слова, не снисходя до вопроса даже. Одним взглядом, одной бровью, чуть приподнятой.
И безмолвие оказывалось яснее самых конкретных слов.
Заправив самую непослушную и самую пересушенную прядь за ухо, повела плечом и опустила голову.
– Нет, спасибо.
– Как хочешь.
Надо же, ответил, уже прогресс! Она даже удивилась мысленно, хоть и вида не подала, и ставшими отчего-то рваными движениями придвинула поднос ближе к кассе. Захотелось поскорее уйти.
– Эй, ты что! От халявы отказывается, посмотри! – через плечо Кравцова на неё изумленно смотрел Володя, одновременно наощупь отыскивая блюдце с огромным песочным пирожным и добавляя его в свой сегодняшний обеденный рацион.
– Моё дело предложить.
– А моё – отказаться, – улыбка далась очень нелегко, и, скорее всего, напомнила гримасу, однако хоть как-то отреагировать всё же стоило. Рассчитавшись, Агата схватила поднос и поспешила ретироваться.
Два взгляда ощутимо упёрлись в спину.
– Волчок!
Знакомый голос прозвучал спасением. Покрутив головой, Агата улыбнулась, и на этот раз улыбка вышла открытой и искренней, и маску вряд ли напоминала.
Лёлька Митрохина махнула рукой, и, дождавшись, пока поднос грохнется о столешницу, обхватила за плечи, попутно чмокнув в щёку.
– Ну, ты! Куда пропала? Три недели тут уже почти, а не то, что в гости не зашла – я тебя даже в коридоре ни разу не видела! И здесь тоже, ты святым духом питаешься, что ли?
– Как видишь, нет. – Агата пальцами кое-как зачесала волосы назад, чтобы не лезли в суп, и повертела меж пальцев чуть погнутую кем-то не в меру усердным ложку. – Работы много просто.
Пару мгновений Митрохина молчала, а потом рассмеялась – так легко и заразительно, что не получилось сдержать улыбки. Хотя причина веселья оказывалась совершенно неясной.
– Так это про тебя разговоры ходят, стало быть! – Оля наспех протёрла салфеткой вилку и нанизала на неё помидор.
– Разговоры? – улыбка сползла с губ, и Агата внутренне подобралась.
Ещё чего не хватало! Слава, конечно, всегда очень льстила, но с чего вдруг ей, здесь без году неделя работавшей, уже её обрести? И кто тому мог причиной послужить?
Вновь в груди что-то замерло, отяжелев, и словно инстинктивно обернулась Агата через плечо, выискивая в массе обедавших знакомое лицо.
Денис Кравцов что-то объяснял уплетавшему котлету Володе и выглядел, как всегда, совершенно бесстрастным и убийственно-спокойным. В самую последнюю очередь можно подумать, что он распускал какие-то слухи или вообще распространялся о ней: слишком уж ему безразлично всё, что не касалось непосредственной работы, в том числе и сплетни. Да и личность Агаты Волковой ему совершенно неинтересна, чтобы обсуждать её с кем бы то ни было – это ясно, словно божий день.
Володя?
– Ну да, – Лёлька как ни в чем не бывало слопала салат и накинулась на борщ. – Говорят, мол, в ИТА новенькая появилась, которая, бедная, уже умеет всё, что абсолютно не нужно будущему корреспонденту. С бумажками бегает какими-то, плёнками… единственная такая из новоприбывших.