Что было бы, если бы смерть была

Да и как им не забыть о Перельмане?

Кантор и Топоров (живой «гений» и усопший «гений») – размышляли о будущем, а Перельман – как раз этим будущим и был.

О нём – не следовало размышлять, но – его следовало знать. Правда, знание такое – для «всего» человека, а не для его «частей», порасспыпанных в различных версификациях реальности.

Поэтому им (человеческим гениям, каковыми – они себя полагали) оставались их размышления.

Перельман с Мальцом, вновь крепко-крепко вцепившемся ладошкою в его ладонь, стояли перед входом в ресторан, и Перельман (в отличие от Кантора и Топорова немного более весь, чем они) тоже размышлял о будущем: явившись из прошлого, достаточно оглянуться вокруг.

– А что, Хельга совсем ушла? – спросил он у римского мальчик.

Итак, любовная интрига продолжилась.

– Хочешь, чтобы я её вернул? – удивился мальчик, после чего радостно процитировал из Сатирикона:

– Иному приходится испустить непоседливый дух, вылетев из повозки, как если бы в ней наехав на камень.

Он прямо имел в виду: хорошо, что украинские нацисты дали тебе леща (напомню: повредив перепонку в ухе и раздробив Перельману рот: это – никуда не ушло).

После чего Малец-Эрот гневно вопросил:

– Так ты правда захотел вдруг остановиться, оглянуться, обрести себе точку опоры? Неужели ты, поцеловавший меня, именно женщину полагаешь точкой опоры? Понимаю тебя: женщина воплощает душу в смертную плоть (рожает в смерть); ты желаешь ощутительного и материального, а не виртуального.