Стихотворения
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
Стихотворения
Но если нет возможности считать себя достойным наследником великого прошлого, то есть неотъемлемое право простодушно («…за что, не знаю сам…») любить свое, родное, близкое с детства и одновременно вечное, то, что составляет колыбель прошлого, настоящего и будущего. Отсюда – трепетное лермонтовское отношение к родной природе, к тому вечно сущему народу, который творил, творит и будет творить жизнь, историю и не подвержен рже бездействия и безразличия, ибо существует только благодаря действованию и неизменному стремлению к правде-истине. Отсюда – обращение к самым корням и началам патриотического чувства, выраженного Лермонтовым «истинно, свято, разумно» (Н. Добролюбов).
«У России, – писал М. Ю. Лермонтов в 1841 году, – нет прошедшего (это не значит: нет прошлого, нет истории! – В. Т.): она вся в настоящем и будущем. Сказывается сказка: Еруслан Лазаревич сидел сиднем 20 лет и спал крепко, но на 21 году проснулся от тяжелого сна – и встал и пошел… и встретил он тридцать семь королей и 70 богатырей и побил их и сел над ними царствовать… Такова Россия»[8]. Такова вера поэта. Таков и сам Лермонтов. Он – с Россией в настоящем и будущем, как и те глубокие, проницательные образы, которые созданы его гением. Его поэзия была воистину «новое звено в цепи исторического развития нашего общества»[9] и всей русской литературы.
В. Троицкий
Стихотворения
Поэт
(«Когда Рафаэль вдохновенный…»)
Когда Рафа́эль вдохновенныйПречистой Девы лик священныйЖивою кистью окончал,—Своим искусством восхищенный,Он пред картиною упал!Но скоро сей порыв чудесныйСлабел в груди его младой,И утомленный и немой,Он забывал огонь небесный.Таков поэт: чуть мысль блеснет,Как он пером своим прольетВсю душу; звуком громкой лирыЧарует свет и в тишинеПоет, забывшись в райском сне,Вас, вас! души его кумиры!И вдруг хладеет жар ланит,Его сердечные волненьяВсе тише, и призра к бежит!Но долго, долго ум хранитПервоначальны впечатленья.
1828
Романс
(«Коварной жизнью недовольный…»)
Коварной жизнью недовольный,Обманут низкой клеветой,Летел изгнанник самовольныйВ страну Италии златой.«Забуду ль вас, – сказал он, – други?Тебя, о севера вино?Забуду ль, в мирные досугиКак веселило нас оно?Снега и вихрь зимы холодной,Горячий взор московских дев,И балалайки звук народный,И томный вечера припев?Душа души моей! тебя лиЗагладят в памяти моейСтрана далекая, печали,Язык презрительных людей?Нет! и под миртом изумрудным,И на Гельвеции скалах,И в граде Рима многолюдномВсе будешь ты в моих очах!»В коляску сел, дорогой скучной,Закрывшись в плащ, он поскакал;А колокольчик однозвучныйЗвенел, звенел и пропадал!1829
Портреты
1Он не красив, он не высок;Но взор горит, любовь сулит;И на челе оставил рокСредь юных дней печать страстей.Власы на нем, как смоль, черны,Бледны всегда его уста,Открыты ль, сомкнуты ль они:Лиют без слов язык богов!..И пылок он, когда над нимГрозит бедой перун земной!Не любит он и славы дым:Средь тайных мук, свободы друг,Смеется редко, чаще вновьКлянет он мир, где вечно сир,Коварность, зависть и любовь!..Все проклял он, как лживый сон,Как призрак дымныя мечты.Холодный ум, средь мрачных дум,Не тронут слезы красоты.Везде один, природы сын,Не знал он друга меж людей:Так бури ток сухой листокМчит жертвой посреди степей!..2Довольно толст, довольно тученНаш полновесистый герой.Нередко весел, чаще скучен,Любезен, горд, сердит порой.Он добр, член нашего Парнаса,Красавицам Москвы смешон,На крыльях дряхлого ПегасаЛетает в мир мечтанья он.Глаза не слишком говорливы,Всегда по моде он одет.А щечки – полненькие сливы,Так говорит докучный свет.3Лукав, завистлив, зол и страстен,Отступник Бога и людей;Холоден, всем почти ужасен,Своими ласками опасен,А в заключение – злодей!..4Все в мире суета, он мнит, или отрава,Возвышенной души предмет стремленья – слава.5Всегда он с улыбкой веселой,Жизнь любит и юность румяну,Но чувства глубоки питает,—Не знает он тайны природы.Открытен всегда, постоянен;Не знает горячих страстей.6Он любимец мягкой лени,Сна и низких всех людей;Он любимец наслаждений,Враг губительных страстей!Русы волосы кудрямиУпадают средь ланит.Взор изнежен, и устамиОн лишь редко шевелит!..1829
Русская мелодия
1В уме своем я создал мир инойИ образов иных существованье;Я цепью их связал между собой,Я дал им вид, но не дал им названья;Вдруг зимних бурь раздался грозный вой,—И рушилось неверное созданье!..2Так перед праздною толпойИ с балалайкою народнойСидит в тени певец простойИ бескорыстный и свободный!..3Он громкий звук внезапно раздает,В честь девы, милой сердцу и прекрасной, —И звук внезапно струны оборвет,И слышится начало песни! – но напрасно! —Никто конца ее не допоет!..1829
Наполеон
(«Где бьет волна о брег высокой…»)
Где бьет волна о брег высокой,Где дикий памятник небрежно положен, В сырой земле и в яме неглубокой — Там спит герой, друзья! – Наполеон!.. Вещают так и камень одинокой,И дуб возвышенный, и волн прибрежных стон!..Но вот полночь свинцовый свой покров По сводам неба распустила, И влагу дремлющих валовС могилой тихою Диана осребрила. Над ней сюда пришел мечтать Певец возвышенный, но юный;Воспоминания стараясь пробуждать,Он арфу взял, запел, ударил в струны… «Не ты ли, островок уединенный, Свидетелем был чистых днейГероя дивного? Не здесь ли звук мечей Гремел, носился глас его священный? Нет! рок хотел отсюда удалитьИ честолюбие, и кровь, и гул военный; А твой удел благословенный:Принять изгнанника и прах его хранить! Зачем он так за славою гонялся? Для чести счастье презирал? С невинными народами сражался?И скипетром стальным короны разбивал? Зачем шутил граждан спокойных кровью, Презрел и дружбой и любовью И пред Творцом не трепетал?..Ему, погибельно войною принужденный, Почти весь свет кричал: ура! При визге бурного ядраУже он был готов – но… воин дерзновенный!.. Творец смешал неколебимый ум, Ты побежден московскими стенами… Бежал!.. и скрыл за дальними морямиСледы печальные твоих высоких дум.. . . . . . . . . . . . . . . . . Огнем снедаем угрызений, Ты здесь безвременно погас. Покоен ты; и в тихий утра час, Как над тобой порхнет зефир весенний, Безвестный гость, дубравный соловей,Порою издает томительные звуки, В них слышны: слава прежних дней, И голос нег, и голос муки!..Когда уже едва свет дневный отражен Кристальною играющей волною
И гаснет день: усталою стопою Идет рыбак брегов на тихий склон,Несведущий, безмолвно попирает, Таща изорванную сеть,Ту землю, где твой прах забытый истлевает,Не перестав простую песню петь…». . . . . . . . . . . . . . . .Вдруг!.. ветерок… луна за тучи забежала… Умолк певец. Струится в жилах хлад; Он тайным ужасом объят…И струны лопнули… и тень ему предстала:«Умолкни, о певец! – спеши отсюда прочь,— С хвалой иль язвою упрека:Мне все равно: в могиле вечно ночь.Там нет ни почестей, ни счастия, ни рока! Пускай историю страстейИ дел моих хранят далекие потомки: Я презрю песнопенья громки:Я выше и похвал, и славы, и людей!..»
1829
Жалобы турка
(Письмо. К другу, иностранцу)
Ты знал ли дикий край, под знойными лучами,Где рощи и луга поблекшие цветут?Где хитрость и беспечность злобе дань несут?Где сердце жителей волнуемо страстями? И где являются поройУмы и хладные и твердые, как камень?Но мощь их давится безвременной тоской,И рано гаснет в них добра спокойный пламень.Там рано жизнь тяжка бывает для людей,Там за утехами несется укоризна,Там стонет человек от рабства и цепей!.. Друг! этот край… моя отчизна!Р. S.Ах, если ты меня поймешь,Прости свободные намеки;Пусть истину скрывает ложь:Что ж делать? – Все мы человеки!..1829
Два сокола
Степь, синея, расстилаласьБлиз Азовских берегов;Запад гас, и ночь спускалась;Вихрь скользил между холмов,И, тряхнувшись, в поле дикомСерый сокол тихо сел;И к нему с ответным крикомБрат стрелою прилетел.«Братец, братец, что ты видел?Расскажи мне поскорей».«Ах, я свет возненавиделИ безжалостных людей».«Что ж ты видел там худого?»«Кучу каменных сердец:Деве смех тоска мило́го,Для детей тиран отец.Девы мукой слез правдивыхВеселятся как игрой;И у ног самолюбивыхГибнут юноши толпой!..Братец, братец! ты что ж видел?Расскажи мне поскорей!»«Свет и я возненавиделИ изменчивых людей.Ношею обманов скрытыхЮность там удручена;Вспоминаний ядовитыхСтарость мрачная полна.Гордость, верь ты мне, прекраснойЗабывается порой;Но измена девы страстнойНож для сердца вековой!..»1829
К другу
Взлелеянный на лоне вдохновенья,С деятельной и пылкою душой,Я не пленен небесной красотой;Но я ищу земного упоенья.Любовь пройдет, как тень пустого сна.Не буду я счастливым близ прекрасной;Но ты меня не спрашивай напрасно:Ты, друг, узнать не должен, кто она.Навек мы с ней разлучены судьбою,Я победить жестокость не умел.Но я ношу отказ и месть с собою,Но я в любви моей закоренел.Так вор седой заглохшия дубравыНе кается еще в своих грехах:Еще он путников, соседей страх,И мил ему товарищ, нож кровавый!..Стремится медленно толпа людей,До гроба самого от самой колыбели,Игралищем и рока и страстей,К одной, святой, неизъяснимой цели.И я к высокому в порыве дум живых,И я душой летел во дни былые;Но мне милей страдания земные:Я к ним привык и не оставлю их…1829
Элегия
О! Если б дни мои теклиНа лоне сладостном покоя и забвенья, Свободно от сует землиИ далеко от светского волненья,Когда бы, усмиря мое воображенье,Мной игры младости любимы быть могли, Тогда б я был с весельем неразлучен, Тогда б я, верно, не искалНи наслаждения, ни славы, ни похвал. Но для меня весь мир и пуст и скучен,Любовь невинная не льстит душе моей: Ищу измен и новых чувствований,Которые живят хоть колкостью своейМне кровь, угасшую от грусти, от страданий, От преждевременных страстей!..1829
Монолог
Поверь, ничтожество есть благо в здешнем свете.К чему глубокие познанья, жажда славы,Талант и пылкая любовь свободы,Когда мы их употребить не можем?Мы, дети севера, как здешние растенья,Цветем недолго, быстро увядаем…Как солнце зимнее на сером небосклоне,Так пасмурна жизнь наша. Так недолгоЕе однообразное теченье…И душно кажется на родине,И сердцу тяжко, и душа тоскует…Не зная ни любви, ни дружбы сладкой,Средь бурь пустых томится юность наша,И быстро злобы яд ее мрачит,И нам горька остылой жизни чаша;И уж ничто души не веселит.1829
Молитва
(«Не обвиняй меня, Всесильный…»)
Не обвиняй меня, Всесильный,И не карай меня, молю,За то, что мрак земли могильныйС ее страстями я люблю;За то, что редко в душу входитЖивых речей Твоих струя;За то, что в заблужденье бродитМой ум далёко от Тебя;За то, что лава вдохновеньяКлокочет на груди моей;За то, что дикие волненьяМрачат стекло моих очей;За то, что мир земной мне тесен,К Тебе ж проникнуть я боюсь,И часто звуком грешных песенЯ, Боже, не тебе молюсь.Но угаси сей чудный пламень,Всесожигающий костер,Преобрати мне сердце в камень,Останови голодный взор;От страшной жажды песнопеньяПускай, Творец, освобожусь,Тогда на тесный путь спасеньяК Тебе я снова обращусь.1829
«Один среди людского шума…»
Один среди людского шумаВозрос под сенью чуждой я.И гордо творческая думаНа сердце зрела у меня.И вот прошли мои мученья,Нашлися пылкие друзья,Но я, лишенный вдохновенья,Скучал судьбою бытия.И снова муки посетилиМою воскреснувшую грудь.Измены душу заразилиИ не давали отдохнуть.Я вспомнил прежние несчастья,Но не найду в душе моейНи честолюбья, ни участья,Ни слез, ни пламенных страстей.1830
Звезда
Вверху однаГорит звезда,Мой взор онаМанит всегда,Мои мечтыОна влечетИ с высотыМеня зовет.Таков же былТот нежный взор,Что я любилСудьбе в укор;Мук никогдаОн зреть не мог,Как та звезда,Он был далек;Усталых веждЯ не смыкалИ без надеждК нему взирал.1830
Кавказ
Хотя я судьбой на заре моих дней,О южные горы, отторгнут от вас,Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз:Как сладкую песню отчизны моей, Люблю я Кавказ.В младенческих летах я мать потерял.Но мнилось, что в розовый вечера часТа степь повторяла мне памятный глас,За это люблю я вершины тех скал, Люблю я Кавказ.Я счастлив был с вами, ущелия гор,Пять лет пронеслось: все тоскую по вас.Там видел я пару божественных глаз;И сердце лепечет, воспомня тот взор: Люблю я Кавказ!..1830
Весна
Когда весной разбитый ледРекой взволнованной идет,Когда среди полей местамиЧернеет голая земляИ мгла ложится облакамиНа полуюные поля,—Мечтанье злое грусть лелеетВ душе неопытной моей;Гляжу, природа молодеет,Но молодеть лишь только ей;Ланит спокойных пламень алыйС собою время уведет,И тот, кто так страдал, бывало,Любви к ней в сердце не найдет.1830
В альбом
(«Нет! – я не требую вниманья…»)
1Нет! – я не требую вниманьяНа грустный бред души моей,Не открывать свои желаньяПривыкнул я с давнишних дней.Пишу, пишу рукой небрежной,Чтоб здесь чрез много скучных летОт жизни краткой, но мятежнойКакой-нибудь остался след.2Быть может, некогда случится,Что, все страницы пробежав,На эту взор ваш устремится,И вы промолвите: он прав;Быть может, долго стих унылыйТот взгляд удержит над собой,Как близ дороги столбовойПришельца – памятник могилы!..1830
Еврейская мелодия
Я видал иногда, как ночная звезда В зеркальном заливе блестит,Как трепещет в струях и серебряный прах От нее, рассыпаясь, бежит.Но поймать ты не льстись и ловить не берись: Обманчивы луч и волна.Мрак тени твоей только ляжет на ней — Отойди ж, – и заблещет она.Светлой радости так беспокойный призрак Нас манит под хладною мглой;Ты схватить – он шутя убежит от тебя! Ты обманут – он вновь пред тобой.1830
Вечер после дождя
Гляжу в окно: уж гаснет небосклон,Прощальный луч на вышине колонн,На куполах, на трубах и крестахБлестит, горит в обманутых очах;И мрачных туч огнистые краяРисуются на небе как змея,И ветерок, по саду пробежав,Волнует стебли омоченных трав…Один меж них приметил я цветок,Как будто перл, покинувший восток,На нем вода блистаючи дрожит,Главу свою склонивши, он стоит,Как девушка в печали роковой:Душа убита, радость над душой;Хоть слезы льет из пламенных очей,Но помнит все о красоте своей.1830
Наполеон
(«В неверный час, меж днем и темнотой…»)
(Дума)
В неверный час, меж днем и темнотой,Когда туман синеет над водой,В час грешных дум, видений, тайн и дел,Которых луч узреть бы не хотел,А тьма укрыть, чья тень, чей образ там,На берегу, склонивши взор к волнам,Стоит вблизи нагбенного креста?Он не живой. Но также не мечта:Сей острый взгляд с возвышенным челомИ две руки, сложенные крестом.
Пред ним лепечут волны и бегут,И вновь приходят, и о скалы бьют;Как легкие ветрилы, облакаНад морем носятся издалека.И вот глядит неведомая теньНа тот восток, где новый брезжит день;Там Франция! – там край ее роднойИ славы след, быть может, скрытый мглой;Там, средь войны, ее неслися дни…О! для чего так кончились они!..Прости, о слава! обманувший друг.Опасный ты, но чудный, мощный звук;И скиптр… о вас забыл Наполеон;Хотя давно умерший, любит онСей малый остров, брошенный в морях,Где сгнил его и червем съеден прах,Где он страдал, покинут от друзей,Презрев судьбу с гордыней прежних дней,Где стаивал он на брегу морском,Как ныне грустен, руки сжав крестом.О! как в лице его еще видныСледы забот и внутренней войны,И быстрый взор, дивящий слабый ум,Хоть чужд страстей, все полон прежних дум;Сей взор как трепет в сердце проникалИ тайные желанья узнавал,Он тот же все; и той же шляпой он,Сопутницею жизни, осенен.Но – посмотри – уж день блеснул в струях…Призрака нет, все пусто на скалах.Нередко внемлет житель сих бреговЧудесные рассказы рыбаков.Когда гроза бунтует и шумит,И блещет молния, и гром гремит,Мгновенный луч нередко озарялПечальну тень, стоящую меж скал.Один пловец, как ни был страх велик,Мог различить недвижный смуглый лик,Под шляпою, с нахмуренным челом,И две руки, сложенные крестом.
1830
Элегия
(«Дробись, дробись, волна ночная…»)
Дробись, дробись, волна ночная,И пеной орошай брега в туманной мгле. Я здесь стою близ моря на скале, Стою, задумчивость питая,Один, покинув свет, и чуждый для людей,И никому тоски поверить не желая. Вблизи меня палатки рыбарей; Меж них блестит огонь гостеприимный,Семья беспечная сидит вкруг огонька И, внемля повесть старика, Себе готовит ужин дымный! Но я далек от счастья их душой, Я помню блеск обманчивой столицы,Веселий пагубных невозвратимый рой. И что ж? – слеза бежит с ресницы,И сожаление мою тревожит грудь,Года погибшие являются всечасно; И этот взор, задумчивый и ясный — Твержу, твержу душе: забудь.Он все передо мной: я все твержу напрасно!.. О, если б я в сем месте был рожден, Где не живет среди людей коварность:Как много бы я был судьбою одолжен — Теперь у ней нет прав на благодарность! — Как жалок тот, чья младость принеслаМорщину лишнюю для старого чела И, отобрав все милые желанья,Одно печальное раскаянье дала;Кто чувствовал, как я, – чтоб чувствовать страданья,Кто рано свет узнал – и с страшной пустотой,Как я, оставил брег земли своей родной Для добровольного изгнанья!
1830
К ***
(«Не думай, чтоб я был достоин сожаленья…»)
Не думай, чтоб я был достоин сожаленья,Хотя теперь слова мои печальны, – нет,Нет! все мои жестокие мученья —Одно предчувствие гораздо больших бед.Я молод; но кипят на сердце звуки,И Байрона достигнуть я б хотел;У нас одна душа, одни и те же муки, —О, если б одинаков был удел!..Как он, ищу забвенья и свободы,Как он, в ребячестве пылал уж я душой.Любил закат в горах, пенящиеся водыИ бурь земных и бурь небесных вой.Как он, ищу спокойствия напрасно,Гоним повсюду мыслию одной.Гляжу назад – прошедшее ужасно;Гляжу вперед – там нет души родной!1830
Предсказание
Настанет год, России черный год,Когда царей корона упадет;Забудет чернь к ним прежнюю любовь,И пища многих будет смерть и кровь;Когда детей, когда невинных женНизвергнутый не защитит закон;Когда чума от смрадных, мертвых телНачнет бродить среди печальных сел,Чтобы платком из хижин вызывать,И станет глад сей бедный край терзать;И зарево окрасит волны рек:В тот день явится мощный человек,И ты его узнаешь – и поймешь,Зачем в руке его булатный нож:И горе для тебя! – твой плач, твой стонЕму тогда покажется смешон;И будет все ужасно, мрачно в нем,Как плащ его с возвышенным челом.
1830
10 июля (1830)
Опять вы, гордые, воссталиЗа независимость страны,И снова перед вами палиСамодержавия сыны,И снова знамя вольности кровавойЯвилося, победы мрачный знак,Оно любимо было прежде славой:Суворов был его сильнейший враг.. . . . . . . . . . . . .1830
Нищий
У врат обители святойСтоял просящий подаяньяБедняк иссохший, чуть живойОт глада, жажды и страданья.Куска лишь хлеба он просил,И взор являл живую муку,И кто-то камень положилВ его протянутую руку.Так я молил твоей любвиС слезами горькими, с тоскою;Так чувства лучшие моиОбмануты навек тобою!1830
Ночь
Один я в тишине ночной;Свеча сгоревшая трещит,Перо в тетрадке записнойГоловку женскую чертит:Воспоминанье о былом,Как тень, в кровавой пелене,Спешит указывать перстомНа то, что было мило мне.Слова, которые моглиМеня тревожить в те года,Пылают предо мной вдали,Хоть мной забыты навсегда.И там скелеты прошлых летСтоят унылою толпой;Меж ними есть один скелет —Он обладал моей душой.Как мог я не любить тот взор?Презренья женского кинжалМеня пронзил… но нет – с тех порЯ все любил – я все страдал.Сей взор невыносимый, онБежит за мною, как призра́к;И я до гроба осужденДругого не любить никак.О! я завидую другим!В кругу семейственном, в тиши,Смеяться просто можно имИ веселиться от души.Мой смех тяжел мне как свинец:Он плод сердечной пустоты…О Боже! вот что, наконец,Я вижу, мне готовил ты.Возможно ль! первую любовьТакою горечью облить;Притворством взволновав мне кровь,Хотеть насмешкой остудить?Желал я на другой предметИзлить огонь страстей своих.Но память, слезы первых лет!Кто устоит противу них?1830
К ***
(«Когда твой друг с пророческой тоскою…»)
Когда твой друг с пророческой тоскоюТебе вверял толпу своих забот,Не знала ты невинною душою,Что смерть его позорная зовет,Что голова, любимая тобою,С твоей груди на плаху перейдет;Он был рожден для мирных вдохновений,Для славы, для надежд; но меж людейОн не годился – и враждебный генийЕго душе не наложил цепей;И не слыхал Творец его молений,И он погиб во цвете лучших дней;И близок час… и жизнь его потонетВ забвенье, без следа, как звук пустой;Никто слезы прощальной не уронит,Чтоб смыть упрек, оправданный толпой,И лишь волна полночная простонетНад сердцем, где хранился образ твой!1830
Мой дом
Мой дом везде, где есть небесный свод, Где только слышны звуки песен,Все, в чем есть искра жизни, в нем живет, Но для поэта он не тесен.До самых звезд он кровлей досягает, И от одной стены к другой —Далекий путь, который измеряет Жилец не взором, но душой.Есть чувство правды в сердце человека, Святое вечности зерно:Пространство без границ, теченье века Объемлет в краткий миг оно.И Всемогущим мой прекрасный дом Для чувства этого построен,И осужден страдать я долго в нем, И в нем лишь буду я спокоен.1830
Могила бойца
(Дума)
Бледнел, когда являлся он Один средь их рядов.VСырой землей покрыта грудь, Но ей не тяжело,И червь, движенья не боясь, Ползет через чело.VIНа то ль он жил и меч носил, Чтоб в час вечерней мглыСлетались на курган его Пустынные орлы?VIIХотя певец земли родной Не раз уж пел об нем,Но песнь – все песнь; а жизнь – все жизнь! Он спит последним сном.
1830
Пир Асмодея
(Сатира)
У беса праздник. Скачет представлятьсяЧертей и душ усопших мелкий сброд,Кухмейстеры за кушаньем трудятся,Прозябнувши, придворный в зале ждет.И вот за стол все по чинам садятся,И вот лакей картофель подает,Затем что самодержец МефистофельБыл родом немец и любил картофель.По правую сидел приезжий <Павел>,По левую начальник докторов,Великий Фауст, муж отличных правил(Распространять сужденья дураковОн средство нам превечное доставил).Сидят. Вдруг настежь дверь и звук шагов;Три демона, войдя с большим поклоном,Кладут свои подарки перед троном.1-й д е м о н(говорит)Вот сердце женщины: она искалаОт неба даже скрыть свои делаИ многим это сердце обещалаИ никому его не отдала.Она себе беды лишь не желала,Лишь злобе до конца верна была.Не откажись от скромного даянья,Хоть эта вещь не стоила названья.«С’еst trop commun![10] – воскликнул бес державныйС презрительной улыбкою своей.—Подарок твой подарок был бы славный,Но новизна царица наших дней;И мало ли случалося недавно,И как не быть приятных мне вестей;Я думаю, слыхали даже стеныПро эти бесконечные измены».2-й д е м о нНа стол твой я принес вино свободы;Никто не мог им жажды утолить,Его земные опились народыИ начали в куски короны бить;Но как помочь? кто против общей моды?И нам ли разрушенье усыпить?Прими ж напиток сей, земли властитель,Единственный мой царь и повелитель.Тут все цари невольно взбеленились,С тарелками вскочили с мест своих,Бояся, чтобы черти не напились,Чтоб и отсюда не прогнали их.Придворные в молчании косились,Смекнув, что лучше прочь в подобный миг;Но главный бес с геройскою ухваткойНа землю выплеснул напиток сладкой.3-й д е м о нВ Москву болезнь холеру притащили,Врачи вступились за нее тотчас,Они морили, и они лечилиИ больше уморили во сто раз.Один из них, которому служилиМы некогда, вовремя вспомнил нас,И он кого-то хлору пить заставилИ к прадедам здорового отправил.Сказал и подает стакан фатальныйВластителю поспешною рукой.«Так вот сосуд любезный и печальный,Драгой залог науки докторской.Благодарю. Хотя с полночи дальной,Но мне милее всех подарок твой».Так молвил Асмодей и все смеялся,Покуда пир вечерний продолжался.1830
Авторизация