Соперницы
Наконец джинн приказал нам остановиться и лечь. Мы тут же заснули и проспали около часа, после чего джинн разбудил нас и велел идти дальше.
Луна поднялась уже высоко и ярко сияла в середине небес – куда ярче, чем у нас на родине. Ночной ветер немного остудил пустынные пески, так что идти стало легче, однако вскоре сгустился туман, окутавший всю равнину. Впрочем, мы различали сквозь него смутный свет, а равно и звуки музыки, доносящиеся с большого расстояния.
Когда туман рассеялся, свет стал отчетливее и наконец вспыхнул почти нестерпимым великолепием. Средь голой пустыни выросли алмазные чертоги с колоннами из изумрудов и рубинов, озаренные лампами столь яркими, что на них не было сил смотреть. Джинн ввел нас в сапфировый зал, где стояли золотые троны. На тронах восседали Верховные Джинны. Посреди зала висела лампа, подобная солнцу. Вокруг стояли джинны, а за ними феи; одеяния их были из золота, усыпанного алмазами. Увидев нас, Верховные Джинны тут же вскочили с тронов, и одна из них, схватив Артура Уэлсли, воскликнула:
– Это герцог Веллингтон!
Артур Уэлсли спросил ее, почему она назвала его герцогом Веллингтоном.
Джинна ответила:
– Восстанет владыка – разоритель Европы и шип в боку Англии. Ужасна будет борьба между сим вождем и вами! Много лет продлится она, а тот, кто одержит верх, стяжает себе неувядаемые лавры. Так же и побежденный; хоть он окончит скорбные дни в изгнании, с гордостью будут соплеменники вспоминать его имя. Слава победителя достигнет всех концов земли. Императоры и цари возвеличат его, Европа восславит своего избавителя, и пусть при жизни глупцы будут ему завидовать, он их превозможет, и по смерти имя его останется в веках!
Когда джинна закончила речь, мы услышали далекую музыку: она приближалась и приближалась, пока нам не стало казаться, будто невидимые музыканты находятся в самом зале. Тогда все феи и джинны вплели свои голоса в мощный хор, который вознесся к величественному куполу и мощным колоннам дворца джиннов, огласив даже его глубочайшие подземелья, а потом начал постепенно стихать и наконец умолк совсем.
Когда музыка прекратилась, дворец медленно растаял в воздухе, а мы остались одни в пустынном тумане. Солнце как раз начало озарять землю, а луна поблекла, однако под ними, сколько хватал глаз, были одни пески. Мы не знали, куда нам идти, и от голода готовы были лишиться чувств, но, оглядевшись, увидели на песке финики и бутыль с пальмовым вином. Позавтракав, мы вновь задумались, куда идти, но тут в пустыне перед нами явилась торная дорога; по ней мы и двинулись.
Примерно к полудню, когда солнце было в зените и мы совсем обессилели от зноя, впереди показалась пальмовая рощица. Мы бегом устремились к ней. Отдохнув под сенью дерев и подкрепившись плодами, мы возобновили путь и вечером того же дня, к своей несказанной радости, вступили в ворота нашего прекрасного города, под кровлями которого и заснули в ту ночь.
Глава 4
Вести с родины
На следующее утро нас разбудил звук труб и огромных боевых барабанов. Взглянув на горы, мы увидели спускающееся на равнину бесчисленное войско ашанти. Все совершенно растерялись, кроме Артура Уэлсли, который посоветовал нам встать к пушкам на крепостных стенах, не сомневаясь, что если сами мы не прогоним врагов ядрами и петардами, то джинны непременно придут нам на выручку. Мы тут же последовали его совету. Ашанти тем временем неслись стремительным потоком, сметая все на своем пути, сжигая пальмы и разоряя рисовые поля.
Когда они подступили к нашим стенам, то заорали страшными голосами, что сотрут нас с лица земли и разрушат наш город до основания, потому что он возник по волшебству и по волшебству должен исчезнуть. На эти дерзкие речи мы ответили пушечным громом. Двое неприятелей упали мертвыми, остальные припустили к горам, так что пятки засверкали. Вдогонку им неслись наши торжествующие крики.
Вечером они вернулись и в самых униженных выражениях попросили отдать им тела убитых товарищей. Мы исполнили просьбу, а они в благодарность разрешили нам присутствовать на погребении.
Через несколько дней, 11 сентября, Рональд вбежал во Дворец правосудия, где все мы сидели, и крикнул, что прибыл корабль из Англии. Герцог Йоркский тут же отправил Артура Уэлсли проверить, так ли это.
Придя на берег, тот обнаружил, что команда – пятьдесят человек – уже высадилась. Корабль их был почти совершенно разбит. Артур Уэлсли задал морякам несколько вопросов. Они очень удивились, что он здесь, и принялись расспрашивать, как ему удалось выжить в таком краю. Он пригласил их следовать за собой.
Когда Артур Уэлсли привел моряков во Дворец правосудия, герцог Йоркский велел им поведать свою историю.
Они закричали:
– Нас прибило к берегу штормом, и мы просим вас о приюте.
Герцог Йоркский ответил:
– Собратья-англичане! Мы рады, что вас прибило штормом к нашему берегу, и охотно дадим вам приют.
Моряки пробыли у нас недели две. За это время джинны починили их корабль, и они отправились в Англию, взяв с собой Артура Уэлсли.
Примерно десять лет мы продолжали воевать с чернокожими, после чего заключили мир, и в следующие десять лет не произошло ничего, достойного упоминания.
16 марта 1816 года в городе прозвучал голос: «Поставьте дозорного на Южную башню, ибо завтра в ваши ворота вступит победитель!»
Герцог Йоркский немедля отрядил Генри Клинтона на высочайшую башню города. Около полудня Клинтон закричал:
– Я что-то вижу далеко в Атлантике!
Мы все взбежали на сторожевую башню и, всмотревшись в океан, различили на горизонте темное пятнышко. Когда оно приблизилось, стало ясно, что это флот. Наконец корабли бросили якорь, и команда начала высаживаться на берег. Сперва сошли двенадцать полков кавалерии, потом три полка инфантерии и несколько офицеров высокого ранга, которые явно составляли свиту некоего крупного военачальника. Наконец высадился и сам генерал. Некоторые из нас приметили в нем сходство с Артуром Уэлсли.
Выстроив свои полки, он приказал им двигаться вперед, и вскоре они вошли в ворота города. Перед башней они остановились, и генерал голосом Артура Уэлсли произнес:
– Хилл, оставайтесь с войском, пока я схожу во Дворец правосудия. Думаю, если эта земля еще обитаема, то все должны быть там. А вы, Бересфорд, можете пойти со мной.
– Нет, нет, мы все здесь, Артур, до смерти перепуганы, что ты сожжешь башню и разграбишь город! – воскликнул герцог Йоркский, когда мы спустились из нашего укрытия.
– Так вы все здесь, никто из вас не погиб в бою и не умер в больнице? – промолвил его светлость, спрыгивая с боевого коня и по очереди пожимая нам руки. – Сейчас же идем в «Большую гостиницу» и в Фердинандо-Холл, храбрые мои товарищи! Там мы расскажем друг другу, что испытали и что совершили с нашей последней встречи.
– Скажите, ваша светлость, в какой части города разместить армию? – спросил один из офицеров.
– О, за армию можете не опасаться, Мюррей, мы не в Испании. Пусть все идут за мной.
– Всем следовать за его светлостью герцогом Веллингтоном! – крикнул Мюррей.
– Его светлость герцог Веллингтон? – в один голос изумленно переспросили мы.
– Да, его светлость герцог Веллингтон, – ответил другой офицер. – Не знаю, кто вы такие, но наш доблестнейший генерал – победитель Наполеона и освободитель Европы.
– Значит, джинны не всегда лгут, – сказал Маркус О’Донелл, – и я очень этому рад. Я всегда думал, герцог, что за время отсутствия ты чем-нибудь прославишься.
– Чем-нибудь! – презрительно фыркнул Мюррей.
– Мюррей, – сурово произнес его светлость. – Если вы немедля не извинитесь перед этим джентльменом, я отдам вас под трибунал.
Мюррей тут же подошел к О’Донеллу и сказал:
– Сэр, я очень сожалею о моей глупой дерзости и обещаю не оскорблять вас впредь.
– Отлично сказано, Мюррей, – промолвил герцог. – А теперь обменяйтесь рукопожатиями и будьте друзьями. Я ненавижу гражданские войны.
К тому времени мы подошли к «Большой гостинице» – превосходнейшему зданию, способному вместить двадцать тысяч человек. Вскоре мы уже сидели в зале и слушали рассказ Бересфорда о том, как Европу освободили из-под ига деспота, о славной победе, прогремевшей на весь цивилизованный мир, о великолепных торжествах по указанному случаю и о том, как в этой связи Англию почтили своим присутствием все величайшие монархи Европы. Мы бы слушали дольше и еще много всего узнали, если бы полуночный колокол не возвестил, что пора спать.
Через несколько дней герцог Йоркский выразил желание вернуться на родину, для чего ему и предоставили корабль с командой из двадцати человек.
Теперь в городе было пятнадцать тысяч жителей, и мы решили выбрать себе короля. 14 июня 1827 года во Дворце правосудия собрался всенародный совет. Вкруг трона сидели Маркус О’Донелл, Ф. Кортес, Г. Клинтон, Г. Данелли, Гарольд Фицджордж и герцог Веллингтон со свитой. Все были в величайшем волнении: каждый хотел знать, кого предложат королем, ибо на сей счет не было никаких сведений или даже намеков. Наконец двери закрылись, и Кортес объявил, что весь народ в сборе. Тогда Стюарт поднялся с места и произнес:
– Я утверждаю, что благороднейший фельдмаршал Артур, герцог Веллингтон, более всех достоин воссесть на трон нашего королевства.
Веллингтон встал. В зале наступила полнейшая тишина.
Он произнес следующее:
– Воины! Я буду защищать то, что вы мне доверили.
Засим, поклонившись совету, он удалился под громогласные изъявления бурной радости.
Ш. Бронте
Приключение в Ирландии
Эта история случилась со мною во время путешествия по южной Ирландии. Как-то августовским вечером, после долгой пешей прогулки, я спустился с горы, стоящей над деревушкой Кэр, и внезапно увидел красивый старинный замок. Он был каменный, перед ним текла река, а позади темнел лес. Через реку был перекинут мост, ведущий к замку.
Поднявшись на мост, я остановился полюбоваться видом. Далеко внизу расстилалась широкая водная гладь; даже легкая рябь не морщила отраженную в ней бледную луну. В долине виднелась россыпь домишек, именуемая Кэр, а дальше вставали горы Киллани. На все это бесшумно и почти незаметно наползало одеяние сумерек. Стояла полная тишина, нарушаемая лишь гулом далекой деревни и нежной соловьиной песнью в лесу.
Покуда я созерцал эту дивную картину, джентльмен, которого я прежде не заметил, обратился ко мне со следующими словами:
– Добрый вечер, сэр! Вы чужак в этих краях?
Я ответил утвердительно. Тогда он спросил, где я остановлюсь на ночлег. Я сказал, что намереваюсь заночевать в деревне.
– Боюсь, там вы найдете очень бедное пристанище, – промолвил джентльмен. – Однако, если вы согласитесь остановиться у меня в замке, я буду рад предложить вам кров.
Я с благодарностью принял его любезное предложение.
Когда мы пришли в замок, он провел меня в очень большую гостиную, где в кресле у камина сидела с вязаньем пожилая дама. На коврике лежала очень красивая черепаховая кошка. Едва мы вошли, старуха встала, и когда мистер О’Каллахан (так звали моего нового знакомца) объяснил, кто я, она ласково пригласила меня располагаться как дома.
Из разговора выяснилось, что она – мать мистера О’Каллахана, а его отец умер примерно год назад.
Мы беседовали около часа, затем подали ужин. После ужина мистер О’Каллахан спросил, не хочу ли я лечь. Я ответил, что хочу, и он отправил мальчика-слугу показать мне спальню. Это была чистенькая и уютная комнатка, обставленная в старинном вкусе; она располагалась на верхнем этаже замка. Едва мы туда вошли, мальчишка – судя по всему, смышленый и доброжелательный – заметил, пожав плечами:
– Вот где бы я не остался ночевать ни за какие коврижки!
– Почему? – спросил я.
– Говорят, – отвечал мальчик, – в этом кресле иногда сидит призрак старого хозяина.
– Ты его видел?
– Нет, но часто слышал, как он моет руки вот в этом тазу.
– А как тебя звать, дружок?
– Дэннис Малреди, с вашего дозволения, сэр.
– Ну что ж, доброй тебе ночи.
– Доброй ночи, сэр, и да хранят вас святые от всех фей и домовых, – сказал Дэннис и вышел из комнаты.
Улегшись в постель, я сразу задумался над словами мальчика, и, признаюсь, мне стало не по себе, поскольку раз или два я вроде бы различил в полумраке что-то белое. Наконец, призвав на помощь разум, я пересилил то, что иные назвали бы пустыми бреднями, и заснул.
Примерно через час меня разбудил странный звук, и, раздвинув балдахин, я увидел скелет в белом саване. Я хотел закричать от ужаса, но язык прилип к гортани, а все тело била сильная дрожь. Низким глухим голосом скелет обратился ко мне: «Встань, чтобы я показал тебе чудеса сего мира», – и в тот же миг меня окутали тучи и мгла. Однако вскоре моего слуха коснулся грохот падающей воды, и я увидел облака брызг от водопадов, с грозным величием низвергающихся в пропасть и клокочущих внизу, как если бы их струи обрели беспокойное пристанище в котле некоего исполина.
Впрочем, вскоре сцена переменилась. Я стоял в Краконских рудниках, средь высоких столпов и величественных арок, сиянием красоты превосходящих любой дворец фей. Света было мало, лишь фонари несчастных рудокопов, чьи грубые лица являли разительный контраст ослепительному великолепию подземных залов. И все же посреди этого дивного блистания я ощущал неописуемый ужас, ибо над нами бушевало море и, судя по яростному завыванию ветра и грозному плеску валов, там разыгрался сильнейший шторм. Замшелые столпы стенали под тяжестью океана, и сверкающие арки готовы были рухнуть под его весом. Услышав рев воды и увидев катящийся на меня могучий поток, я закричал от ужаса.
В тот же миг все исчезло. Я очутился в пустыне, средь голых скал и высоких гор. Подходя к скале, в которой была большая пещера, я споткнулся и упал. Тут же раздалось глухое рычание, и в темноте пещеры сверкнули глаза льва, пробужденного от царственной дремы. Пустыня огласилась ликующим рыком, с которым зверь прыгнул на меня, разевая пасть…
– Ну, хозяин, ночка выдалась ветреная, зато теперь распогодилось, – сказал Дэннис, открывая занавески и впуская яркий свет утреннего солнца в маленькую старинную спальню на верхнем этаже замка О’Каллахан.
Ш. Бронте
28 апреля 1829 года
История островитян
I
Игра в островитян началась в декабре 1827 года следующим образом. Однажды вечером, примерно в ту пору, когда ноябрьские холодные дожди и унылые туманы сменяются метелями и пронизывающими ветрами зимы, прочно вступившей в свои права, мы сидели на кухне у ярко пылающего огня. Только что завершился наш спор с Табби, уместно ли будет зажечь свечу, из которого Табби вышла победительницей – свечи мы не получили. Довольно долго все молчали, потом Брэнуэлл сказал лениво: «Я не знаю, что мне делать». Энн и Эмили подхватили.
Табби:
– Можете пойти спать.
Брэнуэлл:
– Что угодно, только не спать!
Шарлотта:
– Вы сегодня такие кислые. А что, если представить, будто у нас у каждого есть по острову?
Брэнуэлл:
– Тогда бы я выбрал остров Мэн.
Шарлотта:
– А я – остров Уайт.
Эмили:
– Мой будет остров Арран.
Энн:
– А мой – Гернси.
Шарлотта:
– У меня главным будет герцог Веллингтон.
Брэнуэлл:
– А у меня – Херрис[6].
Эмили:
– У меня – Вальтер Скотт.
Энн:
– У меня – Бентинк[7].
Тут, увы, часы пробили семь и нас всех отослали спать. На следующий день мы добавили еще по нескольку человек к спискам имен, включив туда почти всех заметных людей страны.
Потом довольно долго ничего примечательного не случалось. В июне 1828-го мы воздвигли на вымышленном острове школу для тысячи детей. Вот как это выглядело. Остров имел пятьдесят миль в поперечнике и уж точно больше походил на колдовскую страну или дивную выдумку, чем на обыденную реальность. Некоторым частям острова зловещее великолепие придавали острые скалы, стремительные потоки и ревущие водопады; там и сям высился расколотый молнией или засохший от старости дуб, и, словно в напоминание одинокому путнику о том, каким был когда-то дряхлый исполин, вкруг серого ствола вился молодой побег. В других частях зеленела трава, ручьи журчали средь цветущих лужаек или приветливых лесов, в которых, по слухам, обитали феи. По опушкам вышитым ковром пестрели лиловые и желтые примулы, а воздух был напоен сладким ароматом полевых цветов и звенел от голосов кукушки и горлицы, от звонких трелей дрозда.
Особой примечательностью дворцовой школы был превосходный большой парк; красивое чередование холмов и долин разнообразило ландшафт, который без этого мог бы показаться несколько монотонным. Холмы венчались тенистыми рощами, по равнинам вились чистые ручьи, орошая берега, так что их зелень становилась еще пышнее; прозрачные озера, над которыми нависали плакучая ива, изящная лиственница, величественный дуб и вечнозеленый лавр, поблескивали, словно оправленные в изумруд зеркала некоего исполина. Утверждали, что часто, когда все затихает, над самым красивым из этих озер слышится волшебная музыка, и крохотная барка сандалового дерева, с янтарной мачтой, шелковыми вантами и парусами, с веслами слоновой кости скользит по безбурной глади; ее миниатюрные пассажиры собирают кувшинки, а затем, пристав к берегу, расправляют прозрачные крылышки и пропадают при звуке человеческих шагов, словно утренний туман под лучами солнца.
Над прекрасной рощей морозника и вьющейся жимолости встает величавый беломраморный дворец, чьи изящные колонны и высокие башенки кажутся творением могущественных джиннов, а не слабых человеческих рук. Поднявшись по мраморным ступеням, вы через парадные двери попадаете в огромный зал с коринфскими колоннами белого мрамора. Посреди зала колоссальная статуя держит в каждой руке по хрустальной вазе, из которой бьют водяные струи; рассыпавшись мириадами алмазов и жемчугов, они падают в чашу чистого золота и уходят в отверстие, чтобы вновь забить в других частях парка искристыми фонтанами. От них берет начало множество ручейков, питающих реку, которая бежит в океан.
Дальний конец зала украшают апельсиновые деревья с золотыми плодами и благоуханными цветами, часто на одной ветке. Из зала вы попадаете в другой роскошный и просторный покой, где стены задрапированы малиновым бархатом, а под высоким куполом висит прекраснейшая люстра червонного золота с подвесками из чистого хрусталя. Два камина палевого итальянского мрамора стоят по противоположным его стенам; колонны у них рифленые, а их коринфские капители увиты золотыми венками. Отсюда можно пройти в комнату поменьше, но чрезвычайно изысканную, с маленькими колоннами белого мрамора; диваны здесь обтянуты голубым бархатом, расшитым серебряными цветами.
А теперь от великолепных залов и роскошных гостиных я должна перейти к описанию сцен совершенно иного рода. В зале с фонтаном, за статуей, есть маленькая дверца, скрытая портьерой белого шелка. Она открывается в каморку с огромной железной дверью в дальней стене. Дверь эта ведет в длинный темный коридор, заканчивающийся лестницей в подземную темницу, которую я сейчас опишу.
Это огромное сводчатое помещение; асфальтовая лампа озаряет тусклым мертвенным светом лишь малую его часть – все остальное покрыто тьмой и мраком. Посредине четыре столпа черного мрамора поддерживают плиту из того же камня. В дальнем конце высится железный трон. В разных частях темницы можно видеть орудия пыток, ибо здесь неправеднейшие из судей вершат расправу над мерзкими босяками: К. Н. и его шайкой, С., Т. О. Д. и остальными. Отсюда есть двери в камеры, предоставленные в личное безраздельное пользование Хэлу Штукарю, босякам и непослушным школьникам. Камеры эти темные, сводчатые и расположены так глубоко под землей, что сколько ни кричи – наверху не услышат; самые жестокие истязания могли бы твориться здесь безнаказанно, не будь ключи от темницы у меня, а от камер – у Эмили, а железные двери нельзя ни выломать, ни открыть другими ключами, кроме наших.
Дети, живущие в этом великолепном дворце, все сплошь из знатнейших родов королевства; исключение делается только для таких, как Джонни Локкарт. Управляет школой под нашим началом герцог Веллингтон, но должность эта чисто номинальная и почетная, потому что на нашу просьбу стать директором его светлость ответил следующим письмом:
Маленькие король и королевы (таковы наши титулы), сожалею, что деятельность военного и политика не позволяет мне взять на себя попечение о сотнях, не говоря уже о тысячах детей, если должность эта не будет чисто номинальной и мне не предоставят несколько десятков заместителей.
С каковой просьбой остаюсь вашим покорным подданным,
В.
Просьба его светлости была удовлетворена.
За порядком среди детей и за их прогулками надзирают маркиз Доуро и лорд Чарлз Уэлсли. Правила у этих воспитателей своеобразные: они водят подопечных в самые дикие и опасные части острова, прыгают по скалам, через пропасти и расселины и нимало не заботятся, идут школьники за ними или отстали, так что после каждой прогулки недосчитываются десятка питомцев – их находят через несколько дней в канавах и зеленых изгородях с поломанными ногами и разбитыми головами, так что сэру А. Хьюму, сэру Э. Куперу и сэру Г. Хэлфорду предоставляется отличная возможность продемонстрировать различные методы вправления костей и трепанации черепа.
Обязанность колотить детей за дурное поведение возложена на полковника О’Шонесси и его племянника Фогарти, что те и делают очень толково и старательно по поводу и без повода. Я забыла упомянуть, что у Брэнуэлла есть черная дубинка, которой он иногда лупит школьников, да еще как! На этом про детей пока все.
Еще среди наших островитян есть Бейнсы: три брата Т., Э. и Т., известные также под именами Толтол, Неднед (или иногда Крысн) и Томтом. Это самая шкодливая троица на свете. Тол примерно два фута от земли, Нед вполовину ниже брата, а рост Тома составляет три четверти от роста Неда. Тол носит адвокатскую мантию и большой парик до пят, в который закутывается целиком; Крысн щеголяет в куске дерюги, который подвязывает веревкой на шее и на ногах, так что торчат как будто уши и хвост; Том одет репортером.
С год назад, когда мы гуляли в одном из лесов великолепного поместья Стретфилдси[8], у нас за спиной вдруг раздался тоненький голосок:
– Сегодня бушевала буря, теперь же лазурный небосвод сокрыт за темными тучами, и мрак озаряют лишь вспышки молний, подобные слову «месть» средь черных клубов ненависти, затмивших светлую зарю вигов! И я избран стать их мстителем! Да, эта рука (тут из листвы высунулась ручка чуть больше дюйма длиной) изольет возмездие вигов на главу сурового герцога, в чьих владениях я сейчас нахожусь. Я заставлю жестоковыйного гордеца склониться во прах! Да здравствует народовластие!
Зашуршав травой, которая была выше его макушки, злобное существо устремилось к воротам парка, однако здесь его ждала неодолимая преграда: привратником был старый солдат, прошедший с герцогом все войны и все сражения. Если бы он увидел Неда, то принял бы за крысу и поступил соответственно. Нед обернулся и, увидев нас, сказал:
– Маленькие королевы, вы откроете мне ворота?
Нам было интересно, чем закончится приключение, поэтому мы взяли Крысна и перебросили через высокую парковую стену, а затем постучали.
Маленькая королева:
– Пожалуйста, Ординарец, впусти нас.
Ординарец:
– Я должен прежде узнать, кто вы.
Маленькая королева:
– Мы маленькие королевы.
Ординарец:
– Так это вы? Тогда заходите.
С этими словами он распахнул ворота, и мы вошли. Крысн стремглав припустил в парк и едва избежал смерти под копытами гуляющего оленя. Впрочем, теперь перед ним была новая преграда: река, неспешно змеящаяся через парк. Крысн замер, вертя головой. За ним был высокий холм, покрытый густым лесом, откуда он только что вышел. Средь темно-зеленой листвы колыхались ветви пурпурных буков и покачивались кроны белого тополя. Вправо и влево тянулся великолепный парк, за которым лежали пространные угодья славного герцога, впереди высилась роскошная усадьба Стретфилдси, а прямо под ногами текла река. На противоположном берегу олень, склонив величавые рога, пил чистую воду из медленно катящегося потока. Соловей в ветвях молодого дуба у самой реки как раз обратил первые трели к молодой луне, бледным серебристым серпом встающей на востоке. Садящееся солнце заливало округу своим дивным сиянием, превращая все в расплавленное золото.
Казалось, будто Крысна тронула представшая ему восхитительная картина. Некоторое время он стоял неподвижно, затем встрепенулся и с криком: «Не робей, Крысн!» – прыгнул в реку. Переплыв ее, он выбрался на противоположный берег и с немыслимой быстротой пробежал через парк в дом, мигом одолел вестибюль, галерею, лестницу и оказался в герцогской библиотеке. Здесь никого не было, а на столе стояла чашка с водой. Крысн всыпал в нее что-то, от чего цвет воды не изменился, потом спрыгнул на пол и, подбежав к лежащей на ковре книге, спрятался за ней.