Глава 4. Вопрос терпения
(кажется, что выбора нет, а он сидит и ждёт, когда же его позовут)
В редакции происходило яростное обсуждение. Каролина догадалась об этом уже на второй ступеньке. Раздавались выкрики нескольких журналистов-смельчаков, но всех их заглушал неимоверно грубый голос главного редактора: «Да сколько они будут вести себя подобным образом! Я же предупреждал их! З-а-р-а-н-е-е! Они должны заранее сообщать о своих планах! Кого я могу сегодня отправить к ним? Кого?». Незапланированная благотворительная акция вывела из себя «отца» газеты. Сегодня все корреспонденты заняты. В «Моём времени» всё расписано по секундам. Он же не «халам-балам» (это словцо любила повторять его мама, называя им людей безответственных, не умеющих следить за собой и поддерживать порядок). Он – Главный Редактор (именно с больших букв). Из-за каких-то «халам-баламов» утро изуродовано шрамом.
Поднимаясь по лестнице, Чаркина старалась успокоить себя. Она остановилась перед тёмно-коричневой дверью, возле которой на стене была прикручена табличка «Конференц-зал». Подумала: «Интересно, что могло произойти? Ведь в четверг не должно быть никаких летучек. Планёрки в газете «Моё время» бывают лишь по понедельникам. Забыла? Сомнительно. Я не хочу туда идти. Не желаю видеть их, а особенно Жилина. Лучше всего сейчас было бы сбежать с кем-нибудь похожим на меня, которому нравится то же, что и мне, который ненавидит то, что и я терпеть не могу. Просто провести чудесные минуты, в которых отсутствуют спешка, суета, шум. Просто раствориться в тишине. Реальность, ты как всегда любишь помогать, награждая одиночеством и слабостью, когда надо бороться».
– Здравствуйте! У нас планёрка? – спросила осторожно Каролина.
– Да! Планёрка, которой не должно быть, – ответил главред. – В ДК «Химик» в час дня будет акция с благотворительным уклоном для стариков, доживающих свои дни в доме престарелых. Не совсем наш формат, но у этих бабушек и дедушек могут быть забавные увлечения. Конечно, руководство там никчёмное, раз сообщило об этом в последний момент. Однако небольшую статью мы всё-таки должны постараться выпустить.
Владимир Юрьевич ненадолго замолчал. Каждый из присутствующих мечтал об одном – чтобы ему не досталось это задание. Не потому, что скучная и важная тема. Просто «задание, отдающее лёгким скандальчиком, приправленное повышенным тоном редактора и напоминающее пытку, чем элемент творчества» никому не нравится. А ещё почти у всех находились в работе материалы, кто-то уже убегал по другому заданию. Взяться за лишнюю работу не хотелось.
– Каролина, ты сегодня должна писать статью о вчерашнем спектакле? – до боли громко произнёс вопрос редактор. Иногда у Владимира Юрьевича Ланькова от нервов срывался голос. Он забывал, что можно говорить спокойно и тихо, в нормальном темпе. Ему казалось, что он обязан чуть ли не орать, чтобы его слышали.
– Я уже написала эту статью. На сегодня у меня не было никаких заданий, – сдержанно ответила девушка. «Через секунду он нагрузит меня этой «благотворительностью». Все расслабятся. А я вновь погружусь в «бесконечное рабочее состояние», где нет слова «свобода». Я рада этому и я почему-то расстроена».
– Чудесно! Mon Dieu! Merci! – воскликнул Владимир Юрьевич. Главный редактор обожал французский язык, и часто говорил на нём. То ли хвастаясь знанием, то ли по искренней любви. Переход шефа на французский всеми служителями редакции воспринимался как добрый знак: «Поднимается настроение». Вот и сейчас, произнеся: «Боже мой! Спасибо!», он улыбнулся. На престол взошла непринуждённость, которая была забыта или, вернее, временно сброшена. Аудитория слегка пылала. И всё же чувствовалось ясно, что костёр скоро сгорит. Кучкой пепла не испугать.
– А фотографии с мероприятия нужны будут? – поинтересовался Жилин. Он встретился взглядом с Каролиной и кивнул ей. «Нет. Только не это. Не смей. Вольдемар, я сама сделаю снимки», – прошептала душа Чаркиной. Она с надеждой посмотрела на главреда.
– Никитка! Как же я позабыл про тебя? – редактор смягчался на глазах. – Ты ведь сегодня не занят? Фотографии, сделанные в бассейне, ты перекинул Потоцкой? Тогда ты отправишься.
– Фоты скинул. Пусть теперь по ним текст пишет. Так что мне сегодня снимать?
– Общие кадры. Отдельные примечательные личности. Ты сам лучше знаешь. И кстати, в ДК «Химик» вас доставит редакционная машина. Когда освободитесь, позвоните водителю. Он не сможет вас ждать, поскольку мне сегодня во второй половине дня необходимо съездить в администрацию.
– Владимир Юрьевич, я хотела уточнить по поводу репортажа о бассейне. Сколько полос он должен занять? – вступила в беседу Жанна Потоцкая, которая никогда не рискнула бы спросить, пока задание висит в воздухе. Когда до неё дошло, что на акцию отправится Чаркина, и когда редактор сам упомянул про её материал, она решилась на вопрос.
– Зайдёшь ко мне через час. Теперь мне нужно позвонить, – ответил Ланьков.
Каролина быстро поднялась и вышла. Перед тем как покинуть это собрание она взглянула с раздражённой усмешкой на Никиту. «Ненавижу», – сказали её губы. А губы Жилина ответили: «Люблю». Никто не обратил внимания на странный немой диалог. Никто, кроме Колесниковой. Вика отметила про себя Каролинкино испорченное настроение, её злость на фотографа. Также рекламист в персональном внутреннем блокноте внесла запись и относительно Ника. Он казался счастливым. Он пойдёт на задание с Чаркиной. Он давно грезил об их тандеме. Вике понравилась его романтичная улыбка. «Сияющие глаза, милый разрез губ. Никита – драгоценный молодой человек в наши дни. Почему Каролина не понимает этого, не видит своего счастья? Явно она превращается в злобную журналюгу, которой плевать на всех», – промелькнули мысли в голове Колесниковой.
Проблема, казавшаяся неразрешимой пятнадцать минут назад, прояснилась подобно солнцу, боязливо выглядывающему из-за облачных штор и, наконец осмелившемуся отодвинуть их и предстать во всём очаровании. Постепенно конференц-зал опустел, и Владимир Юрьевич скрылся в своём кабинете. Шестнадцать лет назад он создал «Моё время» – газету, рассказывающую о самых разнообразных хобби. В ней публиковались и новостные материалы, очень точно подобранные в тему. Редактор никому не мог признаться, как он дорожил этим «ребёнком». Газета была его дочерью, первой и единственной. Что касается личной жизни, то в ней он был не очень счастлив. Жена бросила его девять лет назад, вышла за другого, которого тоже оставила. У Владимира Юрьевича имелся взрослый сын, который совсем не интересовался газетой отца. Женя Ланьков восторгался мотоциклами, гонял на них и непрерывно пропадал в гаражах. В общем, не до чтения ему. Отец мечтал написать об увлечении сына. Однако заставить его поделиться информацией не смог. Пока. Надеялся.
Да, французский язык – ещё одна отрада в жизни редактора. Любовь с молодости. Он, конечно, знал о прозвище «Вольдемар». Однажды услышал, как шушукались о нём коллеги. Обиды не было. Даже гордость. «Владимир» на французский манер. Хоть это им известно из прекраснейшего языка. Всегда немного радостно, когда кто-то интересуется тем, что дорого нам, что вызывает у нас восхищение, стоит вспомнить об этом или обнаружить какую-то примету, намекающую на крошечную радость жизни.
Ланьков сел за стол. Ему требовалось после нервной встряски немного отвлечься. Сердце слишком быстро стучало, мешало ему. Развлекал себя Владимир Юрьевич очень просто. Разглядывал картины, висевшие на стенах. Зимний пейзаж – три сосны, покрытые снегом, летний пейзаж – сапфировая речка, а рядом изумрудная поляна. Он приходил в более-менее уравновешенное состояние. И всё-таки продолжал сохранять отчасти строгий вид. Чтобы не расслаблялись. Подчинённые обязаны понимать элементарную вещь, касающуюся журналистики. Слово – капкан, если попал, значит, след останется навсегда.
Глава 5. Двое и невысказанное
(промолчать – это сказать то, что не хочется говорить)
«Всё-таки напросился!» – шипела Каролина, проходя вместе с Никитой в зал ДК «Химик». По крайней мере, ей сопутствовала маленькая удача – не пришлось идти с ним вдвоём до места назначения. Не хотела она оставаться с ним наедине. Последнюю неделю она особенно ненавидела и себя, и всех, кто находился рядом. Она боялась, что сорвётся, не выдержит и кому-нибудь обязательно проболтается, что её кинули, а она даже не знала об этом. Повезло, что подружка сообщила. Просветила слишком поздно. Пусть лучше поздно… Иначе по-прежнему жила бы Валерой, глупыми воспоминаниями, нервным ожиданием писем. В первую очередь состояние Каролины Чаркиной было связано с тем парнем, оказавшимся удивительно легкомысленным. Как же она ему верила! Ей требовалось срочно забыть, вырезать из памяти кусочек жизни, проведённый с ним. Её незажившее сердце сильно-сильно тревожило. Только Инна Захарчук знает о её чувствах. Больше никто её не поймёт.
Водитель доставил корреспондента и фотографа газеты «Моё время» к ДК «Химик» очень быстро. Ехали молча. Тишину перебивало радио. Когда Каролина оказалась в зале и направилась к своей первой «жертве» – старушке, в её сознании усиленно раздавалась песня, услышанная по магнитоле. Звучала она в ней потому, что именно на словах «любимая», «нежная», на неё поглядывал Ник, чем доводил её до бешенства и потери. Девушка остановила поток из прошлого и занялась настоящим. Как случилось, что она с Жилиным отправилась на задание? После телефонного общения с ним Чаркина опасалась его настойчивости. «Скорее бы назад, в спасительный редакционный кабинет, а ещё прекраснее – домой». Каролина рассчитывала на небольшой концерт в полчаса и с десяток обитателей дома престарелых. Ошиблась. Прошёл час, а благотворительная акция была в разгаре. Что касается участников, то их набралось около восьмидесяти.
Чаркина пыталась оторваться от мыслей о фотографе, вникнуть в историю, которую ей рассказывала милая бабуля 73 лет и не могла. «Всё равно буду ждать», – высвечивались в голове вчерашние слова Никиты. «Что он этим хотел сказать? Почему ему так важно, чтобы я пришла на вечеринку? Что он задумал? Зачем он отправился со мной на это задание? На что он надеется? К чему все эти его выходки?» – вопросы одолевали Каролину. Диктофон отключился после опроса трёх представителей дома престарелых. Можно расслабиться и посмотреть остаток концерта. И тут к Каролине подсел Жилин.
– Сделал больше сотни снимков. Думаю, достаточно, – произнёс он.
– Я тоже так думаю. Из большого количества хорошо, но трудно выбирать, – ответила Чаркина. Сердце застучало громче. «Сейчас начнётся откровенный разговор. Хотя какой он откровенный. Ведь мы же не одни. Зал полон зрителей», – пронеслось в сознании журналистки, и она напряглась от волнения.
– Я очень этому рад. Замечательно, когда двое мыслят одинаково. Есть общие интересы… – в этот момент его слова заглушила громкая музыка, следом запел хор.
– Мне плохо слышно тебя, – сказала Каролина, надеясь, что он отложит свою беседу для более удачного раза. Вместо этого он придвинулся к ней ближе и склонился к уху.
– А теперь ты меня слышишь?
– Д-да. «Что с нею? Дрожит как от страха. Кого или чего бояться? Чувств? Этот парень не в твоём вкусе. Конечно, чем-то напоминает Валеру, которого пора начать забывать. Но это не аргумент. Прекрати спектакль, режиссёром которого выступает Никита Жилин и отправляйся в редакцию. Не позволяй ему забивать тебе голову. Один уже разбил сердце, расстроил, как сказала Инка, душевный рояль. И теперь мучайся неизвестно сколько времени. А этого фотографа надо резко притормозить. Наглеет не по дням, а по часам. В редакцию. Только в редакцию. И побыстрее».
– Каролина, я хочу… – прошептал Ник, и остановился. Он страшился отказа. Поэтому сделал короткую передышку и продолжил. – Я должен сказать тебе одну вещь, только не уверен, что ты серьёзно к этому отнесёшься.
– Никита. Посмотри на часы. Нам пора в обратный путь.
– Нет. Назад дороги нет. Вперёд. Мы обязаны идти вперёд. И я…
«Ну уж нет. В эту дорогу ты меня не вовлечёшь», – промелькнула мысль, и девушка поднялась. Не оглядываясь на своего спутника, она стремительно направилась к двери.
«Эх, Жила, упустил свой шанс! Надо было прямо сказать: «Я люблю тебя, и всё тут. Люблю уже два года», а ты нёс чепуху, от которой стошнит любого романтика. Кажется, я и есть романтик. Только что мне сделать, чтобы добиться Каролинки?» – размышлял Никита с минуту и, подскочив, побежал за ней.
«Ни за что больше не пойду с ним на задание!» – прозвучало решение журналистки, заматывающей шарфом шею. Никита подошёл к ней.
– Почему ты ушла?
– Потому что пора возвращаться в газету.
– Я не договорил.
– Что? Это меня не касается.
– Это касается нас двоих.
– Не впутывай меня в свою жизнь.
– Об этом я как раз и мечтаю. Как паук, выжидающий муху, чтобы затащить в свою паутину.
– Спасибо за сравнение с мухой. Я очень похожа на неё.
– Нет. Прости. Я не буквально имел в виду, когда сказал про сходство. Просто этот образ более к нам подходящий. Я два года думаю о тебе.
– А я о тебе не думаю.
– Знаю. И от этого мне не так уж хорошо.
Каролина почувствовала, что нанесла фактически смертельный удар своим ответом. Но зачем обманывать? Тем не менее, она обязана выслушать до конца всё, что он собирался произнести. Неплохо бы ему высказаться. Ведь нельзя отнимать у человека шанс. Слова бесценны. Они должны быть проговорены. Они должны быть услышаны. Естественно, надежду подавать она ему не будет. Себя она отлично знает. Если бы она сразу что-то ощутила, тогда можно было бы подумать о каких-то отношениях. К Жилину её не тянет. Сто процентов.
– Каролин, куда ты спешишь? Наш водитель ещё не приехал. Мы можем досмотреть концерт, – сказал Никита.
– Зачем ждать водителя? До редакции идти не больше пятнадцати минут. Я хочу прогуляться.
– Ладно. Идём пешком.
– Вообще-то я хотела прогуляться в одиночестве.
– А я вообще-то хотел прогуляться с тобой вдвоём.
– Когда ты от меня отстанешь?
– Полагаю, что никогда.
– Я мечтала не о таком ответе.
– Правда? Что ты надеялась услышать от меня?
– Что-то типа «Я сейчас исчезну, а ты можешь спокойно побыть одна».
– Не-а. Нечто подобное ты от меня точно не услышишь.
– Тогда расскажи, что ты хотел сообщить мне, когда мы были в ДК.
– Теперь не скажу. Надо было там слушать. Я обиделся. Ты сбила мне весь настрой.
– Ой, можешь не говорить. Мне безразлично. Просто у тебя был заговорщицкий вид, а я, знаешь ли, не желаю втягиваться во всякие авантюры. И уж тем более в авантюры, автором которых являешься ты.
– И даже если эта авантюра носит название «Любовь»?
– И даже если эта авантюра носит название «Любовь».
– У меня следующий к тебе вопрос. О чём и о ком ты мечтаешь на самом деле?
– Я не отвечу.
– Почему? Не доверяешь?
– Я не знаю ответа.
– Ух ты! Каролина Чаркина, обладающая чарами запутать человека и оставить страдать. А ты не думала, что я романтик? И, между прочим, я стал им благодаря тебе. Подробности сообщу, если они тебе, конечно, интересны в другой раз. Мне ничего от тебя не надо. Ну, кроме одного. Подожди. Стоп. Не знаю, говорить или… Нет. Всё-таки нет. Придёшь в пятницу. Там, в клубе Luna и скажу.
– Хотя бы намекни. А то что-то выглядит это всё подозрительно…
– Нет. Здесь обстановка не подходящая. Мы уже в редакции. Кто увидит нас, заподозрит кое-что.
– Ты вредина.
– Сама такая.
– Не смей меня оскорблять!
– Но ты первая меня обидела.
– На обиженных воду возят.
– Каролин, пообещай, что придёшь завтра на вечеринку.
– Даже если я и пообещаю, то всё равно обещанное три года ждут, – ответила Каролина и свернула в сторону своего кабинета.
Никита остался стоять на углу. Его кабинет располагался в противоположной части редакции газеты «Моё время». Он помедлил, чтобы проследить, как Чаркина исчезнет за дверью. Вздохнул. Ждать. Просто ждать.
Глава 6. Вечер
(разбивая чужое сердце, совершаешь грех, а разбивая своё – двойной грех)
Пятница, которую многие безумно любят, наступила. Особенно дорог вечер пятницы. Не спеша идёшь домой. Пусть не домой, а на съёмную квартиру. Не имеет значения. Восхитительно. Немного холодно. Очень холодно. Мороз и снег сыплет, но что-то внутри так радостно. Предчувствие. Знание наперёд. Неясно. И это тоже рождает приятную атмосферу. Каролина отказалась пойти в клуб Luna вместе с Жилиным и Колесниковой. Целых двадцать минут они просидели в её кабинете, заманивая разными фишками: «Каролина, представляешь, там будут звучать только те песни, которые нравятся тебе!» – упрашивал Никита, «А какая обстановка! Стены выкрашены в тёмно-синий и ярко-красный цвета. Холодные и тёплые оттенки вызывают чудесные эмоции», – напевала Виктория, «Ты должна попробовать коктейль «Восторг». С ним можно полететь на солнце. Хотя зачем солнцу лететь на солнце», – с надутым лицом бубнил фотограф, «Ник, с ней бесполезно разговаривать. Ши ис вэри обстинит!» – говорила Вика, а потом ещё шёпотом перевела, когда Жилин приподнял бровь: «Она очень упрямая. Это английский, детка. Мы с тобой учили, когда нам было по шестнадцать». Эти двое то и дело перебивали друг друга. Они мечтали достичь цели, в качестве которой выступала Каролина Чаркина, вернее, её поход в клуб Luna. Оба огорчились, когда она тихо произнесла: «Я не пойду», выключила компьютер, надела бордовое пальто с серой опушкой и вышла, не попрощавшись.
Каролина подозревала, что Вика специально устраивает ей и Никите тет-а-тет. «Они наверняка договорились, что в случае моего прихода в клуб, Колесникова исчезает, а я остаюсь с Жилиным наедине. Если я догадаюсь, что наша рекламная богиня обманула, то он скажет что-то вроде вчерашнего: «Я как раз мечтал прогуляться с тобой вдвоём». Он пойдёт меня провожать, потому что «уже темно и одной ходить опасно». А что дальше? Я не контролирую себя. А он назойлив, как муха. Нет, это я муха. Он меня ещё и обозвал вчера. Жилин – пчела, которая может ужалить или «ужилить». А я уже знакома с укусом пчелы. Эта Колесникова помешалась на чужих судьбах. Где её жених? Почему не следит за своей невестой? Расшалилась она. Пару решила сделать из тех, кто не может быть парой. Вроде бы психологию изучала и продолжает совершенствоваться в ней, а не видит элементарного. Мы не созданы друг для друга», – думала Каролина, поднимаясь на третий этаж деревянного дома, обложенного кирпичом всего несколько лет назад.
Два года журналистка снимала здесь однокомнатную квартиру. Ей она понравилась сразу, и дом устраивал, и район вполне спокойный. Как раз для её тревожной души. Хозяйка – нечто удивительное. Женщина, которой Чаркина открыто восхищалась. Мудрая, стойкая, закалённая в борьбе за существование, сентиментальная, неподдельная. Именно настоящая. А в наше время трудно отыскать настоящих людей, имеющих веру, живущих правдой и (наверное, самое главное) любовью. Однако Клавдия Николаевна родилась такою. Просила называть её просто тётей Клавой. На второй же день после переезда поделилась личной драмой. Это обескураживает. Человек, толком не изучив квартиранта, делится самым ценным, что у него есть. Воспоминаниями.
До сих пор Каролина, подходя к дому, проникая в подъезд, соприкасаясь с лестницей, питаясь духом тихого подъезда, восстанавливала в памяти всё, что ей сообщила тётя Клава. Ужасная судьба. Потерять всех в одну неделю. Сына и мужа. Держится. Пан Время бывает снисходительным. К одиноким. Редко. И всё-таки к тёте Клаве относится с добродушием. За щедрость ему стоит сказать робкое «спасибо».
«…Ты боль моя, любовь моя» – услышала Чаркина, выходя из ванной. «Звонить мне может или Никита, или Вика. Ага. Виктория Колесникова. Хочет поведать о цветах, в которые выкрашены стены танцевально-музыкального заведения. Или снова употребить в отношении меня какой-нибудь негодующий эпитет. Если скажет «упрямая», я напомню ей, что он уже использовался ею сегодня. А может мне не отвечать? Пошли-ка они все», – поразмыслив, нажала на зелёную кнопку.
– Королева Каролина, вы соизволите пожаловать к нам в Luna? – дикторским тоном спросила Вика Колесникова.
«Чрезмерно выразительно говоришь. Что хочешь этим продемонстрировать? Что ты талантливая, обаятельная и обладающая пленительной добротой? У тебя неправильный талант – соединять несоединимое. Занимайся своей жизнью, не смотри на других. А то так и проведёшь дни, ломая голову над тем, как же помочь Жилочке!» – подумала журналистка, рассматривая в эти несколько секунд экран телевизора. Ей внезапно захотелось его включить, причём срочно включить. Она еле удержалась. Прежде следует подальше отправить звонившую.
– Виктория, примите мои сожаления. Я очень-очень занята, – постаралась с язвительной ноткой проговорить Каролина.
– Ты, правда, не придёшь?
– Я уже сказала. Нет. Нет. Нет. И передай Жилину моё «нет».
– Этого я никогда не сделаю. Разбивать чужое сердце – большой грех.
– А я и не знала, что ты такая святая.
– Я – не святая, а справедливая. Парень страдает, а ты не можешь оказать ему помощь.
– Пусть обратится к специалисту.
– Жестокая ты, Каролинка. Никогда не посочувствуешь.
– Я сочувствую лишь тем, кто нуждается в сочувствии. Когда же знаешь, что кто-то старается сделать из себя жертву, не являясь ею на самом деле, то пропадает даже уважение к этой личности.
– Я понимаю тебя. Если нет любви или, по крайней мере, симпатии к человеку, тяжело заставить себя быть с ним рядом.
– Наконец-то ты поняла. Слава Богу! А то я уже начала было думать, что тебе абсолютно наплевать на женскую составляющую несуществующего дуэта. Преимущественно в последнее время мне стало казаться, что ты спишь и видишь во сне как поддержать нашего фотографа. Слушай, Вик, это он заставил тебя позвонить мне?
– Ну, он говорил ещё раз попытаться. И я рискнула тебя набрать. Ты не права. Частично не права. Я уважаю и люблю людей. Ты знаешь, что ты мне нравишься. Э-э, только без шуток. У меня есть обожаемый мужчина. Но и Жилин мне тоже нравится. К тому же я знаю его почти сто лет. И детство, и отрочество, и юность, и молодость мы провели вместе. То есть молодость ещё проводим. Уверена, и зрелость мы проведём вместе. Конечно, я хочу, чтобы он был счастлив. Он страдает из-за тебя. Я таким его никогда не видела. До твоего прихода в «Моё время» он жил спокойно, менял девчонок и не переживал по этому поводу. Ты – исключение из его правил. Здорово зацепила. Других слов у меня нет. Каролин, повторюсь, я с Ником давно знакома, поэтому его любовь к тебе меня сильно поразила. С ним действительно никогда не было ничего подобного. Однако ты за эти два года тоже стала мне близка, и мне понятна твоя отстранённость от других. Ты сильная, гордая и в то же время хрупкая. Тебе нужен особенный мужчина. По правде, Жила тебе совсем не подходит. Он не из твоего мира. Между вами не случилось столкновения душ, а значит, и любви за этим не последует.
Искренний порыв, звучавший в голосе Колесниковой, покорил Чаркину. И она подумала: «Признаю свою вину. Судила о ней однобоко. Эта создательница рекламы может быть хорошей подругой. Она и есть хорошая подруга. Для Никиты. А что, если?».
– Вика, спасибо. Ты точно сформулировала то, чем я живу. И я хотела бы…
Колесникова перебила её. Она жалела, что разоткровенничалась. Надо вовремя остановиться, а то заявит лишнее, о котором сама начала подозревать недавно.
– Ладно. Если не можешь, не приходи. Счастливого вечера.
– Хорошо вам повеселиться! – пожелала Каролина, одновременно отключая телефон и включая телевизор.
Глава 7. Душа к душе
(иногда душа одного человека тянется к душе другого, но один из них пока не знает об этом притяжении)
Пощёлкав традиционно по всем каналам, то есть почти по всем каналам, существующим в настоящее время в её телевизоре, а это около 46, Каролина нажала во второй раз на кнопку под номером 17 и попала на рекламу сериала «Скарлетт». «О, классно! Надо будет Инке сообщить. Это то, что она любит. Да, я и сама давно его не пересматривала. По крайней мере, это единственный роман, поднимающий настроение. Не забыть в воскресенье в семь вечера», – проговорила про себя Чаркина. И потянулась за листами для записи, лежавшими на журнальном столике. Журналистка привыкла фиксировать то, что ей было важно. Вот и сейчас она записала, когда покажут самую прекрасную историю любви Скарлетт и Ретта. Неосторожное движение и пульт упал на пол. Каролина подняла его и нечаянно надавила на другую кнопку. Она оказалась на незнакомом ей телеканале. Начинались новости.
– Что это за знак ты мне подаёшь, пульт? Почему твой выбор упал именно на этот канал? Молчишь? И не надо мне твоего ответа. Сама знаю, что одна и мне не с кем поболтать или даже помолчать. Разве что с неодушевлёнными предметами. А может, мне котёнка завести? Только кто за ним будет ухаживать? Короче, стоп. А то начинаешь сходить понемножечку с ума. Итак, новостная программа. Ну что ж, посмотрим, чтобы быть в курсе событий, – произнесла Каролина, а сердце почему-то стало биться сильней.