Ну конечно, не надо обладать супердедуктивным умом, чтобы вытащить квадратный корень из такой ситуации.
Так раз уж человек пришел и спрашивает о своем послании, то, наверно же, не встретился с тем, кому он его адресовал.
– Ты прав, старина Хэнк, – Гарри усмехнулся.
– А я так с ходу понял, что за птица этот курьер русской газеты, ну раз уж человек другому в глаза вообще не смотрит, так вот, и пусть тебе будет известно, это первая примета недобрых людей, таких надо сторониться. А вон смотри, они теперь еще и другую издали, местного разлива… но уже не тот, другой, открытой души человек ее завозит.
– Спасибо за информацию, старина, с Новым годом, здоровья и успехов.
– Ты редкого сорта человек, у меня масса знакомых, сам понимаешь, по роду деятельности моей, но таких, как ты, может быть десяток из всех, кого видел вообще за время моей жизни торговца газетами… уж можешь представить, сколько народу проходит перед моими глазами ежедневно.
– И какой же я, по-твоему, раз уж заговорили мы обо мне?
– Так я и говорю, что редкий, глаза у тебя очень грустные, потерял ты много чего-то и не можешь найти.
– Ну да, ты, старина, прав, я все потерял, все, и, наверно, даже надежду.
– Так не говори и не смей даже думать о негативных явлениях, они могут стать материальны, мысль, сынок, это великая сила, иди и думай о счастье, как бы ни было худо, думай о счастье, мечтай, это бесплатно.
– Как же я рад быть знакомым с тобой, старина Хэнк, да будешь здоров ты еще долгие годы.
– Все в руках Господних, удачи, так как тебя хоть зовут, добрый молодец?
– Бронислав, Климов Бронислав Юрьевич.
Он даже не задумываясь сказал свое полное настоящее имя этому человеку.
Странно оно прозвучало на русском языке, вот уже четыре года, с тех пор как он его не слышал и даже привык быть Гарри Блейдом.
– Красивое имя, будь счастлив и заходи, если что.
Так они познакомились и расстались, но слова старого индуса ему, на самом деле, словно щедрый сосуд прохладной воды, что, оросив просохшее тело, прогнал мираж из души, возникший от жажды духовной, ведь жил он без близких, родных, без друзей, без мечты, без доброго слова, ни надежды, ни веры во что-либо…
«Оказывается, что я жил словно в пустыне, и силы мои уже были на исходе, ну да, лишь пару дней назад пережив близость крушения всяких надежд на благополучный конец, ведь мысли шли уже только о финише жизни, а тут – на тебе, спасающая меня и того пацана, кто падал на острые копья забора, встреча с электриками, теперь опять этот старик, все это никак не случайно, меня Бог бережет, это точно, и я благодарен ему».
Более четырех лет назад покинутая родина для него была просто какой-то запрещенной им самим для него самого темой, видимо, таким образом он спасал свою душу от лишних страданий и самоедства, хотя от себя, от своей тени прошлого, пусть как бы тебе этого ни хотелось, ведь никуда не уйдешь.
Именно по этой причине он не искал знакомств с кем-либо из бывшего Союза, а благодаря случаю закрывшись на кухне иранца, старался выжить чуть ли не физической силой, отталкивая дурные мысли о прошлом.
На самом деле Гарри не встретил ни одного русскоговорящего за вот уже четыре с половиной года, но ведь они должны где-то быть, раз уж даже газету тут издают.
Прикупив «Аргументы и Факты», а также и новую газетенку, он направился в сторону дома, чтобы, сев в свое кресло, прочитать, о чем идет речь в новой периодике, и глянуть через строки репортажей «Аргументов» на нетронутую за все это время Родину даже как тему размышлений.
Он не то что не имел телевизора, а попросту его не включал до сих пор. Так что знал о родине всего то, что сменились президенты, но этот факт в его ситуации погоды не делал, возможность вернуться, может быть, подвернется лишь под старость, и то вряд ли этому суждено свершиться, и ведь надо же было самому себя обречь на такую глупую участь.
Пока трудился в харчевне, то там голубой экран вообще не выключался, но был постоянно на арабских каналах, поскольку хозяин иранец, хотя и основную часть жизни проживши в Англии, но очень уж бдел свои национальные чувства и вероисповедание, так что Гарри, пусть даже не в значительной мере, а все-таки разобрался в языке фарси, что и есть одно из основных направлений в арабских наречиях.
Специально он не учился, конечно, но некоторые фразы стал понимать, разбираясь по крайней мере в сути разговора настолько, чтобы не быть беспомощным слушателем, а хоть на английском, но ответить на заданный вопрос.
Теперь, когда благодаря пожару в харчевне Гарри понемногу стал выходить из состояния прострации, начиная интересоваться об окружающем мире, двигаться и общаться с людьми, хотя бы в том самом пабе за пинтой пива гоняя бильярд, к нему стало возвращаться ощущение сексуального влечения, а с ним и все остальные чувства и мысли, так важные для нормального существования, без которых человек не то что не получает развития, он деградирует.
Пробыв столько времени в одном и том же, весьма ограниченном, рутинном круговороте, теперь он понял, что такой образ жизни не для него, ведь тупеет мозг и жиреет тело.
Благо не так чтобы совершенно без пользы для него прошли эти унылые годы на кухне, да, деньги сгорели, но остались духовные ценности, которых пожар отобрать все же не смог. Осознав это все, он чуть было не ликовал от счастья, вовсе не задумываясь о том, что принесет ему грядущее.
Этот теперь уже на самом деле взрослый человек был готов ко всему, что бы ни подала ему на своем блюде кухарка-судьба.
Главное, жить надо так, чтобы твои действия не приносили вреда другому, и будет все получаться. Эту гипотезу он, похоже, вычитал в Библии или, возможно, вывел сам из своих размышлений, то не важно, главное, что человек обрел надежду и уверенность в себе.
Новая эмигрантская газета не блистала скандальными репортажами, но одну важную для себя деталь Гарри в ней все же заметил. На последней строке первой страницы был лондонский адрес редакции, вот туда-то он и собрался поехать.
Совершенно в другой стороне города находящееся заведение располагалось в трехкомнатной квартире, где жилая была переоборудована в печатную, а кабинет единственного и главного редактора находился в одной из трех спален.
В момент знакомства редактор, похоже, и не догадался о том, что перед ним стоит русский человек, поскольку Гарри, назвав свое имя на английском языке, так быстро заговорил о том, что ищет работу, и хотя в журналистике не разбирается вовсе, но пару стихов он сложить вполне бы мог, и если господина заинтересовало его предложение, то у него нашлось бы пару строк, дескать, для пробы.
Но редактор, не изъявив интереса к предложению, уже открыл рот для объявления своего отрицательного ответа, как Гарри, переходя с английского на русский язык, перебил интеллигента в здоровенных очках, не дав ему высказать своего, видимо, субъективного мнения о предложенной поэзии на английском языке.
– Слышь, брат, на самом деле туго пришлось в последнее время, может, есть хоть какая-то работенка.
Редактор изменился в лице за долю секунды и тут же предложил присесть земляку.
– Какими судьбами в Лондоне? И, по-видимому, говоришь отлично, а значит, не в первый раз посещаешь Королевство.
– Да в первый, но живу тут уже четыре года, по ходу дела, да, блин, сгорело заведение, где работал, был у меня постоянный доходик, но вот пришло время, и все изменилось, как видишь, обиваю пороги.
– Как так получилось, что обиваешь пороги, ты производишь впечатление вроде неглупого человека. Но перед тем, как предложить работу, я должен знать, с кем имею дело. Надеюсь, ты водишь машину.
– А то как же, даже английские права вон имеются, – Гарри показал пластиковую карту удостоверения водителя.
– Верю на слово, а то, что сдал на английские права, так это прекрасно. Работа такая, что надо возить газеты по Лондону, и мы с коллегами думаем, что пора расширяться по всему острову, ведь хватает нашего брата теперь уже везде, я русскоговорящих имею в виду. А что ты там про стихи говорил, имеется при себе или прочитать что-то можешь?
– Да есть кое-что, иногда набрасываю по строчке, но не так чтобы профессионально.
– Ну-ка, ну-ка, изобрази, всегда интересно что-то новое, – заинтригованный папарацци уселся поудобней и, впившись очками в лицо Гарри, был готов на любую сенсацию.
Бродяга, кто идет по направленью к Богу,
Ни паспорта, ни карты не неся с собой,
Кто он такой, о том лишь сам он знает
И переспит там, где настигнет ночь.
Не помнит родины, ни дома и ни флага,
Сей жизни путь сквозь терни к звездам лег.
Остановись, ночлег, харчи вон предлагаю,
Спасибо, но я выбрал путь, свое несу с собой.
Да, мой халат протерт, но мысли мои крепки,
Не пересыщен, худ, зато мне нечего терять.
Конец пути, к чему иду я, смело приближаясь,
