Собрание творений. Том V. Приношение современному монашеству
30. Употребление пищи как в трапезе, так и в кельях, должно быть по отношению к количеству самое благоразумное. Новоначальные должны употреблять пищу почти до сытости, но не до пресыщения. Пост, столько полезный монаху впоследствии[29], для новоначального должен быть умеренный. Если новоначальный не будет употреблять пищи вне трапезы, то такой пост будет вполне удовлетворительным для него. Употребление пищи в трапезе почти до сытости нужно для новоначального по той причине, что он обязан исполнять послушания, иногда трудные, и для того не ослаблять телесных сил излишне. Для должного ослабления их достаточно качества и количества трапезной монастырской пищи. Страсти умаляются в новоначальных не от усиленного поста, но от исповедания греховных помыслов, от трудов и от удаления от свободного обращения с ближними.
31. Хотя употребление вина и разрешается церковным уставом на трапезе, но оно разрешается только для тех трудящихся старцев, для которых оно нужно и полезно. Для юных вино вредно: почему, несмотря на то, что оно в некоторых монастырях предлагается в трапезе, весьма полезно для юных совершенно воздерживаться от вина. «Похвала монаху – воздержание от вина, сказал святой великий Симеон чудотворец; если же по причине телесной немощи монах и будет принужден употреблять его, то да употребляет мало»[30]. Преподобный Пимен Великий сказал: «Монахам отнюдь не должно пить вина»[31]. – «Вина ниже да обоняет юность», сказал преподобный Марк Подвижник[32].
32. В кельях должно заниматься душеполезным чтением и таким рукоделием, которое не возбуждало бы пристрастия к себе. Иначе все твое внимание отвлечется к рукоделью, к которому имеешь пристрастие: Бог и твое спасение соделаются чуждыми для тебя. Книг светских, тем более вредных для нравственности, отнюдь не читать, даже не иметь в келье.
33. Новоначальным не должно заводить в келье мшелоимства[33], то есть различных предметов прихоти и роскоши. Келейное мшелоимство привлекает к себе ум и сердце новоначального: таким образом отвлекает их от Бога. Кроме того, оно возбуждает мечтательность, противодействующую преуспеянию духовному. Лучшим украшением иноческой кельи служить избранная библиотека, которая должна состоять из Священного Писания и писаний отеческих о монашеской жизни. «Необходимо иметь христианские книги, – сказал святой Епифаний Кипрский, – одно воззрение на эти книги отвращает от греха и поощряет к добродетели»[34]. Священные книги должно содержать честно, воздавая честь живущему в них Святому Духу. У старцев, известных по своему особенному благочестию и духовному преуспеянию, Новый Завет помещается при святых иконах[35].
34. Новоначальным воспрещается принимать в келье женщин, даже ближайших родственниц; о принятии родственников и знакомых мужского пола новоначальные обязываются испрашивать дозволение у настоятеля.
35. Новоначальные не только должны охраняться от принятия в келье мирских людей, но и от безвременного хождения в кельи друг к другу. Безвременное посещение друг друга новоначальными служит для них поводом к празднословию, смехословию, к дерзости, чем истребляется в сердце новоначального страх Божий и благое произволение к подвижнической жизни; возбуждается сильнейшее действие страстей, особливо уныния, гнева и блудной страсти. По этой причине великий старец, Симеон Благоговейный, заповедал ученику своему, святому Симеону Новому Богослову, при вступлении его в монастырь, отказаться от всякого знакомства вне и внутри монастыря. Ученик, тщательно исполняя завещание старца, вскоре достиг высокого духовного преуспеяния[36].
36. Новоначальный! Посещай часто келью твоего духовника или твоего старца для духовного твоего назидания и исповедания твоих согрешений и греховных помыслов твоих. Блажен ты, если нашел старца сведущего, опытного и благонамеренного: удовлетворительный наставник в наши времена – величайшая редкость. Почитай святилищем ту келью, в которой ты слышишь оживотворяющее тебя слово Божие[37]. Если же в монастыре не имеется удовлетворительного наставника, то чаще исповедуйся в согрешениях пред духовным отцом, а наставления почерпай в Евангелии и книгах, написанных святыми отцами о подвижничестве. Келья твоя соделается для тебя пристанищем и убежищем от мысленных и сердечных бурь.
37. В келье отнюдь не должно иметь никаких снедей, никаких лакомств, особенно же никаких напитков. Не для увеселения себя исполнением плотских пожеланий, не для земных радостей и утех мы вступаем в монастырь! Мы вступаем в него с тем, чтоб посредством истинного покаяния, непрерываемого развлечением и увеселениями, примириться с Богом, и получить от Него неоцененный дар спасения.
38. Одежду должно иметь по возможности простую, но приличную и опрятную, требуемую обычаем и положением монастыря и отношениями его к посещающим мирским братьям, которых может одинаково соблазнить и пышная, и неопрятная одежда. Цветных подрясников и подкладок под рясами не иметь: такая одежда нейдет для плачущих о умершей душе своей; им идет одежда черная, в которую облекаются человеки в знак своей глубокой печали. Новоначальному необходимо соблюдать это правило, потому что душа его сообразуется состоянием своим состоянию тела и не может удерживать в себе чувства покаяния, когда тело украшено пышною и блестящею одеждою. От роскошной одежды являются в новоначальном тщеславие и ожесточение, плоть его оживает для блудных ощущений и движений[38]. Грешнику неприлично иметь красивую одежду, иначе он будет подобен повапленному и позолоченному гробу, снаружи светлому и богатому, внутри – со смердящим трупом.
39. Старшим должно оказывать уважение, к иеромонахам подходить под благословение с благоговением и верою.
Уважение это должно иметь по долгу и из любви, а не по человекоугодию или другому какому-нибудь побуждению века сего, чуждому монашеского настроения, чуждому духа Церкви.
40. Братья, при взаимной встрече, должны приветливо покланяться друг другу, почитая в ближнем образ Божий, почитая Самого Христа[39].
41. Юные должны стремиться к тому, чтоб всех любить одинаково, охраняясь, как от сети диавольской, от исключительной любви к какому бы то ни было сверстнику или светскому знакомому. Такая любовь в юных – не что иное, как не понимаемое ими пристрастие, решительно отторгающее их от обязанностей их к Богу[40].
42. При взаимном свидании должно крайне хранить осязание, хранить до такой степени, что отнюдь не брать брата за руку; равным образом должно удаляться и от прочих приветствий, нейдущих для святой иноческой обители. Со строгостью наблюдалось это хранение в древних монастырях. Нарушители его подвергались в египетских обителях, лучших в христианском мире, публичному монастырскому наказанию. Повествует это преподобный Кассиан Римлянин[41].
43. Как величайшей опасности должно избегать знакомства с тем братом, который живет нерадиво, не из осуждения его, нет! Другая тому причина: ничто так не прилипчиво, так не заразительно, как слабость брата. Апостол завещал: Повелеваем вам, братие, о имени Господа нашего Иисуса Христа, отлучатися вам от всякаго брата бесчинно ходяща, а не по преданию, еже прияша от нас[42]. Аще некий брат именуем будет блудник, или лихоимец, или идолослужитель, или пьяница, или хищник, с таковым ниже ясти[43]. Почему? Потому что – говорит тот же апостол: Тлят обычаи благи беседы злы[44]. Познакомился ли ты коротко с пьяницею? Знай: в его обществе и ты приучишься к пьянству. Часто ли беседуешь с блудником? Знай: он перельет в тебя свои сладострастные чувствования. Друзьями и короткими знакомыми твоими должны быть те, которых все намерение состоит в благоугождении Богу. Так поступал святой пророк Давид. Он говорит о себе: Прехождах в незлобии сердца моего посреди дому моего; но, несмотря на такое незлобие, творящыя преступление возненавидех богоугодною ненавистью, состоящею в удалении от них: оклеветающаго тай искренняго своего, сего изгонях: гордым оком и несытым сердцем, с сим не ядях. Очи мои на верныя земли, посаждати я со мною: ходяй по пути непорочну, сей ми служаше. Не живяше посреди дому моего творяй гордыню: глаголяй неправедная не исправляше пред очима моима[45]. Мне зело честни быша друзи Твои, Боже[46]. Преподобный Пимен Великий говорил: «Заключение (конец, венец) всего наставления новоначальному иноку: удаляйся худого общества (знакомства, дружества) и держись хорошего общества»[47].
44. Не должно ходить по монастырю с открытою головою: в этом – нарушение скромности и благоговения. Также не должно позволять себе крика, нестройных, излишне вольных телодвижений, что расстраивает внутреннее благочиние новоначального, расстраивает порядок монастыря, нарушает спокойствие братства, приводит в соблазн мирских посетителей монастыря.
45. Вне монастырской дачи никуда не ходить, не испросив предварительно дозволения у начальствующих.
46. При прогулках никому не ходить одному; но ходить и всегда непременно вдвоем или втроем. Это постановление существовало как в древних, так и в новейших благоустроенных святых обителях. Им предупреждаются многие соблазны, даже падения. Горе единому[48] – когда какой-нибудь соблазн начнет увлекать его, – некому остановить его! Напротив, того брата, вспомоществуемого братом, Божественное Писание уподобляет твердому и высокому граду[49].
47. Не любите ездить в город, не любите посещать мирских селений! Как не повредиться душе юного инока или новоначального, желающего принять на себя обеты иночества, от частого зрения на соблазны и от смешения с соблазнами, к которым сердце его еще живо, которыми оно услаждается и увлекается? Если б оно не услаждалось прелестями мира, то не привлекалось бы к ним. Инок, чувствующий влечение к частым выходам из монастыря в мир, ранен стрелою диавола. Инок, последующий болезненному влечению сердца часто оставлять монастырь и скитаться среди соблазнов мира, приял в себя произвольно смертоносную, ядовитую стрелу, пущенную в него диаволом, – допустил яду ее разлиться по душе своей, отравить ее. Новоначального, предавшегося скитанию, надо признавать не способным к иноческой жизни и благовременно извергать из монастыря. Инока, предавшегося скитанию, надо считать изменившим Богу, совести, обетам иночества. Для такого инока нет ничего святого; все подлейшие поступки, всякое беззаконие и злодеяние он считает позволительным себе, будучи увлечен и омрачен страстью миролюбия, вмещающею в себе служение всем страстям. Нужна особенная предусмотрительность по отношение к такому иноку, потому что он не остановится сделать всевозможное зло обители, при помощи своих непотребных связей среди мира, чтоб оправдать свое поведение и отразить всякое покушение на обуздание его бесчинства.
48. Все зависит от навыка. Если послабим себе, то получим худой навык, который будет властвовать над нами, как жестокий господин над рабами. Если понудим себя, то получим добрый навык, который будет действовать в нас, как благотворное природное свойство. Избери полезное для себя, приучись к нему: навык сделает полезное приятным. Понудим же себя стяжать благой навык к терпеливому пребыванию в монастыре, выходя из него только по крайней нужде, пребывая вне его как можно меньше, возвращаясь в него как можно скорее. Глава монашества, преподобный Антоний Великий, сказал: «Как рыбы, замедляя на суше, умирают, так и монахи, пребывая с мирскими людьми, вне келии, теряют расположение к безмолвию. Как рыба стремится в море, так и мы должны стремиться в свои келии, чтоб, замедляя вне, не забыть о внутренном хранении»[50]. От навыка пребывать в монастыре мы удобно перейдем к другому, еще лучшему навыку, к навыку пребывать в келии. Тогда милосердый Господь приведет нас и к святому навыку пребывать внутри себя.
49. Наблюдающий благоразумное молчание, хранящий зрение и осязание, удаляющийся от особенной любви к кому бы то ни было из братии и из мирских, удаляющийся от привязанности к земным вещам, удаляющийся от свободного обращения и от всего, чем нарушаются скромность и благоговение, скоро ощутит в себе ту мертвость, из которой воссиявает жизнь[51]. Напротив того, предающейся рассеянности, не бдящий над собою, позволяющий себе пристрастие и свободное обращение, никогда не достигнет ничего духовного, хотя бы провел в монастыре целое столетие.
50. Каждый из братии обязывается ежедневно приложиться к чудотворной иконе или к святым мощам, находящимся в монастыре. Прикладываться должно при трех благоговейных поклонах и при сердечной молитве о том, чтоб святые помогли совершить поприще иночества во славу Божию, во спасение души. Из трех поклонов два полагаются пред целованием иконы или мощей, и один после целования. Так поступают благоговейные иноки во всех монастырях, где имеются святые чудотворные иконы или святые мощи. Иноки прикладываются к иконам и мощам обыкновенно после утрени или после вечерни, или же после вечернего правила.
Заключение
Сохранение вышеизложенных правил может привести наружное поведение инока в благоустройство, приучить его к постоянному благоговению и наблюдению над собою[52]. Приведший свое наружное поведение в порядок подобен хорошо обделанному сосуду, без скважин: в такой сосуд можно влагать драгоценное миро, влагать с уверенностью, что миро сохранится в целости. И монах, благоустроивши свои обычаи, делается способным к душевному деланию, которое хранится в целости благоустроенными телесными обычаями; оно, напротив того, никак не может удержаться в иноке, расстроенном по наружному поведению. Святой Исаак Сирский, в начале 56-го слова, говорит: «Телесным деланием предваряется душевное, как сотворение тела в Адаме предшествовало вдуновению в него души. Не стяжавший телесного не может иметь и душевного: второе рождается от первого, как колос от нагого пшеничного зерна. Не имеющий душевного делания чужд духовных дарований». Этот же преподобный в 46-м слове говорит: «Я видел многих великих и дивных отцов, которые более нежели о прочих деланиях, заботились о благочинии чувств и навыках тела: от этого благочиния рождается благочиние помыслов. Многое случается с человеком вне его хотения и принуждает его нарушить пределы, себе положенные: почему если б он не находился в непрестанном хранении чувств, то при таких случаях долгое время не мог бы приходить в себя и находить прежнее свое мирное устроение». – В 89-м слове: «В присутствии друзей твоих веди себя благоговейно: поступая так, принесешь пользу себе и им, потому что душа часто свергает с себя узду охранения под предлогом любви. Остерегайся бесед: они не всегда полезны. В собраниях предпочитай молчание: оно предохраняет от многих (душевных) утрат. Храни зрение более, нежели чрево, потому что своя брань без сомнения легче внешней. Не верь, брат, что внутренние помыслы могут быть удержаны без предварительного приведения тела в благое и благочинное устроение. Убойся (дурных) привычек более, нежели бесов.
Когда Василий Великий прибыл в Антиохию, тогда философ Ливаний, наставник Антиохийского училища и товарищ Василия по училищу Афинскому, просил его произнести поучение юным слушателям своим. Святой Василий исполнил это. Сказав им, чтоб они хранили чистоту души и тела, и он преподал им подробно правила для наружного поведения: заповедал иметь походку скромную, не говорить громогласно, соблюдать в беседе благочиние, употреблять пищу в питание благоговейно, хранить молчание при старейших, быть внимательными к мудрым, послушными к начальникам, иметь к равным и меньшим нелицемерную любовь, удаляться от злых, от зараженных страстями и любящих угождать плоти, мало говорить, тщательно собирать познания, не говорить, не обсудив прежде то, о чем намерены говорить, – не многословить, не быть скорыми на смех, украшаться скромностью, и так далее. Мудрый Василий преподал юношам наставление, наиболее относящееся к их наружному поведению, зная, что благочиние немедленно сообщится от тела к душе, и благоустройство тела весьма скоро приведет в благоустройство душу[53].
Особенное внимание должно обратить на то, чтоб отучиться от свободы в обращении с людьми, свободы, столько одобряемой и столько любимой в светских обществах. В наше время многие, привыкши к свободному обращению в мирской жизни, сохраняют его в монастыре; другие, уже поступив в монастырь, стараются приобрести его, находя в нем что-то особенно привлекательное. Вредные последствия свободного обращения не примечаются при развлечении, при невнимании к себе, при непрестанном многоразличном действии бесчисленных соблазнов, но для монашествующего они гибельны. Святые отцы сильно говорят против свободного обращения, которое они называют дерзостью. Однажды к преподобному Агафону, отличавшемуся между отцами Египетского скита, ему современными, особенным даром рассуждения, пришел брат, и спросил его: «Я намерен жить с братиею: скажи, как мне жить с ними?» Старец отвечал: «Все время пребывания с ними проведи так, как первый день твоего прихода. В течение всей твоей жизни сохрани странничество (то есть веди себя в обители как странник и пришелец, а не как житель и член общества) и не позволяй себе свободного обращения (продерзания)». Авва Макарий[54], тут случившийся, сделал вопрос: «Какое значение имеет дерзость (свободное обращение)?» Старец отвечал: «Дерзость подобна великому зною, который когда наступит, то все бегут от лица его и портятся плоды на деревьях». Авва Макарий сказал на это: «Так ли вредна дерзость?» – Авва Агафон отвечал: «Нет страсти более лютой, как дерзость: она – родительница всех страстей; подвижник должен воздерживаться от вольности в обращении»[55]. Преподобный авва Дорофей, приводя эти слова святого Агафона в одном из поучений своих, говорит: «Очень хорошо и очень разумно сказал старец, назвав дерзость материю всех страстей. Она – мать их, потому что изгоняет страх Божий из души. Если страхом Господним уклонится всяк от зла[56], то несомненно там всякое зло, где нет страха Божия. Дерзость проявляется различно: может она выразиться и словами, и действиями тела, и одним взором. От дерзости переходят к празднословию, к разговорам о предметах мирских и шуточным, возбуждающим непристойный смех. Причисляется к дерзости и то, когда кто прикоснется к ближнему без нужды или прострет к устам его руку, чтоб остановить его слово или смех, когда позволит себе вырвать что-либо из рук ближнего или толкнуть его, когда позволит себе посмотреть на ближнего бесстыдно. Все это причисляется к дерзости и происходит от того, что человек не имеет в душе страха Божия. Из такого состояния можно перейти мало-помалу к совершенному нерадению о себе. По этой причине Бог, преподавая заповеди, из которых состоит закон, данный Моисею, сказал: Благоговейны сотворите сыны Израилевы[57]. Без благоговения невозможны ни истинное богопочитание, ни хранение заповедей».
Поступком дерзким высказались некогда самые преступные замыслы и залог сердца. Когда Иуда Искариотский уже сговорился с синедрионом о предательстве Господа, а потом бесстыдно возлег на Тайной вечери с прочими апостолами, – он остановился протянуть руку к сосуду с солью и взять соли вместе с Учителем и Господом своим. На этот поступок, по наружности маловажный, Господь указал, как на знамение предателя[58].
Свободное обращение часто является по побуждениям человекоугодия, двоедушия, от слабости нравственных правил и воли. Охраняя от этих начал свободного обращения, преподобные Варсонофий Великий и ученик его Иоанн Пророк говорят: «Приобрети твердость, и она удалит от тебя свободу в обращении с ближними, причину всех зол в человеке[59]. Если хочешь избавиться от постыдных страстей, не обращайся ни с кем свободно, особенно же с теми, к которым сердце твое склоняется в страсти похотения. Чрез это освободишься и от тщеславия, ибо к тщеславию примешивается человекоугодие, к человекоугодию свободное обращение, а свободное обращение есть матерь всех страстей[60]. Уклонись от дерзости, как от смерти».[61]
Для всех очевидно и понятно, что свободное обращение, весьма легко и часто переходящее в величайшую дерзость и наглость, бывает причиною ссор, гнева, памятозлобия; но не всем известно и понятно, что от свободного обращения возжигается сильнейшая блудная страсть. Да ведают это возлюбленные братья, начинающие невидимое поприще мученичества и предпринявшие сразиться со страстьми плоти и духа, с тем, чтоб Божиею благодатью, осеняющею усилие подвижника, победить их и получить за победу венец спасения от руки Христовой. Вообще надо сказать, что монах подлежит совсем другим законам, нежели мирской человек, и нуждается в строжайшем наблюдении за собою, в постоянной осторожности, в постоянной недоверчивости к своему уму, сердцу и телу. Монаха можно уподобить оранжерейному цветку, а мирянина полевому. Невозможно на поле встретить таких прекрасных и драгоценных цветов, какие встречаются в оранжерее; зато оранжерейные цветы требуют особенного ухода за ними, не могут переносить непогод, при незначительной свежести воздуха повреждаются, между тем как полевые не нуждаются ни в каком уходе и присмотре, растут на свободе и переносят удобно воздушные перемены. Все святые отцы заповедуют монахам строжайшее наблюдение за собою, строжайшее хранение себя. От ничтожного по наружности обстоятельства может для монаха возникнуть величайшее искушение и самое падение. Одно неосторожное прикосновение, один ничтожный взгляд, как доказано несчастными опытами, внезапно переменяли в монахе все душевное расположение его, все сердечные залоги, самый образ мыслей. Надо хранить себя и хранить. Вышеупомянутый преподобный Агафон говаривал: «Без величайшего наблюдения над собою невозможно преуспеть ни в одной добродетели»[62]. Новоначальным, с самого вступления их в монастырь, необходимо обратить все внимание на ограждение себя благоговейными навыками и обычаями, изучить их и приложить всеусиленное старание к приобретению их, хотя бы это и стоило значительного труда. Благой навык, с трудом приобретенный в юности, обращается в природное свойство и всюду сопутствует стяжавшему его. Оградивший себя благими телесными навыками, может накоплять душевное богатство с благонадежностью: оно будет сохраняться в целости, будучи отовсюду ограждено благими телесными навыками. Напротив того, вредный навык может в кратчайшее время отнять все душевное богатство, накопленное в течение продолжительного времени, накопленное при усиленнейшем подвиге, с утратою здоровья и сил, так что новое накопление богатства делается уже крайне затруднительным. Особенно причиною таких душевных бедствий бывает навык к свободному обращению и сопряженные с ним и рождающие его частые отлучки из монастыря и из келии. – Братья! Будем молить Господа, соединяя с молитвою и собственное старание, чтоб Он наставил нас заповеданному Им благоговению, положил хранение устом нашим[63] и прочим членам, равно как и чувствам нашим, которые при нехранении соделываются отверстыми дверьми для греха, ими входящего в душу и убивающего ее. Аминь.
Советы относительно душевного иноческого делания
Введение
Душевное делание естественно человеку и составляет неотъемлемую принадлежность его
Человек не может быть без мыслей и чувствований. Мысли и чувствования служат признаком жизни человека. Если б они прекратились на какое-либо время, то это было бы вместе прекращением человеческой жизни, человеческого существования. Жизнь не прекращается нижé на мгновение, и ум не престает ни на минуту от рождения мыслей, а сердце не престает ни на минуту от рождения чувствований. Непрестанное занятие естественно душе. Дать душе занятие богоугодное есть непременная обязанность каждого вступившего в монастырь. Такое занятие святыми отцами названо душевным деланием, умным подвигом, блюдением ума, хранением сердца, трезвением, вниманием[64].
Как после сотворения тела немедленно была вдунута в него душа, так по принятии новоначальным правил для наружного поведения необходимо ему немедленное усвоение себе богоугодного душевного делания. Как душою оживляется тело, так богоугодным душевным деланием оживляется благоговейное наружное поведение. Без души тело мертво; оставленное ею, оно начинает повреждаться и издавать из себя смрад, так и наружное благоговейное поведение, без благочестивого направления и упражнения души, сперва оказывается чуждым духовного плода, потом заражается тщеславием, самомнением, лицемерством, человекоугодием и другими пагубнейшими, трудно замечаемыми и постигаемыми душевными страстями. Душевные страсти очень быстро растут и крепнут под покровом наружного благоговения, когда оно не одушевлено истинным благочестием. Человек, любуясь наружным благоговением своим, неприметно переходит от благоговения к притворству. Притворство очень нравится слепотствующему миру, привлекает к себе похвалу, уважение, доверенность человеков[65], сводит инока с крестного пути, устраивает для него самое выгодное земное, плотское положение. Когда притворство облагодетельствует таким образом своего делателя, тогда делатель, видя с одной стороны свое приобретение, с другой – оскорбления и гонения от мира, которым подвергаются истинные подвижники благочестия, старается более и более преуспеть в притворстве и человекоугодии. Полное преуспеяние в притворстве образует фарисея, держащегося убивающей буквы закона, отвергшего оживотворяющий дух закона. Фарисей хотя и говорит непрестанно о Боге и о добродетели, но вполне чужд Бога и добродетели: он готов и способен на всякое злодеяние, на всякий низкий поступок, для удовлетворения своему самолюбию. Такой ход и плод естественны. Душа не может быть без непрестанного упражнения: если не дать ей богоугодного упражнения, то она будет непрестанно упражняться в тех мыслях и чувствованиях, которые родятся в ней самой, иначе она будет развивать свое падение, развивать в себе ложь и зло, которыми она заражена. Благовременно надо принять меры, чтоб не сделаться фарисеем и за мгновенное наслаждение земными преимуществами и человеческими похвалами не потерять спасения и блаженства в вечности. Сердце наше слабо: оно очень удобно может увлечься пороком, прикрытым благовидною личиною. Тот примет меры предосторожности против фарисейства, кто при вступлении в монастырь озаботится о немедленном доставлении себе правильного душевного делания.