Страсть к отравлениям. Ты никогда не узнаешь, чем может закончиться твое чаепитие

– Я остался с двумя маленькими детьми на руках, работа никуда не делась, – вспоминал Фред 25 лет спустя. – Уинифред переехала к моей матери, а Грэма взяла к себе сестра.

Ребенок, названный Грэмом в честь шотландского друга семьи и Фредериком в честь своего отца, быстро завоевал любовь родственников, которые подарили ему дом. У них сформировались «нормальные, любящие отношения». Позже Уин называла себя «второй матерью» Грэма.

– Грэм был очень ласковым ребенком, – утверждала его сестра Уинифред. – Он называл моих тетю и дядю, родителей Сандры, тетушкой Пэнти и дядечкой Джеки. Думаю, он очень их любил.

Каждые выходные Фред приходил на Линкс-роуд и забирал дочь.

– Мы с ним ходили в дом за углом, навещали Грэма, – подтверждала Уинифред. – Вместе катали его в коляске. Дом 768 стоял прямо напротив Брентовского водохранилища, было здорово наблюдать оттуда за парусниками.

Под присмотром сестры и кузины Грэм рос счастливым ребенком.

– Сандра общалась с Грэмом чаще, чем я, потому что они жили вместе, – говорила Уинифред. – Между ними не было никакой ревности, они постоянно что-то вместе выдумывали и устраивали розыгрыши.

Грэм очень чутко спал. Уже в 18 месяцев он научился вытаскивать авторучку из кармана своего дяди Джека, когда он и Уин наклонялись, чтобы поцеловать его на ночь. Потом Грэм вставал в своей кроватке и разрисовывал стены, пока все спали.

Однако в два года он заболел, и это во многом повлияло на его поведение в начальной школе. Все началось с простой ушной инфекции, впоследствии Грэму диагностировали мастоидит – воспаление слизистой оболочки сосцевидного отростка за ухом. Хотя это довольно распространенный детский недуг, проблема оказалась серьезной – Грэму пришлось остаться на ночь в больнице. Уинифред вспоминала сцену прощания с семьей:

– Он кричал во весь голос, звал тетушку Пэнти и дядюшку Джека.

Грэму провели миринготомию. Во время операции доктор сделал в его барабанной перепонке крошечное отверстие, чтобы слить оттуда жидкость, а потом поставил капельницу. Когда тетя и дядя приехали за Грэмом, он «сиял от уха до уха». Этот опыт зародил в нем ужас перед любым медицинским вмешательством. В семье подозревали, что из-за этой же болезни Грэм приобрел привычку странно дергать пальцами и провалил устный тест на IQ. Позднее электроэнцефалограмма выявила нарушения в правом полушарии его мозга.

В следующем году сильное чувство тревоги из-за разлуки с близкими вернулось к Грэму – его 43-летний отец влюбился. Уроженке Хэмпстеда и дочери констебля полиции Британских железных дорог Гвендолин Молли Петли было 28 лет. Семья и друзья называли ее просто Молли. Она работала на фабрике Смитов вместе с Фредом и играла на аккордеоне в местном пабе. Молли была яркой девушкой, интересовалась всем вокруг, у нее было открытое лицо. Волосы она носила на пробор посередине, завивая по бокам локоны. Фред женился на ней 1 апреля 1950 года в загсе Уиллесдена. В семье вновь назрели перемены.

Полный решимости собрать своих детей под одной крышей, Фред продал жилье на Доупул-роуд и купил дом своей сестры на Северной кольцевой дороге. Уин и Джек вместе со своей дочерью Сандрой вернулись на Линкс-роуд, чтобы жить с Ханной и Уильямом (через год они скончались). Грэм остался жить в единственном доме, который знал, только тетю и дядю заменили отец и новая мачеха, а сестра Уинифред заняла место двоюродной сестры Сандры. Молли очень хотела поладить со своими пасынками, но дочь мужа приняла ее не сразу.

– Поначалу я вела себя с ней грубовато, – признавала Уинифред. – Наверное, мне не нравилось, что она заняла место мамы, – дети часто так думают. Но, когда я стала старше, мы нашли общий язык. А вот Грэм действительно ее любил. В отличие от меня, он нашу мать никогда не знал и называл Молли мамочкой.

Фред это подтверждал:

– В ходе расследования выдвигали теорию, что Грэм обиделся, когда его забрали у Уинни. Но он души не чаял в Молли, а она – в нем.

Тем не менее, Грэм все-таки испытывал некоторое смятение. В записях его бесед с психиатром упоминается, что он постоянно «убаюкивал сам себя по ночам, чтобы заснуть, и мочился в постель до десяти лет». Уинифред помнила, как брат раскачивался вперед-назад в своей кроватке:

– Он делал это даже во сне и так при этом шумел, что однажды на нас даже сосед пожаловался. Кстати, мы с семьей недавно смотрели передачу о вьетнамских сиротах – они укачивали себя точно так же. Мы сразу подумали о Грэме.

Во всем остальном Грэм производил впечатление «любящего ребенка, способного на проявление положительных эмоций».

Зная, как крепко пасынок любит своих дядю и тетю, Молли регулярно брала его в гости к Ювенатам. Трое детей хорошо ладили между собой, девочки водили Грэма играть на водохранилище. Район был отлично приспособлен для детей, за исключением оживленных дорог. Сверстники Грэма бегали по Северной кольцевой дороге, запрыгивали в вагоны на железнодорожной станции, играли на площади возле моста, где гораздо позже появился огромный магазин «Икеа». Грэм не любил физическую активность и никогда не присоединялся к соседским детям, чтобы поплавать на общественном пляже Уиллесдена или в бассейне в Глэдстоун-парке. Он был счастлив только в обществе своих сестер, которые любили придумывать и играть пьесы собственного сочинения. Грэм соглашался на любую роль. Однажды ему пришлось полчаса простоять на «сцене», изображая уличный фонарь.

Уинифред и Сара уже закончили начальную школу Брейнткрофта, когда Грэм пошел в первый класс. Эта муниципальная школа, расположенная на Уоррен-роуд, в полумиле от его дома, открылась в 1928 году. «Пухлый маленький мальчик с темно-каштановыми волосами, маленьким круглым лицом и веснушками» завел мало друзей в новой школе и демонстративно игнорировал все игры на детской площадке. Он не особенно интересовался учебой и еще меньше спортом, зато обожал читать. Одноклассники относились к нему как к мебели. Над ним никогда не издевались, его компании не избегали, но он сам ясно давал понять, что предпочитает книги или одиночество. На фотографиях из школьной поездки в Суонедж в графстве Дорсет он выглядит нескладным 6-летним ребенком в аккуратном школьном свитере и шапочке – сгорбленный, с приклеенной к лицу ухмылкой.

У Фреда Янга сохранилось лишь одно светлое воспоминание о последних годах жизни Грэма в Брейнткрофте. Он считал это заслугой Уинифред и Сандры:

– В школе Грэм был тихим, замкнутым мальчиком. Он посредственно учился, но открыл в себе удивительно талантливого актера. Помню, как ходил смотреть на него в школьном спектакле. Он играл злого барона и сделал это так убедительно, что сорвал настоящие овации.

Другое представление (Грэм играл уродливую сестру в рождественской постановке) было не менее успешным. В семье отмечали, что в хорошем настроении Грэм проявлял неплохое чувство юмора, мог подшутить над собственной привередливостью и умел тонко подмечать недостатки окружающих.

Янги жили размеренно и тихо. Раз в неделю Фред выбирался в паб, но редко напивался. Молли обычно составляла ему компанию, оставляя Грэма на Линкс-роуд с бабушкой, тетей и дядей, которых он и так навещал каждый день как по расписанию. Позже Уин будет задаваться вопросом, не связаны ли преступления Грэма с «потерей сразу двух матерей в возрасте трех лет». И действительно, в какой-то момент его глубоко спрятанная боль начала пробиваться наружу. В 1960 году, находясь под арестом, Грэм вспоминал:

– Я не особо эмоциональный. Раньше был, лет в семь. Ревел каждый раз, когда вспоминал, что мама умерла.

Он плакал перед сном, размышляя, как бы сложилась его жизнь, будь его мать жива. От грустных мыслей ему снились кошмары, он стал ходить во сне. Его сестра вспоминала:

– Однажды наша мачеха Молли услышала какой-то шум посреди ночи, побежала в гостиную, где Грэм спал на раскладном диване, и успела подхватить его, прежде чем он свалился с буфета. Видимо, во сне он как-то залез на него, прошелся по верху и уже собирался прыгнуть, когда она его поймала.

Спустя годы Грэм расскажет очередному психиатру, что в том возрасте он часто лежал в кровати без сна, чувствуя, «как меняется сознание, вещи то отдаляются, то приближаются, в голове пульсирует, мысли текут медленно, ты как будто находишься вне себя». В детстве он никому об этом не рассказывал.

Потеря матери в раннем возрасте причинила Грэму сильную эмоциональную травму, а поведение отца только усугубило ее. Фрэнк Уокер (для Грэма и его сестер – дядя Фрэнк) много лет был другом семьи и очень любил детей. Он подозревал, что Фред винил своего сына в смерти Бесси и потому относился к Грэму слишком строго. Их отношения беспокоили Фрэнка, они казались ему слишком холодными:

– Насколько я знаю, отец никогда не уделял ему время. Никогда не хвалил за успехи и все такое.

Во время бесед с Грэмом в 1972 году психиатр-консультант доктор Питер Скотт отмечал:

– Обвиняемый плохо ладил со своим отцом, которого окружающие называли «сложным человеком». По словам обвиняемого, в детстве он часто чувствовал, что его «подавляют» и не понимают.

Один из сотрудников Бродмура в середине 1960-х говорил, что Фрэд Янг «не воспринимал иного мнения, кроме собственного, и не вникал в проблемы окружающих». Доктор Патрик Макграт, в то время бывший заведующим в Бродмуре, подтверждал это словами Уин, которая была полностью на стороне племянника:

– Тетя Грэма считала, что его отец, ее брат, был черствым и эгоистичным человеком, равнодушным к чувствам окружающих. Он часто унижал Грэма из-за его скудных математических способностей.

Неутешительную характеристику в ходе расследования получила и Молли Янг. В одном из отчетов Бродмура ее посмертно описывали как «властную, гордую и жесткую» женщину. Доктор Макграт считал, что она была «барахольщицей и скопидомкой… проявляла чрезмерную заботу». Доктор Питер Скотт в своих записях упоминал, что Грэм «явно неоднозначно относится к своей мачехе – то защищает, то ненавидит. Вспоминает ее трость, жадность, накопительские привычки. Говорит, что друзей у нее не было. Она запрещала ему приглашать домой гостей. Все эти факты в дальнейшем подтвердили независимые источники».

Фред испытывал к своему маленькому сыну смешанные чувства и из-за этого долгое время не мог адекватно выражать привязанность. Тем не менее, впоследствии он научился проявлять любовь и прощение в ситуациях, с которыми большинство родителей просто бы не справились. То же самое произошло с Молли Янг. Во время досудебных допросов Грэма в полиции в 1962 году Уин уже не критиковала своего брата и невестку:

– Моя невестка была хорошей матерью, очень гордилась своей семьей, а мой брат Фред был очень с ней счастлив.

Но те немногие друзья, которых Грэм завел в школе, вспоминают, что он часто жаловался на Молли: она была слишком строгой, не выделяла ему карманных денег («На расходы ему давала я, так как он постоянно таскал мелочь из карманов», – рассказывала Уин полиции.) и сломала его коллекцию моделей самолетиков после какого-то незначительного проступка. Он утверждал, что после школы Молли запирала его в комнате, пока Фред не приходил с работы, чтобы Грэм не перекусывал до ужина. Ему не разрешали завести собаку, и Грэма это возмущало. Сама Молли любила животных так же сильно, как и остальные члены семьи, и всего лишь беспокоилась, что питомец может попасть под машину из-за оживленного движения на дороге, у которой они жили. В конце концов она согласилась на волнистого попугайчика. Маленькая желтая птичка по кличке Лимон часами сидела у Грэма на пальце. Но когда Молли начала ворчать, что ее пасынок общается с Лимоном больше, чем с родственниками, и в шутку пообещала забрать у него птичку, Грэм воспринял ее слова как угрозу.

Страх Молли перед Северной кольцевой дорогой оправдался в 1955 году, когда Грэма сбила машина. Серьезно он не пострадал. Кроме заметки доктора Питера Скотта об этой аварии не сохранилось никаких записей. Тем не менее, именно она спровоцировала ключевые изменения в характере Грэма, которые позже проявились в полную силу.

Глава 2

Ядовитое логово

Зловещие темные тучи предвещали грозу, готовую в любую минуту разразиться над невзрачным домом у Северной кольцевой дороги. После аварии Грэм еще больше полюбил чтение и постоянно возвращался к излюбленным полкам в местной библиотеке. Его интересы были специфичными: история, оккультизм и фармацевтика. Он читал увесистые тома автобиографий: Юлий и Тиберий Цезари, кайзер Вильгельм II, Оливер Кромвель, Иосиф Сталин и Адольф Гитлер. На тот момент Грэму едва исполнилось девять. Война закончилась всего десять лет назад и до сих пор оставалась щекотливой темой, но его воображение будоражили истории о массовых факельных шествиях нацистов, о пылких, яростных речах Гитлера. Пока другие мальчики коллекционировали марки и наклейки, Грэм собирал газетные вырезки о войне в Германии, а однажды смастерил себе нарукавную повязку со свастикой. Его семья относилась к этому спокойно – его увлечение воспринимали как блажь, а не тревожный звоночек. Когда Уин спросили об этом, она лишь покачала головой:

– Гитлер? Думаю, Грэм мог бы даже рассказать, что тот обычно ел на завтрак.

А вот Молли увлечения пасынка беспокоили куда сильнее. Однажды она пришла в библиотеку и попросила старшего библиотекаря отслеживать книги, которые берет Грэм, и не выдавать ему некоторые из них. Библиотекарь заверил ее, что в изучении новейшей истории нет ничего плохого, а любой интерес к новой теме всего лишь временное явление. Раздраженный вмешательством мачехи, Грэм стал читать любимые книги вдали от ее пристального взгляда, на водохранилище.

Фрэд Янг никак не реагировал на ситуацию, но позже признался, что именно в тот момент осознал, насколько его сын отличается от сверстников:

– У него не было друзей, он не интересовался обычными мальчишескими забавами и постоянно что-то читал.

Уин, как всегда, души не чаяла в племяннике, но к своему ужасу вскоре поняла, что, хотя он и был «воспитанным, вежливым, но замкнутым ребенком», у него развилось «болезненное пристрастие к книгам о ядах, смерти, вуду и о других жутких вещах».

Семья пыталась не обращать внимания на опасные интересы Грэма, но вскоре это стало затруднительно – появились новые поводы для тревоги. Позже в психиатрических отчетах зафиксируют, что в десять лет Грэма «приводили во все классы школы по очереди и заставляли извиняться за организацию антиеврейского движения». Реакция школы похвальна, но после этого случая и учителя начали замечать, что Грэм ведет себя странно. Классный руководитель описывал его как «среднестатистического ученика, отличающегося коварностью и хитростью», который «часто попадает в неприятности, но избегает наказания».

Тем временем Грэм все сильнее увлекался оккультизмом. Как-то он спросил Сандру, много ли она про это читала. Та ответила, что не интересуется темой. Грэм начал объяснять, почему это так увлекательно. Он рассказал, что многому научился у парня, который ходит вместе с ним в библиотеку и называет себя членом ковена[28] Уиллесдена. Тогда Сандра отнеслась к словам Грэма скептически. Встревожилась она позднее, когда они с матерью нашли в кармане одной из курток Грэма крошечную фигурку из рыжего пластилина. У фигурки были зеленые ноги, а из тела торчали швейные иголки.

Постепенно господство в маленьком мирке Грэма захватила одна конкретная тема. Во время обучения Фред советовал сыну подумать о карьере инженера, но в последний год учебы в начальной школе Грэм прямо сказал отцу, что это скучно и химия привлекает его гораздо больше. Сандра как-то застала его за разглядыванием маленьких флакончиков на туалетном столике его бабушки в доме на Линкс-роуд.

– Он начал проявлять интерес к странным вещам, – вспоминала она. – Постоянно собирал пузырьки из-под духов и другие флакончики с резким запахом, особенно из-под лака для ногтей.

Ее мать тоже заметила необычное увлечение Грэма:

– Он постоянно носил в карманах маленькие бутылочки. Мы их находили и выбрасывали.

Позже они поняли, что Грэм вдыхал пары ацетона и эфира, которые оказывали на него возбуждающее действие. Иногда он доставал из кармана пузырек и просил сестру, тетю или кузину угадать содержимое по запаху, а потом сам перечислял все ингредиенты. Он рассказывал о воздействии различных ядов на человеческий организм. Однажды он подробно описал Сандре, что будет, если принять аспирин на пустой желудок. Когда кто-то из членов семьи неважно себя чувствовал, Грэм расспрашивал о симптомах, словно квалифицированный врач, а потом советовал лекарство. Он знал медицинское название каждой болезни и демонстрировал выдающуюся память на детали.

Его страстью стали яды. Он брал в библиотеке тематические книги и прятал их под фальшивыми обложками, чтобы не расстраивать мачеху.

Он почти не готовился к выпускным экзаменам и сам больше остальных членов семьи удивился, когда успешно их сдал. В качестве поощрения отец купил ему набор для химических опытов.

В конце 1950-х жизнь в Нисдене била ключом. Здесь, совсем недалеко от свингующего Лондона, родилась первая супермодель Твигги, появилась и захватила вершину музыкальных чартов группа «Джонни и Пираты», а в кафе «Эйс», гудящем в такт рок-н-роллу и реву мотоциклов, процветала молодежная культура. В многочисленных пабах, украшенных барельефами в стиле Тюдоров, было не протолкнуться – по мере развития застройки количество посетителей постоянно увеличивалось. И все же, несмотря на весь свой потенциал, Нисден медленно, но верно скатывался в упадок. Газета «Нью Стейтсмен» привела пригород в качестве яркого примера того, что идет не так, когда большая дорога «одновременно делит и душит территорию».

Примечания