– Поскольку вы, милые девочки, оказались более сговорчивыми, чем некоторые другие – мы ведь тоже не лютые звери?! – значит, ваша месячная плата понижается до семисот долларов. Однако сейчас с вас всё равно останется тысяча. Почему? Вас слишком долго пришлось убеждать. В следующий раз передашь семь сотен – и точка! Всё ли тебе, писанная красотка, понятно?
– Да, – согласилась Азмира, немного обрадованная и не имевшая против бандитского послабления ни маленьких возражений.
Направляясь на выход, Костя-киллер расплы?лся в счастливой улыбке и, довольный удачно законченной сделкой, выдал небезызвестную поговорку, немного переиначив ее под себя:
– Добр Мартын, коли есть алтын; зол Костян, коли пуст карман.
***
С тех пор пошло обычное течение размеренной жизни, когда порочные «девочки» успешно отрабатывали «блудливое время», не забывая делиться ежемесячной выручкой с влиятельным сутенёром. Через тройку недель поправилась Анжелика, которая сразу же вернулась к исполнению «повседневных обязанностей». Кроме немаленьких выплат суровым бандитам, приличную сумму пришлось заплатить за длительное лечение; но как долговое обязательство Гордеевой оно не засчитывалось (все прекрасно осознавали, что она, единственная из всех, кто принял общий удар и что такая драматичная неприятность могла бы случиться с каждой из остальных). Однако то оказались еще не все крутые испытания, подстерегавшие близких подруг…
В один из погожих вечерков, спустившихся на город в самой середине июля, после окончания нелёгкого дня (в этот раз ей пришлось обслужить сразу шесть человек, что случалось нечасто) Тагиева, переодевшись в обычные шмотки, возвращалась пешком, пожелав чуть-чуть прогуляться – восстановить деви?чьи силы, растраченные в период нелёгкой «работы». Рабочий поселок всегда славился бесчисленным множеством захолустных проулков, глухих закоулков и пустынных лесопосадок. Так вот, следуя по одному такому, изрядно заросшему зелёному коридору, Азмира беспечно перебирала несравненными ножками, мысленно предаваясь всё тем же насущным мечтаниям. Как и все последнее время, она думала о бывшем возлюбленном, бессовестно оставившем ее, едва лишь раскрылась ужасная, страшная тайна. «"Мерзкий слизняк", – думала она, недружелюбно вспоминая Андрея, – а ведь и я полюбила тебя невиданно сильно. Да, соглашусь, сначала я просто хотела тебя использовать, чтобы обрести настоящую половую свободу и чтобы навсегда распрощаться с похотливой, распущенной жизнью, но потом и сама не заметила, как начала испытывать к тебе трепетные, теплые чувства. С тех пор много-многое изменилось, но я все равно не смогла бы жить по-другому: злая, безжалостная судьба заставила меня пойти по грязной, распутной дороге, не оставив никакого иного выбора. Ах! Если бы я только росла в нормальной, счастливой семье, то все могло бы произойти совсем не так, и тогда от меня ни за что бы не отвернулся любимый молодой человек… Хм, интересно было знать: где он сейчас?»
Одна-одинёшенька продвигаясь по скрытой аллее и оставаясь наедине с печальными, скорбными мыслями, прекрасная девушка даже не полагала, что Андрей переживает ничуть не меньше и что он страшно мается из-за унизительного поступка, оказавшегося недостойным истинного мужчины. Действительно, стыдливый парень прекрасно осознавал, что поступил как последний предатель, вначале заполоскав несчастной красавице голову, а затем отстранившись, чуть только узнал о теневой стороне порочного заработка, – он так легко поддался на грозные угрозы папы-полковника?! «Ведь не она же первая ко мне подошла, – изнутри его терзали совестливые мучения, – я сам долгое время добивался от нее хоть какого-нибудь малюсенького внимания. А сам? Когда у меня всё почти получилось, я, последний мерзавец, позорно струсил и, как склизкая улитка, спрятался в раковину. Между прочим, моё непристойное поведение недостойно будущего офицера полиции, ведь если я начинаю с подлого предательства и бессовестного обмана, то что из меня в итоге получится?» То были невесёлые мысли, касавшиеся стыдливого чувства; но были еще и муки душевные, которые также не оставляли бесчестного, но страшно влюблённого человека. «А кроме того, – продолжал он страстные размышления, – я люблю ее практически безгранично, в связи с чем вполне отчётливо понимаю, что жить без нее я попросту не смогу… Даже не представляю?! Сможет ли, после неизгладимого позора и нравственной низости, она когда-нибудь даровать мне милостивое прощение?» Грустные, самокритичные размышления не давали молодому курсанту никакого покоя; в результате он кое-как, с огромным трудом, сдавал назначенные экзамены, заработав лишь самые низкие баллы. Вместе с тем, в силу болезненной нерешительности, он никак не мог набраться должного мужества и первым подойти к желанной возлюбленной, чтобы взять да и попросту от чистой души повиниться. Причина стойкой неуверенности виделась отчасти простой: он ни на одну секунду не смел надеяться, что красивого поступка, в чём-то незамысловатого, а где-то и героического, оказалось бы более чем достаточно, чтобы заслужить себе и милосердное, и полное искупление.
Размышляя в одно и то же время, о том же самом, оба возлюбленных даже и не рассчитывали, что думают сейчас одинаково. Однако не только отвергнутой любовью занимались в тот короткий миг честолюбивые помыслы развратной путаны: её беспросветное будущее, порочное и постылое, не считалось определённым и представлялось изогнутой, ломаной линией; она окуталась неосознанным страхом, возникшим из-за полной невозможности вырваться из жуткой, распущенной грязи, в которой, так или иначе, она утопала всё больше и больше.
Так она и шла, медленно перебирая излюбленными кроссовками, отличавшимися ярко-синей окраской; сверху красовалась излюбленная рубашка, разукрашенная в крупную клеточку, а красивые ноги скрывались за плотными, удобными джинсами. Внезапно! Кареглазая брюнетка необъяснимо встревожилась: она вдруг отметила, что психологическое состояние значительно изменилось и что, помимо излишней усталости и сплошного разочарования, возникла некая неприятная, трусливая дрожь, а по спине побежали многочисленные ледяные мурашки; сердце забилось настолько быстро, часто и сильно, что, даже сквозь внушительный бюст, его тревожный стук выделялся мощной, неугомонной пульсацией; кручинную голову словно сковало каким-то невидимым ободком – так натянулась объятая страхом «гусиная» кожа.
Азмира невольно остановилась, оказавшись не в силах найти нормального объяснения. Оторопело застыв, она прислушалась к волнительной обстановке. Ничто не выдавало посторонних присутствий: певчие птицы спокойненько щебетали, густая листва шелестела под лёгоньким ветерком, с недалёкой проезжей части слышался шум дорожного транспорта. Насмерть перепуганная брюнетка попыталась скинуть безвольное, ступорное оцепенение – стала делать глубокие вдохи, скрестив перед собою нежные пальцы и последовательно выпрямляя руки ладонью вперед. Исполняя нехитрое упражнение, она пробовала восстановить учащенное сердцебиение; но… оно вдруг сделалось словно чужое и никак не хотело слушаться рациональных команд, поступавших из перевозбуждённого, морально подуставшего, мозга.
«Что же мне пытается сказать безотказная интуиция? – задавалась молодая путана закономерным вопросом. – Что же, спрашивается, меня тяготит и какая поджидает крутая опасность?» Вдруг! Точно отвечая на последний вопрос, прямо перед ней возникла странная фигура неизвестного человека, жуткого и страшного, а еще и одетого исключительно в чёрное. Появился он из-за ближайших кустиков, причем возник до такой степени нежданно-негаданно, что опешившая девушка, охваченная нормальным испугом, неумышленно громко вскрикнула, а следом, от дикого и небывалого ужаса, едва-едва не потеряла сознание.
Глава IX. Отчаянная битва
– Хватайте ее! – гнусавым голосом закричал «безбашенный» незнакомец, делая кому-то взмах правой рукой, очевидно, стоявшему сзади Тагиевой.
В то же мгновение, словно только того и ждали, ошеломлённую красавицу подхватили сильные руки, причем и с той и с другой стороны, а затем чуть-чуть приподняли кверху. Азмира попробовала активно брыкаться, пытаясь вырваться из цепких объятий; но справиться в одиночку с двумя хотя и худыми, но жилистыми парнями – такое слабенькой девушке случилось «не по зубам».
– Что вам нужно?! – истерично заголосила и возмущённая, и напуганная путана, намереваясь разглядеть хватающих её сзади невидимых личностей.
– А ну-ка молчать и смотреть исключительно на меня! – словно гремучая змея прошипел передний налётчик; в ту же секунду тычковым движением он «познакомил» хрупкую переносицу выбранной жертвы с увесистым, едва ли не стальным кулаком.
От резкого воздействия и болевых ощущений из карих глаз самопроизвольно брызнули слезы, а разбитый нос несильно закровото?чил.
– Еще никто не смел перечить Баклану, – преступное имя одичалый незнакомец возвестил своеобразным, несколько необычным, способом.
Не лицезря воочию двух его соучастников, Азмира отлично разглядела представшего пред нею отвратного человека, едва ли достигшего тридцатилетнего возраста. Не выделяясь высоким ростом, чуть выше пленённой жертвы, он внушал некий неописуемый ужас и выделялся невзрачными признаками: нескладная фигура, не обделенная физической силой, скрывалась за чёрным спортивным костюмом; шершавые руки, словно заражённые какой-то кожной болезнью, постоянно искали чем бы заняться; светлокожее круглое лицо, испещрённое гнилостными язвами, обладало треугольным, резко выпиравшим вниз, подбородком; злые глаза, яркие и голубые, излучали и смертельный холод, и безумный огонь; большой нос, похожий на топор и заостренный к концу, оказался сведенным в левую сторону (вероятно, от сильных побоев?); бровей никаких не виделось вообще; толстые, влажные губы постоянно причмокивали; огромные уши, оттопыренные невиданной лопоухостью, на концах случились заостренными, словно у натурального чёрта; лысая башка блестела липким и отвратительным потом.
– Ну-ка, братаны, давай-ка немного посторонись! – крикнул он противным, гнусавым голосом, придавая визгливую интонацию.
Как только его несложное приказание было исполнено и как только двое дружных помощников отошли от девушки в разные стороны, Баклан принялся прекрасную жертву безжалостно избивать, бездушно превращая в окровавленную уродину, отличавшуюся обезображенным видом; он бил с невероятным остервенением, полностью отдаваясь кровожадному делу и целиком растворяясь в беспощадных эмоциях, мгновенно наполняющих ожесточённое сердце. Неуёмный отморозок успокоился не раньше, чем Азмира потеряла сознание, то есть когда она, покрытая объемными гематомами и противными синяками, не подавала признаков жизни. Двое расторопных подельников стояли немного поодаль, не смея беспокоить кровавого предводителя, и разумно помалкивали. Редкие прохожие, ещё издалека завидев недвусмысленную картину, в тот же миг поворачивали обратно, стараясь как можно быстрее удалиться от кошмарного места (вмешиваться в разборки преступных группировок у нормальных людей в то страшное время было непринято).
Насладившись жестоким побоищем, чудовищный зверь, представленный в человеческом облике, с видимой неохотой отстранился от измочаленной девушки и резко окрикнул неотступных помощников:
– Давай-ка, бравые хлопцы, тащи ее к нам, на злачную базу!
Приученные неукоснительно исполнять любые грозные приказания, подручные соучастники подхватили безвольную жертву за ноги (первый за одну, второй за другую) и потащили так неестественно грубо, что бессознательная голова, касаясь обетованной земли, основательно билась затылочной частью.
– Вы чё, с дуба рухнули, «на…»?! – заорал возмущённый главарь словно резанный поросенок, увидев, как незадачливые сообщники неответственно подходят к выполнению нетрудного поручения. – Вы, как ее, тупые дурни, несёте?! Убить, что ли, хотите, «на…»?! А ну, «на…», бери немного поаккуратней!
Послушные молодчики тем же мигом успешно перехватились, взяв бесчувственную красавицу намного участливее (за руки и за ноги), а дальше потащили ее способом, гораздо более сострадательным.
В то же самое время Костя-киллер разглядывал свой недешёвый iPhone, недоумевая, что же, в самом деле, творится? Минут десять назад с сотового номера Тагиевой поступил настойчивый вызов, но, включив его на прием, он не услышал знакомого милого голоса, а лишь какие-то смачные шлепки, хлёсткие удары, усердное кряхтение и беспощадные выкрики. В дополнение ко всему услышанному, он стал невольным свидетелем отчётливых приказаний, отдаваемых Бакланом и предназначаемых подвластным пособникам. Но как же такое случилось возможным? Всё очень просто и совсем незатейливо: последний разговор, который, часом раньше, молодая путана провела по собственному смартфону, оказался подробным «докладом», представленным дотошному сутенёру и передававшим, что у них всё нормально (это происходило, когда тот сам ей позвонил и ненавязчиво вознамерился справиться, нет ли у них каких пожеланий). Закончив непродолжительное общение, она убрала мобильное устройство в неизменную сумочку, причём не закрывая последнюю страничку и машинально оставив ее в режиме прямого доступа. А дальше? Едва бешенный отморозок начал ожесточённое избиение, он тут же случайно задел тот разговорный приборчик, находившийся в дамском аксессуаре; ну, а в следующий миг пошел тот самый необъяснимый вызов, в результате которого Беркутов и сделался нечаянным очевидцем жестокого нападения, случившегося на подопечную проститутку.
– Это что сейчас было? – посмотрел он на Михайлова с туповатым недоумением. – Я с ней только-только, вот буквально недавно, беседовал, и она мне сказала, что у них вроде бы всё в полном «поряде»? Что, «…ее мать», непонятное поведение может значить?
– Может клиент какой попался чересчур агрессивный? – попытался домыслить огромный детина.
– Какой, «на хер», клиент?! – в неистовом бешенстве вскрикнул Костя. – Согласно ихнего же строгого графика, она уже отработала и должна отправляться до дому до хаты. С другой стороны, если даже и образовался какой внеплановый «съёмщик» – ну, так и что же? – все одно мы должны бросать все личные дела и быстрее-быстрого стремиться на срочную выручку. Ежели ты, большой тугодум, не забыл, за личную безопасность развратных деви?ц мы и примерно поручились, и взяли на себя прямую обязанность.
– Так чего мы тогда сидим? – поинтересовался Слон простодушно, но и делая лицо поистине зверским; он расторопно поднялся, собираясь на выход. – Пошли побыстрей разберёмся.
– Ага? – усмехнулся Константин, оскаливаясь зловещей гримасой. – И ты, наверное, знаешь, куда нам надо идти – ведь, да?
– Естественно, к ним на блудливую квартиру – там и разберемся, где ее стоит искать.
– Ты, Слон, просто меня поражаешь, – удивленный Беркутов выразительно оглядел тупого подельника, – какие простые, но подходящие мысли ты иногда выдаешь, – и закончил хвалебную речь народной поговоркой, своевременно пришедшей на ум, – глупый свиснет, а умный осмыслит.
– Чего-чего? – не понял Михайлов, что именно подразумевает его лукавый подельник.
– Ничего особенного, – отвечал Константин с хитрющей ухмылкой, – тебя это не касается… собирайся-ка лучше искать нашу самую ценную проститутку.
Стремглав выскочив из квартиры, снимаемой ими по случаю, первым делом они бросились в «приёмные апартаменты», где на очередную смену заступила небезызвестная Анжелика.
Тем временем Азмира, пробыв в недолговременном забытьи, потихоньку очнулась. Выйдя из неприятного обморока, она обнаружила, что тело её, жестоко избитое, абсолютно раздето (даже трусов на ней не оставили), а сама она висит вниз головой, привязанная к бетонному потолку, и находится на какой-то законсервированной, полуразрушенной стройплощадке. В тот же самый момент, прямо напротив нее, расположившись на мягких автомобильных сидениях, вырванных из какой-то старой машины, перед неким подобием небольшого стола, величаво восседал беспардонный Баклан; а рядом с ним, по обоим бокам и чуть впереди, сидели его отмороженные подельники. Как оказалось, в итоге их было не двое, а целых трое. Выглядели они одинаково худыми, зато имели различия как в возрасте, так и в росте: самому старшему исполнилось чуть более тридцати, и он казался длиннее; остальные выглядели немногим старше лет двадцати. Все они облачались в тренировочные костюмы чёрного цвета; единственное, в отличии от мрачного главаря, их одеяния не исключали разнообразной расцветки.
Не обращая на очнувшуюся жертву никакого внимания, они увлечённо употребляли алкогольные жидкости, горячившие хулиганскую душу, а заодно и смачно покуривали наркотическую марихуану.
– Что будем делать с захваченной шлюхой? – спросил у главного «беспредельщика» тот, что сидел к ней спиной и выглядевший несколько старше. – «Кабыть», «трахнуть» ее – и в левый расход?
– Обязательно «трахнешь», Годзилла, но разве чуть позже, – злобно промолвил Баклан, гневно сверкая злобными «бе?льмами», – сначала стрясем с нее наличные денежки, а потом можешь делать с ней всё, чего не захочешь, «на…». Если ты помнишь, мы нашли в ее сумке только пятнадцать тысяч рубликов, а это – возьмусь предположить? – лишь однодневная выручка. Теперь, «безмозглые остолопы», представьте, сколько она «зашибает» за месяц. В общем, надо у грязной шалавы забрать всю ее прибыль, «на…», в том числе и припрятанную, а потом заставить работать на нас. Вы как, спрошу я вас, себе разумеете, «на…»: где мы завтра будем брать насущных денег на сущую выпивку и прочую наркоту? Одним разбоем долго не проживешь. Вспомните, «на…», сколько раз каждый, из здесь сидящих, побывал за решёткой? Еще раз охота, «на…»? Можете не отвечать: вижу, что нет, «на…». В таком случае теперь надо быть немного умнее: собрать всех местных «шаболд», «на…», под нашу бдительную опеку, и за счёт их неустанного «траха» припеваючи жить-поживать, «на…», ни в чём себе не отказывая и ни в чём не нуждаясь – весело и сердито! Ну как, верна ли мысль моя, «на…»?
– Да, – хором согласились безотказные соплеменники; в тот же момент они почему-то решили, что пришла пора открывать очередную бутылку, содержащую водку.
– Извините, – решилась заговорить Азмира, прекрасно понимая, что долго в висячем положении, да ещё и с сотрясением головного мозга, она провисеть не сможет, – но я – уже! – «хожу» под Костей-киллером. Если он вдруг узнает, как вы сейчас со мной обошлись, то останется вашим неразумным поступком очень расстроен; а в необузданном гневе – говоря его же словами – он становится попросту страшен.
– Лично мне вся твоя напыщенная белиберда, «на…», «по ровному барабану»! – бешено заорал «безбашенный» предводитель, сидевший к подвешенной пленнице вполоборота. – Я сам себе киллер, «на…», и могу «замочить» кого угодно, даже твоего «беспантового» Костю! – он встал, приблизился к голой жертве едва не вплотную, а присев на корточки, чтобы их лица оказались напротив, и брызгая из вонючего рта омерзительными слюня?ми, продолжил гневно орать: – Пусть приходит сюда, «на…» – я вмиг ему жирное брюхо вспорю и его же собственные кишки на глупую башку зараз намотаю! Я «беспредельщик» Баклан, «на…» – и мне никто не указ!
Откуда-то из-за спины он извлек длинный, но тоненький нож и медленно повертел перед измочаленным тагиевским личиком, словно выбирая, какую его часть перво-наперво начать разрезать. В то же самое мгновение он услышал позади грубый, до дрожи убедительный, окрик:
– Вот я и здесь – можешь говорить, поганая гнида, чего захотел!
На уверенный возглас, прозвучавший настолько неожиданно, насколько остальные члены маленькой группировки повскакали с занимаемых мягких сидений и, пошатываясь на пьяных ногах, похватали, кто чего не успел: двое, в том числе и Годзилла, бейсбольные биты, а третий достал из кармана остроконечную «выкидуху».
– Ага!!! – заголосил остервенелый Баклан, делая лицо пунцовым, едва ли не чёрным. – Давай нападай, «на…» – посмотрим, что ты за Киллер?! Я сейчас твои вонючие гениталии вырежу, «на…», и заставлю их проглотить в моем же присутствии!
– Не поймавши ясного сокола, а уже безраздельно хвастаешь! – крикнул Беркутов, давая отмашку большому компаньону, что пришла пора решительно действовать; сам он бросился прямо на мерзкого главаря, представлявшего конкурентное общество.
