Вася не был вожаком и во многом это не давал ему сделать его уж слишком малый рост. Не солидно было представлять группировку такому «шкету», с миловидным, не отличающимся мужественными чертами, лицом, хоть и имел «стальные» мышцы и обладал примерной выдержкой и выносливостью. Но в определенных случаях мог замещать вожака Мишку Протасова, по прозвищу Картавый, из-за речевой особенности. Мишка, семнадцатилетний рослый, с крепким телосложением, «кавалерийским» искривлением ног, с походкой в раскачку, был уже почти два года, как вожаком, единогласным голосованием заслуживший этот статус. И это уважение он заслужил тогда, когда его и неизменного кореша, Витьку Нецветая пытались «прессануть» колхозные парни, их могли называть «базарными» по названию улицы их кутка или ещё иногда звали «типографские», также по месту проживания, за железнодорожным полотном, вокруг типографии, а вернее между рекой Миус и железнодорожным полотном на северо-западе села. Мало того, что он не спасовал сам и не дал в обиду товарища, ещё сумел дать достойный отпор и обратить группу из пяти человек изначально на попятную, а затем и в спасение бегством.
Да и не только вожак Мишка мог похвастать «боевыми» заслугами, крещение приняли в стычках и показали себя все парни, каждый доказал, что по праву имеет право «центровать», т.е. быть хозяином центра села. Вообще парням из центра расслабляться было некогда, многие питали неизменный интерес потеснить «центровых» и установить свои права и порядки, как минимум иметь здесь свои интересы и привилегии.
Границы центра определялись улицами и объектами: с запада – железнодорожным полотном и вокзалом, а с востока – ул. Таганрогская; северными границами считалась ул. Октябрьская от аптеки до ул. Таганрогской, а южная граница проходила по балке, берущей своё начало от х. Соседкин и через тоннель под железной дорогой, несущей дождевые воды после дождей в Миус. За этой балкой располагался элеватор от самой железной дороги, а чуть выше бойня.
***
Миус, река, берущая свое начало на Донецком кряже, своенравная и вьющаяся в низовье, с многочисленными водоворотами, местами с высокими крутыми берегами, в устье выходящая на равнинные просторы Приазовья, с правобережьем, охраняемым высокими кручами кряжа, с которых открывается прекрасный вид в долину Примиусья и на саму реку Миус, с берегами, поросшими ивами, дубками, тополями и кустарником. Старики говорили, что река была в петровские времена глубокой и полноводной, когда из Таганрогского залива в реку могли входить маломерные торговые суда.
Река была также излюбленным местом нерестилища рыб ценных осетровых пород. Купцы, скупая рыбу, пользовавшуюся большим спросом даже в златоглавой столице, возили обозами рыбу, чтобы угодить изысканным вкусам московских дворян, купцов и прочей знати. В свежем виде, конечно, доставить товар за более, чем 600 вёрст, что равнялось почти 1000 км в современных мерах измерения не представлялось возможным.
Людей, занимающихся скупкой и засолкой рыбы, мяса и прочих продуктов, называли – прасалы или просолы. А вот в засоленном виде товар мог доставляться на любые расстояния и в любое время года.
Берега Миуса были заселены в основном донскими казаками, после победы русской армии и первой победы русского флота на море над турками, при блокаде Азова, по приказу Петра I, в знак благодарности и необходимости укреплять южные российские рубежи.
Летом природа вдоль миусских берегов дивная, растительность сочная и разнообразная. Молодежь собиралась группами, чаще от пяти до 10 человек и оправлялись, вдоль русла реки вверх, со стороны селения, выходя на просторы, расположенные между рекой и железнодорожным полотном на насыпи к железнодорожному мосту. Здесь располагались сады и в пору созревания фруктов, можно было поживиться сочными, часто недозревшими ягодами вишни или, позже, сливами или яблоками. Конечно, сады охранялись. Но, что могло остановить решительных и бесшабашных парней в возрасте «дай порвать»? Да ничего не останавливало. Даже отцовский ремень имел лишь временный успех в расстановке приоритетов в двух позициях с названиями «льзя» и «нельзя».
Если целью ватаги парней было желание просто искупаться и пошалить на тарзанке, то выбирали маршрут, перейдя через реку по мосту, прям в черте посёлка, напротив высокой кручи, которая по поверью легенд и баек и является тем местом, откуда и начиналось поселение. На этой круче был сооружен рукотворный курган, в котором бы захоронен казачий атаман Матвей. Отсюда и повелось название селения Матвеев Курган. Метрах в 200—300 от моста, вдоль реки направо начинались высокие крутые берега и на деревьях то тут, то там были изготовлены тарзанки, позволяющие, раскачавшись на них, нырять в глубины середины реки. Но и от берега, река резко набирала глубину и устоять на дне здесь, как в других местах, с низкими берегами, было невозможно – стягивало на глубину. Дно было здесь менее илистое, на глинистых обрывах раки устраивали «общежития», но для их отлова нужно было быть хорошим ныряльщиком. И кроме того, нужно было быть смелым малым, так как в парубковой среде гуляли байки о сомах-людоедах, живущих в глубоких ямах и норах и, якобы, если, при ловле раков, ныряльщик опускался глубоко, в надежде выдрать из норы крупного рака, мог, ощупывая дно, сунуть руку в пасть речного чудища.
Скорее всего эти байки запускали сами родители, дабы отпугнуть детей от совершения опрометчивых поступков. Хотя сомов крупных особей вылавливали и не раз в этих местах. Часто, пойманный сом, весом килограмм в 30, через неделю мог превратиться в монстра килограмм на 150. Все знают особенность рыбаков прихвастнуть. Местных рыбаков-сомятников все знали в лицо. Но они о своих «подвигах» доверяли рассказывать другим, у кого фантазия побогаче. И, если тех ловили на лжи, «рекордсмены» были не при делах.
– Васёк, ты слышал, что в наших краях обитает сом-людоед? Так вот он среди всех выбирает людишек помельче, дабы не удавиться. Так, что ты хорошо делаешь, что с нами на речку ходишь, для нас хорошо, в первую очередь. Вот, к примеру, раздобревшего на домашних харчах Вовкой Захарченко или тем же Серегой Журавлёвым, зверюга речная точно удавится, а ты ей в самый раз со своим «бараньим весом», – поднимая босыми ногами пыль с накатанной дороге вдоль реки, положив руку на плечи Васи, с умыслом очень громко, чтобы слышали все из растянувшейся ватаги парней, делал попутку зашугать товарища и похохмить заодно, разглагольствовал весельчак по прозвищу Коля Каланча, рослый, но худой парень, выглядел «подстрелышем» в брюках с заплатами и изрядно короткими штанинами.
– Каланча, ты лучше за себя переживай. Я-то успею от сомяры увернуться и под водой долго находиться могу, а вот тебя этот «людоед» может сделать на 2—3 пряди короче, а, если голодный будет, то по самое «не хочу» оттяпает. С таким росточком перестанешь головой косяки выносить, – Вася гигикал, наблюдая за тем, как Каланча багровел, заливаясь краской от злости.
– Хорош вам лаяться, оставьте такое желание на потом, когда придется нам сообща честь отстаивать и свои приоритеты, – успокоил драчунов Витя Нецветай, – судя по шуму на реке, наше стойбище уже кто-то занял. Как бы нам не пришлось сегодня «махаться».
Все притихли и, ступая по-кошачьи бесшумно, стали улавливать, доносившийся шум за излучиной реки, где и располагалось их излюбленное место на реке, с поляной, закрытой со всех сторон высокими деревьями, сооруженным, для удобного входа в воду и ныряния мостком и парой тарзанок с обеих его сторон. Когда «центровики» подошли ближе, увидели дымок на поляне и ощутили запах запечённых мидий на костре.
– Нет, ну вы видели такую наглость, – не сдерживая раздражения, высказал не напускное негодование Мишка Картавый.
Свернув к реке раньше прохода, чтобы заодно разведать правый фланг противника и выйдя на поляну, увидели вольготно расположившихся вокруг дымящегося костра «базарных». Как и подобается, «наезд» начал Мишка, при этом, все остальные начали замыкать круг вокруг непрошенных гостей, оставив для отступления лишь берег реки:
– Сельпо, вы ничего не перепутали? Забыли, что ваша территория – левый берег, а наш правый, там мы можем напомнить и показать ближайший путь. Все плавать умеете? Сейчас проверим! – голос вожака был вызывающе-уверенным.
Внезапное появление хозяев поляны на время лишило нарушителей неписанного договора дара речей, а когда начали приходить в себя, появились, сначала робкие, а потом всё увереннее протесты и даже возмущения. Пришлые, осмотревшись, поняли, что хозяев ничуть не больше, даже меньше на пару голов, чем их и, видимо у кого-то из их главарей появилась в голове дерзкая мысль отвоевать новую территорию с выгодной инфраструктурой и месторасположением и другими явными плюсами.
– «Барыня встала – место пропало», – пытался язвить заводило пришлых, выпячивая грудь и всем своим видом показывая, что уступать они не намерены, – река большая, поищите себе другое место, – ставя, как он предполагал, на конфликте точку.
Кто мог потерпеть такую наглость, переходящую в борзость. Пошла перепалка и между «рядовыми» членами группировок, что создало гул и напряжение, при котором маленькая искра могла стать началось большого пожарища конфликта, а проще – драки.
Картавый так увлёкся перепалкой с долговязым заводилой «базарных», что не заметил, как его попытались отрезать от товарищей, взяв в окружение. Нужно что-то было делать. И тут произошло то, что стало ключевым событием, определившим исход конфликта. Неведомо откуда появившийся Василий, с криком, словно пушечное ядро с разбегу врезался в заводилу пришлых. Тот, не ожидая такого, точнее и не скажешь, сногсшибательного удара в грудь одновременно двумя руками, взятыми в «замок», потерял равновесие и проваливаясь на спину, полетел с кручи вниз, в реку, а Василий, сумевший после удара, ухватить соперника в захват вокруг пояса, летел сверху его в ту же бездну, где хозяйничал сом-убийца.
И вот, почему-то в этот момент он и вспомнил спор с Колей Каланчой незадолго до этого. В такие моменты мысли летят быстрей скорости света и может за секунду полжизни перед глазами пролететь. Пока они в «мёртвой» хватке летели к воде в воздухе, у Васи возник дерзкий план, который по его задумке должен и определить победителя в споре с Каланчей и эмоционально воздействовать на соперников. И он сделал следующее.
Успев сделать глубокий вдох, перед самой водой, освободив хватку, с силой оттолкнул долговязого от себя. Раздался оглушительный всплеск в результате падения в воду двух тех, с той лишь разницей, что соперник шлёпнулся в воду спиной, а Василий, как и при нырянии с мостка, выставив вперёд руки. Оказавшись в воде, долговязый быстро вынырнул с широко раскрытыми, испуганными глазами и стал барахтаться, как брошенный в воду щенок. Все, кто наблюдал за происходящим, замерли на несколько минут и было слышен, лишь душераздирающий крик перепуганного вожака оцепеневшей стаи жалких щенят, оставленных без кормящей сучки на произвол судьбы.
Отойдя от оцепенения, они начали отступать от берега и, так как напротив них уже надвигались на них воодушевлённые «центровые», им пришлось пятиться над самым обрывом в сторону течения реки. При этом уже никто и не помышлял о нападении, единственно о чём они думали – спастись бегством. «Центровые» быстро вытеснили «базарных», которые отделались легкими пинками под зад и тычками в спину. За вожака они и не вспомнили, тот выкарабкивался по крутому косогору берега с опущенной головой и поднявшись наверх, побрёл не за свой бандой, которая была гонима наступающими уже метрах в пятидесяти от места начала конфликта, а вышел напрямую на дорогу.
Когда противник был обращен в бегство, все вспомнили о Васе. Бегом вернулись на поляну, вглядываясь вниз на слегка крутлявую водоворотами на излучине гладь воды. Васи нигде не было. Парни всполошились и начали кричать, но безуспешно.
Что же в это время делал Вася? Его план имел двусмысленное значение. Первая часть у него блестяще получилась, практически он один своим поступком сломил «боевой» настрой противника, опустив дух «базарных» до уровня сверкающих, при убегании пяток. А для выполнения второго, чтобы одержать победу над Каланчой, Вася, нырнув на глубину, стал энергично помогать, относившего его и так течению. По его подсчётам, он был под водой около полутора минут и за это время смог отплыть, завернув за излучиной реки, где деревья своими ветвями опускались низко к воде. Вынырнув ближе к берегу и посмотрев вверх по течению, он понял, что место конфликта закрыто берегом, подплыл к берегу и с помощью косичек-ветвей выбрался на берег. Поднявшись наверх, увидел только пятки убегающих соперников, своих не было, они оставили погоню, вспомнив о своем товарище.
Подойдя по берегу к поляне, увидел неописуемую картину. Все суетились, кричали, ныряли и выныривали из реки. В этом хаосе парни не сразу заметили подошедшего, улыбающегося Васю, который остановился за спинами тех, кто был на берегу со взглядами, устремлёнными вниз, и спросил:
– Чё, решили раков подрать? Получается?!
Что было потом, лучше и не рассказывать. Хорошо, что Васю не побили сообща, в виде компенсации за моральный ущерб. А, когда успокоились, стали восхищаться, обсуждая его решительность и смелость, ставшую залогом победы.
– Ну, ты дурило! Мы тут с ума сходим, думаем, куда он делся, утонул, наверное, а он… еще и лыбится, – с какой-то даже злостью сказал Коля Каланча.
– Молодец, Васёк! Задал ты им жару, до сих пор, наверное, бегут без оглядки, – крепко пожимая руку, благодарил Мишка Картавый.
Вся ватага разлеглась на прибрежной травке, продолжая обсуждать сегодняшнее происшествие. Много было эмоций, много хохота. А, когда чуть успокоились, Вася сказал, обращаясь в Каланче:
– Знаешь, Коля, я всё дно обследовал, под каждую корягу заглянул, в ямы спускался – нет нигде сома-людоеда. Я тебе ответственно заявляю. Не веришь?! Можешь сам нырнуть и проверить.
– Да ему слабо будет. Он трепаться только горазд. Или я не прав? Нырнёшь?! – с издёвкой спросил Миша Картавый у Каланчи.
– Да идите вы… Пристали. Я же шутил, а вы…
По дороге домой, Вася, без малого не забыл об задании, которое дал отец. Пришлось у моста распрощаться с друзьями и нырнуть под мост, вправо, вниз по течению, где он припрятал в укромном месте, в траве косу-секач. Быстро накосил в низинной пойме реки сочной травы. Привычно и умело сплёл из длинных стеблей куги плетённую верёвку и увязал, сложенную в увесистую охапку, траву. Спрятал в густой траве косу, перебросил охапку через плечо и двинулся через мост, мимо старого кладбища-кургана домой. Весь путь занял не более десяти минут.
– А, явился! Я уже сам собирался идти по траву, – бурчал отец.
Вася развязал охапку травы и разложил, чтобы не «сгорела» и чуть подвялилась, как учил отец, чтобы сочную кроликам не давал. Мать на грубе, сложенной во дворе и прикрытую небольшим навесом от солнца и дождя, готовила обед. На этой печи готовили с весны и до ноябрьских морозов. Топили я этих печах, называемых, как и на Украине грубой, кизяком, спрессованным в кирпичики и высушенным коровьим навозом.
Меньшая сестрёнка, Маша, суетилось возле матери и помогала в меру способностей и в зависимости от потребности в оказании посильной помощи. Маша была, как говорят, пацанкой и ей больше нравилось общаться с парнями на равных, а куклы и другие увлечения девчат, её мало интересовали. Когда ватага собиралась где-то на улице, то у нее была возможность пробраться, под прикрытием брата и под его ответственность, но до тех пор, пока дела не приобретали какие-либо элементы криминала или опасности. Тогда её, чуть-ли не со слезами отправляли домой.
II
После недельной 30-градусной жары, когда детвора и молодежь свободное время старалась провести у речки или водоёмов, с 20 июня зашли дожди, которые значительно уменьшили жару и изменили распорядок дня беззаботной детворы. Нужно было искать себе занятие. В селе увеселительных занятий было не так много. Кто-то ходил в колхозную бригаду, с надеждой, что им удастся уговорить конюхов, ухаживающих за лошадьми, покататься на них и, если повезет, то и покупать на мелководье реки в районе железнодорожного моста через речку. И, конечно, за это они должны были отработать, помочь взрослым в посильной работе на ферме.
Двадцатого числа дождь был сильный и шёл целый день, с малыми перерывами. В этот день те, кто не имел трудовой повинности, не нужно было идти на работу, сидели в основном по домам и, в лучшем случае, выполняли домашнюю работу, если была в том необходимость или указание старших. На другой день дождь был менее интенсивным, а уже 22 июня день выдался пасмурным, с небольшим количеством осадков, с довольно свежим ветерком и температурой в пределах 20 градусов.
Изрядно занудившиеся сидением дома дети и подростки рвались куда угодно, лишь бы развеяться. Маша с интересом наблюдала за своим братом, чтобы не упустить возможность прицепиться к нему «хвостиком», когда он решит куда-то пойти. Хотя и ему для этого одного желания было мало, нужно ещё и получить «добро» родителей.
Отец, по обыкновению, сапожничал. Выполняя ответственную работу в пошиве сапог, он низко склонился над приспособлением с колодкой, на которую выполнял затяжку вырезанных заготовок кожи. В такие моменты его отвлекать нельзя было. Любая ошибка могла стать неисправимым браком и могла дорого стоить. Материал стоил деньги и, по тому времени, немалые. Домашние все это понимали и старались отца не отвлекать от дела. Хоть сегодня был выходной день, но Петр Леонтьевич выполнял срочный, а значит и хорошо оплачиваемый заказ.
Вася выполнил всю работу по хозяйству, что предписана негласным распорядком дня и естественными потребностями домашней живности. Маша ещё вчера выполнила уборку по дому и во дворе. Сегодня у нее была минимальная загруженность в случае просьбы матери в чём-то помочь. Но, Варвара Максимовна, без особой необходимости, старалась не нагружать меньшую дочь, откровенно жалела. Она хлопотала над приготовлением обеда. Груба, толи от отсыревшего кизяка, толи от низкого атмосферного давления и плохой от этого тяги, изрядно дымила и супруг бурчал себе под нос, высказывая негодование или неумением жены ликвидировать этот дискомфорт во дворе, или ещё чем, что никто не мог понять, да и похоже, он того не добивался, его успокаивал сам процесс ворчания.
Как только отец закончил выполнять ответственную операцию и устроил перекур, Вася подкатил к нему с вопросом:
– Па, можно я пару часиков погуляю? Хозяйство в порядке, к обеду буду.
– И я, папа, с Васей, можно?! – вдогонку выпалила Маша.
Петр Леонтьевич улыбнулся, прищурив глаза и резко хлопнув обеими мозолистыми руками с короткими пальцами по кожаному фартуку, закрывающему в сидячем положении и его колени:
