За гранью безумия
Жадность – это путь к самоуничтожению не только для отдельного человека, но и для всего человечества. То, что жадность губит отдельно взятых людей – это мы знаем, мы это видели ни раз. А вот когда это чувство все человечество погубит, вот тогда, вероятно, мы перейдем на новый уровень существования, либо осознания. Вернее, то, что от нас останется, будет частью нового мира, может новой формы жизни. То же оружие массового поражения – это проявление в том числе и жадности. Эта жадность выражается в агрессии, из-за которой происходят войны, целью которых является порабощение других людей, захват ресурсов, расширение власти. Так ведь? Что это, как не жадность? Человеку мало, и он хочет большего, причем он стремится к этому простым путем – через проявление агрессии. Это же так просто, взять и использовать силу, чтобы получить желаемое. И вот когда человек наиграется со спичками, когда эти спички его сожгут, тогда то, что останется от людей, по логике развития и совершенствования должно будет быть лишено, как минимум этого чувства, а может быть и других низменных чувств. Жадность станет ненужной, не только из-за своей губительной силы, выражающейся в отсутствии чувства меры, но и из-за того, что ему на смену придет какая-то другая движущая сила, благодаря которой люди или то, или те, кто придет им на смену, станут стремиться к чему-то большему и совершенному более разумным образом.
Жадность когда-нибудь приведет к масштабной войне, которая погубит все человечество в том виде, в каком оно существует. Стоит ли этого бояться? Нет, конечно. Чего бояться конца, который, во-первых, неизбежен, а во-вторых, станет началом нового? Бесследно ни что не исчезает в этом мире. Не будет нас таких, какими мы себя знаем, будем мы другие или будет что-то другое или кто-то другой, кто станет наследником истории нашего существования. Ну, как вам такая версия? А что, должен же быть какой-то смысл в безумной жадности.
Я вот, допустим, не знаю, каково это, быть безмерно жадным, таким жадным, чтобы ни перед чем не останавливаться в стремлении утолить свою жадность. Мне тоже всегда хочется чего-то большего и лучшего, я понимаю, что не интересно жить, если в твоей жизни ничего не меняется долгое время в лучшую сторону и ты не обретаешь большего. Но как-то в этом вопросе я всегда придерживался чувства меры. И вовремя останавливался. А может не вовремя? Может мой страх перейти черту мешает мне узнать, увидеть, почувствовать что-то большее, что может быть в тех случаях, когда человек полностью отдастся этому безумному чувству? Может надо дальше идти, чтобы что-то особенное познать? А как у тебя с этим обстоят дела, читатель? Ты тоже боишься быть слишком жадным? Я вот смотрю на некоторых жадных людей, очень жадных и вижу, как у них горят глаза. Складывается впечатление, что они знают о жизни больше, чем я. Точнее, они знают о ней что-то такое особенное, они что-то видели, чувствовали, благодаря своей безмерной жадности, что недоступно мне. Получается, моя разумность в этом вопросе, а в нашей книге это неразумность, тормозит меня и не позволяет мне познать мир на более высоком уровне. Это очень рискованный уровень. Ведь там, где тонко, так и рвется. Но и ощущения на этом уровне особенные.
Вот почему люди, обладающие властью и потому имеющие возможность удовлетворять свои безмерные аппетиты, так безбожно воруют [не все, наверное, но очень многие] и никогда не насыщаются. Они имеют возможность открыть для себя новые горизонты бытия и пользуются ею. Они стремятся зайти за все возможные пределы допустимого, хотят переступить все существующие черты, которые подразумевают какое-то самоограничение. Им хочется увидеть, что находится за пределами умеренной жадности, когда ты насыщаешься до предела и дальше уже просто некуда. Но хочется еще больше, чтобы понять, а каково это, когда вообще нет никаких границ, сдерживающих твой порок. Тут ведь дело не только в красивой жизни, не в роскоши, которая тебе доступна, все это, можно сказать, радость для желудка. Дело еще и в состоянии сознания, когда ты живешь так, как можно жить, только если много воровать, а значит делать что-то такое, чего не делают большинство других людей, так как не имеют такой возможности. А вот тебе все доступно, ты имеешь превосходство над другими, благодаря своему безудержному стремлению ко всему большему и большему. И ты такой опыт получаешь, который никогда бы не получил, если бы так не воровал, если бы не захлебывался от жадности. Ты бы никогда так на жизнь не посмотрел, как смотришь, когда так дико воруешь. Это просто интересно, когда ты живешь не так, как положено. Мы ведь привыкли к умеренности во всем, нас так учат жить, учат контролировать свои страсти, чтобы мы смогли ужиться с окружающими, с которыми надо считаться. А жадность, когда она безгранична, помогает нам жить не так, как надо, а так, как хочется. И это особенное чувство, подобное тому, какое испытывает человек от очень большой власти.
В любом проявлении жадность позволяет посмотреть на жизнь с особенной стороны, которая и ощущения особенные дает. Она уводит человека в необычное путешествие, в мир, в котором он ведет себя, как во сне. Это мир грез, в котором человек свободен от всех запретов и ограничений. Люди, пострадавшие от жадности и с которыми мне довелось основательно пообщаться на эту тему, говорили мне о том, что когда они испытывали это чувство, когда оно их вело, то жили словно во сне. Они не контролировать себя с помощью разума в это время, они просто летали в своих иллюзиях вседозволенности, делая так, как хочется, а не так, как надо.
Ты просто гребешь, гребешь, гребешь под себя и тебе уже неважно зачем, для чего, ты это делаешь, ты просто втягиваешься в сам процесс. В чем бы ты не жадничал, тебе хочется сделать больше, чтобы что-то новое испытать, чего ты еще никогда не испытывал. Больше денег, больше власти, больше наглости, больше секса, больше еды и всего-всего остального, в чем ты только можешь позволить себе брать больше. Ты наглеешь от жадности ни ради какого-то определенного результата, а чтобы просто понять, что еще тебе позволено в этой жизни. Ну это, как знаете, пить, то есть, бухать, до потери сознания. Люди, по их словам, не контролируют себя на последнем этапе опьянения и тогда уже объективные законы природы вмешиваются в процесс и прекращают его, человек просто отключается. Вот так и с любой другой жадностью. Человек идет у нее на поводу до тех пор, пока объективные законы жизни его не остановят, показав ему границы его безмерности и наглости.
Будучи безмерно жадным, ты, конечно, можешь сильно пострадать, жадность ведь часто губит человека. Но кто сказал, что загубленная из-за жадности судьба более несчастна, чем судьба человека, который никогда ничего особенного в своей жизни не видел и не испытывал, потому что всегда придерживался определенных ограничений, сам или вынужденно, из-за страха перед наказанием? Кто сказал, что жизнь без жадности лучше, чем с ней? Умеренность? Чувство меры? Достаточность? Да, все это выглядит мудро, разумно, но вместе с тем и слишком серо, слишком ограничено. А какой смысл жить с ограничениями? Чтобы только дольше прожить? А для чего? Чтобы умереть, когда уже рассыпаться начнешь, когда все зубы выпадут и на себя в зеркало будет страшно смотреть? Тут сложно сказать, что правильно, а что нет, но раз человеку позволено быть безгранично жадным, даже можно сказать, смертельно жадным, до безумия жадным, значит он имеет право прожить такую жизнь, имеет право пострадать от такого порока, поддавшись ему.
Я вот не знаю, что я теряю, не позволяя своей жадности проявиться во всей красе. Я не знаю, какая эта будет жизнь, когда ты позволяешь себе жить без всяких тормозов, не понимаю, какие будут ощущения, если я буду жадным, очень жадным, безумно жадным. Что-то я тут теряют, но и что-то приобретаю. Но как понять, что теряемое мною хуже или лучше для меня, чем приобретаемое? Надо сравнивать. А как тут сравнишь, две жизни одновременно не проживешь. Приходится верить в то, что ты сделал правильный выбор, выбрав жизнь с ограничениями. Но и тот, кто позволил себе заглянуть за грань своего безумия, дав возможность своей жадности себя поглотить, тоже имеет право считать, что его выбор для него оказался самым лучшим.
Глава 3. Благородная трусость
Быть трусом хорошо или плохо? Подумай получше, читатель. Тебе куча народу скажет, что быть трусом – плохо. А если ты им скажешь, что трусом быть здорово, удобно и выгодно, они покрутят пальцем у виска. Пусть не все, но многие. Ну оно и понятно, в нашем обществе самых здравомыслящих людей всегда считали безумцами. Да и лицемеров не стоит сбрасывать со счетов, которые сами-то те еще трусы, но хотят, чтобы другие были смелыми в тех ситуациях, когда смелым быть опасно. Чего это я полезу в огонь спасать кого-то, лезь лучше ты, ты же смелый, рискуй своей жизнью, в том числе и ради моих интересов. А я тут тихонечко отсижусь, а потом начну какие-нибудь байки травить о своих подвигах, когда настоящих героев не останется, потому что смелость их всех погубит. На самом деле, настоящее безумие – это быть смелым. Мы с тобой, читатель, рассмотрим оба эти состояния с той стороны, которая находится за гранью безумия.
Задумаемся, что такое безумная трусость, не благородная, она идет после безумства, а именно безумная? Общаясь с такими людьми – безумно трусливыми, я понял, что речь идет о такой трусости, которая не имеет смысла с точки зрения защиты человека от опасности. Такой человек боится абсолютно всего, чего надо и чего не надо. Он избегает любых конфликтов, совершенно безынициативен, старается держаться в тени, стремится вообще ни с какими опасностями не сталкиваться, поэтому ни во что не лезет. Этим он себя и подвергает опасности, потому что своей пассивностью он провоцирует других на агрессию в свой адрес, а своей безынициативностью лишает себя возможности делать то, что должен, чтобы защитить себя от будущих или даже текущих угроз. Такой человек не просто довольствуется малым, если ему не дадут больше, именно дадут, потому что сам он взять что-то боится, даже попросить боится, он еще и подвергает свою жизнь опасности. Его инстинкт самосохранения, который и делает его трусливым, работает неправильно, он через-чур активен или даже искажен, поэтому не защищает жизнь человека, а подвергает ее опасности. Можно сказать, что генетический сбой приводит к безумной трусости.
Но что чувствует сам человек, находящийся в таком состоянии? Надо же понять, что стоит за таким безумством, может все очень даже и разумно. Влезая в душу к таким людям, я понял, что они чувствуют уверенность в том, что все делают правильно, когда слишком сильно чего-то боятся и ничего при этом не делают. Несмотря на все страхи, тревоги, опасения, на все те волнующие чувства, с которыми они живут, боясь, как говорится, тележного скрипа, они тем не менее уверены, что их осторожность, выраженная в чрезмерной трусливости совершенно разумна, и она абсолютно правильно ведет их по жизни, избавляя от бессмысленного риска. В каком-то смысле эти люди чувствуют себя достаточно зрелыми и мудрыми, вероятно, из-за своего эго, которое оправдывает их трусость в их собственных глазах. Они не переживают из-за своего состояния. Просто трусливый человек, может признать проблему со своей трусостью и даже может постараться избавиться от нее. А эти, нет, не будут с этим чувством работать, пытаться его убрать. Им этого не хочется. Они разве что захотят приспособить свою трусость к тем задачам, которые им приходится решать в жизни, они хотят найти способ сделать то, что им надо сделать, оставаясь при этом такими, какие они есть. Вот именно такую задачу мы и решали с этими людьми. Они не считали себя какими-то неправильными, они просто хотели найти способ решить свои задачи, оставаясь при этом трусливыми. Вот такой у них настрой на жизнь. Не признают они в своем состоянии проблему.
Людям, которые не сильно трусливы, конечно, трудно это понять, когда человек ну вообще всего боится. Большинство из нас, конечно, были в таких ситуациях, когда мы боялись и вели себя, как самые настоящие трусы. Ну кто такой опыт не имел. И он дает нам какое-то понимание абсолютной, безумной трусливости, когда ты стремишься избежать проблем, конфликтов, а не пытаешься разобраться в них, когда тебя сковывает от страха или хочется бежать, чтобы спастись. Но это будет неполное понимание. Потому что каждого из нас можно загнать в угол и тогда мы из мышки превратимся в льва, и наша трусость уйдет, мы станем себя защищать. А вот у абсолютного труса это чувство останется при любом раскладе, даже при самом безвыходном для него. Он будет готов погибнуть, но не окажет серьезного или даже вообще какого-то сопротивления. И будет считать себя правым. Такой человек убежден в том, что бороться за себя опаснее, чем не бороться. Лучше принять свою судьбу, чем попытаться разбудить в себе зверя. Потому что и будить-то некого, зверь мертв. Плевать такому трусу, что с ним станет, его страх, который он не осознает, настолько силен, что он верит в его разумность. И его убежденность в своей правоте, в разумности своего страха, в оправданности своего трусливого поведения, делает его трусость благородной, как в его собственных глазах, так и в глазах тех людей, которые уважают чужую фанатичную убежденность в чем-либо. Человек решил так жить, он считает свое отношение к жизни правильным и следует выбранному курсу, несмотря ни на какие препятствия и провокации. Боюсь, значит боюсь и буду бояться всю жизнь, это мое право. В этом есть какое-то благородство, выраженное в преданности своим убеждениям, своим чувствам, в честности перед самим собой, в готовности пожертвовать своей жизнью ради душевного комфорта. Да и нравственности тут есть место, ведь про трусливых людей нередко говорят, что они мухи не обидели в своей жизни. И это действительно так. Потому что такой человек боялся это сделать и был верен своему страху всю жизнь. Вот потому и благородная это трусость, а не просто безумная.
Что еще можно в такой трусости найти? Она может быть полезна в определенных ситуациях. Вот представь себе, читатель, начинается война и всех забирают на войну, Родину защищать. Самые сильные и смелые откликаются на такой призыв, не противятся ему, не пытаются сбежать от войны. Они должны пойти на нее, по их мнению. А как же иначе, иначе нельзя, трусом сочтут или негодяем. Да и самому потом в зеркало будет стыдно смотреть. А трус сбегает от всеобщей мобилизации, прикидывается больным, еще каким-либо образом избегает отправки на войну, которая может оказаться очень жестокой и беспощадной, со множеством жертв. И благодаря этому он остается жив. Кого-то на войне убьют, кого-то покалечат, а он будет и жив, и здоров. И потом выйдет из тени, и может даже героем себя представить, сочинив байку о том, как он воевал. Общество это примет, потому что ему нужны герои, которые будут его прославлять. Но, как правило, безумная трусость ни на какое геройство не претендует. Такие люди просто спасаются от смерти и только. И при этом считают себя весьма благородными людьми, потому что они остаются верны себе, они спасают себя, отказываясь участвовать в каком бы то ни было конфликте. И кто скажет, что это неправильно?
А вот с другими людьми эти трусы уже не такие благородные и легко могут предать из-за своей трусости любого человека, даже такого, который для них многое сделал, вплоть до того, что жизнь им спас. Таких примеров я знаю не мало. Эти люди, повторю, верны себе, своему жизненному курсу и не станут менять его ради кого-то другого, кем бы он ни был. В этом-то и заключается безумность и благородство их трусости. Они боятся из-за себя, из-за своей жизни, а за чужую жизнь они страха не испытывают. Ради самосохранения они даже близких людей готовы предать, лишь бы не рисковать, лишь бы не пострадать. Спроси их, как они с этим мирятся, как могут спокойно относиться к проблемам близких им людям и не участвовать в решении и проблем, и они скажут, что они не обязаны нести ответственность за других и пусть другие люди, даже если это очень близкие люди, сами о себе заботятся, сами решают свои проблемы. Каждый должен сам за себя в ответе. А они будут думать о себе. Такое вот отношение к жизни.
Но самое главное и самое ценное, что дает трусу его безумная трусость, которая для него является благородной – это позиция наблюдателя за жизнью. Такой человек привыкает к тому, чтобы просто наблюдать за ходом жизни, как своей собственной, так и той, что вокруг и не вмешиваться в нее без самой крайней необходимости. Это как смотреть кино или участвовать в съемках фильма, или, как наблюдать за спортивным событием, например, сидеть на трибуне и смотреть футбольный матч или самому играть в футбол. Тот, кто смел, кто активен по жизни – он играет, он игрок. А вот такие трусы, которые всего боятся и бездействуют – они зрители.
Что лучше, быть участником жизни или ее наблюдателем? Честно сказать, мне сложно ответить на этот вопрос однозначно. Раньше я думал, что определенно, в жизни надо быть предельно активным, на то ты и человек, чтобы действовать. Но теперь я в этом не уверен. Жизнь постоянно открывается мне с разных сторон, и я понимаю, что истина мне пока неизвестна. Сам я в своей жизни, в разные ее периоды занимал и ту, и другую позицию, и должен сказать, что каждая из них по-своему мудра. Есть вещи, определенные объективные процессы, на которые мы при всем желании не сможем повлиять и что-то изменить. Ну, допустим, какое-нибудь стихийное бедствие, какая-то природная аномалия, какие-то социальные процессы, скажем, тот же технический прогресс, с этим мы ничего не можем поделать, по крайней мере на нынешнем этапе нашего развития. Это просто случается, потому что должно случиться. А значит, остается только смирится и наблюдать за этим, чтобы не переживать по поводу этого. Вот как есть времена года, есть день и ночь, есть дождь и есть солнце, за которыми мы наблюдаем, вот так и многое другое в нашей жизни происходит независимо от нашего желания. Мы занимаем наблюдательную позицию по отношению к тому, во что не можем вмешаться, на что не способны повлиять и лучше это делать добровольно, чтобы не мучить себя своим же собственным сопротивлением этим вещам. В таких случаях еще говорят, что если ты не можешь что-то изменить, то измени к этому свое отношение, чтобы тебя это не беспокоило.
Благородный трус занимает именно такую наблюдательную позицию по отношению практически ко всему в своей жизни. Во всяком случае ко всему тому, что представляет для него хоть какую-то опасность, во что вмешиваться, по его мнению, для него небезопасно. Смелые люди участвуют в жизни, играют в нее, действуют, борются, добиваются, меняют многое или пытаются изменить, а трус просто наблюдает за ней. И сказать, что он вот так прям неправ, у меня язык не поднимается. Он не безумец, хоть и кажется таковым. Хотя, даже не знаю, можно и безумцем его назвать, если захотеть. Но ведь также безумием часто выглядит и бессмысленная активность, борьба, стремление людей изменить то, что изменить невозможно, бессмысленной с виду является и смелость, которая ничего не дает, кроме иллюзий величия. Конечно и за гранью безумной смелости есть свои интересные открытия и призы, это такая жизнь и такие победы, которых можно достичь только в том случае, если будешь сильно рисковать, отключив все сенсоры страха. Это тоже интересно, прожить жизнь, поставив все на кон и если повезет, то получить очень много. Выиграешь, получишь почти что все. А проиграешь, тогда канешь в лету, а дальше пойдут другие, более осторожные, внимательные, предусмотрительные, потому что трусливые. Разный подход к игре в жизнь и разные призы. Вот так получается.
Видишь, читатель, как может жизнь складываться в каждой из крайностей? Мы обычно думаем, что, вот, человек сошел с ума, он ненормальный, потому что действует бездумно, один безоглядно рискует, будто жизнь – это так, ничего не стоящая вещь, а другой, наоборот, как какое-то растение, вообще ничего не делает, будто и не живет. А ведь в каждой из этих крайностей есть свои особенные, скажем так, подарки. Слишком смелый может получить в подарок такое, что можно получить только благодаря большому риску и никак иначе. Это что, не повод впадать в крайность и рисковать всем? А слишком трусливый получает в подарок состояние блаженства и умиротворения, при котором ему все равно, что произойдет, ибо его страх настолько силен, что он перестает на него реагировать, как на побуждающую к чему-то эмоцию и просто живет в состоянии абсолютной пассивности. Многие люди мечтают так жить, ни о чем не беспокоясь. А абсолютный трус уже так живет.
Мы в этой главе акцентируем свое внимание именно на трусах, поэтому нам важно понять в первую очередь смысл той крайности, в которую впали они. А они, смотрят на жизнь, как на фильм и пребывают в абсолютной убежденности в том, что их мировоззрение является абсолютно верным, разумным, мудрым. Многие ли из нас могут похвастать такой уверенностью в правильности своих действий, решений, убеждений, в правильности своего мировоззрения? А они могут.
За гранью безумной трусости и одновременно в состоянии трусости благородной, находится вишенка в виде ощущения абсолютной правоты, гармонии и спокойствия. Можно сказать, что в таком состоянии человек свято верит в судьбу, которая предрешена и что бы ты ни делал, как бы себя не вел, все равно будет так, как кем-то задумано. Ты можешь бороться, можешь вгрызаться в каждую ситуацию в своей жизни, чтобы отстоять свое мнение, можешь биться не на жизнь, а на смерть, а можешь не делать ничего, со всем мириться, все принимать, ни в какие процессы не вмешиваться и все равно будет так, как должно быть, как написано в сценарии твоей жизни и в сценарии всего бытия.
Вот той же мудростью вполне можно назвать способность человека минимально, но предельно точечно и в нужное время влиять на жизненные процессы, на самые важные, от которых зависит ее ход. Мудрый человек не вертится, как белка в колесе, не пытается объять необъятное, не стримится все взять под свой контроль, он делает мало, но так и тогда, как и когда это надо делать, чтобы изменения были точечными и грамотными. Его действия, это как нахождение точки опоры, с помощью которой можно перевернуть мир. А опираться можно только на то, что оказывает сопротивление. Жизнь оказывает сопротивление, люди оказывают сопротивление, кто-то больше, кто-то меньше. Мудрый человек всегда находит такое сопротивление, которое необходимо для проявления им усилий в необходимом для нужных изменений количестве, но вместе с тем и не является настолько сильным, чтобы его усилий было недостаточно для инициации перемен. Другими словами, сражаться с ветряными мельницами смысла нет, но и без сопротивления внешней среды серьезных дел не сделаешь.
Но у нас речь не о мудрецах, а о трусах, а они вообще ни во что опасное для себя не вмешиваются и могут считать это своей мудростью, и, собственно, считают. Они как многовековые деревья, просто стоят и наблюдают за окружающей суетой и ни во что не вмешиваются. Будь, что будет, во всей этой суете сует участвовать совершенно необязательно, так как это ничего не изменит. А если завтра придет дровосек и начнет рубить их, ну значит так тому и быть, все равно ведь дерево ничего с этим поделать не может, только смириться. Может оно и к лучшему, думает дерево – трусливый человек. Должно быть к лучшему. Иначе зачем задумывался этот мир, если все перемены в нем не к лучшему?
Глава 4. Сказочная месть
Мстить или не мстить, вот в чем вопрос. И вопрос это не простой. Когда ты сталкиваешься с такими жизненными ситуациями, в которых, с одной стороны видно, что человеку была нанесена глубокая обида, его невероятно сильно оскорбили, унизили, чего-то лишили, после чего его жизнь круто изменилась в худшую сторону, то склоняешься к необходимости мести с его стороны своим обидчикам. Нельзя оставлять зло безнаказанным, иначе не обретешь душевного покоя. Но, с другой стороны, у человека может быть неплохая жизнь в настоящем, после пережитого зла и еще более впечатляющие перспективы, ради которых имеет смысл сконцентрироваться на совсем других вещах, имеющих отношение к настоящему, а не возвращаться мысленно в злое прошлое, которое осталось только в голове и не тратить время и силы, чтобы вернуть ненужный должок. Вот потому и трудно решить, как лучше сделать, мстить или нет, любой вариант может быть правильным и неправильным. И какое бы решение человек не принял, его могут упрекнуть за каждое из них, назвав безумцем.
В одном случае человек будет безумен потому, что из-за мести откажется от тех перспектив, которые у него в жизни появились, а они всегда появляются, в жизни каждого более или менее активного человека. То есть, из-за мертвого прошлого он проигнорирует живое настоящее и рождающееся светлое будущее. Он не станет вкладываться в улучшение своей жизни, а кинет все ресурсы на ухудшение жизни тем, кому решил отомстить. Ну чем не безумие. А в другом случае, если не отомстить, тогда его назовут безумным за то, что не проявил характер, не заплатил должок, оставил боль в сердце, не облегчил душу и таким образом сам себя предал. Тоже вроде разумный аргумент. Наказать зло – святое дело. Я не знаю, что правильно, а что нет для каждого отдельно взятого человека в его ситуации. Но я знаю, что находится за той гранью безумия, за которую переступает человек, совершая тот или другой выбор. О том и поведаю тебе, читатель. А ты уже сам для себя решишь, когда и кому стоит мстить, а когда этого лучше не делать. Я просто хочу, чтобы ты не жалел ни о каком своем решении, не сомневался в его правильности. Потому что это и гложет потом сильнее всего. Безумие не то, что ты делаешь, а то, что ты потом сожалеешь о своих действиях и съедаешь себя из-за своих решений, если сочтешь их неверными. Вот чего надо на самом деле опасаться. Все остальное ерунда, сколько людей, столько и мнений.