Мой Рон

Майрон рассеянно проследил за этим движением

– Что?

– Меня впустишь? – повторил Генри. – Прости, но мне нужно было куда-то пойти, – будто прочитав его мысли, сообщил приятель и бесцеремонно ступил вперед.

Вот теперь Майрону пришлось шагнуть назад. Дверь отъехала, Генри оказался внутри. Какого хрена происходит? Если не считать той свадьбы, они не общались месяцами, если не сказать, годами. Он что, ошибся адресом?

Рон наконец отмер. Закрыл входную дверь и крутанулся на пятках.

Приятель свободно прошёл по прихожей, спаянной с гостиной, столовой и кухней. Остановился посреди первого этажа, расставил руки в стороны и с размаха хлопнул себя по бёдрам. Коробка с пивом при этом опасно звякнула.

– Ты разве не должен быть в свадебном путешествии?

Приятель страдальчески поморщился.

– Слава богу, больше нет, – он откинулся назад и благодарно посмотрел в потолок. – Мы не могли уехать надолго, и это просто счастье! – демонстративно поднял вверх коробку. – Я принёс пиво!

И снова звон бутылок раздался в полупустом пространстве. Красноречиво.

– Я заметил, – констатировал Майрон.

Он сделал несколько шагов и снова оказался в зоне гостиной. Подошёл к дивану, захлопнул крышку ноутбука. Мозг отказывался понимать, что вообще происходит.

– Какими судьбами? – не оборачиваясь, спросил Рон.

Согнулся, загнал ноутбук под диван. За спиной прозвучали шаги.

– Она меня достала, – Генри шумно рухнул на сиденье дивана. – Я сказал, что договорился с тобой о встрече, и сбежал.

Приятель оказался слишком близко к Майрону, запах алкогольных паров неприятно стукнул в нос. Ну, это, по крайней мере, кое-что объясняет.

– Ты уже начал пить?

– Я чу-у-уть-чуть, – Генри сложил пальцы, показывая расстояние в полдюйма. – Ты бы тоже начал на моём месте.

Всё интереснее и интереснее. Рон нашёл в подушках пульт от телевизора, нажал на кнопку. Экран на стене включился. Приятель резким движением разорвал коробку, бутылки чуть не высыпались на пол. Он вовремя поймал их и любовно прижал к груди.

– Боже… – тихо вздохнул Майрон.

Он отошёл от дивана и направился в кухонную зону. Спрятанная в холодильник пицца, видимо, не доживёт до завтрака.

– Что у тебя случилось, Генри?

– Я женился! – отозвался приятель. – Никогда не женись на женщине младше себя на четырнадцать лет, Ронни!

Майрон замер возле холодильника.

– Я схожу с ума, – Генри обернулся на диване, забросил локоть на низкую спинку и нашёл Рона взглядом.

Ему пришлось начать двигаться.

Он всё-таки открыл холодильник, вытащил оттуда плоскую коробку и двинулся к ящику с приборами. Мечты о том, что можно будет снова сесть за работу, рассеялись в прах. Вряд ли незваного гостя получится вытолкнуть с дивана в ближайшие десять минут.

– Она неугомонная! – продолжил Генри. – Я за ней не успеваю! За весь медовый месяц она не присела ни на минуту! «Гарри, Гарри!» – приятель заговорил фальшиво-писклявым голосом, – «Ты только посмотри, какой клуб! Я хочу туда сходить! Ну пожалуйста! И в этот бар, да, Гарри? А файер-шоу на пляже? Мы же пойдём? И ты обещал мне шо-о-оппинг!»

Слушая эту речь, Майрон достал открывалку для бутылок, схватил рулон бумажных полотенец, пиццу и двинулся к дивану.

– Я мечтал просто полежать, – не успокаивался Генри, наблюдая за движением открывалки к дивану. – Я так устроен! Вечером я хочу лежать и смотреть футбол, а не файер-шоу на пляже! А днём, когда я хотел лежать на пляже, она тянула меня на какие-то аутентичные базары! Базары, Ронни!

Майрон молча приземлился на сиденье дивана, протянул приятелю открывалку, а сам откинул крышку с коробки пиццы.

Почему Генри выбрал именно его в качестве жилетки для слёз? Он понятия не имел. Возможно, сказалась память о детской дружбе, когда Генри был единственным ребенком, не плюющим Рону в спину, и таким образом сейчас приятель пришёл забрать должок. Однако желание обронить «я так и знал» появилось у Майрона непреодолимое. Он сильнее сжал челюсть. Чтобы промолчать.

– Я узнал всё о её подружках, – Генри отобрал открывалку, приложил к бутылке пива. Крышка, как снаряд, отлетела в угол гостиной. – Теперь я в курсе, во сколько лет каждая из них начала спать с парнями (кто-то уже с тринадцати, представляешь?). А еще, знаю, как выглядит крепеж наращённых волос. Такая сопля, приклеенная к настоящим возле корня, похожа на куколку насекомого. Зачем мне это знать? – еще одна крышка полетела к первой. – Я думал, у неё свои волосы!

Он передал Майрону вторую бутылку и приложился к горлышку своей. Сделал несколько глотков. Рон проследил за его движением, тоже поднёс к губам бутылку и пригубил пиво. Мерзость. Оно успело нагреться и напоминало то, что периодически приходилось выгребать из лотка Кота.

– А когда я пытаюсь обсудить с ней что-то важное (ну хотя бы Брекзит!), – Генри отстранился от бутылки и потянулся к пицце, – она закатывает глаза и просит её «не грузить». Представляешь, Ронни? Не грузить!

Вполне ожидаемо. Майрон отставил бутылку на пол и отдал всю коробку приятелю. Ни пить, ни есть он не хотел.

– Ты же осознанно звал Аманду замуж. Должен был знать, какая она, – спокойно проговорил он. Скрестил руки на груди и опёрся спиной об угол между спинкой дивана и подлокотником.

Генри уставился на Рона беспомощным взглядом.

– Но я не знал.

– То есть до свадьбы она была другой? Вы были вместе… сколько? Год? И ты не видел, что она юная дурочка?

– Когда мы встречались, она была нормальной, – обиженно пробормотал Генри. Поднял бутылку и на секунду к ней приложился. – И тем более я не видел её волосы.

– В каком смысле «встречались»? – Майрон непонимающе сдвинул брови. – Вы что, не жили вместе?

Голова приятеля как-то виновато поникла. Он оторвал от пиццы кусок и молча отправил в рот. Ответа можно было не ждать, всё стало ясно без слов.

– Ты кретин, Грин, – констатировал Рон. – Кто женится на женщине, не узнав её? Сейчас что, девятнадцатый век? Какого хрена ты вообще позвал её замуж?

Генри грустно пожал плечами.

– С нею шикарный секс, – уныло проговорил он. – Ей двадцать один, она может не спать всю ночь.

– Господи… – Майрон устало потёр лицо ладонью.

Если бы не пиво и что-то еще, выпитое по пути сюда, Генри вряд ли выдал бы такой страшный секрет. Хотя не такой уж и секрет. Разве не об этом Рон думал на их свадьбе? Кажется, его мысли только что озвучили один в один.

Телевизор на стене тихо бормотал про брачные игры львов в саванне. Приятель отщипнул еще кусок от пиццы, но есть не стал.

– Ронни, – снова заговорил он. Пьяно и плаксиво. – Что мне делать?

Майрон выгнул правую бровь. Хороший вопрос.

– Почему ты спрашиваешь меня?

– Ты всегда умел сохранять холодную голову. С тобой такое дерьмо не случилось бы, да?

– Не случилось бы, – глядя в телевизор, пробормотал Рон.

Лев на экране заигрывал со львицей. Из пустоты квартиры материализовался кот, подошёл к мягкому «мохнатому» ковру, рухнул на него откормленной тушей и тоже уставился в экран.

Генри был не прав, но Майрон не стал его исправлять. Холодная голова у него была не всегда. В детстве он то и дело рвался в драки, но приятель этого, видимо, не помнил. Или же алкоголь в нём блокировал такие воспоминания… Просто со временем Рон научился не воспринимать нападки других детей всерьез и начал спокойно переносить ту грязь, которую на него выливали. А потом это хладнокровие и собранность перешли на другие сферы жизни.

В том, что Майрон не попал бы в ситуацию Генри Грина, была истина. Он насквозь видел Аманду, хотя был знаком с нею всего несколько часов. Да и любой здравомыслящий человек мог видеть то же самое. Что нашел Генри в глупой девчонке? Тело, и только тело. Возможно, еще задор и энергию, которой ему самому не хватало. Но это не та основа, на которой строится семья. Сколько пройдёт времени, прежде чем Аманда поумнеет до уровня Генри? И поумнеет ли вообще? Четырнадцать лет всегда будут стоять между ними, и от этого никуда не денешься, кроме развода.

Майрон невидящим взглядом смотрел в телевизор. Он не сразу заметил, как обмякла рука с пивом на коленях приятеля. Когда боковое зрение уловило это вялое движение, Рон обернулся. Генри сидел, откинув голову на диванную спинку и закрыв глаза. Он просто уснул. Отличная ситуация. Замечательная. Человек, общение с которым было строго дозированным, притащился к Рону домой, выбросил на него поток сознания и уснул на диване. Хороший воскресный вечер.

Майрон склонился, выдернул из ослабевшей руки бутылку, встал с дивана и направился к кухне. Подошёл к раковине, опрокинул в неё тёплое пиво. Струя быстро потекла в слив.

Сам Рон никогда не связывался с кем-то, чьи жизненные ценности кардинально отличаются от его собственных. Точнее, добровольно не связывался. Смешно во всём этом то, что его всё-таки смогли связать, пусть и ненадолго. И сейчас он, как никто другой, мог понять горе Генри. Так вышло, что он страдал одновременно с приятелем, причём тем же самым образом.

Однако стоит признать, что Хейли Темпл отличалась от Аманды Грин. Да, она раздражала Майрона, и большую часть времени рядом с ней хотелось скрипеть зубами, но Рон понимал, что отчасти она делает это нарочно. И временами он восхищался её упорством. В те моменты, когда девчонка переключалась с идеи быть занозой в заднице на себя нормальную, Майрон улавливал в ней достаточно развитый интеллект и умение дать отпор…

Но это были только короткие, эпизодические моменты.

***

Хейли тихо прикрыла дверь квартиры и на цыпочках покралась к лестнице. Носы кедов бесшумно ступали по полу, тусклая лампочка загорелась, уловив движение, и осветила ступеньки. Хейли опасливо обернулась на закрытую дверь. Постояла мгновение. Чего дожидалась? Погони? С пачкой успокоительных и сердечных таблеток? Но на лестничной площадке стояла тишина. Хейли тихо вздохнула, развернулась и начала спуск.

Докатилась. Такого в её практике еще не было. Полчаса назад она сказала тётке, что у неё ужасно болит голова, спрятала за щеку таблетку, которую Элла протянула заботливой рукой, и ушла к себе. Якобы спать. И она действительно легла. В одежде. Тётя заходила через какое-то время, посмотреть, как дела, и застала племянницу спящей, укрытой до подбородка.

Дальше всё произошло как в несмешных комедиях. Хейли сбросила с себя одеяло, дождалась, когда за стенкой заработает телевизор, и тихо выскользнула вон. Возможно, это было глупо. Но другого варианта не нашлось. Из совсем безрассудных был только «спуститься через окно по связанным простыням».

Хейли толкнула дверь дома, прохладный вечерний воздух тут же пробрался под джинсовую крутку и тонкий джемпер. Она обняла себя за плечи и поёжилась. Но задерживаться не стала. Быстро спрыгнула с низкой ступеньки, свернула вправо и пошагала с Клифтон-Райз на широкую улицу.

Сегодня днём, когда Хейли заговорила о желании сходить в бар с «открытым микрофоном», тётка цокнула языком и спросила: «А что думает по этому поводу Майрон?» Хейли было откровенно плевать, что думает Майрон. Она не собиралась дёргать его бесценную персону ради того, чтобы сходить в бар. Более того, она даже не представляла, как его худощавая фигура и «ролекс» впишется в обстановку с залитыми пивом полом и столами. И как на него посмотрит бородатый татуированный мужлан, который наверняка и владелец, и бармен одновременно.

И именно так Хейли ответила тёте Элле.

Выяснилось: зря. Жизнь её ничему не научила. Глаза тётки округлились как молодые яблоки; кружка, которую она в этот момент тёрла губкой, чуть не выпала из рук.

– Нет уж, не пущу! – безапелляционно заявила обычно милая, тихая Элла Маршалл. – Я обещала твоей матери, что с тобой ничего не случится! Как, по-твоему, я должна выполнить обещание, если ты собираешься в какое-то адское место?

В тот момент Хейли захотела удариться головой о стену.

– Это всего лишь бар, – закатила глаза она.

– Тогда я пойду с тобой, – отрезала тётка, отвернулась к раковине и стала в сто раз интенсивнее оттирать кружку от кофейного налёта.

И тогда стало ясно, что всё пропало. План с побегом родился в мозгу Хейли как-то сам собой.

Спрятав руки в карманы джинсовки, она быстро прошагала по Нью-Кросс-Роад туда, где, по её памяти, должен был находиться бар «Чёрная кошка». Улицы блестели лужами в свете фонарей. Люди шли куда-то или откуда-то, и Хейли периодически приходилось делать крюки, обгоняя компании на своём пути. Вывески заведений светились неоном, отражаясь в мокром тротуаре.

Хейли хватило пяти минут, чтобы быстрым шагом долететь до «Кошки». Её вывеска на кронштейне никак не светилась. Цепи, держащие табличку с выгнутой кошачьей спиной, тихо скрипели от лёгкого ветра, окно изнутри слабо подсвечивалось. Хейли осторожно открыла дверь и просочилась внутрь.

Это был всё тот же тёмный, пропитанный насквозь пивом, грязный бар, однако с наступлением вечера что-то в нём изменилось. Чёрные углы заливал мягкий тусклый свет, на маленькую сцену с потолка лился луч прожектора и выхватывал фигуру костлявого длинноволосого мальчишки, который очень мелодично вытягивал неизвестную медленную песню, а люди вокруг создавали атмосферу какой-то камерности. Никто не кричал, не смеялся и вообще никак не перебивал мальчика. Те, кто не смотрел на сцену, сидели или стояли, уставившись в телефон, или перешептывались с друзьями, но это не мешало певцу выступать.

Хейли остановилась на пороге. Отошла чуть в сторону и привалилась спиной к дверному откосу. Атмосфера в баре удивляла. И радовала, пожалуй. Она ожидала столкнуться с чем-то типичным, а попала в странное, но милое место. Хотя барная стойка с татуированным громилой за нею, слабо поддавалась описанию «милая». Как раз она осталась типичной. И бармен тоже.

Песня перевалила за второй припев, вступил проигрыш. Мальчишка отстранился от микрофона, заложил руки за спину и меланхолично уставился в пол, ожидая, когда снова нужно начинать петь. Хейли отклеилась от откоса и стала пробираться в сторону бара. Татуированный бородатый слон за стойкой отвлёкся от наблюдения за певцом, развернулся, уставился прямо на приближающуюся потенциальную клиентку. Профессиональное чутье? Хейли машинально оглянулась. Вдруг за нею идет кто-то еще? Но толпа заново смыкалась, стоило пробиться на шаг. Смотреть там не на кого, значит, бармена интересовала именно она.

Хейли подошла к стойке и растянула губы в приветливой улыбке.

– Вернулась, значит? – заговорил громила.

Неожиданно. Среди мелькающих лиц он запомнил её.

– Да, – она пожала плечами и стала пристраиваться на высоком скользком стуле. – Решила посмотреть, как это всё происходит.

– И как тебе?

Проигрыш закончился, мальчик прилип к микрофону, снова запел. Хейли еще раз осмотрелась.

– Уютно.

– А то! – хрюкнул бородач. – Почему раньше не приходила?

«Потому что Рапунцель заперли в башне».

– Да так, – она вынула руки из карманов и сложила их на столешнице. – Не получалось.

– Эй, Хью! – закричал кто-то за спиной. – Налей еще!

Бармен перевел взгляд с Хейли на неизвестного, сдвинул косматые брови и упёрся ладонями в стойку.

– Не ори. Человек старается.

Он мотнул головой в сторону сцены.

Так вот, значит, почему здесь такая дисциплина…

– Прости, – уже тише прозвучал ответ.

Справа появился мужчина. Взгромоздился на соседний высокий стул и навалился на столешницу. Хейли повернула голову к соседу. Лысый, низкорослый, заурядный… То есть был бы заурядным, если бы не эспаньолка, закрученные усики и квадратные очки на горбатом носу.

Хью отошёл к пивным кранам, выудил откуда-то большую кружку.

– Все раздал? – пробасил он, потянув на себя эмблему «Гиннеса».

Струя пива ударилась о стекло.

– Почти, – отозвался лысый. На стойку упала стопка разноцветных глянцевых листов. – Еще штук двадцать осталось. Выброшу.

Хейли прищурилась. Изображение на листах напомнило картину абстракциониста: бирюзовые и малиновые разводы краски пересекали друг друга, а поверх них был напечатан мелкий, плохо читаемый текст.

Флаеры! Интересно.

– Оставляй здесь, – отмахнулся Хью, выпуская из руки кран. – Кто-нибудь заберет.

Он поставил кружку перед мужчиной с горбатым носом. Тот запустил руку в карман, выудил купюру и бросил поверх флаеров.

– Спасибо. Если останутся, растопишь камин, – он спрыгнул со стула, подхватил пиво и развернулся, чтобы отойти.

– У меня нет камина, – пробормотал Хью.

Но приятель его уже не слышал.

Мальчик на сцене закончил петь, бар заполнили аплодисменты. Певец молча поклонился, на тонких губах промелькнула призрачная улыбка. Прежде чем он успел спрыгнуть со сцены, на неё стала влезать сразу целая компания с музыкальными инструментами. Ребята, очевидно, давно мечтали подвинуть конкурента и не стали ждать его окончательного ухода.

Хейли тихо хмыкнула, глядя на этих музыкантов. Скрипачка, басист и гитарист заняли стратегические места, принялись дёргать за струны инструментов, проверяя настройку. По помещению разнесся тихий, нестройный звон. Знакомый и привычный.

Знакомство Хейли с гитарой состоялось в десять лет. Она услышала по радио в отцовской машине «Нирвану» и влюбилась чистой детской любовью. Примерно месяц ходила хвостом за матерью, выпрашивала себе инструмент. Мама относилась скептически. Не без основания считала, что он будет стоять в углу, как забытая игрушка. Однако в какой-то момент ей надоело слушать нытьё дочери, и с тех пор в доме звучала музыка. Каждый день, в любое время.

Позже любовь к «Нирване» прошла, но гитара уже никуда не делась. Одноклассник узнал, что Хейли играет, и позвал в свою группу… Потом таких групп было много. А еще было много тусовок, вранья про возраст (чтобы впустили в то или иное место), и музыка, музыка, музыка. Чем старше становилась Хейли, тем больше страдала мамина нервная система. А потом погиб отец. И мамина мнительность и привязанность к ребенку стала душной и невыносимой.

Компания, которая сейчас настраивала инструменты на сцене, очень напоминала ту, в которой Хейли играла последний раз. Сколько лет прошло? Четыре или уже пять? У них тоже была и скрипка, и (конечно же) бас. Еще был симпатичный солист, который любил хватать девушек за задницы. После того, как он попробовал провернуть это с Хейли, его голова сильно мотнулась назад от удара, залепленного по щеке тыльной стороной ладони. Больше Хейли в той группе не играла. И нигде не играла.

Как же она соскучилась по тем временам…

– Будешь что-нибудь пить? – ворвался в размышления грудной бас.

Она оторвала взгляд от компании на сцене и повернулась к бармену. Действительно, это же бар. Надо что-то заказать.

– Колу. Есть кола?

– Ты какая-то несерьёзная, – ухмыльнулся Хью.

О да. Это не новость. Хейли искривила губы в усмешке.

– Мне говорили.

Говорили, и в последнее время слишком много раз, в разных выражениях, интонациях и мимике. С каменным лицом, с хмурым, с иронично поднятыми бровями. Куча вариантов… И Хейли до сих пор не придумала, что сделать для того, чтобы больше не слышать и не видеть новые интерпретации.

Со сцены грянули первые звуки скрипки. Бармен отошел на поиски колы, Хейли бесцельно потянулась к цветным листам, оставленным на стойке.

– Что это?

Глупый вопрос ради вопроса. Всё же можно прочитать на флаерах…

– Какая-то дичь, – пожал плечами Хью, опуская рядом со стопкой запотевшую бутылку. Открытую. Когда успел?

Хейли подковырнула чёрным ногтем верхний флаер, схватила двумя пальцами и подтянула к себе по столешнице. Прищурилась, пробежала взглядом по плохо читаемым в полутьме строчкам на бирюзовых и малиновых разводах краски.

«Искусство на теле.

Открой для себя новое, расширь горизонты.

Выставка боди-арта. Камден-Таун. Галерея «Фрилэндс».

– Почему дичь? – спросила она, поднимая взгляд на Хью.

Тот пожал массивными плечами.

– Да они там оригиналы. Раздеваются и ходят разрисованные, шампанское пьют…

Это судьба? Вселенная услышала мысли Хейли о том, что у неё нет плана? Выглядело именно так. Иначе никак не объяснить появление человека с разноцветными листами в один из самых нужных моментов жизни. Мозг интенсивно заработал. Взгляд еще раз прошёл по строчкам. «Расширить горизонты»? Хорошее предложение.

– О чём задумалась? – заговорил Хью. – Хочешь пойти?

Не говоря ни слова, Хейли вытянула из кармана телефон и разблокировала экран.

21.02 Х.Темпл: «Завтра вечером мы идем на выставку».

Абонент не отвечал. Но она уже не надеялась, что «Мэри Поппинс» просто так про неё забыл. Осталось только дождаться ответного сообщения.

Рука потянулась к холодной коле, ребята на сцене играли уже середину кавера на «Нирвану». Обернувшись к ним, Хейли невидящим взглядом уставилась перед собой. Группа играла очень даже хорошо. Даже странно, учитывая, что микрофон открытый и выступить может любой неудачник. Хотя возможно Хью лично отбирает их на входе?

Нестареющий «Дух юности» стремился к концу, когда телефон всё-таки звякнул.

21.04 М.Мэнсон: «Снова абстракционизм?»

Мистер Мэнсон изволил острить? Хейли хитро ухмыльнулась строчкам на экране. О да. Абстракционизм.

21.04 Х.Темпл: «Что-то в этом роде. Галерея в Камден-Тауне, начало в 19.00».

Она нажала на отправку и собралась спрятать телефон в карман. Чтобы не вступать в дискуссии и послушать, наконец, неплохую музыку. Однако в последний момент передумала и снова открыла диалоговое окно.

21.04 Х.Темпл: «Не опаздывайте».