Cпасая рыбу из воды

Вторая группа. Все же Анатолий признавал, что эта группа была одна из наиболее успешных. Выпускникам был лет по четырнадцать, каждый из них ушел в депривацию насовсем не позднее восьми лет, как того и требовал закон и РЦКДП дал им необходимые навыки.

Но ведь стоит ребятам покинуть стены центра, как они тут же отправятся в квази, некоторые, не дожидаясь приезда домой. У двоих родителями были имплантированы шунты, а значит чисто теоретически они имели возможность погрузиться в квази используя мобильные терминал прямо на улице.

Анатолий горько усмехнулся: «Замечательно, скорее всего именно этих двоих привезут обратно не позднее чем через сутки. Все же ребенок, зависший у терминала на несколько часов, вызовет подозрение. Если кто-то на него обратит внимание, конечно же».

Воспитатель посмотрел на свои руки. На самом деле он боялся, что через неделю ему сообщат о гибели кого-то из это группы. От истощения…

Итак, на сегодня у Анатолия назначена церемония прощания с группой, индивидуальная работа с Андреем и вот теперь еще и заполнение отчетов. С какого перепуга им так срочно потребовались бумаги?

Ах черт! Еще же и Диана!

– Диана, пора просыпаться. – Традиционно позвал Анатолий Григорьевич, выводя девочку из состояния депривации.

Ее расфокусированный, потерянный взгляд продолжал блуждать по комнате.

Очень проблемный ребенок, очень. С девяти лет она не выходила из квази ни на минуту. И пробыла в реабилитационном центре уже два месяца. И все никак не могла осознать реальности мира. Она воспринимала любые попытки социализации как муку. Как издевательство. Она даже говорила плохо в свои шестнадцать лет. Тело ее оставалось дистрофический недоразвитым, волосы просто не росли – видимо в какой-то момент родители просто их выжгли, решив, что процедуры парикмахерской их дочери ни к чему. Она не умела ничего. Просто ничего.

Первы дни она даже встать не пыталась, продолжая рассеянно озираться по палате. Таких пациентов называли девятками. Девятка – это человек почти полностью потерявший связь с реальности. Вот и Диана в первые дни просто не осознавала, что оказалась в прото – она воспринимала происходящее как сон. Как кошмар.

За первые недели девушку научили самостоятельно, а не с помощью катетера, справлять нужду, жевать пищу, даже принимать душ. Но на этом все. Интереса к жизни ребенок не показывал, совсем не проявлял интереса к происходящему. Диана могла заблудиться в своей комнате. Ей приходилось показывать, где ее кровать, чтобы она легла спать. А вот двери она так и не научилась открывать.

Что же. Среди детей уже появлялись и десятки. Десятка – это квазизависимые, которые не просто не могли выполнять простые действия в прото, но даже не реагировали на речь. Таких в реабилитационный центр не привозили – их размещали в клиники. Или же оставляли в квази на полном жизнеобеспечении.

Страшнее всего то, что в квази эти дети были совершенно адекватны. Они проявляли интерес к миру, могли сами искать себе интересы. Но стоило им выйти из депривации – как они превращались в безвольные куклы.

– Опять? – Застонала девушка. В ее голосе была искренняя боль. – Когда же вы от меня отстанете?

Бурная реакция обрадовала Анатолия. Реакция в его деле – это всегда хорошо. Хуже, когда дети вообще остаются лежать бревном, не понимая и не осознавая себя самим собой.

– Диана, здравствуй. Ты делаешь успехе, это очень хорошо, могла бы ты встать?

Девушка, закрыв лицо руками, заплакала. Ее сотрясали судороги.

Плакала она долго.

– Я хочу назад! Меня там ждут?

Легкое удивление Анатолия выразилось тем, что он приподнял бровь: эта вопросительная интонация померещилась в словах девушки или это была ошибка, все же Диана в значительной степени дезориентирована. Или она сама не уверена в своих слова?

– Кто тебя ждет? – Уточнил воспитатель.

– Друзья, – упавшим голосом предложила девушка.

– Друзья из нашего центра?

– Да! – С вызовом произнесла она, – вы же не даете выйти с полигона!

Столько обвинения в этих словах, столько страдания.

– У меня там много друзей, но я не могу к ним дойти! Как вы это сделали? Отпустите меня! Хватит приводить меня в эту комнату, хватит издеваться надо мной! Я пожалуюсь в полицию! Дайте мне…

Девушка захлебнулась словами. Каждое следующее слово было все более неуверенным и тихим. Но Анатолий все же с облегчением вздохнул. Наконец-то воспитанница начала проявлять хоть какие-то желания.

– Диана встань! – Велел Анатолий старясь одновременно сочетать и мягкость, и приказной тон в голосе.

Но девушка только повернулась лицом к стене. Она поджала колени к груди и затихла. Анатолий знал, что теперь с девочкой нет смысла разговаривать – она просто не услышит. Через пять минут, может быть через пол часа она снова оживет, снова начнет реагировать на слова. Но сейчас она будет безучастна ко всему. Это нормально. Так делали некоторые квазизависимые дети. Словно просто выключаясь на некоторое время. Некоторые ребята могли потом рассказать, что в это время они словно засыпали или оказывались в некоем подобии квази. Без других людей, без событий. Словно локальный, индивидуальный квази-мирок. То ли мозг так убегал от стресса, то ли в них просыпались зачатки возможности соединяться с ноосферой без вспомогательных приспособлений, камер депривации и шунтов.

– Анатолий? – В дверях появился менеджер проекта. Один из младших начальников, все же имеющих право распоряжаться деятельностью Анатоиля.

– Я занят с ребенком. Освобожусь не ранее чем через сорок минут. – С трудом сдерживая негодование произнес воспитатель. Эти чиновники всегда только мешают! Вот что такого важного могло произойти, чтобы вмешиваться в сеанс!

– Прибыла новая группа. На этот раз семерки.

– Серафим Алексеевич! Я веду уже четыре группы! Четыре! В данный момент у меня сеанс! У Вас вообще совесть есть? Как я должен работать с этими детьми? Вы понимаете, что первая группа требует постоянного внимания! Просто постоянного! Я их еле-еле до шестерок поднял! А вы чего хотите? А четвертая группа?

– Вторая группа выпускается. Как раз возьмете новую группу. Необходимо Ваше внимание. Не беспокойтесь, это и правда семерки.

– Я категорически против того, чтобы выписывали вторую группу! Они же вернуться к нам через неделю! – взорвался воспитатель. Диана в своей камере депривации даже дернулась. На что Анатолий краем сознания отметил, что все же девушка идет на поправку. Раньше она не реагировала на тон. По крайней мере не столь явно.

– Это не обсуждается. Вы сейчас же принимаете новую группу. Сейчас же! – При большом желании в голосе Серафима можно было уловить нотки паники.

– Да что же такое? Почему я? Есть же другие воспитатели. Лена? Отдайте группу ей! У нее сейчас только один поток! Она справится!

– Нет. Есть нюанс. Понимаете… В общем. Им нет даже десяти лет. Кому-то восемь. Восемь! Остальные постарше. Они семерки. Почти семерки. Только один мальчик девятка. Ладно! Я понял! Анатолий Григорьевич, я переведу четвертую группу Зинаиде Петровне. Так хорошо? На это вы согласны? Вы же понимаете! Вы единственный настолько опытный специалист! Вы единственный, кто публиковался из нашего центра! Вы с нами со дня основания! Кто если не вы? Они просто не знаю, что делать с этими детьми! Мы же все работаем по вашим методичка. А Маша, Мария Сергеевна, когда увидела эту группу просто заплакала. Она до сих пор сидит у себя и плачет. Девушки вообще не справятся с этой задачей – они видят маленьких детей, о которых надо заботиться, ухаживать, сопли подтирать. Они не смогут ломать их, как это можете Вы! Их надо спасать! Да их же всего шесть человек! Ну, что беретесь? Да, твою же мать! Я спрашиваю только из вежливости! Вы беретесь, это Ваша группа! Это однозначно Ваша группа!

– Так вот какого Вы мнения о моей работе, – сухим осипшим голосом чуть ли не прорычал Анатолий, – значит, я ломаю детей? Значит, я насилую их личность? Да? Так Вы видите мою работу?

– Но ведь это для их же блага, – опешил менеджер.

– Вон из кабинета! – уже по-настоящему взорвался воспитатель. – Уйдите, чтобы я Вас вообще больше не видел! Я для каждого из них ищу подход, вывожу из стазиса! Пробуждаю сознание, прививая интерес к настоящей жизни. И мне какая-то бюрократическая морда будет говорить, что я этих детей ломаю? Пошел вон, скотина!

Анатолий даже швырнул чем-то в дверь. Это что-то разбилось, но в Серафима не попал ни один осколок – он успел улизнуть. Но менеджер все же оставил последнее слово за собой – на коме воспитателя пиликнуло срочное сообщение – это был список детей и фотография. Фотография чистенькой комнаты и шести совсем юных детей. Они лежали в кроватках с открытыми глазами. Только спустя несколько секунд Анатолий понял, что это не фотография – это прямая трансляция из комнаты. Один из детей молча плакал, другой сосал палец, и судя по всему уже очень давно. Девочка не спешно осматривала комнату. Пожалуй, эта девочка – единственная семерка из группы. Остальные восьмерки. У нее во взгляде не угадывался интерес, но она хотя бы изучала новую обстановку. Остальные просто отбывали, оставаясь полностью безучастными. Как их положили, так они и лежали. Жуткое зрелище. Всегда жуткое зрелище.

Как такое вообще допустил Бог? Как может здоровый человек, проявляющий интерес к квази, живущий там полноценной жизнью, в настоящем мире становиться безучастной куклой. Как это вообще возможно? Как человек может полностью потерять любой интерес? Да, как возможно, чтобы человек, ребенок, не реагировал на боль, на дискомфорт, на другие раздражители? Это безумие.

Это полное безумие. О чем говорить, если в их центре, в РЦКДП, были случаи травм мочевого пузыря из-за того, что дети просто не могли банально обоссаться! И не в том дело, что они этого делать не умели, а просто почему-то не видели в этом смысла.

Диана смотрела в глаза воспитателю – небывалый эффект, социальная реакция в протомире. Для Дианы это был явный прогресс. Не большой, это был крохотный шаг к выздоровлению – но явный. Хоть какое-то проявление эмпатии, как надеялся Анатолий.

– Диана, я должен идти. Мне очень не хочется тебя оставлять, но сейчас придет кто-то из санитаров и поможет тебе вернуться в палату. Все как обычно. Извини, но восстановительные процедуры придется отложить. Если ты захочешь, ты можешь сама проделать эти упражнения. Помнишь, повращать кисти, наклоны головы, улыбнуться, изобразить испуг, злость. Ты меня слышишь?

У Анатолия аж сердце замерло, когда на лице девочки он увидел робкую улыбку, словно та его подбадривала. Улыбка пропала, появилась снова, сменилась удивлением… И только тогда воспитатель понял, что эта улыбка адресовалась не ему. Просто девушка почему-то решила выполнить просьбу воспитателя и приступила к давно отработанным упражнениям. Что-же ничего удивительного – два месяца упражнений любому в подкорку вобьют нужные реакции на нужные команды. Все это всего лишь механическое выполнение команды. Все это всего лишь движения куклы, с привязанными нитками к рукам кукловода.

Анатолий заставил себя вспомнить, что Диана все же сегодня умоляла его прекратить, оставить ее в покое. И это прогресс. Да в первые минуты, когда человек еще не до конца понял, что оказался в прото, он проявляет больше эмоций, свойственных ему в квази. Но чем дольше он остается в реальном мире, тем меньше интереса к нему проявляет. Естественно, это касается квазизависимых, начиная с четверок и до девяток включительно. Десятки же вообще ничего не проявляли в протопространстве, вся их жизнь была исключительно в квази.

Куда катится этот мир?

– Анатолий Григорьевич! Вас срочно вызывают к директору! Почему Вы не отвечаете на ком?

– Все в порядке, я уже иду знакомиться с новой группой детей. – Обреченный вздох Анатолия.

– Нет, это по другому вопросу.

– Да Вы шутите! Сначала на меня вываливают эти отчеты, и это в тот самый день, когда у меня выпускной вечер со второй группой. Потом скидывают этот детский сад! Что еще? У нас загорелся второй сектор и кроме меня его никто не может потушить? – Анатолий распалялся все сильнее с каждым словом. – Или может быть это вторжение инопланетян? Я должен переписать каждую боевую единицу и составить план психологической реабилитации каждого зеленого человека в условиях ведения боевых действий на луне? А нет! Я понял! Я должен сварить кофе этой жирной тупой… Кхм. Арине Петровне?

С каждым словом бедный безымянный для воспитателя санитар все сильнее вжимал голову в плечи.

– Я что, здесь единственный кто работает? У меня что времени вагон? – Не сбиваясь продолжил Анатолий. – Кроме меня хоть кто-то что-то может? У меня дел по горло. Я уже должен рваться на части. Чтобы Вы знали, в моем возрасте нельзя так работать. Почему я должен все улаживать?

Анатолий Григорьевич даже начал тыкать пальцем в грудь молодого сотрудника, который сначала покраснел, потом побледней и сжался как меленький котенок.

– Меня не интересует, что там произошло! – Уже кричал старший воспитатель реабилитационного центра. – У меня осталось пол часа на принятие новой группы. Потом я прощаюсь с выпускниками. Потом я заполняю никому не нужный отчет на сорока страницах, и только потом я выслушаю чего Вы от меня хотите! Можете пока запереться в туалете, если боитесь встречаться с директором и объяснять, почему ее распоряжение не смогли донести до моих ушей. Мне просто наплевать! И будьте уверен, если Вы еще произнесете хоть слово, то я буду Вас бить ногами, и ни один человек меня не осудит! Я не посмотрю на Вашу молодость, я не посмотрю на то, что Вы выполняете приказ. Мне просто наплевать! Найдите меня пол восьмого вечера! И ни минутой раньше!

И все же юноша нашел в себе силы, чтобы, семеня на цыпочках, за Анатолием затянуть на одной ноте: