Субмарина меняет курс
Каюта оказалась невелика: две узкие койки, столик, шкафчик для одежды и непременная гравюра с видом Фудзиямы, морских волн и кривых разлапистых сосен. Кремер скептически оглядел «номер», аккуратно повесил плащ в шкафчик, выложил в крохотную тумбочку несессер и туалетные принадлежности, затем из таинственных недр портфеля была извлечена бутылка желтовато-золотистой жидкости, сверток с бутербродами, после чего штурмбаннфюрер широким жестом указал на столик:
– Прошу вас, господин корветенкапитан! Думаю, нам стоит выпить по рюмке этого чудесного напитка за успешное плавание и за непременные семь футов под килем! Не сомневайтесь, это айнциан – знаменитая баварская водка на травах, любимый напиток нашего уважаемого группенфюрера Мюллера, с которым я работаю, так сказать, в смежных конторах…
– Я не очень люблю водку, – Хейтц виновато пожал плечами, но на сверток с закуской посмотрел с интересом.
– Ах, вот как… Что же вы предпочитаете? Французский коньяк, рейнские вина, английский джин или шотландское виски с дымком? Не бойтесь, я не обвиню вас в измене только лишь потому, что вы любите американскую самогонку вместо нашего яблочного шнапса! Кстати, бригаденфюрер СС Шелленберг курит исключительно американские «Кэмел», но даже старина Мюллер не спешит упрекать его в отсутствии патриотизма… Итак?
– Я вообще-то пиво люблю – нормальное баварское пиво… Но ради такого случая с радостью выпью и вашего айнциана… герр штурмбаннфюрер!
– Вот и славно, господин корветенкапитан, а то мы что-то неправильно ведем себя, а нам еще до-олго работать вместе… – Кремер ловко разлил золотистую водку по сверкающим чистотой стопочкам, хозяйственно разложил на салфетке бутерброды с ветчиной, красной рыбкой и сыром и торжественно провозгласил: – За боевое братство СС и Кригсмарине! Прозит…
Хейтц, несмотря на любовь к баварскому пиву, баварскую водку тоже «признал» и еще более охотно закусил рыбкой и ветчиной, хотя от штурмбаннфюрера не укрылась легкая гримаса, пробежавшая по лицу моряка при словах тоста «за СС».
– Все-таки вы нас не любите, дружище… А вообще-то, за что, а?
– Хотите, чтобы я ответил честно? – Хейтц вопросительно прищурился.
– Естественно, как и подобает между порядочными офицерами…
– А как, по-вашему, должен относиться потомственный военный моряк к ребятам из айнзатцгрупп, которые воюют с бабами и ребятишками, живьем сжигая их из огнеметов?
– Смело… – после некоторого молчания усмехнулся Кремер. – В чем-то даже безрассудно – я бы на вашем месте так, пожалуй, не смог… Хорошо, я отвечу! Во-первых, я уважаю смелых людей с позицией и даю вам слово офицера, что ни словом не упомяну об этом разговоре в рапорте о нашей работе. Во-вторых, я никогда не воевал с бабами и сопливыми детенышами, хотя действия наших айнзатцгрупп всегда были лишь ответными карательными мерами – если жители русской, польской или черт знает какой деревни убивали немецкого солдата или укрывали солдат вражеских. Или в ответ на бесчинства партизан. Причем партизаны отлично знали, что за их действия ответят мирные жители и все равно вредили немецкой армии! Кроме того… Война – это не марши и парады после небольшой потасовки! Война – это кровь, грязь и смерть! В мирное время мы за убийство сажаем в тюрьму, на войне – убийц награждаем орденами, нет? Подождите, я еще не все сказал! По-вашему, СС – звери… А английские летчики, убивающие своими бомбами немецких детей, миротворцы с цветочками в руках?! А вы, доблестные волки Деница, всаживающие в брюхо мирного круизного лайнера торпеду с тремя сотнями килограммов тротила, «честные солдаты»?! А вы, дружище, слышали, как страшно кричат «чужие» дети, тонущие в океане вместе с этими кораблями?…
Летчик «просто» открывает бомболюк, вы, подводники, «просто» жмете кнопку пуска торпеды и гордитесь, что руки у вас «чистые»! Только вот ведь какая штука получается: и наши летчики очень любят поразвлечься и пострелять из пулеметов по обезумевшим от ужаса, мечущимся по дорогам мирным беженцам; и подводники «героически» расстреливают пытающихся спастись беззащитных пассажиров с торпедированных ими судов; а парни Гудериана просто обожали утюжить гусеницами своих танков полевые госпиталя русских вместе с ранеными! И после этого вы, герр Хейтц, смеете морщить нос и говорить мне, что у «парней из СС руки в крови по локоть»?! Я бы очень не советовал вам, дружище, выяснять, на чьем мундире больше кровавых пятен – результат может здорово вас огорчить… Так что, не будем считаться, кто же из нас худший, кто из нас более «грязный» убийца! Извините за цинизм, дружище Георг, но мы с вами в одной лодке, одно дело делаем… Мы, немцы, все служим Великой Германии и фюреру! Я, вступая в ряды «черных» СС, клялся быть верным солдатом Адольфа Гитлера, и если он прикажет – я без малейших раздумий буду убивать… Вот так, дружище… Еще раз позволю себе напомнить вам: все это – война!
– Да, в одной лодке – каламбур получается, – в голосе корветенкапитана слышалась скорее грусть, чем неприязнь. На этом неприятный разговор и завершился, потому что в дверь каюты деликатно постучался японский унтер-офицер и пригласил «уважаемых господ офицеров» к капитану…
По дороге к хозяину субмарины Хейтц размышлял о том, что эсэсовец излагал, в принципе, все верно, разве что только самую малость лукавил: не то намеренно, не то по забывчивости штурмбаннфюрер не упомянул миллионы евреев, расстрелянных, удушенных в газовых камерах и сожженных в печах концлагерей… Не сказал Кремер и о тысячах и тысячах русских, поляков и многих других, угробленных в тех же концлагерях. Сюда же можно причислить и десятки тысяч немцев – коммунистов, обычных граждан, просто несогласных с режимом, наконец, калек и душевнобольных, которых тоже «убрали в целях очищения нации от человеческого гнилого хлама»! О подвалах гестапо в мрачном здании на Принц-Альбрехтштрассе моряку даже и вспоминать не хотелось… И все это – СС, «верные черные овчарки фюрера»… В сравнении с делами СС тонущие корабли, страшные бомбежки и летчики союзников, которых согласно приказу Геринга расстреливали на месте наряду с диверсантами-парашютистами, уже не казались корветенкапитану такими уж преступлениями – что поделаешь, действительно война…
На этот раз Накамура пригласил офицеров в штурманскую рубку, где хозяин субмарины сразу же затеял лишь одним им понятный разговор-совещание с корветенкапитаном, и штурмбаннфюрер мгновенно заскучал, вынужденный выслушивать все эти «мили, кабельтовы, фарватеры» и прочие морские термины, которыми сыпали «морские волки», шустро вышагивая блестящим циркулем по картам морских и океанических коммуникаций.
– Так… Через Кильский канал мы выходим в Северное море, а там… Нам главное благополучно миновать Па-де-Кале… Ла-Манш, затем Бискайский залив – там масса неприятных сюрпризов в виде минных заграждений, противолодочных сетей, не говоря уже о шастающих там морских охотниках англичан… Потом мы обогнем южную оконечность Африки и дальше вот сюда – так получается на тысчонку миль больше, зато безопаснее…
Будем держаться чуть в стороне от основных «дорог» – вполне вероятно, что о нашем походе могут разнюхать союзники и тогда они сделают все, чтобы попытаться заставить всплыть и далее захватить лодку вместе с грузом! Или утопить, в конце концов…
– Господа офицеры, – решительно прервал беседу капитанов эсэсовец, мгновенно навостривший уши при последних словах Накамуры, – прошу прощения, что вторгаюсь в ваш увлекательный разговор, но вынужден вам сообщить, что мной получен строжайший приказ рейхсфюрера: ни в коем случае не допустить захвата подводной лодки противником! При любой реальной опасности корабль должен быть уничтожен вместе с грузом и, естественно, экипажем!
– Уважаемый господин штурмбаннфюрер… – после некоторого молчания, во время которого японец недоуменно переглянулся с Хейтцем, начал Накамура на хорошем немецком, произнося слова своей речи чуть замедленно и преувеличенно внятно, словно втолковывал всем известные и понятные вещи недоумку. При этом в суженных глазах «самурая» плескались явно нешуточные жесткость и угроза: – Весьма сожалею, что вынужден говорить вам эти, любому моряку известные, вещи, что на любом судне есть только один хозяин – капитан! Он – первый после Бога. И только он может принимать решения и казнить и миловать! Повторяю – только капитан! А все остальные беспрекословно выполняют его приказы, не смея и думать о какой-либо самодеятельности!! Надеюсь, мы поняли друг друга, господин представитель уважаемого рейхсфюрера… Кроме того, мы отнюдь не собираемся становиться легкой добычей для врагов – гроссадмирал Дениц, понимающий в военно-морском деле все же немножечко больше господина Гиммлера, придумал замечательный план, который позволит нам слегка одурачить противника…
– Герр Кремер, неужели вы думаете, что мы стремимся поскорее попасть в лапы союзников и сдаться? – насмешливо улыбаясь, примирительным тоном сказал корветенкапитан. – Уж поверьте, герр штурмбаннфюрер, мы хотим успешно провести субмарину в порт назначения ничуть не меньше вас… и не меньше герра рейхсфюрера!
– И мы ее проведем! – суровея и так далеко не ласковым лицом, подытожил Накамура, невольно подтверждая факт создания некоей «коалиции» моряков против выскочек из СД, сующих свои длинные носы куда надо и куда не следовало бы… – В этом вам ручаюсь я – полковник Накамура, капитан императорского флота Японии!..
Хлопотливо стучали-лопотали мощные компрессоры, нагнетая в огромные баллоны японской подлодки сжатый воздух, наполнялись пресной водой цистерны, а через черные масляные шланги в объемистые танки вливались последние литры солярного топлива…
…Корветенкапитан вместе с эсэсовцем небрежно облокотились на леерные ограждения высоко поднимавшейся над корпусом лодки рубки и неторопливо докуривали «прощальные» сигареты, наблюдая, как четко и слаженно, без ненужной суеты, работает команда Накамуры, готовя лодку к отплытию, или – как машинально поправил Кремера Хейтц – к выходу в море, поскольку корабли не «плавают», а именно «ходят». Штурмбаннфюрер добросовестно пытался запомнить, что на подлодке потолок именуется «подволок», что вообще на любых судах нет «повара», «туалета», «веревки» и «ограждений», а есть кок, гальюн, конец и леера, но быстро запутался и на все свои попытки «перековаться в морского волка» попросту со смехом махнул рукой. Особенно развеселило эсэсовца сообщение, что на флоте нет команды «отдать концы!» – есть «отдать швартовы!», а концы, как оказалось, «держат, вяжут, принимают и бросают»! После этого курса «морского ликбеза» Кремер окончательно признал, что в капитаны он не годится, и добавил, что отсутствие команды «отдать концы» его решительно успокоило, и он теперь всецело доверяет «настоящим морякам» – капитану Накамура и корветенкапитану Хейтцу…
Мглистое солнце на несколько минут проглянуло сквозь рваные низкие облака, мутно-серым одеялом затянувшие небо над Балтикой, и с интересом рассматривало длиннющую подводную лодку, медленно вытягивающую под мерный рокот дизелей свою обтекаемую тушу из-под маскировочной сети – словно сама покровительница Японии, богиня Аматерасу, благословляла подлодку «Сен-Току» на нелегкое плавание в мрачноватых глубинах океана…
Прозвучали последние команды, с глухим стуком, смягченным толстыми резиновыми уплотнителями, захлопнулись последние люки, и подлодка, безропотно подчиняясь капитанскому приказу «срочное погружение!», приняла в свои цистерны балласт, повернула горизонтальные рули-плавники и, влекомая шестнадцатью тысячами лошадиных сил, упрятанных в двух могучих дизелях, медленно ушла под воду… Ни шумного, сверкающего медью оркестра, выдувающего бравурные марши, ни прощальной тревожно-пронзительной сирены корабельного ревуна – ничего этого не было. Загадочная дама по имени «Тайна» не терпит лишнего шума, ведь от него бывают только неприятности…
Кроме странного груза в свинцовых ящиках и двух немецких офицеров «Сен-Току» уносила в глубину еще одного непонятного гостя: средних лет крепкий мужчина в чуть мешковатом гражданском костюме, большую часть времени проводивший в своей отдельной «каморке-каюте» и в разговоры ни с корветенкапитаном, ни с эсэсовцем не вступавший, – мужчина вежливо раскланивался, учтиво улыбался, но знакомиться с товарищами по путешествию не спешил. Единственное, что все-таки удалось выяснить, так это то, что незнакомец прекрасно говорит по-немецки и является представителем самого рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Узнав о существовании непонятного «конкурента», штурмбаннфюрер явно почувствовал себя уязвленным и пробормотал что-то вроде: «СД ему мало, прислал еще какого-то бандита…»
После короткого совещания по поводу внешности незнакомца, моряк и эсэсовец сошлись во мнении, что мужчина явно не японец, но, безусловно, тоже восточных, монголоидных кровей, на что Кремер тут же язвительно пошутил: «Да хоть черномазый из Алабамы, лишь бы он не оказался арабским убийцей-ассасином или индусом из секты душителей!»
Обтекаемая туша «Сен-Току» ходко шла в морских глубинах, распугивая серебристые рыбные стаи, а в ее теплом, тускловато освещенном нутре пассажиры укладывались спать.
– Кстати, герр корветенкапитан, вы не храпите? – настроенный благодушно после парочки рюмашек доброго айнциана, поинтересовался у соседа по каюте Кремер. – Нет? Ну и замечательно, а то я сплю очень уж чутко, а выспаться хочется чертовски… Да, и вот еще что… Надеюсь, мы отныне если и не закадычные друзья, то уж не враги точно! А если я все-таки немножечко ошибаюсь, то хочу заранее вас предупредить: если вдруг вам захочется меня придушить ночью, то имейте в виду – я переломаю вам руки еще до того, как они коснутся моего нежного горла… – Эсэсовец сладостно потянулся, протяжно зевнул и, уже засыпая, проворчал: – нет, в танке все-таки лучше, черт меня подери…
«…Вот и все, ребятки… Люки задраены, лодка на глубине, и никуда ты, милок, отсюда не денешься! Как говаривали товарищи в теплой Испании: “Патриа о муэртэ! Но пассаран!” – “Родина или смерть! Они не пройдут!” Там “они” все-таки прошли, собаки фашистские… Там целые интербригады бились на нашей стороне, а вот здесь я – один. И просто сдохнуть я не имею никакого права: я должен доказать, что и один в поле – воин! Как Ильюшка Муромец – вышел в поле, махнул молодецкой рученькой и побил рать неисчислимую… Рать в поле мне, конечно, не побить, но задание я выполню… Только воевать придется по завету товарища Суворова – не числом, а уменьем! Это невероятно трудно и опасно, но я буду воевать, и в этой войне для меня есть только два слова: “наступление” и “победа”… Другие, вроде “не могу больше, братцы!” и “все пропало, нам конец!” – я просто забуду… Иначе нельзя, никак нельзя…» – засыпая, думал советский разведчик…
6
Блетчли-Парк, пригород Лондона. Станция дешифровки королевских ВМС
…С тех самых пор, как человечество изобрело письменность, появилась и необходимость в тайнописи, поскольку людям из торговых, дипломатических и уж тем более из военных кругов всегда найдется, что скрывать от любопытных глаз. Так появились различной сложности шифры и всякого рода «симпатические» тайные чернила, простейшим образцом которых является самое обычное молоко, с помощью которого Владимир Ульянов-Ленин и писал в узилище свои «воззвания и указания товарищам на воле». А поскольку одним из самых распространенных пороков во все времена являлось любопытство, особенно свойственное дипломатам и военным, всегда утверждавшим, что «миром владеет именно тот, кто владеет информацией», то сразу же за возникновением шифровок появились люди и даже целые службы, разгадыванием этих шифров и занимавшиеся. Называют людей этой загадочно-секретной профессии криптологами, что на обычном языке будет означать «шифровальщики» и «дешифровальщики»…
В рейхе штат криптологов содержала каждая из уважавших себя служб, причем самые сильные специалисты работали в «Люфтваффе» Геринга, в абвере и в разведке Кригсмарине. В Главном имперском управлении безопасности – РСХА подобная служба была, вопреки ожиданиям и самой логике, самой малочисленной и слабой, из-за чего работники в черной эсэсовской форме частенько вынуждены были испрашивать разрешения у Кальтенбруннера, сменившего в сорок втором Гейдриха, и обращаться к «более богатым» соседям…
О значении перехвата и расшифровки радиообмена противника между командованием и частями свидетельствует уже послевоенное признание начальника оперативного отдела ОКВ А. Йодля: «Основную массу разведданных о ходе войны – около девяноста процентов – составляли материалы радиоразведки и опросы военнопленных. Радиоразведка – как активный перехват, так и дешифрование – играла особую роль в самом начале войны, но и до последнего времени не теряла своего значения…»
Первого ноября 1940 года немецкий рейдер «Атлантис» атаковал и захватил английский пароход «Отомедон», после чего немцам достались гора сов. секретных документов, в том числе и кодовая книга для чтения шифров британского флота. В груде бумаг обнаружились и оперативные планы англичан на случай войны с Японией, которые немцы не замедлили переслать в Токио, после чего благодарный император Хирохито торжественно наградил командира «Атлантиса» самурайским мечом – такой великой чести удостоились еще всего лишь два немца: рейхсмаршал Геринг и фельдмаршал Роммель – «Лис пустыни»…
Поскольку разработка новых кодов требовала серьезных времени и средств, то корабли британцев, например, даже зная, что немцы «читают» их переговоры, использовали старые коды, что привело к потере сотен кораблей с грузами и гибели около 30 тысяч английских моряков.
В Кригсмарине перехватывали информацию, расшифровывали и на основе полученных данных разрабатывали операции, наподобие мартовской сорок третьего года, когда «волки Деница» силами сорока подлодок практически уничтожили два союзных конвоя НХ-229 и SC-122, причем союзники потеряли двадцать одно судно, а на базу не вернулась всего лишь одна подводная лодка…
Шифры совершенствовались и невероятно усложнялись, изобретались универсальные шифровальные машинки вроде прославленной «Энигмы», но всегда почему-то получалось так, что «враг не дремлет» и на любой «яд» почти сразу же находилось «противоядие». На фоне этих «противостояний разведок» весьма показателен опыт американцев, отыскавших гениальный по простоте и надежности ход: во время драки с японцами, что развернулась на Тихоокеанских просторах, ушлые американцы посадили в радиорубки радистов, которые все до единого были индейцами из племени навахо и «шпарили в эфире по-своему» – практически открытым текстом, но язык навахо оказался мудрым японцам не по зубам…
Английские специалисты тоже не ели свой военный паек даром: ими была проведена серьезная операция по дешифровке немецкого шифратора «Энигма», что позволило криптологам вскрыть военно-морские коды нацистов, а полученная таким образом возможность «читать» радиообмен немецких кораблей и подводных лодок здорово помогла союзникам во время «битвы за Атлантику», хотя гораздо уместнее было бы назвать ее бойней, поскольку в период с сентября 39-го года до лета 41-го немцы фактически хозяйничали на всех морских дорогах и отправили на дно большую часть английского торгового флота…
Майор Уильям Скотт, раздраженно шурша листами бумаги, просматривал дешифровки перехваченного радиообмена немецких кораблей и подлодок со своими базами и штабами. Все не то! Вот сообщают о выходе пяти подлодок на перехват каких-то транспортов, вот рапорт о результатах налета английских ВВС на какие-то склады в Тронхейме… А это явно интенданты болтали: какая-то шестая база просит подвезти продовольствие и специальные утепленные комбинезоны для подводников – на северные коммуникации, к русским в Баренцево собрались?… Так-так… Ага, а вот это уже на что-то похоже!.. Одиночная субмарина вышла с базы – это не рейдер и отправилась она уж точно не на охоту за конвоями! На «охоту» они выходят только стаями – тактика папаши Деница известна. Она?… Похоже на то… И ушла-то субмарина с острова Рюген, который наши ребята тогда запретили «ланкастерам» бомбить! Одиночная субмарина с острова Рюген… Точно она, собака!
– Вот эта лодка… – майор ткнул листок бумаги чуть ли не в лицо дежурному дешифровщику. – Откуда она выходила на связь в последний раз?
– Та-ак… Вот отсюда, – немолодой мужчина с погонами лейтенанта, явно призванный в королевские вооруженные силы из запаса, ткнул пальцем в точку на карте. – Северное море, миль шестьдесят от побережья Нидерландов…
– Отлично, лейтенант! Я хочу, чтобы вы слушали ее днем и ночью, не отвлекаясь ни на минуту! Фильтруйте эфир и слушайте, слушайте! Мне нужна эта лодка!
Майор подошел к столу, заваленному картонными папками с распечатками перехваченных переговоров противника, пробормотал что-то вроде «развели тут бардак…» и начал накручивать рукоятку телефона. Когда на той стороне провода отозвался деловито-сухой голос телефонистки, дежурившей на коммутаторе штаба королевских ВМС, майор назвал пароль на текущий день, свой личный номер и попросил соединить его с заместителем начальника штаба. «Мисс» деловито сообщила, что «соединяет», и через пару секунд майор уже кричал в черный микрофон трубки:
– Рад вас приветствовать, сэр! Кажется, наши ребята ее нащупали, господин капитан второго ранга… Да, перехватили… В Северном море… И у ваших что-то есть?! Да? И акустики утверждают, что, судя по шуму винтов, это подлодка намного крупнее обычных? Океаническая субмарина… Это точно? Сэр, клянусь Тауэром, черт нас всех подери, это она! Все сходится! Вы же знаете, какая шумиха вокруг этой проклятой подводной лодки поднялась у нас в МI-5! Думаю, в ближайшее время наши боссы договорятся, свяжутся с летчиками и все силы будут брошены на поиски этой лоханки… Нет-нет, только не топить, что вы, сэр, – как раз эта лодка нужна нам целехонькой! Как-как… Да так – найдут и заставят всплыть, а уж после этого и в плен возьмут… Ну, это уже их забота – пусть придумывают способы! Все, конец связи, сэр…
7
Юго-западный район Северного моря
– Уж не на свидание ли с милой фройляйн? – Кремер, небрежно раскинувшийся на своей узенькой койке, заложил руки за голову и несмешливо посматривал на корветенкапитана, с истинно немецкой дотошностью приводившего в порядок свой мундир.
– Увы, герр штурмбаннфюрер… – Хейтц прицепил к поясу кортик, надел фуражку с белым верхом и сухо добавил: – Во время похода самое страшное после глубинных бомб – это безделье. У меня – вахта. Буду помогать нашим японским друзьям.
– Черт побери, как это я запамятовал: вы же на службу ходите… А без вас они, конечно, пропадут! Бедняги: им ведь из самого Нагасаки пришлось шлепать по морям-океанам до нашего Рюгена – и все это они вынуждены были проделать без вас, уважаемый герр Хейтц! Ужас! И как это они уцелели… ума не приложу…
– Вы совершено напрасно ерничаете и пытаетесь меня задеть – ваши подковырки меня не трогают, – хладнокровно заявил корветенкапитан. – Японцы без меня, конечно, прекрасно обойдутся – они хорошие моряки, но я неплохо знаю лоции европейских прибрежных вод и кое в чем все же могу быть им полезен… А почему бы и вам не найти себе какое-либо занятие, а? Изучить азы морской навигации, например? Или хотя бы просто хорошенько ознакомиться с устройством субмарины, посмотреть, как моряки несут службу…
– Службу они, канальи узкоглазые, несут замечательно! – ухмыльнулся Кремер. – Я тут, между прочим, попытался было поболтать с нашим загадочным Чингисханом, что все время прячется в отдельной каюте, но он этак вежливенько улыбнулся и – шасть в свою каморку! И замочком щелкнул. Тоже мне, «железная маска»… Тогда я решил пройтись по отсекам, полюбопытствовать, как охраняется наш «свинцовый» груз. Замечательно охраняется! Я думал, часовой меня пристрелит, обезьяна поганая! Глазки сузил, автоматом затряс да как зашипит что-то по-своему, сволочь желтая… Так что, я туда больше не ходок, тем более, насколько я понял, господину Накамура не очень-то нравится, когда я «шастаю» по его владениям… А знаете что? Возьмите меня с собой на эту… на вашу вахту! Поскольку я ничего не умею и не понимаю, я буду бить вам склянки… Видите, сколько «морских» слов я уже выучил! Я уже почти готов сдавать экзамен на «морского волка», но одна вещь постоянно, ежеминутно портит мне настроение – в этой проклятой бочке нельзя курить!
– Хорошо, герр Кремер, приглашаю вас разделить со мной вахту. Кроме того, сегодня ночью мы всплывем и какое-то время пойдем в надводном положении – нужно подзарядить аккумуляторы и провентилировать отсеки. Так что, вы, герр штурмбаннфюрер, сможете накуриться до одурения, – понимающе улыбнулся Хейтц. – Хотя, скажу вам по секрету, наши подводники иногда позволяют себе сигаретку-другую и в морских глубинах, если есть лишний патрон регенерации воздуха или когда они знают, что в любую минуту могут всплыть без опасений быть атакованными врагом…
Одним из неудобств во время передвижения внутри подводной лодки являются довольно-таки узкие проходы и люки между отсеками, в которые приходится нырять, сгибаясь чуть ли не в три погибели, постоянно рискуя расшибить себе лоб. Подводники, знающие «в лицо» каждую заклепку своей субмарины и набегавшие по ее отсеками не один десяток морских миль, передвигаются быстро, ловко и порой даже с элегантной небрежностью. Но человеку «сухопутному» на первых порах приходится трудновато – тут уж не обойтись без парочки-другой ссадин и шишек…