«Ах, матушка, как я тебе благодарен!» – радовался Жиль. Он понял, что это мать придумала такое «наказание» провинившемуся сыну. К ней он и подкатил, чтобы в качестве слуги с ним в Париж отправился Гийо. Ему Жиль полностью доверял, к тому же Пройдоха, как он сам утверждал, знает французскую столицу как свои пять пальцев, что для провинциала было очень важно. Конечно, Ангерран де Вержи возражал – ему очень не хотелось терять столь ценного слугу, – но его обожаемая Шарлотта настояла, а разве мог истинный рыцарь отказать в чем-нибудь своей возлюбленной?
Проезжая мимо церкви Сен-Симфорьен, Жиль невольно перекрестился. И не потому, что в этот момент на него нахлынуло благочестие. Молодого дворянина с детства пугали статуи, украшавшие ее фасад. Маленькому Жилю казалось, что мрачные фигуры вот-вот оживут и накажут его за многочисленные шалости. Может, такому восприятию статуй поспособствовала мать, которая часто грозила ему небесными карами за неблаговидные поступки. А возможно, поэтическая натура Жиля была чересчур чувствительной к вещам, которые выходили за пределы его познаний. Тем не менее, несмотря на все старания матери и местного кюре, в глубине души он относился к религии (а больше всего к церковникам) с некоторым скепсисом.
Вскоре пошли известняковые скалы, изрытые пещерами. Черные дыры на светлых камнях выглядели зловеще. Пещеры в скалах, вырубленные в мягких туфовых породах, многие века использовались как винные погреба и склады. Их даже приспосабливали под жилища, особенно во времена военного лихолетья. Солдаты вражеских армий боялись входить в лабиринты пещер, а те, кто все же отваживался, так и оставались в холодных и мрачных подземных ходах, упокоенные до конца света.
По окончании Столетней войны пещеры обезлюдели, но нельзя сказать, что надолго. Поговаривали, что теперь их облюбовали шайки разбойников, несмотря на расположенное поблизости аббатство Мармутье. Юный дворянин невольно напрягся, приготовившись в случае чего пустить своего одра вскачь, хотя насчет лошади у него были большие сомнения. Но человек живет надеждой, и Жиль по наивной молодости надеялся, что жизнь ему предстоит долгая, интересная и обеспеченная, а значит, у коня во время опасности вырастут крылья – как у сказочного Пегаса.
На счастье наших путешественников, все обошлось. Они не стали заезжать в крохотный городок Монбазон, а поехали дальше, в Тур. Монбазон был известен Замком Черного Сокола, который построил в конце X века злой и кровожадный граф Анжуйский Фулько Нерра, вознамерившись завоевать город Турень. Он решил окружить местность вокруг города укрепленными замками, предназначенными для того, чтобы задушить его. Так появились кроме Замка Черного Сокола замки Ланжэ, Самблансэ, Амбуаз, Шинон и другие укрепленные пункты.
Но вскоре Замок Черного Сокола был захвачен графом Блуа, злейшим противником Фулько Нерра, и в свои владения он вернулся лишь спустя сорок лет, на закате жизни. В 1040 году замок вместе с остальными военными укреплениями унаследовал сын Фулька – Жоффруа Мартель д'Анжу. Графы Анжуйские оставались хозяевами прилегающих поместий до тех пор, пока последний из их рода не женился на дочери герцога Нормандии, который был также королем Англии. И с 1175 года Замок Черного Сокола целое столетие находился под властью английских королей.
В XII веке Замок Черного Сокола был перестроен и укреплен сеньорами де Монбазон. Теперь он состоял из четырехугольной башни-донжона, укрепленной выступами, крепостной стены, украшенной башенками, и закрытого внутреннего двора. Замок был построен на холме, и его главная башня высотой в пятьдесят шесть локтей грозно возвышалась над городом и рекой Эндр.
Как это ни смешно, но, приближаясь к Туру, лошади вдруг перешли на рысь, притом без понуканий. Похоже, они здорово проголодались, и густой запах навоза от большой графской конюшни, которая располагалась за околицей города, навеял им мысль о доброй охапке сена, а может, и торбе овса. Удивленные Жиль и Гийо не стали придерживать своих «рысаков», и вскоре показался высокий остроконечный шпиль собора Сен-Гатьен. Его построили на берегу Луары, рядом с мостом, по которому наши путники перебрались на другой берег реки.
Жиль ездил вместе с родителями в Тур пять лет назад и был восхищен видом собора. Внешне Сен-Гатьен напоминал искусно сплетенные окаменевшие кружева. А его витражи поражали красотой. И только водостоки, выполненные в виде страшных чудовищ, заставили тогда совсем еще юного Жиля в испуге прильнуть к матери, которой по какой-то причине потребовалось заступничество святого Гатьена, который в давние времена был первым епископом города Тура. Именно этот святой (тогда еще Грациан) и отслужил первую мессу в пещерах, мимо которых проезжали Жиль и Гайо, тем самым дав толчок к заселению подземного лабиринта бездомными крестьянами и использованию его в хозяйственных целях.
Дома в Туре были под стать собору – красивыми и хорошо ухоженными. Собственно, как и сами горожане. Вот только эту благостную картину несколько портили многочисленные паломники, которые направлялись к знаменитой испанской святыне Сен-Жак-де-Компостель. Тур был для них местом общего сбора и отдыха. Почти все они напоминали нищих на паперти храма. Несомненно, среди них были и люди более-менее состоятельные, но кто же идет просить у Господа милостей в богатой одежде? Ведь всем известно, что он больше благоволит к беднякам, нежели к знати.
Город был знаменит во Франции тем, что в нем чеканили турский грош – гротурнуа – и делали шелк. Гугеноты организовали в Туре шелкопрядильное производство, которое процветало. Оно приносило городу большую прибыль, благодаря чему Тур усиленно строился. Поговаривали даже, что король намеревается перенести сюда столицу, потому что Париж стал чересчур шумным и воинственным. Редко какой год в Париже проходил без заварушек, чаще всего кровавых, – парижане были слишком свободолюбивы, вспыльчивы и независимы.
Несмотря на то что расстояние от Азей-лё-Брюле до Тура было небольшим, всего пять лье[20], Жиль и Гийо въехали в пределы города ближе к вечеру. Первым делом они начали подыскивать подходящий постоялый двор. Подходящий в смысле недорогой. Им не хотелось мыкаться среди паломнической братии, от которой шла вонь, как от свинарника, но и там, где обычно обретались дворяне, Жиль останавливаться на ночь не пожелал. Конечно, он был при мече, как и полагалось представителю его сословия, но больно уж одежонка у него была непрезентабельной. Хорошо, служанка матери, большая мастерица, так искусно починила видавшие виды шоссы и пурпуэн – короткую куртку с узкими рукавами, – что лишь вблизи можно было заметить следы ее работы.
Увы, Ангерран де Вержи не баловал непутевого сына одеждой, приличествующей дворянину. Возможно, мать Шарлотта и прикупила бы Жилю обновки, но прижимистый рыцарь, предполагая нечто подобное и считая, что такие траты лишние, решил сплавить его побыстрее с глаз долой, поэтому пришлось довольствовать тем скудным гардеробом, который имелся в наличии.
Наконец они остановили выбор на скромном постоялом дворе, который находился неподалеку от пристани. Паломники сюда не забредали, так как он был в стороне от дороги, дворяне пропахшие рыбой комнаты не жаловали, и жильцами постоялого двора были в основном капитаны рыболовецких судов и небогатые торговцы, занимавшиеся мелким рыбным оптом. Конечно, здесь снимали комнаты и проезжие, не имеющие никакого отношения к рыбному промыслу, но таких было совсем немного.
Комнатка на втором этаже, в которую хозяин постоялого двора определил Жиля и Гийо, была довольно чистой, но запах гниющей рыбной требухи на помойке неподалеку от таверны заставил их наморщить носы и немедленно спуститься в таверну, чтобы забить скверный дух кружкой вина. Да и поесть хотелось.
Таверна мало чем отличалась от множества себе подобных, рассыпанных по берегу Луары. Деревянные столы в винных пятнах, тяжелые скамьи и табуреты, засиженное мухами подслеповатое окно с мелким переплетом, камин, сложенный из дикого камня, в котором горел огонь, и аппетитно скворчала на большой сковороде какая-то рыба, изрядно замусоренный пол выстелен каменными плитами, стены оштукатуренные и побеленные, одна из стен до половины зашита вощеными деревянными панелями (возле нее находились столы для состоятельных постояльцев), а с противоположной стороны на подставках стояли бочки с вином и бутылки на полках.
Это было удобное новшество. Постоянно бегать в винный погреб, исполняя заказы, – труд нелегкий. За день так намаешься, что ноги не носят. А народ больше налегал на вино, чем на еду.
Жиль и Гийо уселись возле стены с панелями. Неподалеку от них, под потолком, висела птичья клетка, и щебет бойких пичуг вносил и свою лепту в шум и гам, наполнявший таверну. Шустрый гарсон мигом оценил, кто перед ним, и отнесся к новым клиентам с должным почтением. Заказав приличную порцию жареной рыбы и пару бутылок бордоского (на другое вино Гийо был не согласен), они начали осматриваться.
Похоже, таверна являлась чем-то вроде клуба для семейных рыбаков. Кроме мужчин за столами сидели и солидные матроны, а с полдесятка детишек гонялись за кошкой, которая хотела куда-нибудь спрятаться, но в помещении таверны не было таких укромных местечек. Кошка была старая и ленивая, ей хотелось покоя, и она не любила, когда ее тискали, пусть даже по доброте душевной, что обычно проделывали с нею неугомонные мальцы.
Были в таверне и не местные. Они сидели в дальнем углу сбитой кучкой и о чем-то тихо переговаривались. Глядя на их разбойничьи физиономии, Жиль немного забеспокоился, но тут принесли рыбу и вино, и он приналег на то и другое. Гийо от него не отставал (правда, он больше отдавал предпочтение вину), и вскоре в их душах поселилась сытая благодать и приятное томление разлилось по всему телу.
Рыба была просто отменной (в Туре умели ее готовить, как нигде по всей Луаре), да и бордоское не подкачало. Видимо, хозяин постоялого двора, которому принадлежала и таверна, дорожил добрым именем своего невзрачного заведения. Насытившись, Жиль прислонился к стене с кружкой в руках и начал неторопливо потягивать вино, сонно глядя на людей, наполнивших таверну под завязку. Гийо в это время беспокойно ерзал на скамье; он уже выпил свою бутылку и заказал себе еще одну, но гарсон почему-то не спешил выполнить заказ.
Как только начало темнеть, семейные пары стали уходить, и им на смену явились моряки, портовые грузчики и прочий беспокойный люд из бывших крестьян, согнанных дворянами со своих земель или бежавших от долговой кабалы. Они отирались на пристанях Луары в поисках случайного заработка. Именно такие бедолаги и затеяли Жакерию – народное восстание против феодалов в 1358 году. Да и теперь нет-нет и полыхнет в какой-нибудь французской провинции огонь, зажженный Жакерией.
Рядом с Жилем и Гийо находился стол, за которым сидели два дворянина. Судя по брезгливому выражению их лиц, они не ожидали, что попадут в такой низкопробный вертеп. Дорогая одежда на них была изрядно потрепана и запылена; похоже, они прибыли издалека и очень торопились, потому что ели быстро и не особо налегали на вино. Судя по всему, дворяне нечаянно набрели на эту таверну и после ужина готовились продолжить свой путь.
Жиль, будучи натурой творческой, поэтической, любил наблюдать за людьми, подмечая их достоинства и недостатки. Потом эти наблюдения он вкладывал в свои стихи и песни, которые получались очень живыми и озорными. Вот и сейчас Жиль исподлобья (чтобы не было заметно) следил за людьми, заполнившими таверну, и в особенности за подозрительной компанией, сидевшей в углу. До появления дворян они что-то живо обсуждали, но, едва завидев их, умолкли как по команде.
Юный де Вержи насторожился. Он всегда чуял надвигающуюся опасность каким-то неизвестным органом тела. Это чувство выработалось у него после ряда амурных приключений. Главным в этом деле было не столько насладиться объятиями какой-нибудь деревенской пастушки, сколько вовремя дать деру, чтобы не быть пойманным разъяренными вилланами. Деревенские парни очень не любили, когда юные дворяне тискали их подружек, и устраивали на них настоящие охоты. Но это лишь подогревало интерес крестьянских девушек к благородным, и они опрокидывались перед ними навзничь при малейшей возможности.
Сердце Жиля вдруг быстро-быстро заколотилось, а рука невольно погладила эфес испанской шпаги, которая стояла рядом. В принципе это был все тот же меч, но более узкий и тонкий, со сложной гардой, хорошо защищающей руку. Испанские шпаги были новинкой, однако Ангерран де Вержи, старый вояка, сразу оценил их достоинства. С распространением стальных доспехов, разрубить которые было крайне сложно, а в сражении и вовсе почти невозможно, рубящие удары стали применяться все реже. А колющий удар всегда находил щель в сочленении лат и легко проникал в слабые места защитного вооружения.
Ангерран де Вержи обучил Жиля приемам боя испанской шпагой и подарил ее сыну в момент прощания. Это был щедрый, поистине отцовский жест – шпага мастеров Толедо стоила баснословно дорого. У Жиля едва глаза не вылезли из орбит от удивления. Но рыцарь, зная горячий, импульсивный характер сына, совершенно не сомневался, что шпага ему точно пригодится, и не раз. Поэтому вручил Жилю шпагу как оберег, напрочь забыв о своей скаредности; жизнь сына, хотя и непутевого, была для старого честного вояки дороже всех сокровищ мира.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Сноски
1
Флёр – тонкая, прозрачная (преимущественно шелковая) ткань.
2
Дофин – сын и наследник французского короля.
3
Жонглеры – странствующие сказители, певцы, часто также музыканты-инструменталисты и фокусники. Ваганты (голиарды) – странствующие студенты, школяры и бродячие клирики в Германии, во Франции, в Англии и Северной Италии. Ваганты сочиняли вольнодумные стихи на латинском языке, направленные против папства и духовенства. Помимо поэзии сатирического характера произведения вагантов содержали и лирические стихи, прославлявшие удовольствия и радости жизни (вино, любовь, азартные игры и т. п.). Творчество вагантов большей частью анонимно. Поэзия их сохранилась в рукописных сборниках XII–XV вв. Среди них самый объемный (ок. 250 произведений) – «Кармина Бурана» (Carmina Burana). Музыка, на которую ваганты распевали свои стихи (за редчайшими исключениями), не сохранилась.
4
Вилланы – крестьяне Франции, Италии и Германии, лично свободные, но зависимые от феодала как держателя земли; в Англии (до XV–XVI вв.) – крепостные.
5
Денье – французская средневековая разменная монета из низкопробного серебра, которая была в обращении во всей Западной Европе со времен Меровингов. 20 денье составляли счетную единицу солид (соль). В XIV–XV вв. 1 денье = 1,16 г (0,365 г серебра).
6
Ливр – одна из основных валют Франции. Поначалу чеканился в городе Туре, поэтому получил название турский ливр (был и парижский ливр). Делился на 20 турских солей или 240 турских денье. С 1360 года турский ливр часто именовался «франком», причем оба слова были в равном употреблении.
7
Студиоз – студент (от лат. studiosus – усердный).
8
Драб – солдат (пол.); Драбские ворота – Солдатские ворота.
9
Пядь – древнерусская мера длины, изначально равная расстоянию между концами растянутых пальцев руки – большого и указательного. 1 пядь = 1/12 сажени = 1/4 аршина = 4 вершка = 7 дюймов = 17,78 см.
10
Пахолок – здесь: слуга.
11
Макошь – старшая из трех славянских богинь (Макошь, Доля и Недоля), ткущих Пряжу Судеб.
12
Матен (он же – мастиф) – порода крупных сторожевых собак.
13
Когда ты за столом, прежде всего подумай о бедняке: кормя его, ты, друг, кормишь Бога (лат.).
14
Пинта – здесь и далее: 1 пинта парижская = 0,93 литра.
15
Локоть – старорусская единица измерения. 1 локоть = 54,7 см.
16
Мушкатель (мускатель) – мускат, белое сладкое вино. Мальвазия – ликерное греческое вино (сладкая мадера) из винограда с таким же названием. Выделяется необычным приятным сладким вкусом и букетом. На Руси мальвазия появилась в X веке.
17
Дукат – золотая монета, которая чеканилась с 1284 года в Венеции и получила широкое распространение во всей Европе в качестве высокопробной золотой монеты весом 3,5 г. Дукаты на русских землях называли «веницейскими», «цесарскими», «венгерскими» деньгами. В XV веке золотые монеты на Русь поставляла преимущественно Венгрия. Это привело к тому, что со временем слово «венгерский» стало русским термином, которым называли любую золотую монету с весом дуката, даже если она чеканилась в России. Русской золотой монетой типа дуката был червонец.
18
Байдак – речное судно по Днепру и его притокам. Длина – 30–50 м, ширина – 4–8 м, грузоподъемность – 160–250 т. Имел мачту с вантами и штагом с одним большим парусом. Управлялся кормовым веслом (кормовою потесью), а с носу – еще одним веслом (носовою потесью), которое называлось треплом.
19
Грош – монета различных времен и стран. Чеканка грошей началась в Италии в XII веке, во многих европейских странах – в XIII–XIV веках. Первоначально грош был крупной серебряной монетой. В XIII–XV веках вес и качество металла в гроше снизились, и он превратился в мелкую монету.
20
Лье – старинная французская единица измерения расстояния. Сухопутное лье = 4445 м.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги