Так что жертвую разговором с ней – во имя своего собственного здоровья. Завтра воскресенье. Мой единственный выходной. Тогда и поговорим обо всём… А сейчас мой мозг требует перестать вибрировать по поводу и без, и приготовиться к отдыху.
– Ладно, – бурчит Динь-динь недовольным голосом, – хорошенько выспись. Я принесу печеньки.
– Спасибо, – выдавливаю из себя улыбку и отключаюсь.
Да, в такие моменты я действительно понимаю, за что она в своё время назвала меня киборгом. Я реагирую на происходящее не так, как обычные люди: потому что чаще всего у меня нет времени на проявление соответствующих эмоций… или нет на это сил.
Эмоции – это энергия. А её мне чаще всего тоже не хватает…
Так что, в отличие от Риты, я не прячу своё «я» – я просто не имею возможности его показать.
И иногда мне кажется, что я уже не знаю, какая она – я, на самом деле…
Это страшно. Но это – моя реальность. Когда на тебе висит ипотечный долг отца, а за твоей спиной лишь одиннадцать классов школы – хочешь не хочешь, а начнёшь делать всё, чтобы выжить. Моя мама давно умерла, мой отец сидит в тюрьме, и у меня даже не было возможности поступить в институт: ведь я должна была зарабатывать деньги и ежемесячно выплачивать за квартиру, которую папа так неосмотрительно приобрёл, полагая, что его бизнес-идея выгорит…
Не выгорела. И теперь я всё тяну на себе. Мне двадцать один, и моя мечта выучиться на медика и стать хорошим доктором с приличной зарплатой – успела покрыться пылью, а потом и вовсе исчезнуть в океане всех моих не воплощенных «хочу».
Теперь у меня только одна цель: закрыть ипотечный кредит. А потом…
О «потом» буду думать после. Сейчас у меня на это просто нет времени… как нет времени думать о том странном парне в респираторе, который уже дважды за меня заступился.
Защитил? Спасибо. Надеюсь, не буду должна.
В данный момент в приоритете – выспаться. И пусть весь мир подождёт…
***
– Ты что, серьёзно?.. Опять влез в это? – голос в наушниках заставляет молодого человека поморщиться.
– Сегодня я бил по лицу, – спокойно сообщает он, откидывая влажные салфетки в мусорный бак; затем смотрит на свои костяшки, только что очищенные от следов чужой крови, – их босс заметит увечья, и начнётся хоть какое-то движение.
– Ты уверен, что у них есть босс?
– Это не уличная шпана. И игрушки у них не детские. Просто они пользоваться ими не умеют, – молодой человек разворачивается и идёт к дороге.
– Девчонке влетит, – замечает голос.
– Не думаю. Она назвала имя, – произносит парень в капюшоне, снимая респиратор и направляясь к своей машине, – очень знакомое имя.
– Я слышал, – сухо замечает голос, – что делать будешь?
– Следить, – бросает молодой человек и садится на водительское сиденье.
***
Глава 2. О том, как эта история получила неожиданное продолжение
Просыпаюсь в двенадцать дня и с благодарностью смотрю на потолок. Благодарность адресована моим соседям сверху, которые решили не будить меня очередным витком своего бесконечного ремонта… Это прям подарок небес!
Иду в душ, привожу себя в порядок, устраиваю небольшую стирку и ставлю чайник. Ровнёхонько к моменту, когда он закипает, раздаётся звонок в домофон.
Открываю дверь и возвращаюсь на кухню.
– Ждали деда Мороза? – весело спрашивает Динь-динь, входя в квартиру через пару минут.
– Ждали доставщика халявной пиццы, – честно признаюсь ей в своих надеждах.
– Не наглей! – хмыкает подруга, внося пакет с продуктами, – Я тебе кроме печенек принесла хлеба, яиц и колбасы – так что будь благодарна!
– А когда не была? – парирую, тем не менее, с теплотой глядя на Динь-динь.
Эта девчушка весила килограмм пятьдесят при росте метр семьдесят пять. Она была худой, как тростиночка, имела светло русые волосы – в данный момент перекрашенные в голубой, – и очень высокий голос, за что я и прозвала её «звоном колокольчика». Динь-динь. Это про неё.
Когда-то в школе я сильно выручала её с конспектами и подготовкой к экзаменам, да и вообще – защищала от всех желающих посмеяться над её худобой. А теперь, спустя три года, это она меня выручает, зная о моём тяжелом положении. Сама Динь-динь учится в педагогическом университете, куда, скорее всего, попала бы и я, если бы провалила экзамены в медицинский…
Но всё это – воспоминания из далёкого прошлого, где я ещё могла выбирать.
– Так что у тебя там произошло? – ненавязчиво начинает Динь-динь, нарезая хлеб и колбасу, – Я же сейчас вся изведусь! Рассказывай, давай! !! – в итоге, требовательно заканчивает она.
– Да странные дела творятся, – запихивая в рот бутерброд и тут же запивая всё это чаем, хмурюсь я, – во-первых, ко мне прицепилась какая-то шестёрка отморозков. Они уже дважды меня останавливали, когда я домой шла после работы.
– Это фигово. Ты им сказала про своего чудо-покровителя? – подняв брови, уточняет Динь-динь.
– Да в том-то и дело, что сказала. Но у них реакция странная была, – с набитым ртом объясняю, – обычно все сразу отходят и делают вид, что разговора не было, а эти… прям наглые какие-то.
– И как ты с ними разобралась? – спокойно спрашивает Динь-динь, пребывавшая в абсолютной уверенности, что я справлюсь со всем.
– Не я. Парень в маске, – поглощая второй бутерброд, отвечаю ей.
– Парень в маске? – подняв брови, уточняет Динь-динь, – Ты шутишь, что ли?
– Неа. Реальный парень. В реальной маске. Ну… в этом… в респираторе. Защитник типа. И дерётся, как чёрт. Я аж сама удивилась, – продолжая заниматься «завтрако-обедом», поясняю ей.
– Стоп! Ты хочешь сказать, что тебя защитил какой-то герой из комиксов?! – изумлению Динь-динь нет предела.
– Скорей, герой из сериала, – поразмыслив чуток, поправляю её.
«Какого-нибудь корейского» – добавляю про себя.
– И твоя реакция по этому поводу?.. – Динь-динь заглядывает мне в глаза, а потом кивает сама себе, – Простите, я забыла. У пациента обычно нет реакций.
– Нет, ну, а как я должна была реагировать? – пожимаю плечами, прихлёбывая из стакана, – Что должна была сделать? Телефон достать и снять всё это на камеру?
– ХОТЯ БЫ! – припечатывает меня Динь-динь, сверкая огромными серыми глазами из-под линз очков.
– Да я спать хотела; была усталой настолько, что еле ногами передвигала, – хмурюсь, отмахиваясь от неё, – мне вообще не до этого было.
– «Не до этого»? – каким-то странным голосом переспрашивает Динь-динь, – Что ты имеешь ввиду?.. Ты даже не поблагодарила своего спасителя?!
Задумываюсь, припоминая подробности…
– Ну, в первый раз я попросилась домой во время их драки… а во-второй – парень сам меня отпустил, – отвечаю, глядя в потолок.
– Ты. Попросилась. Домой? – по слову выдавливает из себя Динь-динь, и я чувствую – сейчас начнётся…
– Ну… – протягиваю, а затем резко замолкаю, потому что в мою дверь неожиданно раздаётся звонок.
– Это кто? Он? – удивленно и даже немного испуганно спрашивает Динь-динь, машинально отходя подальше от входа.
– Да с чего бы? Моего адреса нет в общем доступе, – отмахиваюсь и иду к двери. Сморю в глазок… – Чёрт, – тихо произношу, опуская голову, после чего открываю гостям.
В квартиру заходят двое мужчин в одинаковых костюмах и с одинаковой стрижкой.
– Господин Кан вас ждёт, – произносит первый.
– Когда? – поджав губы, уточняю.
– Сейчас, – отвечает второй.
Разворачиваюсь и иду переодеваться.
– Что, серьёзно? Дайте хоть поесть человеку! – негодованию Дины нет предела, но я останавливаю её рукой, показывая, чтоб притихла.
Этим людям плевать: ела я или нет, здорова или лежу при смерти. Если их шеф сказал – привести, то они приводят.
Достаю из шкафа единственную приличную блузку белого цвета и облегающие брюки цвета беж. К Господину Кану в спортивных штанах не ходят. Он может неправильно это понять…
– Поди, ещё и каблуки наденешь? – невесело усмехается Динь-динь.
Одариваю её таким же невесёлым взглядом и достаю ботильоны, купленные ещё для моего выпускного. Надеваю.
Быстро привожу лицо в порядок, подкрашиваю губы и глаза. Прохожусь расческой по волосам, подхватываю сумку (папин подарок на восемнадцатилетие) и выхожу к мордоворотам.
А это были именно мордовороты влиятельного бизнесмена, владеющего почти всеми известными заведениями нашего района. Господин Кан был родом из Кореи и очень ценил, когда люди уважительно относились к его статусу. Потому-то мне и приходилось преображаться для визита к нему…
– Закроешь дверь? – смотрю на Динь-динь, выходя из квартиры.
– Тебя дождаться? – после короткого кивка уточняет подруга.
На всякий случай у неё хранился запасной ключ.
– Если никуда не торопишься, – оглядываясь на мордоворотов, протягиваю, – то дождись, – заканчиваю и выхожу в коридор.
И что, чёрт возьми, понадобилось от меня господину Кану?.. Мы виделись с ним всего три раза – по разу в год с тех пор, как папа оказался в тюрьме; примерно в одно и то же время. Так с чего это приглашение вне графика?..
Выхожу из дома и сажусь в дорогую тонированную машину. Судя по направлению, мы едем к нему в офис.
Вставляю наушники в уши и включаю первый попавшийся трек. «Everybody Knows» Sigrid… как нарочно…
Десять минут – и мы уже на месте.
Этот офисный шедевр был построен четыре года назад, но жители нашего города до сих пор не могут к нему привыкнуть. Слишком много металла, слишком много стекла, слишком бросающаяся в глаза архитектура. Компания господина Кана, по слухам, занимала сразу несколько этажей. Я не вникала в его бизнес, поэтому понятия не имела, насколько широк спектр его деятельности. Я просто вынуждена была один раз в год приезжать на встречу с ним, чтобы засвидетельствовать своё «почтение». Какие такие дела объединяли их с отцом, что господин Кан дал мне свою защиту после суда над папой, я тоже не знала и знать не хотела. Но и отказать такому человеку не могла: поэтому, если он приглашал меня в гости, я должна была ехать.
Мы с мордоворотами выходим из машины, идём к центральному входу; заходим в здание и поднимаемся на лифте, останавливаясь на семнадцатом этаже.
Я дожидаюсь, когда мои «провожатые» выйдут первыми, затем спокойно следую за ними прямо до кабинета господина Кана. Хотя кабинетом это трудно было назвать… площадь данного помещения была равна, минимум, ста двадцати квадратным метрам.
Большой такой кабинетик. Я бы сказала – «кабинетище».
О моём визите сообщают, после чего я подхожу к столу господина Кана и низко кланяюсь. Это корейская традиция, так что никакого давления на чувство собственного достоинства я не ощущаю. В России, конечно, так не принято, но господин Кан был родом из Южной Кореи и, как я уже упоминала, требовал уважения к себе, к своей родине и к традициям, принятым на его родине.
Я выпрямляюсь и устремляю на него взгляд. Господин Кан сухо улыбается и поднимает руку, предлагая мне сесть на диван.
Этот мужчина лет пятидесяти пяти имел невероятно властную ауру. Моя бы воля – я бы не показывалась ему на глаза до конца жизни: я слишком хорошо чувствовала, насколько опасным был этот человек.
И какие дела могли объединять его с моим отцом?!
– Ты, наверное, спрашиваешь себя, зачем я пригласил тебя? – слегка нараспев произносит господин Кан, сразу же переходя к делу.
Киваю. Чем меньше я с ним говорю, тем лучше. Не хочу, чтобы мы имели что-то общее – даже такую мелочь, как приятный разговор.
– Чай, кофе? – словно вспомнив о своём гостеприимстве, предлагает мужчина.
– Кофе, пожалуйста, – соглашаюсь я.
Хозяину никогда нельзя отказывать. Это тоже корейская традиция.
– Даша, принеси, – господин Кан отдаёт указание одним пальцем, и молоденькая секретарша (или помощница?) тут же исчезает за дверью, – Как твои дела, Стася? Всё ли в порядке на работе?
– Всё хорошо, благодарю, – как можно ровнее отвечаю.
– Уверена, что тебе не нужна помощь? – с легкой провокацией уточняет мужчина.
– Ещё раз благодарю, не нужна, – склоняю голову в легком поклоне.
Папа не оставлял никаких наказов по этому поводу. Но я чувствовала, что мне не нужно брать денег этого человека.
– Гордячка, – усмехается господин Кан, – твой отец будет очень недоволен.
Не уверена. Мой отец вообще запретил мне навещать его в тюрьме. И это не просто странно, это слишком странно.
– Ты могла бы работать у меня, – произносит мужчина самые опасные в мире слова.
– Спасибо за предложение, но мне нравится моя работа, – отвечаю спокойно, но даже не стараюсь выдавить из себя улыбку.
Напряжение – это единственное слово, способное в данный момент охарактеризовать моё состояние.
– Тебе нравится делать кофе и стоять за кассой? – поднимает брови господин Кан.
Ничего не отвечаю; я в курсе, насколько убого всё это выглядит со стороны. Но мне ничего чужого не надо. И дарёного – тоже. Я сама в силах справиться с ситуацией.
– К тому же ты слишком красивая для того, чтобы заниматься такой неблагодарной работой, – продолжает настаивать мужчина, а я уже не знаю, какое такое слово благодарности придумать, чтобы отбить у него желание предлагать мне «новую и счастливую жизнь».
Я знала, что не интересую господина Кана с «этой» точки зрения, но почему-то он считал необходимым при каждой нашей встрече настаивать на моём переходе в его компанию.
– Да и опасно это – стоять за барной стойкой в ночном клубе, а потом под утро добираться одной до дома…
Резко поднимаю взгляд на мужчину.
Он знает?..
– Ваше имя защищает меня от всех опасностей, – вновь склоняя голову, произношу.
В основном делаю это не из уважения, а потому что мне сложно смотреть ему в глаза. Я бы обошлась и без его защиты. Но в сложившейся ситуации – не мне решать.
Господин Кан некоторое время пристально смотрит на меня, а затем в кабинет заходит его помощница с подносом. На столике передо мной оказываются свежие круассаны и высокий бокал с… Моккачино.
Боже, есть ли на свете что-то, чего не знает этот человек?
– Господин Кан, ваш сын ждёт, – негромко произносит девушка, склонив голову перед своим боссом.
– Пусть зайдёт, – кивает мужчина.
Чёрт. Вот чего я точно не хотела – так это встречи с сыном господина Кана. Но ни один мускул не дергается на моём безмятежном лице… кто я такая, чтобы показывать своё отношение ко всему происходящему?
– Я вчера услышал одну любопытную историю, – протягивает мужчина, откидываясь на спинку кресла, – и сейчас очень хочу понять: правда это или вымысел?
Внимательно смотрю на него. Что за история? И зачем он меня позвал, в конце концов?
В следующий момент в помещение стремительно входит молодой человек с волосами цвета красного дерева.
– Отец, – почтительно здоровается он с господином Каном… а затем переводит цепкий взгляд на меня.
Тут надо пояснить.
Сына господина Кана я знала лично: мы часто сталкиваемся в ночном клубе, где я работаю по пятницам и иногда – субботам. Зовут его Джэ Хва, он меняет цвет волос едва ли не каждый месяц, носит исключительно дорогие дизайнерские шмотки и – самое главное, – имеет очень неприятный характер. Поэтому встречаться с ним я хотела меньше всего – но, опять же, кто меня спросил?..
– Стася, – здоровается он со мной.
– Джэ Хва, – киваю и тут же отвожу глаза.
Занимаюсь своим угощением.
– Он может войти? – вежливо спрашивает сын у своего отца, тот кивает, после чего в помещение заходит… один из шестерки отморозков.
– Это она! – тут же замечает парень, указывая на меня пальцем.
Не тороплюсь вставать и вообще как-то реагировать. Пытаюсь понять, что здесь происходит.
– Свободен, – тут же отпускает отморозка господин Кан, взмахнув рукой.
А Джэ Хва разворачивается ко мне и награждает очень внимательным взглядом.
– Как это понимать? – мягко спрашивает он.
– В начале объясните, пожалуйста, кто этот человек? – спрашиваю, глядя в глаза его отцу.
– Это один из… новых телохранителей моего сына, – подыскав слово, не спеша отвечает господин Кан.
Так… теперь ясно…
– Этот молодой человек утверждает, что на него, как и на остальных телохранителей, напал твой друг, – продолжает мужчина, с лёгким прищуром глядя на меня.
– Это не так, – спокойно отрезаю.
– Завела себе парня? – недобро усмехается Джэ Хва.
Ничего ему не отвечаю. Я вообще не обязана перед ним отчитываться, только перед его отцом – и то лишь потому, что так сложились звёзды.
– Стася, расскажи, что произошло, – предлагает господин Кан.
Мне не сложно, потому – рассказываю. Без подробностей: коротко и по существу. Я ни в чём не виновата, парни сами ко мне прицепились, так что смысла что-то скрывать – не было.
– И ты утверждаешь, что не знаешь, что за молодой человек за тебя заступился? – в итоге спрашивает господин Кан.
– Да. Я впервые его видела, – спокойно киваю.
– Ты не можешь быть уверена: он был в маске, – замечает Джэ Хва, не сводя с меня цепких карих глаз.
– Я слышала его голос. Он мне незнаком, – не глядя на него, отвечаю.
– Хорошо, Стася, – кивает господин Кан, принимая мои слова на веру, – я хочу попросить прощения за недостойное поведение телохранителей моего сына. Они набраны недавно и ещё не посвящены во все… детали.
Напрягаюсь ещё больше. Чтобы такой человек – и просил прощения?.. С чего бы?
Каких неприятностей мне теперь ждать?..
– Благодарю за ваше внимание, я не держу обиды, – отвечаю вежливо, – Я могу идти?..
Господин Кан награждает меня не самым приятным взглядом. Я не в курсе всех традиций, потому, вполне могла допустить ошибку, когда так прямо попросила отпустить себя… но терпеть взгляды Джэ Хвы, ровно, как и общество его отца, я больше не могла. В конце концов, это мой выходной. Имею я право хоть один день в неделю спокойно выдохнуть, сидя на своём диване?!
– Да, конечно, Стася. Иди. Все сотрудники ночного клуба будут предупреждены о тебе и о твоём положении, – наконец, отвечает господин Кан.
Они и так предупреждены. Только новоиспеченная банда вашего сына не в курсе – кто я. Интересно, с чего это Джэ Хва решил набрать себе охрану? С кем опять поссорился?..
Хотя нет, не интересно.
Поднимаюсь, кланяюсь и иду на выход. У самого лифта останавливаюсь, ожидая, когда дверцы раскроются. Слышу позади себя шаги…
– Хорошо выглядишь.
Не реагирую. Жду лифт.
– Стася.
Не реагирую.
На моём плече появляется мужская рука, а в следующую секунду меня разворачивают на сто восемьдесят градусов.
– Я с тобой разговариваю, – чуть склоняясь надо мной, по слогам произносит Джэ Хва.
– Я слышу тебя, – отвечаю ровно.
– Тогда почему не реагируешь? – спрашивает молодой человек.
– Потому что не хочу, – спокойно произношу.
Дверцы за моей спиной открываются; я снимаю с себя чужую ладонь и вхожу в кабину лифта.
– Не обязательно быть такой гордой. Это помешает тебе в жизни, – протягивает молодой человек.
Смотрю на него прямо, жду, когда дверцы закроются.
Наконец, лифт едет вниз…
Не люблю этого парня. Не люблю его отца. Зачем нужно было тащить меня сюда в мой единственный выходной, когда можно было обойтись простым звонком – я бы всё равно ответила правду! Господину Кану лучше не врать. Никогда.
Выхожу из здания и иду к автобусной остановке. Уверена, машина мордоворотов ждёт меня на парковке, но я не хочу пользоваться этими «благами». Мне не в лом и на автобусе до дома доехать. Пусть это будет чуть подольше по времени… зато я не буду чувствовать себя обязанной.
Странное дело, но, как только я выхожу на улицу, у меня вновь появляется ощущение взгляда на спине. Что это? Паранойя? Или тот парень в маске взял в привычку – следовать за мной по пятам?
Не, это вряд ли.
Кому я вообще могу быть интересна?..
Когда добираюсь до дома, Динь-динь встречает меня у порога и сразу ведёт на кухню, придерживая за плечи.
– Как себя чувствуешь? – осторожно интересуется, тут же пододвигая ко мне тарелки с наготовленным.
– Как пациент психбольницы, – отвечаю честно, – Дин! Не надо так со мной. Серьёзно, я здорова.
– Ну, раз огрызаешься, значит, действительно здорова, – поджав губы, бурчит Динь-динь.
– Не обижайся. Ты же знаешь – в такие моменты меня лучше не трогать минут десять, – ровно отвечаю, начиная буквально впихивать в себя еду.
Лучше есть и молчать, чем озвучить всё то, о чём я сейчас думаю.
– Да, в такие моменты мне хочется нарисовать на табличке «Не трогать, это опасно!» и закрепить эту штуку на твоей голове, – продолжает бурчать Динь-динь.
Около семи минут проходит в молчании, но потом подруга не выдерживает:
– Там и Джэ Хва был, да?
– Ага, – отставляя от себя пустую посуду, коротко отвечаю.
– Приставал опять? – уточняет Динь-день.
– Пытался.
– А ты?
– Уехала на лифте, – отставляю и пустой стакан, а затем откидываюсь на спинку стула, – как же он меня раздражает.
– По тебе обычно не заметно, – выдаёт Динь-динь.
– Чего?! – моему изумлению нет предела.
В моём воображении.
На деле всё звучит намного спокойнее.
– Ну, я же тебя знаю. Даже если тебе что-то не нравится, ты этого не показываешь. У тебя обычно… блин, не люблю это выражение, но к тебе оно подходит идеально – у тебя обычно Poker Face.
– Я показываю, когда мне что-то не нравится, – не соглашаюсь с ней.
– Неа. Ты так думаешь. Твоё лицо всегда спокойно. Ты просто бросаешься равнодушными фразами – а этим ловеласов вроде Джэ Хвы не оттолкнуть.
– Ты хочешь сказать, что он не унимается на мой счёт, потому что я недостаточно чётко сказала ему «нет»? – поднимаю брови.
– Я в этом уверена, – фыркает Динь-динь.
Я ненадолго задумываюсь над этим утверждением… а потом выпархиваю из своих мыслей с важной информацией, которую нужно озвучить вслух:
– Кстати, та шестёрка отморозков оказалась группой его новых телохранителей.
– СЕРЬЁЗНО?! – теперь уже изумлению Динь-динь нет предела.
– Да, и меня вызвали, потому что неизвестный в маске побил их, защищая меня.
– Так, может, это Джэ Хва их и отправил – чтобы позадирать тебя?..
– Нет, это не выглядело так… в смысле… – встряхиваю головой, пытаясь представить – а если это действительно так? – Какой ему смысл тогда делать всё это через отца? Господин Кан не любит, когда его отвлекают по пустякам.
– А как они вообще на тебя вышли? Я так понимаю, «хозяина» с ними не было? – хмурится Динь-динь.
– Эта шестерка заметила меня ещё в клубе. Я же за баром стояла… А после того, как их побили, они выяснили – кто я; а там уже Джэ Хва подключил отца, чтобы меня привезли на допрос.
– И чего от тебя хотел господин Кан?
– Он хотел узнать, кем был тот парень в маске. Но я сама – понятия не имею, так что они просто время зря потратили.
– Делаааа, – протягивает Динь-динь, – что ж это за парень такой?!
– Чтоб я знала, – складываю руки на груди.
– Может, ты ему просто понравилась?
Награждаю подругу тяжелым взглядом.
– А у тебя вообще все мировые процессы этим объясняются? – спрашиваю скептично.
– Ты же не слепая, – сухо произносит Динь-динь.
– К чему этот вопрос? – хмурюсь.
– В зеркале себя видишь. Значит, в курсе, что твоё личико – очень хорошенькое, – ещё суше отвечает подруга, – тебе даже косметикой пользоваться не надо.
– Всем надо пользоваться косметикой, – парирую спокойно.
– Заканчивай! Ты понимаешь, о чём я! – взрывается Динь-динь.
Этаким «взрывом колокольчиков»… Милым таким. И звонким.
– Я люблю только тебя, – создав из рук подобие сердечка, произношу няшным голосом.
Подруга фыркает, качая головой и закатывая глаза.
– Ну?.. – подначиваю её, продолжая строить из себя какое-то подобие анимешного персонажа.
Динь-динь держится.
– Ну-ну?.. – демонстрирую ей вторую заготовку, строя милую мордочку.
Та вновь закатывает глаза, но в итоге не выдерживает, и мы одновременно визжим, тряся ладошками:
– Кавайййййй!!!!
Да. Мне стыдно, но это так. Заядлая анимешница и дорамщица Дина Жгутова подсадила меня на азиатскую культуру. В ход пошло всё: и японские аниме, и китайские шоу талантов, и корейские дорамы, и K-pop в целом. Вот почему я знаю, кто такой Ли Мин Хо, и вот почему я в наглую пользуюсь приёмчиками (типа эгё) из арсенала айдолов, когда мне нужно вернуть настроение своему колокольчику.
И я не знаю, почему Динь-динь так расстраивается, когда я игнорирую вопросы о своей внешности. Но у нас это постоянная тема для споров.
– Тебе нужен парень, – в итоге припечатывает меня подруга.
– Это заключение врача? – фыркаю, отгрызая от печеньки.
– Это совет подруги.
– Ты знаешь, что у меня нет на это времени, – отвожу от неё взгляд.