Высвободив револьвер из-под тряпицы, Таня засунула его под кофту. Затем, подойдя, ткнула стволом, не вынимая его, прямо в спину белобрысому:
– А ну ша, швицер задрипанный! – тихо проговорила она. – Быстро когти на выход! И дохлого этого своего марвихера за себя возьми.
Белобрысый остолбенел, попытался вякнуть что-то нечленораздельное, но Таня надавила стволом посильнее, прямо в почки.
– Без шухера, дефективный. На воздух, кому говорю!
Черноглазый возник сразу и даже попытался ударить Таню по руке. Но та только засмеялась:
– Граблями не размахивай, полудурок! Понаделаю дырочек, простудишься! На воздух, тухес проветривать, швицер задрипанный!
Черноглазый пошел первым, Таня же вела под прицелом белобрысого. Вместе они выпрыгнули из вагона и отошли от двери.
– Слышь, ты… – Черноглазый, прийдя в себя, сплюнул сквозь зубы, и грязно выругался, – в посадку отойдем?…
– Слушай, а кореш у тебя полудурок! – засмеялась Таня, обернувшись к белобрысому. – За посадку людей мочат! Какие сопли надо обмотать за мозги, шоб глазами не видеть?
И, не дав обоим бандитам опомниться, она сделала характерный жест рукой, по которому одесские бандиты отличали друг друга от всех остальных. Когда-то в обиход этот жест ввел Японец. Его происхождение давно забылось, но бандиты продолжали пользоваться им по-прежнему.
У обоих округлились глаза.
– Наша, что ли? – Белобрысый очнулся первым. – Из каких таких будешь? Молдаванская?
– Ну, и шо… – кивнула Таня. – Вас-то как за сюда занесло?
– Драпаем, – искренне тяжело вздохнул черноглазый. – Мы на войнушке, хреновой, этой… под Японцем были…
– В полку его? – удивилась Таня.
– Так, стоп! Подожди-ка! – прищурился черноглазый. – А ведь я за тебя видел! На похоронах Японца в Вознесенске ты шла за первых рядах! Так ты за каких будешь?
– За своих, – тяжело вздохнула Таня. Слова вора вызвали в ее душе очень тяжелые воспоминания, от которых не так-то просто было избавиться.
– Ладно, – сглотнула она. – Вы-то как сюда попали? – Под кем были?
– Мы с этим… До Японца… У Гришки Клюва, за Привозом. Хорошее было времечко! – вздохнул белобрысый. – Я вот Коцик, а он – Топтыш. А тебя как кличут?
– Алмазная, – бросила Таня и поразилась тому, что это жуткое имя не вызвало в ее душе никаких чувств. Но как на него отреагировали бандиты!
– Матерь Божья! – Белобрысый Коцик помимо воли взмахнул руками. – Да за всю Одессу слухи ходили, что ты за сто разов как мертвая! А ты воно как… жива… Слышь, ты это, пушку-то убери. Не гроза мы друг другу. И это… – он потупился. – Говори, где тут твое…
Коцик вынул из-за пазухи несколько кошельков, и Таня забрала свой.
После примирения Топтыш начал свой нехитрый рассказ. Когда Японец стал набирать полк, Коцик и Топтыш согласились сразу, потому что любили романтику. А Гришка Клюв не пошел. И их тоже отговаривал, но они не послушались. В итоге Клюв остался в Одессе, как и большинство его людей.
А Коцик и Топтыш попали в самый котел. Им чудом удалось выжить. Когда гайдамаки напали на Голубивку, чтобы отбить ее у Японца, оба были так пьяны, что свалились в погреб. Очнувшись, они драпанули через поле. Гайдамаки их не заметили. На железнодорожном узле бандиты узнали, что Японец угнал поезд, чтобы доехать до Одессы.
Они решили, что надо добираться пешком. Приключений было много: попали в какую-то банду, воровали кур у крестьян, еле удрали от красных… Оборвались, износились… А потом узнали о смерти Японца. До Вознесенска доехать к похоронам.
Там они и узнали про засаду – что на подступах к Одессе ловят бывших людей Японца, кто был с ним в полку. Везут якобы на огородные исправительные работы, но на деле расстреливают на месте. Большая часть людей из этого полка сгинула. Они решили окольными путями добираться до Измаила. По дороге, в поездах воровали. Так и попали сюда.
– В Одессу возвращаться надо, – резюмировал свой мрачный рассказ Топтыш, – хоть косо, хоть вплавь. Нет сил по этим колдобинам больше тыриться. Вне Одессы нету жизни. В Одессу – и ни за как.
– Я не могу в Одессу, – помолчав, отвела глаза Таня. – Нельзя мне туда.
– Да за шо? Чё це? – удивился Топтыш. – Туча прикроет! Он сейчас за главный. И Алмазную все знают – она завсегда в авторитете.
– Алмазная, ты нас не бросишь? – как-то по-детски произнес Коцик. – Возьмешь к себе?
Вместо ответа Таня молча пожала плечами.
Глава 2
Куда податься? Остановка под дулами ружей. Расстрел пассажиров поезда. Обратно в Одессу
В поезд между тем набивался народ. И было странно, что на такой крошечной станции, в степи, его оказалось столько. Люди, похоже, прятались неделями. И, судя по их активности, поезд точно должен был отправиться дальше – как будто все хотели уехать неведомо куда.
Толстый лысый дядька, сжимая под мышкой каракулевую шапку, усердно пытался влезть на подножку стоящего поезда, потея изо всех сил. Его деревенский жупан был подвязан простой веревкой, а в руках он сжимал явно городской чемодан, хотя по всей его фигуре, а главное, по выражению трусливо-нагловатого лица было видно, что он не имел никакого отношения к городу. Чемодан же и шапку, похоже по всему, украл у одного из застрявших на станции бедолаг.
– Ты глянь, Алмазная, на гуся того пришмаленного, – прищурился Коцик. – О-о смотри, какой чирей пухлый! Прям жир под шкурой.
– Сочный гусь, – загорелся и Топтыш.
Таня с ужасом посмотрела на них. Стоило бежать так далеко, чтобы не убежать никуда! Стоило сесть в поезд, чтобы уехать как можно дальше и понять, что этот поезд всегда будет стоять на месте… Прошлое накатывало зловонным покрывалом, и Таня не могла с этим справиться…
Рядом с ней образовались два одесских вора, бежавших через все фронты бесконечной войны. И так получилось, что она оказалась вместе с ними. И не просто оказалась, а стала их частью, и они приняли ее за свою…
Таня отчетливо понимала, что значат черные горящие глаза Топтыша: она знала повадки этих людей – ведь провела с ними не один год жизни и стала старше не только по возрасту – душой постарела на сто лет. И она прекрасно понимала, что если скажет сейчас, что не хочет больше воровать, то они, эти бандиты, просто поставят ее на ножи… Оба… И Алмазная больше не будет авторитетом для них. А они не станут ее защитой на этой жуткой, страшной бесконечной дороге. Поэтому Таня приняла решение сразу. Собственно, ей и некуда было отступать назад.
– Надо вздеть гуся, – кивнула она, – но тихо. Топтыш, столкни-ка его с подножки поезда. Но молча, тихо, ну ты понял, не так заметно…
Тихо переговариваясь, они втроем подошли к толстяку, который все пытался уцепиться за поручень и подняться. Однако слишком много желающих было влезть в вагон, и толстяка все время отпихивали назад.
Таня стремительно протиснулась в эту толпу и толкнула толстяка плечом. Затем как бы случайно поскользнулась. И, охнув, буквально упала ему на грудь. Толстяк опешил от неожиданности и страшно перепугался. От перепуга он даже выпустил из рук саквояж и шапку.
В этот самый момент налетевший на толстяка Топтыш едва не сбил его с ног. Ничего не поняв, но почувствовав, что его толкают, он стал страшно ругаться. Коцик же, воспользовавшись суматохой, подхватил саквояж и шапку и быстро скрылся в соседнем вагоне.
– Господи! Я ногу подвернула! Ах, какой кошмар! – принялась Таня жаловаться толпе, плача и причитая, отвлекая внимание от Топтыша, который быстро скрылся – следом за Коциком.
Люди между тем продолжали напирать. Таню оттерли от толстяка. Она резво заработала локтями и сумела залезть в соседний вагон, где в тамбуре ее уже ждали и Коцик и Топтыш.
– Хипиш получился первоклассный! – Топтыш прищурился с удовольствием. А Тане… Тане хотелось плакать. Отвернувшись к грязному закопченному стеклу, крепко прижимаемая дурно пахнущими, немытыми телами людей, она старалась изо всех сил держаться.
– Алмазная, куда податься думаешь? – Коцик легонько толкнул ее локтем. – Мы теперь все – как перекати-поле. Рвем когти по кругу. А тебе работать надо. Нельзя такой талант зарывать в землю. Хипишуешь так, что мама не горюй! – Он не мог сдержать восторга.
– Не знаю, – Таня раздраженно пожала плечами. Ей были противны расспросы вора.
– А то айда с нами за Киев! – неожиданно сказал Топтыш. – Там развернуться можно. Свои люди есть. Как доберемся до Измаила, пойдем вокруг, окольными путями. Так до Киева в обход военных фронтов и дойдем.
