Затем, вынув из кармана пиджака белый камень, он протянул его Петренко.
– Ну как, ничего не напоминает?
Петренко потерял дар речи, когда Сосновский положил белый камень на его вдруг задрожавшую ладонь. Этот камень как две капли воды напоминал тот, что лежал у него в кармане, – в картонной коробочке, завернутый в красную фланельку! Даже по форме эти два камня были абсолютно идентичны! Одна грань выпуклая, другая – срезанная ровно. На плоской стороне – засохшие остатки прозрачного клея, точно в таком же количестве, как и на камне Петренко.
– Ну как, ничего не напоминает? – слово в слово нетерпеливо повторил Сосновский.
Вместо ответа Петренко достал коробочку, вынул камень и положил на ладонь рядом с первым. Даже невооруженным взглядом было понятно, что два этих камня были абсолютно идентичны.
– Так я и думал, – нахмурился Владимир. – Плохо. Ох и не повезло тебе… Честно скажу, это была логическая загадка. Но она сработала.
– Не хочешь объяснить? – нахмурился Петренко.
– Объясню, конечно, – пожал плечами Сосновский. – Для этого я и пришел. Но объяснение тебе очень не понравится!
– Да не тяни ты кота за хвост! – рявкнул Петренко, расстроенный этим новым обстоятельством в и без того паршивом деле.
– Коту это нравится, – ехидно улыбнулся Владимир. – А где труп Светулика?
– Кого?… – опешил Петренко.
– Светулика. Так эту девицу звали в публичном доме мадам Зои, в котором она работала, – ответил Сосновский.
– Ты ходишь по публичным домам? – хмыкнул Петренко.
– Ты меня за кого принимаешь? Я тебе шо, дешевый трехкопеечный фраер, или как? – хохотнул друг в ответ и вдруг стал совершенно серьезным. – Никогда в жизни не ходил и ходить не буду. Но ты забываешь мои связи в криминальном мире! Я много кого знаю среди одесских бандитов. Был лично знаком с самим…
– …Михаилом Японцем, – быстро перебил его Петренко, – да ладно, знаю! Ты мне все уши прожужжал. Только вот Япончик твой давно мертв. А в криминале сейчас правят другие.
– Ну, не такие уж другие, если портовая марвихерша Рыжая Зайка, любовница одного из крутых бандитов Гришки Клюва, покойного давно, царствие ему небесное, переквалифицировалась в хозяйку борделя для большевиков под именем мадам Зоя. То есть товарищ Зоя, миль пардон… – ехидно ответил Володя.
– Ох, Сосновский, договоришься, мать твою!.. – в сердцах вспылил Петренко. – И меня за собой потянешь.
– До цугундера? – прищурился Сосновский. – Не потяну. Но если вдруг что – и там люди выживают. Да и меня этим не испугаешь. Я там уже был.
– А я не хочу! Откуда ты только взялся на мою голову? – всплеснул руками Петренко, вдруг спохватившись, что этот странный и даже страшный разговор может слышать какой-то из все еще находящихся в комнате милиционеров.
– Из ада! – продолжал ерничать Володя, явно наслаждаясь произведенным эффектом и ничуть не опасаясь чужих ушей.
Как ни странно, но это немного успокоило Петренко, вдруг сообразившего, что появление ушлого репортера Сосновского для него очень хороший шанс сдвинуть явно глухое дело с мертвой точки, а если уж совсем повезет, и закрыть его скорей, да еще и отличившись перед начальством.
– Ладно, – вздохнул Петренко, – мы потом с тобой обо всем поговорим, как выберемся отсюда. Потом. А пока…
– А пока мы с тобой в этом деле вместе, – серьезно добавил Владимир Сосновский.
На это Петренко нечего было возразить. Да и некогда, потому что снова выдвинулся из коридора милиционер и произнес:
– Доставили! Хозяйку доставили!
– Где нашли? – нахмурился Петренко.
– Вот ее домашний адрес, – милиционер протянул листок бумаги, – дворничиха написала.
– Южная улица… Здесь поблизости. Так, вдова… 56 лет… Живет на пенсию по супругу, убитому на фронтах гражданской войны… – Петренко бросил листок бумаги на стол, – все понятно. И одновременно сдает эти трущобы всяким проституткам. Прохиндейка, – обернувшись к Сосновскому, пояснил: – Тетка эта с Южной – хозяйка берлоги. Сдавала внаем эту конуру и по коридору еще несколько.
– Я знаю, – пожал плечами Володя. – Откуда у Светуликов и им подобным комнаты в Одессе? Снимали, конечно. Сельские мотыльки, слетевшиеся на жаркий городской огонь.
Милиционер ввел в комнату толстую говорливую бабку в цветастом платке, от которой очень сильно несло кислой капустой.
– Ой шо коется, люди добрые… Ой беда, лишенько… – заголосила она.
– Молчать, – глухо и страшно скомандовал Петренко, и Володя Сосновский, достаточно мягкий человек, вскинул на своего друга удивленные глаза.
– Комнаты сдаешь? Незаконно? А разрешение есть? – нахмурился Петренко.
– Так от покойного супруга комната получена… Сама проживаю по месту жительства дочери… – перепугалась тетка.
– С тобой еще компетентные органы разберутся обязательно, вот увидишь, – пригрозил Петренко, не меняя тона, – а пока ты нам расскажешь, как давно эту комнату сдаешь.
– Две комнаты, с перегородкой, – поправила хозяйка квартиры, испуг которой уже прошел.
– Это мне без разницы, – хмыкнул следователь, – рассказывай.
– Дык год уже… Жиличке сдаю.
– Жиличку хорошо знаешь?
– Ну шо знаю… Платила исправно. Тихая. Соседи на нее не жаловались, ни боже мой.
– Мужиков водила?
– Ну откуда мне знать-то? Я здесь не живу. Молодая. Дык как же ж без этого?
– Документы ее видела? Кем работала, знаешь?
– Видела документы. Как бы я без документов сдала? А работала… Ну дык посудомойкой в заводской столовой работала, где-то на Пересыпи. Сама говорила…
– Ты мне тут ушами не финти! А то щас арестую за пособничество антисоциальным элементам! – прикрикнул на нее Петренко. – Где и кем работала? Точно! Говори! И смотри мне… Махинаторша хренова! Развела здесь бардак!
– Та я вдова героя… – попыталась встрять тетка.
– Вот и пойдешь на нары, как вдова героя! Ты мне дело говори, а не финты ушами выкидывай! У нас и герои на нарах сидят, если положено!
Тетка, похоже, знала об этом, потому как снова растеряла весь свой боевой задор.
– Профурсетка она была! – выпалила она, бросив жадный от любопытства взгляд на диван, словно чувствуя, что совсем недавно лежало на нем. – Профурсетка! Хвостом крутила! Вот и докрутилась…
– Клиентов на дом, сюда, водила?
