– Нет, – Туча решительно покачал головой, – пусть кто другой возьмет. Не до этого мне будет. Ставлю на голос.
Воры засовещались, и в конце концов деньги передали одному из «трефовых», который смертельно испугался такой милости. Все, даже новые воры и «трефовые», знали, что будет с человеком, вздумавшим потратить хоть одну копейку из общих денег.
– Закрыт базар, так? – Туча, внушительно глядя на окружающих, поднялся из-за стола. – Тогда за следующее скажу, и обдумайте слова мои. Червь – получил свое по заслугам, как приговорили его. Сидор Блондин – на дне в «бетонных ботах». Но Червь не мог докумекать сдать общее один. Среди нас есть крыса.
Поднялся невообразимый шум. Все повскакивали из-за стола, заговорили одновременно. Больше всех сцепились новые воры и «трефовые». Только Фрол и Таня продолжали сидеть за столом так, словно ничего не произошло.
– Предъявы нет, – сказал Туча, когда шум немного стих, – но я готов ответить за базар. Тот, кто пытался забрать общее, тот, кто послал Червя и Сидора Блондина на смерть, – среди нас. Готов подписаться под каждым словом.
– Ты докажи… Ответь за базар, – раздалось со всех сторон.
– И я готова поддержать предъяву Тучи, – раздался спокойный, ледяной голос Тани.
– Свое слово скажу: Туча прав. – Ей не хотелось говорить, но выхода у нее не было. – Общее искал крыса.
За столом вдруг наступила звенящая тишина. Воров словно оглушили эти страшные слова.
– Не работать на власть, – веско, внушительно сказал Фрол, – ничего не сдавать большевикам правилом должно быть! Таким же бетонным, как «бетонные боты» для предателя. Железом написать. Кровью. Ничего не сдавать большевикам.
Все молчали. Веские слова Фрола были опасны, ведь большинство «трефовых» имели контакты с большевиками. Новое правило меняло их статус в низшую сторону.
– Надо за то решить до следующего схода… Крысу найти, – подал голос Цыпа, – а там уже и понимать за все.
Воры одобрительно загудели. Больше всех поддержали Цыпу «трефовые».
– Кто убрал Червя? – Фрол повернулся к Грачу. – Твой руку приложил?
– Нет, – на лице Грача застыло злобное выражение, – сам бы хотел за то узнать.
– Кто убрал Червя? – Фрол, нахмурившись, уставился на Тучу.
– Палач, – не моргнув глазом, ответил Туча, – мой человек. Сам за него нашел. Так постановил сход. А вот за Сидора Блондина был человек Грача.
– Палача надо убрать, – продолжал хмуриться Фрол.
– Нет, – Туча покачал головой, – он пригодится, когда найдем крысу да приговорим всем сходом. Чужой человек. Никто не найдет. Нужен такой палач.
– Ты вот что, Туча, – голос Фрола звучал тихо, но заглушал даже дыхание всех собравшихся за столом людей, – ты первый среди нас, но как постановит сход, так за то и будет. Палач наследил больше всех остальных. Кавалерия большевиков прислана за ним из Москвы. Идут по его следу – значит, по нашему следу. Ты уважаемый человек, Туча. В смутное время общее сохранилось благодаря тебе. Сам знаю, чего это тебе стоило. Но палача надо убрать. Не подвергай опасности всех нас. Ответь народу, Туча.
– Приговорен, – опустив голову, тихо сказал Туча, и все прекрасно поняли, что означает это слово.
Поняла и Таня. Но этот смертный приговор не вызвал у нее дрожи, как и у всех остальных. Она понимала, что Фрол прав. На поимку Палача большевики бросят все силы, а это может привести к Туче. Благодаря Тане он избежал смертельной опасности. Таня определила, что Червь все-таки успел запустить лапу в общак. Если бы открылась потеря, в краже этих денег обвинили бы Тучу. Но он не был виноват, а мог разделить страшную участь Червя и Сидора Блондина. Поэтому что означал страшный приговор Палачу по сравнению с жизнью ее единственного друга? Таня давным-давно потеряла страх в том мире, где жизнь была гораздо страшней любых страшилок.
Тане вдруг пришла в голову мысль, что она единственная женщина, которая сидит за этим столом. Это было одновременно странно и пугающе. И тем более странно, что это пришло ей в голову только под конец схода, словно она не ощущала себя женщиной.
А возможно, так оно и было на самом деле. Таня вдруг поняла, что до самого своего конца будет связана с этим миром, и не прервется эта жуткая связь, не исчезнет – никогда. Это был ее приговор – быть вечным изгоем, вечным затравленным зверем, не способным жить, как все.
Горькая обреченность этой мысли в который раз заставила Таню понять: она больше никогда не сможет жить так, как живут обыкновенные люди, нормальная жизнь со всеми печалями и радостями не для нее.
Сход закончился. Воры разбились на группы, все громче начиная переговариваться между собой. Таня знала, что по старой, но еще живущей традиции кое-кто из них сейчас отправится в кабак, в ресторан, чтобы грандиозной попойкой отметить окончание схода. Ни Таня, ни Туча в таких попойках никогда не принимали участия.
– В беде мы, понимаешь? – Фрол подошел к ним в тот момент, когда Таня и Туча уже собрались уходить. – Крыса ведь среди нас, сердцем чую. Чего хочет?
– Власти, Фрол, – сухо ответил Туча. – Большевики хотят власти. Одной. А у нас есть то, до чего они дотянуться не могут. Вот и хотят они забрать ее у нас, эту власть.
Таня поразилась тому, как в момент страха, душевной опасности ее друг четко, грамотно изложил свою мысль – без жаргона, без присущей ему одесской речи, которой он всегда бравировал. Таня давно подозревала, что ее друг не так прост, как кажется.
– Ты справишься с этим делом? – в упор спросил Фрол.
– Должен, – нахмурился Туча. – Хотя… – Он помолчал. – Страшное это дело, Фрол, гибельное. Всем нам смертью грозит, тут уж как ни крути.
– Ты боишься смерти? – В голосе Фрола Тане послышалась насмешка.
– Боюсь. И ты боишься, – улыбнулся Туча. – Никому ведь не хочется умирать, разве не так? Только вот от нас это уже не зависит. Кончился старый мир, Фрол. А в новом – какое наше место ты видишь? Среди вот таких? – он повел рукой, горько усмехаясь.
Просто сразу после схода новые воры начали попойку, с шумом и гиканьем – они ведь заранее принесли спиртное с собой…
Глава 7
Волшебная комната. Куклы. Вдова чекиста. Золото
Кружевная салфетка была как волшебный фонарь – связанная из разноцветных ниток, она переливалась в солнечном свете всеми цветами радуги.
Петренко уже видел такую игрушку – в далеком детстве. В картоне были вырезаны различные фигурки, внутрь вставлялась зажженная свеча. Основание фонаря начинало вращаться вместе с картоном, и казалось, сказочные персонажи оживают, пляшут на стенах комнаты. Тогда маленький Вова Петренко страшно боялся ведьмы с растрепанными волосами, летящей на метле…
Почему-то именно сейчас его настигло это воспоминание из далекого детства, можно сказать, в самый неподходящий момент. И, немного задержавшись, бесцеремонно проникло в самую душу, чтобы там остаться. Похоже, надолго…
Почему именно волшебный фонарь? Он ни за что не смог бы ответить. Наверное, дело было все-таки в блестящих нитках, которые превращали обыкновенную вязаную салфетку на колченогом столике в волшебную пелерину из детской сказки, полной волшебства! Владимир мог бы поклясться, что в этом переплетении нити были и драгоценные, редкие, золотые, серебряные… В любом случае – блестящие…
В этой небольшой комнатке все было волшебным, как в игрушечном, сказочном замке. Петренко расхаживал по ней, аккуратно ступая между всевозможных предметов, стараясь не прикасаться к ним.
Это было профессиональной привычкой – не трогать вещи на месте преступления, чтобы облегчить работу экспертам. Но здесь было очень сложно себя сдержать.
Сразу было понятно, что эта комнатка в уютной двухкомнатной квартирке на втором этаже трехэтажного доходного дома на Спиридоновской была рабочим кабинетом – посередине ее громоздился большой круглый стол. Впрочем, он был не один – рядом стояли другие столы, правда, чуть поменьше. Как и все остальные, этот был накрыт связанной вручную кружевной скатертью. Когда-то она была белоснежной, но из-за времени потеряла свой первоначальный цвет.
На этом большом столе стояла швейная машинка фирмы «Зингер». Все детали ее были смазаны и работали безукоризненно, и было понятно, что она не простаивает. Чуть поодаль на большом серебряном подносе лежали нитки для вязания и для шитья. Петренко, лишь взглянув на него, определил, что это ценное и старинное фамильное серебро. Впрочем, не он один это понял.
Следователь из прокуратуры, у которого был нюх на такие вещи, тоже уставился на поднос.
– Слышь, Володя, а ты заметил, что убийца не вынес из квартиры такую ценность? Вообще странно, что все ценные вещи в квартире целы! – произнес он растерянно.
– Так он же убийца, не вор, – бросил Петренко, которого страшно раздражала привычка следователя вставлять невпопад такие замечания.
У стены напротив окон стоял кожаный диван – самый обычный, такие, наверное, были почти в каждой квартире.
Только вот вместо семи фарфоровых слоников на деревянной полке над этим диваном, назначенным символом мещанского уюта и служившим вдохновением для сотен советских карикатур, стояли… куклы. Они здесь были повсюду. Попавшие сюда люди оказывались в настоящем сказочном доме из полузабытой детской сказки. Но сейчас производящей довольно жуткое впечатление…
В комнате вообще было много столиков и шкафов, и все они служили подставкой для кукол. Именно они занимали здесь центральное место. И казалось, что это настоящие обитатели этой квартиры.
