– Ага, роман! – засмеялась Зина. – Тут у нас такой роман – любой сочинитель закачается! Шли бы вы домой, Борис Рафаилович. Вы же со вчерашнего утра тут. Вечер обещает быть спокойным. Справлюсь и без вас как-нибудь.
– Вот с этим я к тебе и пришел, – лукаво улыбнулся Кац. – Хочу кое-что на тебя сбросить. Вернее, кое-кого… Или теперь все же – кое-что… Кто заявится буквально через час.
– И кого же? – Зинаида обернулась к шефу.
– Красотку Аду!
– Борис Рафаилович! – нахмурилась Крестовская. – Вы…
– Не пил, не пил! – засмеялся Кац, замахав руками, как ветряная мельница. Он присел на угол стоящего напротив стола. – Посчастливилось вам, мадам Крестовская.
– Мадемуазель, – машинально поправила Зинаида и прикусила губу, вдруг вспомнив, что к разведенным женщинам действительно принято обращаться «мадам».
– Не цепляйтесь к словам, товарищ! – засмеялся Кац. – Так вот… О чем это я… Ах да! О красотке Аде. Выпал тебе сегодня счастливый случай. Доведется познакомиться с представителем самого знаменитого семейства в Одессе – семейства Барг!
– Барг? Никогда не слышала о таких, – удивилась Зинаида.
– Ну как же! Семейство самых знаменитых одесских ювелиров. В свое время один из них подделал знаменитые подвески Фаберже.
– Яйцо Фаберже, – снова машинально поправила Зинаида.
– Про яйцо Фаберже все и так знают, – махнул рукой доктор. – А я говорю про знаменитые бриллиантовые подвески, которые были проданы в Париже, причем так, что обнаружить подделку смогли только через пять лет после продажи, настолько искусно была сделана стеклянная копия. И что у тебя за манера цепляться к словам! – вдруг очнулся он.
– Подвески! – не отвечая на вопрос, хмыкнула Крестовская. – Прямо «Три мушкетера»! Никогда не слышала про такое.
– Темная советская девица! Что с тебя взять… – комично развел руками Кац. – А между тем это дело ох как гремело по всей империи! Такая реклама была ювелирному дому Баргов!
– И что было этому рекламщику?
– Ну как что – царская каторга на острове Сахалин. Впрочем, жилось ему там неплохо. Ювелира в своем доме поселил сам начальник тюрьмы, а Барг за это переплавлял золотые изделия и заново огранял камни, отобранные у заключенных и полученные в результате контрабанды, чем тайком промышлял этот самый тюремный начальник. Ведь хороший ювелир всегда в цене. Так что на Сахалине Барг питался исключительно белыми булками и красной икрой!
– Ничего себе каторга! Тоже хочу на такую! – улыбнулась Зинаида.
– Отбыв срок, представитель семейства вернулся в Одессу, к своим многочисленным сыновьям, – продолжал доктор.
– Понятно. И чем занимаются эти Барги сейчас?
– Ну, ювелирное дело они не оставили. Но разные представители семьи Барг и занимаются разным. Среди них есть красный командир времен гражданской войны, есть те, кто уехал в Париж, в Канаду. Есть учителя, циркачи. А сегодня к тебе придет самый младший представитель семейства, Виктор Барг. Он не нарушил семейной традиции и работает ювелиром на ювелирном заводе. А придет он затем, чтобы мы взяли на одну ночь в холодильник красотку Аду – между прочим, его двоюродную тетю. Она двоюродная сестра его матери.
– А вот с этого момента поподробнее, – заинтересовалась Зинаида.
Впрочем, ничего нового в этом не было. Тайком от всех властей можно было взять тело на сохранение в холодильник – конечно, за солидную плату. Было очень тяжело держать тело умершего человека дома, пока шла подготовка к похоронам. Особенно тяжело – в жару. Официально это было запрещено. Но по знакомству или за деньги можно было нарушить правило.
В услуге этой не было ничего страшного – наоборот, она была полезна, если в доме умершего были маленькие дети. И Зинаида всегда недоумевала, почему с такой глупостью создано запретное правило. А потому всегда шла навстречу. В этом была и обратная сторона – получалось хорошо зарабатывать.
– Причина смерти, возраст? Свидетельство о смерти есть? – деловито задавала привычные вопросы она.
– Есть. Коронарный тромбоз. Возраст 65 лет.
– Ей бы еще жить и жить, – вздохнула Зинаида. – А почему красотка Ада?
– Ах, в молодости я был в нее безумно влюблен! – воскликнул Кац. – Для меня она была самой красивой девушкой на свете. Барги мои друзья. Мы дружили с самого детства. Сейчас в Одессе остались только два брата – Леонид и Аркадий. Мать Виктора была дочерью Леонида. А красотка Ада – дочь Аркадия. Таким образом, какая-то там тетя. Я путаюсь в их родстве. Мои родители дружили с обоими братьями. Ада… Ах, Ада… Она славилась своей красотой. Она была на пять лет меня старше, а потому не воспринимала всерьез, считала щенком. Боже, как я страдал! – вздохнул искренне Кац. – Я три раза делал ей предложение. И три раза она отвечала отказом. Красотка Ада… Она вышла замуж за офицера, потом его убили. Ада вышла во второй раз – за нэпмана. Тот повесился, оставив ее с кучей долгов. Потом Ада связалась с артистом оперетты, он стал ее третьим мужем. Но он бросил ее, сбежав с молоденькой девчонкой. В общем, трижды Ада была замужем, и всегда несчастливо. Детей у нее не было. Как и у меня, – тут Кац снова вздохнул. – И я вот думаю, как по-глупому мы оба потратили свою жизнь. Может, мы как раз и были предназначены друг другу… Судьба… И вот теперь она умерла, – Борис Рафаилович печально закончил свой рассказ.
– Мне очень жаль, – Зинаида потупила глаза.
– Поэтому я и бегу, – очнулся доктор. – Не хочу видеть ее труп. Ведь надо осмотреть, нет ли разложения… Ну, ты знаешь. Я хочу сохранить в своей памяти красивую, стройную, юную Аду – в алом платье, с развевающимися на ветру черными волосами, безумно прекрасную, веселую и радующуюся жизни, когда она думала, что все у нее впереди…
– Вы прямо поэт! – улыбнулась Крестовская.
– Приходится, – вздохнул Кац. – В общем, примешь нашего ювелира и возьмешь у него деньги. Дружба дружбой, а табачок – врозь.
– Да уж как всегда! – усмехнулась Зинаида.
– А я улетел на крыльях былой любви.
– Аду поминать? – строго спросила она.
– Не будь ханжой! – воскликнул доктор. – Ада всегда любила жизнь. Веселье, вино, красивых мужчин и хороший коньяк…
– И потому в 65 лет едет к нам, – в тон ему добавила Зинаида.
– У каждого свой срок. Кто знает, когда наш пробьет, кто знает… – И на этой философской ноте Кац удалился, оставив ее наедине с формулярами.
Стемнело. В морге было удивительно тихо. С Крестовской оставались два дежурных санитара. Один – студент, который все время спал, а второй – подрабатывающий пенсионер лет 70-ти. Он был тихий, непьющий и необычайно религиозный. В комнате санитаров горел свет, и Зинаида знала, что старик сидит там и читает молитвы.
Она вышла в темный двор покурить. Курить Зина начала, устроившись на работу в морг. В первое время ее страшно мучили запахи. Чтобы притупить обоняние, она закурила свою первую папиросу, а дальше как-то пошло… Курение вошло в привычку, и Зинаида не собиралась от него отказываться. А через время запахи прекратились совсем.
На улице было ветрено. Поверх стены забора было видно, как колышутся ветки деревьев. Спичка никак не хотела зажигаться на ветру.
– Вам помочь? – Рядом с ее лицом ярко вспыхнул огонек пламени, и Зинаида увидела высокого темноволосого мужчину, который держал немецкую трофейную зажигалку, явно оставшуюся со времен Первой мировой войны.
Глава 3
Во дворе было слишком темно. По идее, двор должен был освещать уличный фонарь, но несколько дней назад кто-то разбил лампочку – буквально раздавил с «мясом», и от фонаря остался лишь металлический шест да плафон, при порывах ветра так отвратительно скрипящий в темноте.
Зина сильно подозревала, что с лампочкой расправился кто-то из санитаров в момент очередной попойки, однако прямых доказательств у нее не было. А обвинять просто так ей было неудобно – сказывалось благородное воспитание. К тому же это было чревато тем, что санитар, обидевшись, развернется и уйдет. А искать замену было ох как непросто. Поэтому приходилось терпеть.
Крестовская затянулась папиросой, взглянула на алый, мерцающий в темноте огонек, и посмотрела на незнакомца. К сожалению, черты его лица были видны плохо. И она успела заметить лишь блеск глаз, статную фигуру и высокий рост. Ей вдруг подумалось, что это большая редкость – встретить человека, у которого так бы мерцали и горели глаза, просто светились ярким огнем. У большинства людей из ее окружения глаза были потухшие, блеклые, словно побитые пылью. Они не могли не только мерцать, но, похоже, даже смотреть.
– Вы тоже ждете Бориса Рафаиловича? – спросил незнакомец, у которого оказался достаточно приятный и мелодичный голос с пряными вкраплениями каких-то чувственных ноток… А может, просто от переутомления у нее начались галлюцинации. Или она сходила с ума.
– Простите? – не поняла Зина.
– Вы стоите во дворе морга, и я подумал, что вы здесь по такому же делу, что и я.
– А по какому вы делу?
– Тяжкому. Разве с хорошими делами приходят в морг?
