КГБ Андропова с усами Сталина: управление массовым сознанием

Сотрудники «Левада-центра», зафиксировавшие в 2012 году пик популярности Сталина в 72 %, видят в этом следующие причины:

• Л. Гудков: «Действительно, идет ресталинизация или ресоветизация. Заблокировано представление о будущем. Будущее всегда связано с идеями вестернизации, модернизации, ориентации на права человека, демократию, развитие. Все это заблокировано и подавлено. Обращаться к этому ресурсу уже невозможно, он фактически стерт. Поэтому начинает подниматься низовой запрос на советские представления. Простые способы достижения справедливости и порядка вызывают подъем очень старых представлений советского времени о сильной руке, вожде» [1];

• Д. Волков: «Свое положительное отношение к фигуре вождя участники фокус-групп сегодня объясняют еще и тем, что „при Сталине было больше порядка”. При этом представление о порядке также подвержено влиянию текущей политико-экономической конъюнктуры. Отличительной чертой текущего момента является то, что наши респонденты чаще вкладывают в понятие порядка не только „низкие цены”, „уверенность в будущем”, „заботу государства о людях”, но и „борьбу с коррупцией”. По словам участников фокус-групп, Сталин „никаких дворцов после себя не оставил”, „оставил только пару сапог”. Он и сам был „бессребреник”, а свое окружение „держал в ежовых рукавицах”. При нем „не было олигархов”, „нельзя было слямзить несколько миллиардов и гулять на Мальдивах”. Такое оправдание диктатора содержит очевидные отсылки к сегодняшнему дню: сталинское руководство противопоставляется нынешнему» [2];

• К. Пипия: «Если посмотреть на динамику общественного мнения, то и в пик одобрения власти, в пик подъема консолидации и прочих связанных с Крымом историй, отношение к Сталину уже стало улучшаться. Тогда в принципе все были молчаливо довольны в угоду внешнеполитическим интересам. Другое дело, что, да, действительно, за последний год все данные, касаемые каких-то громких скандалов, связанных с коррупцией, данные, особенно касающиеся материального положения семей, личных доходов, доходов домохозяйств, демонстрируют отрицательную динамику, после пенсионной реформы рост запроса на социальную справедливость, естественно, вырос. Сталин заиграл новыми красками, потому что стали в значительной степени рассматривать не только как человека, который привел к великой победе, а мы знаем, что великая победа, по данным опросам любых служб общественного мнения, повод номер один для национальной гордости был и остается» [3].

И еще Гудков увидел коммерческий характер этого феномена: «Сталин – это, помимо всего прочего, еще и очень выгодное предприятие, хорошо продаваемый бренд. Смотрите, сколько книг про Сталина, сколько календарей со Сталиным, вечеров со Сталиным. На них ведь тоже зарабатываются и пилятся какие-то деньги. Сталин – это бизнес, такой же выгодный и вредный, как кока-кола или сникерс. Сталин – это современный сникерс России: сладкое – это и антидепрессант, и временно заглушает чувство голода. Я уже давно воспринимаю его исключительно как миф, бренд, условную фигуру, а миф и бренд тоже могут развести общество на полюса».

Тут следует добавить и то, что или устремления власти совпали с настроением населения, или медиа их навязали гражданам, объединив «величие страны» и Сталина. Если сложно гордиться положением дел, приходится переключаться на величие, поскольку величие слабо поддается объективным оценкам. Это опять феномен сопоставления «холодильника» и «телевизора», когда реальность в холодильнике, а величие – в телевизоре.

«Хождение» вокруг фигуры Сталина является маркером, демонстрирующим, куда именно движется страна. Но, по сути, он является «защитой» от населения, позволяя ворочать миллиардами под его прикрытием.

Л. Арон видит осознанную политику В. Путина, которая строится на этом феномене: «Он позиционирует себя в последнее время, главным образом после 2012 года, как русский патриот. Но на самом деле, как мне кажется, гораздо важнее то, что он советский патриот. Вот этот советский патриотизм, который демократы 90-х и 80-х годов не считали за реальность, он не только почувствовал, что вполне реален, но и почувствовал, что может служить хребтом его легитимности. Отсюда ностальгия по сверхдержаве, которую отняли, украли обманом, уничтожили, она, как выяснилось, представляет собой колоссальную политическую силу. Потому что миллионы, может быть даже не зная об этом, это переживали, а Путин это все оседлал в политическом смысле» [4].

Сейчас в связи с двадцатилетием нахождения Путина у власти вскрывается множество интересных деталей о виртуальностях тех конкретных выборов ([5–7], см. также сайт А. Илларионова – aillarionov.livejournal.com). Как это произошло и с выбором Ельцина [8–9]. И это понятно, поскольку всегда лучше покупается вымысел, чем правда. Не забудем и часто повторявшуюся Г. Павловским информацию, что Путина подводили под образ Штирлица, поскольку именно такого киногероя россияне по социологии видели своим президентом.

Точно так и перестройка была коммуникативным, а не информационным проектом. Просто приведем пример:

• С. Кургинян, отвечая на вопрос «Насколько то, что произошло с нами, было запланировано Западом?», говорит: «Каждая сторона планирует. Мы планировали развитие их процессов. Они – наших. Кто сработал лучше, кто хуже. Но тем планам, которые имели на нас американцы, им, конечно, задурили голову восточноевропейцы и наши советологи: Кацелененбоген, Бирман, Янов. Эта братия внушала совсем нетот образ СССР. Удар был нанесен совсем не той силы, не в тот момент и не так. Система начала выходить из-под контроля, и сегодняшнее состояние дел их, конечно, не устраивает. А это значит, что на самом деле работают не только они. Скажем, как строились „бархатные революции” в Европе? Приезжал Грушко или кто-нибудь другой из КГБ, и дальше они совместно с местной службой безопасности делали переворот. Расследование Гавела это прекрасно показало. Но с другой стороны, в Чехословакии Михаил Сергеевич хотел видеть Млынаржа Зденека, своего приятеля. Как появился Гавел – уже отдельный вопрос. В каждом случае на замысел по обрушению из КГБ накладывается замысел ЦРУ, а на это уже третья игра – Германия. И третья как раз и побеждала. И побеждает в нем не первый и не второй. Конечный вариант всегда гораздо более подл, чем кто-либо там что-то планирует… Иногда получается то, что не планирует никто. И вопрос только в том, почему наша собственная воля оказалась такой слабой. Даже если бы не случилось, что главное ведомство страны, которое этим должно заниматься (КГБ), это все просто сдало Ельцину и поиграло в еще одну интригу шутовскую (или бесовскую, как хотите…). Даже если бы они победили…Так что ничего сделано не было. Все было фарс и очень искусная комбинация. Но эти комбинации я не придумывал. Для этого нужно иметь другую степень нравственной свободы, чтобы в такие игры играть То, что делали, – это, по большому счету, делали тени. И я отрицаю только одно, что это может быть РЭНД и Си-Ай-Эй – это не эти ведомства. Это были гении с очень большой степенью культуры. Может быть, они из СССР. Но это не американские службы, это не их почерк. Может быть, в Великобритании есть специалисты, способные нарисовать такие схемы» [10].

В этом высказывании слишком много всего, но главным остается то, что никакие подобные большие проекты не могут идти без участия всех сил, как своих, так и чужих, поскольку в любую минуту все может выйти из-под контроля, а этого не хочет никто. Можно даже вспомнить, что Горбачева предупреждали из-за рубежа о ГКЧП.

К тому же, как проясняется сегодня, и сам Горбачев не был главным игроком. Сотрудник международного отдела ЦК КПСС В. Матузов акцентирует: «Я считаю, что центральной фигурой, которая осуществляла переход от „перестройки” к перестрелке и нынешней ситуации, был Евгений Максимович. Полагаю, что Борис Ельцин и Горбачев были людьми второстепенного плана. Это была внешняя картина. А реальный механизм, который контролировал весь процесс – до перестройки, перестройку и после перестройки, когда формировались всякие австрийские институты, был завязан на Примакова и других наследников плана Андропова» [11].

И еще: «КГБ был системой, которая не позволяла отклоняться от генеральной линии. Андропов, сам создавая эту систему, понимал, что если информация попадает в нее, то она автоматически становится достоянием многих сотрудников, которые могут быть недовольны той или иной политической позицией руководства. Поэтому дальнейшие изменения („перестройка”) осуществлялись не на базе КГБ, а с помощью КГБ, но за рамками КГБ. Откуда появился Примаков? Это не система КГБ. Он из боковых отростков, которые создал Андропов, будучи уже председателем КГБ и членом Политбюро. Директор Института США и Канады Георгий Арбатов, директор ИМЭМО Николай Иноземцев, директор Института востоковедения Бободжан Гафуров. Это были параллельные структуры, которые дублировали КГБ. Внешне они работали в связке с партийным аппаратом. Но в реальности эти институты были настолько сильными, находясь под покровительством Андропова, что влияние на них руководящих отделов ЦК равнялось нулю».

И еще «живая» информация, прямо из уст: «Вдруг я слышу от Примакова: „Социалистическая система себя изжила. Надо от нее отходить и начинать жить как на Западе”. И тут я вступаю в пререкания с Евгением Македоновичем. В те годы у него было такое отчество… Когда я в 1975 году приехал к Примакову, он сказал мне: „Слава, зови меня теперь Евгений Максимович”. Это уникальная вещь в его биографии. Личность Примакова законспирирована до предела и по сей день. Я считаю, что он являлся главной действующей фигурой, которая завершила план Андропова по переустройству Советского Союза. Говоря простым языком, Примаков был смотрящим за процессом – все эти годы».

В пользу этой версии говорит и такая информация о Примакове, косвенно проскочившая в момент обсуждения 20-летия путинского правления. Д. Запольский, автор книги «Путинбург», говорит в своем интервью: «Примаков как кандидат в президенты представлял классическую разведсистему. То есть он был международником, он был разведчиком, он имел свой спецназ, у него были свои гвардейцы. Кстати, это очень интересная тема. У Примакова действительно были свои гвардейцы, специально подготовленные офицеры ГРУ, которые были в его окружении, действовали по его поручениям. И Примаков очень спокойно мог возглавить страну. Он накопал колоссальный компромат на Собчака и Путина. Я рассказываю в своей книге, как это происходило. Операция „Штурм”, когда вскрыли только одну компанию, которая была связана напрямую с Путиным, Собчаком, Чубайсом, Черномырдиным, которая была связана практически со всеми гангстерскими кланами в Петербурге и во многом в России. И вскрыло эту систему, проведя блистательную операцию, Главное разведуправление, которое работало под эгидой налоговой полиции. То есть они были командированы в налоговую полицию, якобы это была операция по налогам, на самом деле это была операция политическая. Они сумели получить, конечно, колоссальный мешок компромата, имея который, уже Примаков договаривался с „Семьей” и с Путиным» [5].

Правда, весьма скептическое отношение к мемуарам Д. Запольского высказывает Л. Лурье, в тексте которого нам встретилась такая едкая фраза: «Когда-то журналист Дмитрий Губин наставлял меня: „Успех заметки прямо пропорционален числу физических лиц, оскорбленных на одном дециметре текста”. Это чистая правда, касается она и мемуарного жанра» [12]. О странностях биографии Е. Примакова см. [13–14], см. также целый панегирик, что необычно на сайте «Компромат», но без всякого компромата: «Евгений Максимович Примаков является настоящей глыбой на фоне пигмеев, из которых в массе своей состоит российский политикум. Он никогда не держался за свои должности, на которые попадал по приглашению вышестоящих лиц, оценивших его заслуги, а не в результате интриг. Он имеет настоящую, а не „липовую” докторскую диссертацию, и звание академика, который он заслужил, а не купил. Он никогда не опускался до „решения вопросов”, а „откатчики” у него, в бытность его премьер-министром, получали по рукам едва ли не в прямом смысле. Одним словом – он реликт прежней, великой эпохи, хотя и приложивший усилия (во многом не по своей воле) к тому, чтобы эта эпоха закончилась» [15].

Одновременно следует напомнить и то, что когда у нас нет другой информации, то и мемуары хороши, поскольку реальных свидетелей событий того времени становится все меньше, а те, что есть, не особо стараются об этом говорить.

Еще два факта о Примакове, говорящие о том, что это было «игрой» и против Запада:

• М. Делягин: «В 1993 году я прочитал доклад, который Евгений Примаков подготовил, будучи главой Службы внешней разведки. Это был подробный анализ, как Запад дискриминирует Россию – под прикрытием разговоров о дружбе. Ведь в начале 90-х многие, в том числе и я, были в эйфории: мы вместе победили коммунизм, вот теперь заживем! И только Примаков доказывал обратное: на самом деле теперь нас будут грабить! В его докладе было показано вопиющее, жесточайшее выдавливание России со всех рынков. Позже я сказал Евгению Максимовичу, что с этого доклада началось мое превращение из восторженного либерала в нормального трезвомыслящего человека. Ему было приятно» [16];

• В. Кузнецов: «Андропова и Черненко считал приходящими фигурами. А вот к Горбачеву, с которым одно время работал, отношение было двойственное. Вроде и реформатор, но Максимыч не разделял его взглядов. Горбачев заигрывал с американцами, встречался с ними как бы на вторых ролях. Для Примакова это было неприемлемо. Он вел себя независимо по отношению ко всем лидерам западных стран. Ставил цель и к ней шел, не уклоняясь, но иногда маневрируя. Тот знаменитый его разворот самолета после решения Штатов бомбить Югославию стал началом разворота всей политики в наших отношениях с Америкой. И хотя указом Ельцина за тот поступок он потерял кресло премьера, но не потерял в отличие от Ельцина репутацию» [17].

В этот контекст следует добавить еще и такую информацию, что наставником и Андропова, и Примакова был генерал Питовранов, заслуживший звание «кукловода СССР» [18–22]. И это ужасное слово «кукловод» по отношению к живым людям достаточно точно отражает профиль его работы.

В. Огрызко проследил схватку Андропова против Суслова на примере борьбы против фантаста И. Ефремова с его романом «Час быка»: «Противостояние двух титанов началось намного раньше. Я думаю, оно наметилось еще на рубеже 50-60-х годов, когда одна из главных теневых фигур Кремля – Отто Куусинен – начал усиленно продвигать на ведущие роли в партийном руководстве Андропова, что очень обеспокоило тогда Суслова. Выдвинутый в аппарат ЦК еще при Сталине Суслов сразу интуитивно почувствовал угрозу для себя не от нового фаворита Хрущева – Леонида Ильичева (того он быстро поставил на свое место, срежиссировав для этого в конце 1962 года поход Хрущева на выставку художников в Манеже), а прежде всего от Андропова, который в начале 60-х годов предпринял ряд неоднозначных новаций в отделе по связям с социалистическими странами. Здесь нелишним будет сказать и о том, что перемещение Андропова в 1967 году из ЦК в КГБ произошло без ведома и одобрения Суслова (он узнал об этой идее Брежнева в самый последний момент)» [23]. Вспомним, даже такой факт, как обыск в квартире Ефремова после его смерти, все объяснения которого трудно признать адекватными [24–30]. Но борясь с фантастом номер один, Андропов одновременно мог освобождать место для кого-то другого.

Образы будущего очень важны и, как оказалось, не нейтральны. К ним привлечено внимание молодежи, то есть в их головах формируется тот или иной образ будущего. Потом он потеряет свой литературный источник и станет просто будущим, которого следует достичь. Определяющие будущее, задают и настоящее, являющееся движением к нему.

С. Кургинян, например, пишет о Стругацких (даже вне контекста борьбы с Ефремовым): «На Западе существовали большие интеллектуальные фабрики, которые создавали литературную продукцию, в том числе „фэнтези”, по аналитическим запискам. Я не говорю, что все „фэнтези” так писали, или что Станислав Лем так писал, но массовая, популярная „фэнтези” на Западе писалась, как правило, по заказу. <…> Известно, кто писал аналитические записки, и кто их потом творчески перерабатывал: на литературу, предназначенную для широкой массы, или для определенного контингента – это называлось „адресатом пропаганды”; что именно туда закладывалось и как это срабатывало. Я не могу сказать, что способен реконструировать аналитические записки, по которым писали Стругацкие. Но и называть их людьми, чуждыми этой игре, я не берусь – мне так не кажется. У меня даже есть определенные основания считать, что это не так. Например, когда нужно разбирать конфликт между КОМКОН-2 и КОМКОН-5, то сразу видно, что эти номера связаны с соответствующими номерами управлений КГБ. Они не хотели от этого очень далеко уходить, и сами вполне купались в „спецаспектах” своего творчества. В этом была своя поэзия, и кайф от этого был: „Мы с ЭТИМ – играем”. Они не были чужды этой спецтеме, как не был чужд ей, например, Редьярд Киплинг, Сомерсет Моэм и многие другие. Я не хочу сказать, что это априори плохо, но есть люди, которые бегут от такой тематики, а Стругацкие от нее не бежали и даже шли ей навстречу» [31].

И еще: «Я не могу считать их свободными от такой игры, что не является для меня ни плюсом, ни минусом. Я отношусь к этому просто как к индикатору, как к факту жизни. Но мало ли из какого сора „растут стихи, не ведая стыда”, – поди ж ты, сделай из аналитической записки роман. Это надо иметь гигантский талант – пусть не художественный, но масс-культурный – сделать так, чтобы сотни тысяч людей твой продукт „заглотнули”, чтобы, говоря нынешним языком, „пипл схавал”. У них получилось своеобразное явление масс-культуры, претендующее на „высоколобость” и даже не чуждое этой „высоколобости” до конца. Вот с этой точки зрения творчество Стругацких было, можно сказать, гениальным, абсолютно адекватным поставленным задачам. Все, что они делали, нашими технократами воспринималось не только как явно и безусловно „свое”, но это „свое” было вдобавок пропитано какой-то гуманитарной новизной – а сопоставить эту новизну с гуманитарными революциями на Западе и понять, что осетрина уже не первой свежести, наш когнитариат не мог. И с радостью это усваивал. Они вобрали в свое сознание предложенную Стругацкими или, вернее, через Стругацких, матрицу, и она там стала работать».

Понятно, что «символические траектории» перестройки не могли не затронуть и проект ГКЧП, поскольку он затрагивал всех и путал все карты. Это был огромный всплеск эмоций и множество необъяснимых по сегодня действий и ситуаций, например, о роли В. Крючкова, который должен был арестовать Ельцина, но не сделал этого, поэтому он и сегодня считается «слугой двух господ» [32–39]. Кстати, это говорит и о том, что свидетели события сами могут быть главными лицами, заинтересованными в искажении. Так что можно изменить слова Вергилия: «Бойтесь данайцев, воспоминания приносящих».

Возможно, также, что Крючков просто выполнял чужие указания, не понимая зачем. Кургинян, у которого Крючков, как это ни странно, работал после путча, говорит так: «Он никогда, по-моему, до конца не понимал роли своего шефа в истории СССР. Для него мука всей жизни – кем же был Андропов на самом деле» [40]. И о Яковлеве и Суслове: «Его шеф Андропов обвинял Яковлева, что тот грешит в Канаде. Но Крючков хорошо знал, кто постоянно защищал Яковлева на самом верху – Михаил Андреевич Суслов!!! „Посла в Канаду не КГБ назначал!” Перед смертью Яковлева у нас было два долгих разговора, которые он сам очень искусно инициировал. Приглашают меня на „Эхо Москвы” обсуждать очередную годовщину снятия Хрущева. Вдруг оказывается, что единственный мой собеседник – Яковлев, хотя планировалось не так. Длинный спор в студии. Еще более длинные разговоры после передачи. Яковлев тогда сказал, что в 1964-м Суслов ему поручил написать речь по случаю снятия Хрущева. Еще до того, как Никиту Сергеевича убрали. Фактически включил молодого Яковлева в заговор. Это ж как близко надо было находиться к серому кардиналу Кремля, чтобы стать участником заговора! Значит, и Суслов – агент влияния? Крючков понимал, что вопрос гораздо тоньше. Был диалог частей советских элит с различными сегментами элит западных. Это называется «каналы». Структура этих каналов, их глубокая мутация и погубили в конце концов СССР. <…> Крючков сказал мне, что на самом деле ГДР сдало еще в 1979-м – не в 89-м, а в 79-м! – околобрежневское окружение. Согласившись объединить Германию. Очень глубоко проросли связи между частями нашей элиты и западной. Не банальными агентами были Яковлев и Горбачев, а элементами в смутировавшей системе „каналов”».

Кургинян затронул и тему ГКЧП: «ГКЧП, повторяю, тоже был хитро срежиссирован, чтобы окончательно добить КПСС и не дать провести ревизию партийной кассы. Когда склад пустой, его поджигают. Это моя дерзкая гипотеза, но, думаю, она не лишена смысла. Вспомните, как неудачно искали золото партии – сам же „организм” и организовывал эти псевдопоиски, обрекая их на провал».

Горбачев, по его мнению, играл игру простого мужика, который и говорить толком без ошибок не мог. Однако: «За два слишним часа Михаил Сергеевич ни разу не ошибся с ударениями!!! Не говорил свои знаменитые обОстрить, углУбить, нАчать. – Что это значит? – Думаю, на эту лингвистическую наживку он ловил обкомы. Притворялся простым, своим. Я внимательно наблюдал, как он ведет пленумы, разговаривает с партийным активом. В его глазах было бесконечное презрение. Это же человек с биографией комбайнера, из народа, явно ни герцог, ни граф, ни князь. Откуда такое презрение в глазах? Его правильные ударения сказали мне больше, чем самые сложные выкладки. Не хватало какой-то почти иррациональной мелочи для того, чтобы картина сложилась окончательно. И вот… Именно тогда, на Красной площади, под бой кремлевских курантов я вдруг „допонял” главное: определенная часть партийной элиты сознательно разрушает страну, систему».

Главные участник процесса боятся раскрывать карты, а вот второстепенным бояться нечего. И вот, что, например, А. Проханов рассказывает о времени ГКЧП: «Я никогда не забуду о том, как незадолго до начала ГКЧП в редакцию газеты „День”, которой я тогда руководил, приехал некий джентльмен из США по имени Джон, представитель небезызвестной RAND Corporation. Мы тогда опубликовали „Слово к народу”, и он, видимо, хотел понять, насколько нам известны их реальные планы. Как бы между делом он нарисовал на листе бумаги два круга, обозначив их как „Горбачев” и „Ельцин”, и спросил, можно ли передать полномочия первого второму напрямую, начертив между кругами стрелку. Мы пришли к выводу, что нельзя, и он крест-накрест перечеркнул эту стрелку. А потом спросил, как же в данном случае быть и каким образом добиться нужного результата. После чего, видя мои раздумья, быстро нарисовал третий круг, который в данном случае обозначал еще один, нелегитимный центр власти, через который такая передача полномочий должна произойти. И с довольным видом положил этот листок мне на стол – он понял, что у них все идет по плану, никаких „утечек” нет, поэтому и сбоя быть не должно. Так оно и случилось. На трое суток от имени ГКЧП был мнимо устранен легитимный Горбачев. Нелегитимные «путчисты» бездействовали, передавая власть Борису Ельцину» [41].

Все эти большие проекты одновременно являются примерами работы с вымыслом, с мечтами населения, оформленных под правду, которую якобы держат в руках политики. Именно такие мифы поднимают население на контролируемый протест, который направлен на освящение смены политических режимов. СССР был очень привержен мифам, вся жизнь советского человека проходила в мифологическом тумане. Его все время окружали враги, но одновременно это не мешало делать великие деяния.

Кстати, легче всего прокричать сейчас, какую правду могут раскрыть С. Кургинян или А. Проханов, обзывая их разными негативными словами. Но ни по одной точке советский (да и постсоветской истории) у нас нет достоверной информации, все, как правило, покрыто не мраком, а легендой.

Многие приведенные факты подтверждают старую истину, что мы знаем, что ничего не знаем. Но ее следует дополнить словами – и ничего не узнаем, имея в виду, что не получим от настоящих свидетелей события, поскольку они и заняты «легендированием» истории, являясь главными поставщиками ее мифов.

1. Медведев С. Сталиномания // www.svoboda.org/a/30017102.html

2. Волков Д. Сталин, репрессии, твердая рука // www.ridl.io/ru/stalin-repressii-tverdaja-ruka/?fbclid=IwAR0r2gWcftD17uqz2_kFZuZT3fHIqr2o-lQcuLE0°5GkDKzcjQ-q_RraEco

3. Соколов М. Дело Путина – Сталина // www.svoboda.org/a/29884096.html