КГБ Андропова с усами Сталина: управление массовым сознанием

Ф. Бобков как идеолог Ю. Андропова

Такое странное название отражает тот факт, что главным идеологом СССР на самом деле был… КГБ. Центральный комитет (ЦК) реагировал на докладные записки КГБ, поскольку не могло не реагировать. Тем самым косвенно создателем правильного курса был КГБ, поскольку он как кормчий вел корабль правильным курсом, поскольку сам определял, какой курс правильный, а какой нет.

Ф. Бобков, по поводу работы которого не утихают споры, возглавлял 5 управление КГБ, боровшееся с не той идеологией и попытками ее продвигать. Но идеология не гуляет сама по себе, ее продвигают люди. Хорошую идеологию продвигают хорошие люди, а плохую – плохие. Поэтому следует признать, что, говоря, что они борются с идеологией, на самом деле они боролись с людьми.

А. Михайлов так переформулировал более «изящно» его задачи: «Защита творческой интеллигенции от акций идеологических диверсий противника – вот над чем работал генерал Бобков и его подчиненные в Пятом управлении. Проще говоря, чтобы творческая и техническая интеллигенция нашей страны не превратилась в инструмент врага» [1]. Кстати, в бумажной версии газеты заголовок был иным – «Не стало главного идеолога КГБ СССР».

И в целом, когда Бобков перечисляет своих знакомых в творческой среде, то понятно, что он их защищал в том плане, чтобы они не совершали тех нехороших поступков, о которых подумали. Среди этих «защищенных» много известных имен: М. Захаров, Ю. Любимов, А. Вознесенский, Е. Евтушенко [2–4]. Об А. Пугачевой говорит так: «Общался с Аллой Пугачевой («Мы долго дружили», – заулыбался Филипп Денисович, когда я спросила его о певице). Познакомился с ней в середине 70-х, когда начинающая артистка только появилась на сцене. „Ясно было, что девочка талантлива, поэтому мы ее всячески опекали, чтобы талант не смыло”, – поделился Бобков. В 1984-м, когда Алла задумала сбежать из СССР во Францию, именно ФэБэ, как называли Бобкова в узких кругах, убедил ее остаться. „Алла Борисовна, вы нам нужны здесь. Вас любит вся страна, а что вы там будете делать? Петь в борделях и кабаках?” – увещевал он свою протеже”».

В принципе понятно, что применять жесткие методы КГБ уже не то что не мог, но понимал их неэффективность, особенно по отношению к известным людям. Негативные последствия тут явно перевешивали позитивные. В принципе можно считать, что поздний СССР уже весь попал в долгую оттепель, поскольку отпали многие жесткие методы удержания власти.

А. Аганин видит такие характеристики работы Бобкова: «Главной задачей 5-го управления КГБ при Совмине СССР являлась борьба с «идеологическими диверсиями», антисоветскими элементами и диссидентами, профилактика и предотвращение массовых беспорядков, а по факту последующих десятилетий – организация всех антисоветских и антикоммунистических сил в СССР. Далее многие события, в которых был замечен или принимал участие Ф. Д. Бобков, носили всегда двусмысленный характер: то ли это был успех, то ли это была провокация и откровенный провал в деятельности. К наиболее сложным межнациональным проблемам в СССР 1960 -1970-х годов, урегулированием которых он непосредственно занимался, Ф. Д. Бобков в своих мемуарах отнес армяно-азербайджанские и грузино-абхазские отношения, проблемы крымских татар, немцев Поволжья и турок-месхетинцев. Ю. В. Андропов и Ф. Д. Бобков внесли руководству СССР предложение облегчить репатриацию евреев, желавших уехать в Израиль. По оценке Ф. Д. Бобкова, руководство СССР уходило от решения этих проблем, загоняло их вглубь, что вызывало настороженность и других этносов, появление агрессивно настроенных групп экстремистов то в одном, то в другом национальном сообществе» [5].

И еще: «На словах, по мнению Ю. В. Андропова, новое 5-е Управление КГБ при Совмине СССР должно было противостоять идеологической экспансии, направляемой из-за рубежа, и стать надежным щитом против нее, в этом деле важную роль Ю. В. Андропов придавал «чекистским методам» работы. А на деле, стал реализоваться генеральный курс на конвергенцию, прежде всего, через «пятку» как главный инструмент в достижении этих целей посредством организации воздействия на советское общество прогрессоров, представителей высокоразвитых разумных рас, в чьи обязанности входит способствование научному развитию цивилизаций, находящихся на более низком технологическом уровне, повышая тем самым общий уровень жизни их представителей. Тут и советские и российские писатели, соавторы, сценаристы, классики современной научной и социальной фантастики братья Стругацкие – Аркадий Натанович и Борис Натанович – очень сильно «пятке» пригодились. Прогрессоры братьев Стругацких – совершенно особая профессиональная группа землян. Ф.Д. Бобков был назначен заместителем начальника этого управления, а с мая 1969 года по январь 1983 года был его начальником. С Ф. Д. Бобковым „Пятка” стала Комиссией по контакту с иными цивилизациями (КомКон или КОМКОН) – организацией, определяющей курс дипломатических отношений между Землей и нечеловеческими цивилизациями, а также общие требования к деятельности прогрессоров по отношению к человеческим. Официально, все решения принимаются мировым советом Земли, однако, как правило, именно КОМКОН определяет и ограничивает круг возможных решений».

Создавая вокруг себя сеть «неправильных», но нужных людей, Бобков, по сути, пользовался методом «шарашки», только «полузакрытой», которую в свое время успешно применили для использования ученых для работы на оборонку. В этом случае это была не жесткая, а мягкая шарашка. И каждый, кто попадал в ее орбиту, хорошо понимал, что это «машина», которая вполне может ударить и по нему. Поэтому следовало сохранять самые лучшие отношения с генералом.

Генерал Ф. Бобков раньше работал под началом генерала Е. Питовранова, условно говоря, мастера тонких комбинаций. А Эскин называет Бобкова «сопредседателем развала СССР», говоря: «В истории жизни генерала Бобкова, от Сталина до Гусинского, важно выделить то, что актуально для России сегодня. Лживая пропаганда государственных СМИ может сыграть пагубную роль, когда люди теряют доверие к власти. Образы мифических врагов могут лишить зрения тех, кому поручили соглядатайствовать и охранять. Знаменательно, что об уходе Бобкова из жизни первым сообщил Алексей Венедиктов, плотно сотрудничавший с усопшим. Их знакомство берет отсчет с восьмидесятых. А позже Бобков способствовал успехам радиостанции „Эхо Москвы”. Неисповедимы пути гэбистские в России…» [5].

Именно Бобков реализовывал в ежедневной практике андроповскую модель работы с интеллигенцией, которую Д. Быков описывает так: «Андропов, как и все гэбисты, очень презирал народ. Это ему приписывают фразу „дадим колбасы – не захотят никакой свободы”. Но он считал нужным иметь отряд прикормленной интеллигенции, которой было бы разрешено чуть больше. Виктор Луи – его креатура. Это даже не сислибы, это такие агенты по донесению нужд творческой интеллигенции до власти. Это такие контактеры. Я не могу сказать, что роль Виктора Луи была однозначно отрицательной. Он был провокатор, он был завербован, безусловно. Его хорошо знал Фрид, еще по лагерю, и рассказывал, что уже тогда было понятно, до какой степени этот человек связан с начальством разного рода. Но через него можно было что-то устроить, утрясти, добиться каких-то послаблений. Наверное, попытка создать такую прикормленную интеллигенцию (наиболее характерный пример – Юлиан Семенов) – это такое андроповское ноу-хау, которое имело некоторый эффект выпуска пара. И, кроме того, понимаете, о чем мы говорим? Такой персонаж – свой среди чужих, чужой среди своих испытывает постоянную психическую травму, он вынужден все время притворяться. И Штирлиц – это автопортрет, в общем, такого двойного агента. Дело в том, что в России образ двойного агента очень привлекателен, потому что нельзя быть ни с этими, ни с теми. И те, и эти слишком плоски, плохи и глупы, а вот двойной агент всегда положительный герой. Это – один из главных элементов морального растления страны. Вот так бы я сказал. Это не выпуск пара, а моральное давление» [7].

Напомним, что через Луи на Запад уходили некоторые тексты, включая воспоминания Н. Хрущева, которые там понимали как якобы запрещенные властью, хотя именно власть и пользовалась этим каналом.

Советское время было непростым. Для управления населением оно сочетало как методы жесткие, так и методы мягкие. К последним можно отнести литературу и искусство. На закате СССР все тянулись к визуальным коммуникациям: телевидению и кино. Они давали каждому то, в чем он больше нуждался. Наверное, такой же является и функция религии.

СССР, как считается, был литературно-центричной страной. Статус книги здесь был достаточно высок. Делалось множество переводов. Но за всем власти приходилось смотреть. Чем больше возрастали информационные и виртуальные потоки, тем большей становилась их опасность для власти.

«Любовь» КГБ к писателям объясняется еще и тем, что именно они, как и деятели культуры, были как раз создателями виртуальной реальности. А виртуальная реальность работает не одноразово, а многократно. Например, Андропов «породил» Ю. Семенова, который породил в свою очередь с помощью Андропова «Семнадцать мгновений весны», а «Мгновения» создали Штирлица, который прямо и косвенно «поработал» на выборах президента России, «породив» Путина.

Питовранов так ответил на вопрос, как именно они травили Пастернака: «Тут существовало разделение труда. Мы наблюдали и докладывали в ЦК. Там принимали решение и давали указания. А травили собратьев по перу сами писатели. Причем мне это было крайне неприятно. Какая там у Пастернака антисоветчина! Вдвойне неприятно и потому, что я очень любил его переводы сонетов Шекспира» [8].

А про Питовранова как кукловода говорят не меньше, чем про Бобкова, поскольку он больше работал не внутри страны, а за ее пределами. Хотя вот его рассказ о работе с М. Плисецкой: «Мы договорились с Шелепиным разыграть небольшой спектакль. С Плисецкой в главной роли. С педагогическими целями. Когда она приехала, Александр Николаевич снова меня вызвал. Садимся за стол. „Евгений Петрович, – говорит Шелепин, – познакомьтесь с Майей Михайловной”. – „Очень приятно”, – отвечаю. „Речь идет о том, – продолжает Шелепин, – что мы сейчас подбираем своих крупных актеров из области балета для поездки в Соединенные Штаты. В балете у нас сейчас кризис получился. Есть соображение, чтобы сделать солисткой этой труппы Плисецкую. Как вы на это смотрите?” – „Удивлен, – говорю, – Александр Николаевич”. – „Чем?” – как бы удивляется он. „Да уж больно кандидатура такая ненадежная. Часто не умеет контролировать себя. Слишком разговорчива. Причем увлекается так, что забывает, что можно, а что нельзя. Иногда такой разговор заведет, что у собеседников просто уши вянут. Все это ее минусы. Плюсы ее известны. Но минусов-то не меньше. Поэтому дело очень деликатное”.

Смотрю, она сидит, зубы сцепила, кулаки сжала, вся клокочет. „А ты знаешь, – Шелепин обратился ко мне на „ты”, – я был с ней на фестивале в Вене. Она прекрасно себя вела„. – „Ну и чудесно, – отвечаю, – дай Бог, чтобы она и в Штатах так себя вела, если ее пошлют. У меня уверенности в ее поездке нет”. Шелепин: „Майя, а ведь правильно говорит Евгений Петрович. Болтать-то ты мастерица, тебе надо поосторожнее быть. Имей это ввиду. Решается серьезнейший вопрос. Ты будешь представлять всю страну”. Дальше пошел закругляющий разговор, и конец» [8].

Все это игра с нужными людьми, чтобы сделать из КГБ защитника. Естественно, затем человек будет помнить то, что с неизбежностью о нем все узнают с негативными последствиями. Будем считать это определенной идеологической «прививкой».

Через Питовранова пришла также информация, что А. Яковлев все же был иностранным агентом, которую власть отвергла: «Что Яковлев завербован иностранной разведкой, утверждали и два весьма высокопоставленных сотрудника госбезопасности – генерал-лейтенант Евгений Питовранов и председатель КГБ Виктор Чебриков. Первый создал в 1969 году спецрезидентуру КГБ „Фирма”, которая работала под крышей Торгово-промышленной палаты СССР и специализировалась на получении информации от западных бизнесменов, заинтересованных в контрактах с СССР. От бизнесменов „Фирма” перешла к установлению контактов с видными западными политиками. Сведения от одного из них – очень информированного американского политика – без промедления напрямую докладывали Андропову, а затем Брежневу. Как рассказывал мне Питовранов, тот как-то сообщил, что посол в Канаде Яковлев сотрудничает с американской разведкой. Андропов приказал Питовранову перепроверить информацию и получить какие-либо подтверждающие или опровергающие факты. За дело взялось представительство „Фирмы” в Канаде. Как рассказывал Питовранов, те сообщили, что у посла появляются новые дорогие вещи и что он утверждает, будто это подарки знакомых. Траты посла якобы значительно превышали не только зарплату, но даже те средства, которые главы советских диппредставительств обычно умудрялись втихую приватизировать из представительских денег. Для Андропова этого было достаточно. Он поручил подготовить записку Брежневу. О том, что было дальше, мне задолго до Питовранова рассказывал Виктор Чебриков: „Я помню такой случай. Юрий Владимирович Андропов показал мне записку, с которой он был на докладе у Брежнева. О том, что Яковлев по всем признакам является агентом американской разведки. Леонид Ильич прочел и сказал: „Член ЦРК (Центральной ревизионной комиссии КПСС) предателем быть не может”. Андропов при мне порвал эту записку”. „Юрий Владимирович не согласился с Брежневым, – вспоминал Питовранов, – но в споры не полез”» [9].

Ситуация повторилась в другую эпоху, когда начальник аналитического управления Н. Леонов делал документы уже для В. Крючкова: «Я подготовил два документа о людях, которые играли основную роль в окружении Горбачева. Речь шла об Александре Яковлеве и Эдуарде Шеварднадзе. Они были главными советниками: Яковлев занимался внутренними делами, а Шеварднадзе – внешними. Материалы были мне предоставлены по распоряжению Крючкова, чтобы я мог написать записку об этих людях. Я исполнил в одном экземпляре, хотя копии должны храниться в архиве ФСБ, но я не гарантирую, что они сохранились. Вытекало из двух документов следующее и весьма однозначное: эти люди не имеют ничего общего с будущим социалистического строя, они в основе своей работают на Запад. Мотивировки там было достаточно. Яковлев и Шеварднадзе были спаяны с силами в США и в Европе, которые их курировали. Например, Шеварднадзе перестал рассылать руководству страны записи своих бесед с иностранцами» [46]. Кстати, Н. Леонов отказался говорить что-либо о Питовранове с такими аргументами: «Будучи сотрудником разведки, ни в какой другой структуре КГБ я не работал, мне совершенно не известно о том, что творилось в других управлениях. В КГБ же было 15 управлений. Я слышал что-то о нем у коллег в столовой. О Питовранове я имею не большее представление, чем те люди, которые читали о генерале в литературе. Думаю, что там масса правды и часть лжи, но я не могу их различить, – не подтвердить и не опровергнуть. Мы строго соблюдали компартментализацию. Были как в подводной лодке. Кто-то из нас был на аккумуляторах, кто-то на торпедных аппаратах, не зная, что делают другие» [10].