Британская империя
Я рассудил, однако, что золото должно быть либо в зернах, отдельно от камня, как это наблюдается в большинстве рек в Гвиане, либо – в разновидности белого камня, который мы называем белый шпат; я видел несколько холмов из него в разных местах, но у меня не было ни времени, ни людей, ни орудий, нужных для работы.
Поблизости от одной из рек я нашел очень большую жилу, или залежь, этого белого шпата, или кремня, и пытался ее вскрыть всеми средствами, какие имел, ибо на поверхности было несколько зернышек золота. Но, не найдя способов разработать ее сверху и осматривая ее с боков и со всех сторон, я набрел на скалу из той же породы, от которой кинжалами и обухами топоров мы отбили немного камня. Во всех частях Гвианы, где мы проходили, мы видели много холмов и скал из этой разновидности белого камня, в котором зарождается золото.
Этот камень много раз проверяли, и в Лондоне он был прежде всего испытан мастером Уэствудом, пробщиком, живущим на Вуд-стрит, и золота оказалось 12 000—13 000 фунтов на одну тонну руды. Другой сорт был после этого испытан мастером Балмером и мастером Димоком, мастером-пробщиком, и в одной тонне оказалось 23 000 фунтов золота. Некоторые из камней снова были испытаны мастером Палмером, контролером монетного двора, и в них оказалось по 26 000 фунтов золота на тонну руды. Так же в то же самое время и теми же лицами была испытана пыль из той же залежи, в которой оказалось 8 фунтов 6 унций золота на 100 фунтов руды; так же в то же самое время, кроме других проб, сделанных в столице и другими людьми в Лондоне, испытан был медный идол из Гвианы, который содержит третью часть золота. Но оттого, что все окончилось хорошо, и, должно быть, потому, что указанному олдермену не преподнесли лучшую долю, ему угодно было оклеветать всех остальных и навредить предприятию, насколько это было в его силах». В данном отрывке содержание золота указано в так называемом пробирном фунте, равном 12 гранам (0,744 грамма).
Рэли также указывает на трудности освоения этого края: «Будь горы Гвианы даже из чистого золота, мы не могли оставаться там дольше, чтобы добыть его. И если бы кто увидел, в каком необычайно твердом камне содержится эта лучшая руда, он не счел бы, что золото там можно легко добывать целыми грудами, в особенности нам, не имевшим (как было сказано раньше) ни людей, ни инструментов, ни времени для выполнения этого дела.
При этом открытии было не менее ста человек, которые все могут подтвердить, что, когда мы проходили по какому-либо притоку реки Ориноко, дабы осмотреть внутреннюю часть страны, и оставляли лодки всего на шесть часов, нам приходилось при возвращении погружаться в воду до самых глаз. И если бы мы повторили то же назавтра, было бы невозможно ни перейти ее вброд, ни переплыть из-за большой скорости течения, а также потому, что по границам Гвианы растут столь густые леса, что ни лодка, ни человек не смогут подойти к берегу и высадиться там.
В июне, июле, августе и сентябре плавать по этим рекам невозможно, ибо такова стремительность течения и так много затоплено деревьев и бревен, что если лодка только приткнется к какому-нибудь дереву или колу, то невозможно будет спасти никого из сидящих в ней; не успевали мы отойти от берега, как нас мчало с такой быстротой, что мы спускались вниз по реке, чаще всего против ветра, немногим меньше чем по сто миль в сутки».
В общем, собранную сэром Уолтером информацию приняли к сведению и поставили ему в заслугу, но немедленных золотых гор она не сулила, требовались слишком большие вложения, а тут как раз новый фаворит королевы граф Эссекс собрался в военную экспедицию против Кадиса. Это было актуальнее, чем повторное исследование бассейна Ориноко, и Рэли отправился вместе с ним в качестве контр-адмирала.
В этом походе англичане молниеносно разгромили защищавший Кадис испанский флот, высадили десант и захватили сначала город, а три дня спустя – крепость Сан-Филиппе, где заперся гарнизон. Руководитель обороны герцог Медина-Сидония (тот самый, что командовал «Непобедимой армада») был вынужден отдать приказ сжечь 32 торговых корабля с товарами, чтобы они не достались англичанам. Утверждают, что тогда сгорело имущества на 20 млн дукатов. На следующий день представители англичан встретились с городскими властями, где сообщили, что в обмен на контрибуцию готовы оставить Кадис и уплыть обратно. Сумму выкупа определили в 520 тысяч дукатов и взяли себе в заложники до выкупа 51 знатного горожанина. Однако, дождавшись лишь частичной оплаты (120 тысяч дукатов), 5 июля англичане покинули Кадис. Заложников при этом не отпустили и увезли с собой (они вернулись на родину лишь в 1603 году, перед заключением мирного договора). Добыча от грабежа составила около 300 тысяч фунтов.
Под стенами Кадиса Уолтер Рэли проявил себя столь блестяще, что королева окончательно вернула ему свое доброе расположение, хоть и отказывалась принимать при дворе его супругу.
Сэр Уолтер оставался в фаворе вплоть до смерти Елизаветы в 1603 году, но с ее преемником Яковом I отношения у него не сложились. В первый же год нового царствования Рэли был арестован по обвинению в государственной измене. Ему инкриминировали заговор с целью посадить на трон некую шотландскую принцессу Арабеллу, кузину Якова. Обвинение было подготовлено из ряда вон плохо, и Рэли превратил судебный процесс в роскошное шоу. Он издевался над судьями как мог, и когда доведенный до белого каления обвинитель возмущенно воскликнул: «Мне просто не хватает слов!» – подсудимый ядовито ответил: «Вам действительно не хватает слов, иначе вы не повторяли бы одно и то же по четыре раза». Это не спасло его от смертного приговора, но продлило ему жизнь на какое-то время.
Приговор был жуткий: смертная казнь через повешение, потрошение и четвертование. Но привести его в исполнение не решились. Горожане передавали друг другу едкие остроты сэра Уолтера, и были все основания опасаться, что его появление на эшафоте вызовет волнения и, хуже того, поставит короля в очень неловкое положение. Рэли оставили в Тауэре, где он и провел следующие тринадцать лет. Эти годы не были бесплодными во всех смыслах. В тюрьме он написал «Трактат о кораблях», «Обзор королевского военно-морского флота», «Прерогативы парламента», «Правительственный совет» и, наконец, начал «Историю мира», которую ему удалось довести до 130 г. до н. э. Кроме того, условия заключения позволили ему стать отцом еще одного сына.
В 1616 году король Яков заинтересовался проектом поисков Эльдорадо в бассейне Ориноко. Его убедили, что лучший специалист, которому следовало бы поручить это дело, находится в Тауэре. Таким образом, Рэли второй раз в жизни покинул тюрьму, чтобы отправиться в Южную Америку. Экспедиция оказалась крайне неудачной. Он так и не нашел свой золотой город Маноа, а в стычке с испанцами погиб его старший сын. Сэр Уолтер вернулся на родину с тяжелым сердцем, зная, что ничего хорошего его там не ждет. Приговор пятнадцатилетней давности никто не отменял.
29 октября 1618 года в возрасте шестидесяти четырех лет сэр Уолтер Рэли по воле короля Якова I сложил голову на плахе. Свою судьбу он встретил с обычным для него мужеством и иронией.
Что наша жизнь?Страстей одна игра,А радость – лишь антракта мишура;Надев костюм в утробе матерей,Мы жалкий фарс играть спешим скорей,И строгий зритель – Небо – без обидЗа нашими огрехами следит.В конце игры от солнечных гримас,Как занавес, могила скроет нас.Последний сон – всего апофеоз,Но мы умрем не в шутку, а всерьез.Мифы Северной Каролины
Судьба поселенцев острова Роанок занимала и занимает до сих пор многих. За истекшие четыреста с лишним лет эта история изрядно преобразилась и имеет множество вариантов. Например такой, обнаружившийся на одном туристическом сайте: «Солдаты тихо ступали по земле, держа аркебузы наизготовку. Час назад они увидели сигнал – взвившийся дым костра, знак того, что их зовут на помощь. Пока отряд прибыл на место, уже стемнело. Под ногами хлюпала вода, и эти звуки громом отзывались в мертвой тишине. Осторожно заходя в дома (двери были открыты), военные видели, что на столах горели свечи, а на очаге догорала приготовленная еда – жители поселка Роанок явно собирались сесть поужинать. 116 человек – мужчин, женщин, маленьких детей – исчезли, испарились, как будто их никогда не было. Вместе с ними пропали и домашние животные: солдаты не нашли ни одной собаки или курицы. Дойдя до самого края зловещей деревни, командир подал команду остановиться – на дереве возле дома священника, освещенное пламенем факела, белело вырезанное на коре слово, непонятное и от этого страшное – «Кроатон».
Не знаю, как вам, а мне нравится. Но все же я настоятельно рекомендую сравнить это леденящее душу описание с оригинальным рассказом непосредственного свидетеля – Джона Уайта, который мы приводили несколькими страницами выше. Очень наглядно видно, как зарождается легенда, как реально имевшие место детали преображаются под напором творческого воображения и приобретают совсем другой смысл.
Не меньшее удовольствие можно получить и от рассказа о дальнейших событиях, который принадлежит (или во всяком случае приписывается) некоему Джеймсу Харту, вице-президенту общества «Пропавшая колония»: «Командир английского отряда рассказал губернатору Джону Уайту об исчезновении поселка, но тот ему не поверил и приказал устроить дополнительные поиски. Всего в 1590 году на североамериканский остров Роанок было направлено четыре поисковые экспедиции. Последнюю возглавлял уполномоченный королевы Елизаветы I Уолтер Рейлиф. Не было найдено даже капли крови, пряди волос или лоскута разорванной одежды, что указывало бы на атаку врагов. Окрестные леса тщательно исследовали в поисках свежих могил, но ни одного трупа тоже не нашли. Племя местных индейцев-кроатонов дружило с колонистами, но на всякий случай обыскали их деревню на соседнем острове. Это не дало результатов. В итоге Уайт послал королеве депешу: «Они не могли исчезнуть просто так, что не осталось даже следа. Их забрал дьявол». Позднее Рейлиф уже по собственной инициативе искал поселенцев, перекопал всю землю на месте деревни, но через 14 лет окончательно забросил поиски. Бесследное исчезновение всех колонистов Роанока считается одной из главных тайн в истории человечества».
Здесь, в отличие от первого отрывка, все довольно сухо и деловито, стилизация под научно-популярный текст, но, тем не менее, это тоже прекрасный образец мифотворчества. Воображение отталкивается от одной или двух реальных личностей или событий, а дальше его несет по кочкам. А обилие конкретных деталей (имена и должности участников событий, точное количество поисковых экспедиций и лет, потраченных на поиски) создает у читателя иллюзию, что автор достоин доверия.
Мы с вами, однако, знаем, что Джон Уайт в том положении, в котором он находился, никак не мог слать депеши ее величеству с места происшествия. Постоянного сообщения с Англией тогда не существовало, и сам Уайт три года ждал оказии, чтобы попасть в Роанок. Да и не мог он напрямую обращаться к королеве, только через более высокопоставленных посредников. Отчет, который мог удостоиться высочайшего внимания как-нибудь потом, когда что-либо предпринимать было уже поздно, он написал. Ну а историю о том, что специально для того, чтобы выяснить судьбу сотни не самых знатных поселенцев, через Атлантику четыре раза подряд посылали экспедиции, мог выдумать только человек, совершенно незнакомый с условиями, в которых проходила колонизация Нового Света. Даже особы, приближенные к трону, вряд ли удостоились бы подобной чести. Спасение утопающих – дело самих утопающих. Отправить же четыре экспедиции в течение одного 1590 года было физически невозможно. Если, конечно, каждая последующая отправлялась после возвращения предыдущей, участники которой докладывали об отсутствии результата.
«Уполномоченный королевы Елизаветы I Уолтер Рейлиф» – это, очевидно, сэр Уолтер Рэли. Во всяком случае, другого подходящего прототипа для этого персонажа нет. В принципе, его имя – Raleigh – можно передать по-русски и таким образом, хотя больше принято писать Рэли или Рейли. Но довольно печально, что человек, взявшийся просвещать русскоязычную публику по вопросам истории заселения европейцами Америки, явно не слышал этого имени прежде.
Как мы опять-таки знаем, сэру Уолтеру Рэли было чем заняться, кроме как четырнадцать лет подряд лично перекапывать остров Роанок. Сначала он готовил каперские рейды, потом сидел в Тауэре, затем исследовал бассейн Ориноко, штурмовал Кадис. В своей книге о путешествии в Гвиану, имевшем место в 1595 году, он упоминает, что собирался на обратном пути свернуть к Роаноку, чтобы попытаться отыскать следы пропавших пять лет назад поселенцев, но сильный встречный ветер помешал ему осуществить это намерение. Основатель первой британской колонии в Новом Свете, хоть его и не назовешь кабинетным деятелем, никогда в этой колонии не бывал.
Жаль разочаровывать читателя, но, видимо, ничего особо таинственного – в смысле абсолютно необъяснимого с точки зрения скучной материалистической науки – на острове Роанок не произошло. И уж тем более эта история не является «одной из главных тайн в истории человечества». Тем не менее, она интригует. И, безусловно, она напугала современников. Судите сами: три раза подряд мореходы оставляют на острове поселенцев, и три раза по возвращении находят остров пустым и заброшенным. Почва для расцвета мистических преданий самая благоприятная. Но по крайней мере первый случай имеет совершенно исчерпывающее и совсем не потустороннее объяснение.
Первые поселенцы во главе с губернатором Лейном покинули остров на кораблях Френсиса Дрейка и благополучно достигли Англии. Другое дело, что разминувшийся с Дрейком в Атлантике Гренвилл ничего об этом не знал, и его матросы наверняка разнесли жутковатую историю о брошенном поселении по портовым кабакам раньше, чем их просветили на этот счет. Так был заложен первый камень в основание легенды.
Об обстоятельствах, заставивших Лейна и его подопечных оставить Роанок, мы знаем все или почти все. Одной из главных причин являются испортившиеся отношений с индейцами. Согласно отчету Лейна, они начали ухудшаться после того как вождем аборигеном острова Роанок стал Пемисапана, брат Гранганемео, установившего дружеские отношения с капитаном Артуром Бэрлоу. То ли он с самого начала не разделял симпатий брата, то ли изменил мнение о бледнолицых людях под давлением обстоятельств. По словам губернатора, Пемисапана вступил в заговор с дикарями материка, чтобы погубить колонистов. Способ погубить англичан индейцы, однако, поначалу избрали довольно странный. Они не собирались захватывать и сжигать поселение или снимать с наглых пришельцев скальпы. Они даже не собирались загнать их за частокол и там блокировать. Лейн писал Уолтеру Рэли о Пемисапане: «Ему советовали, да и сам он задумал то же самое, – в качестве верного средства погубить нас в марте 1586 года, – убежать от нас со всеми своими дикарями». То есть вредить колонистам индейцы не собирались, они просто больше не желали им помогать. Они до такой степени не хотели иметь с ними дела, что готовы были бросить свою землю и свои жилища и уйти на материк, лишь бы их оставили в покое.
Ситуация кажется анекдотичной, но на самом деле смешного в ней мало. Колонисты, конечно, разгильдяи, но не до такой степени, как это кажется на первый взгляд. Если бы они с самого начала высадились на пустой остров, где им предстояло выживать самостоятельно, то, возможно, выжили бы. А так – договорились с людьми, что те будут снабжать их продовольствием, а те взяли и собрались уходить. Между тем запасов зерна для весеннего сева у поселенцев не оказалось. Конечно, можно предположить, что не исключено, что и в ссоре с индейцами англичане были не столь уж виноваты. Сохранились сведения, что индейцы стали испытывать суеверный ужас перед пришельцами, после того как заразились от них какой-то неведомой в этих краях болезнью. Эта версия довольно хорошо согласуется с тем странным способом погубить чужаков, который они избрали. Впрочем, в ангельски доброе и справедливое отношение англичан к туземцам тоже верится с трудом, да Хэрриот в своем трактате сетовал на жестокость соотечественников. Кроме того, и Хэрриот, и Уайт упоминают дружественные и враждебные европейцам индейские племена.
Один конфликт неизбежно тянул за собой другой, отношения местных и пришельцев становились все более напряженными. Окончательно они не рассорились, видимо, среди индейцев все еще была достаточно сильная «проанглийская партия», но Ральф Лейн совершенно правильно почувствовал, что дело пахнет керосином и эвакуировал колонию вовремя.
При описанных обстоятельствах пятнадцать человек, оставленных на острове Гренвиллом, сильно рисковали. Они находились во враждебном окружении в довольно-таки населенной стране. Оказавшиеся в их распоряжении укрепления явно не были рассчитаны на то, чтобы их удерживать такими силами. Устроить вылазку при имевшейся численности гарнизона тоже было затруднительно. Выживали, конечно, и в худших условиях, но это уж кому как повезет. За год можно найти способ как-то добраться до горстки чужаков. И если для того, чтобы напасть на поселение, где обретается более ста человек, нужны согласованные действия всего племени, а то и нескольких племен, то перебить полтора десятка могут и энтузиасты-одиночки, наплевавшие на последствия, мнение вождя и совета старейшин. Организовать нападение на форт, где укрылись англичане, могла также небольшая отколовшаяся от соплеменников группа туземцев. Гренвилл не оставил бы этих людей на острове, если бы не думал, что остальные колонисты где-то рядом и вот-вот вернутся. Тут сказалась плохая организованность колонистов. Договориться об условленном месте, где можно будет в случае чего оставить послание, им в голову не пришло.
Выше мы говорили, что о судьбе четырнадцати из пятнадцати оставленных на острове Роанок спутников Гренвилла неизвестно ничего, но это не совсем так. Кое-какую информацию Уайт вытянул из индейцев еще до своего отъезда в 1587 году. Ему поведали, что на почти пустое поселение напали индейцы, которые не являлись соплеменниками рассказчиков. Неподалеку от форта была устроена засада, а два воина приблизились к частоколу якобы для того, чтобы вести переговоры. Навстречу вышли двое англичан. Один был убит на месте. Очевидно, это был тот самый человек, тело которого удалось найти. Второй успел призвать на помощь товарищей, и все вместе начали пробиваться к берегу. Им удалось погрузиться в шлюпки и отплыть. Сначала они высадились на крохотном островке между Роаноком и Порт-Фердинандо (Хатораском), но затем, видимо, немного придя в себя, пустились в дальнейшее плавание в неизвестном направлении. Дальнейшая их судьба действительно покрыта полным мраком. Они могли погибнуть в прибрежных волнах, могли быть убиты индейцами где-нибудь в другом месте, могли быть приняты каким-нибудь племенем и остаться с ним до конца своих дней, могли, наконец, встретить европейское судно и даже добраться на нем до цивилизованных мест, но не спешить вернуться на королевскую службу. Словом, вариантов довольно много, и удивляться отсутствию сведений о беглецах особо не приходится. Упустившие врагов индейцы подожгли форт и удалились, а вернувшиеся летом 1587 года англичане вновь застали остров пустым.
Колонисты, прибывшие на Роанок с Джоном Уайтом, рассчитывали найти здесь готовый форт и солидные запасы продовольствия под охраной маленького гарнизона. Когда ничего этого не обнаружилось, они обеспокоились до такой степени, что решили несколько изменить свои планы: немедленно отправить Уайта за подкреплением и дополнительными припасами. Очевидно, что изначально это в их планы не входило, иначе губернатор остался бы на острове. С плановым завозом поселенцев и провизии справился бы и Гренвилл. Уайта отправили, чтобы он убедил сильных мира сего в необходимости внеплановой акции, то есть поселенцы чувствовали, что их положение весьма непрочно.
Когда три года спустя Уайт возвращался, судьба колонии его чрезвычайно тревожила. Он сам признается, что вздохнул с облегчением, завидев на берегу огонь. Губернатор не считал исчезновение поселенцев необъяснимым, наоборот, он ожидал чего-то подобного. Более того, еще до отплытия эскадры поселенцы обсуждали возможность оставить это опасное и несчастливое место и перебраться на другое. На этот случай они договорились о способе сообщить вновь прибывшим свое местонахождение. Уайт совершенно определенно сообщает это в своих записях. Тут не может быть разночтений. Надо сказать, способ не лучший. Гораздо разумнее было бы оставить подробное письмо в известном узкому кругу лиц тайнике, но задним умом каждый крепок. Поселенцы сделали как договаривались – вырезали лаконичное послание на стволе дерева.
Слово «Кроатон» ныне чрезвычайно любимо мистиками и мастерами жанра хоррор, особенно американскими. Ряд интернет-изданий сообщает со ссылкой на исследователя обычаев североамериканских индейцев канадского профессора Пьера Моренье, что Кроатон – это имя бога, которому поклонялись индейцы, и переводится оно как Жнец душ. Как считалось, он всегда жил среди них, но был невидим и по желанию мог вселяться в любое тело. Кроатону носили еду на жертвенный алтарь, жрецы садились в круг и наблюдали, как еда медленно исчезала в воздухе. Раз в год богу присылали «помощника» – сильного воина. Его помещали в запертую хижину с алтарем, и к утру воин исчезал.
Такое истолкование таинственного слова пришлось по душе признанному мэтру мистического жанра Стивену Кингу. В романе-киносценарии «Буря столетия» он рассказывает, как кровожадное туземное божество поочередно овладевает телами теперь уже современных американцев. Дело происходит не на острове Роанок, а в другом месте, но история первых колонистов там пересказывается. Согласно Стивену Кингу, поселенцы истребили друг друга или покончили самоубийством, потому что отказались отдать Кроатону то, что ему требовалось, – указанного им ребенка.
Создатели сериала «Сверхъестественное» остановились на версии, что Кроатон – это смертельный демоническоий вирус, переносящийся через кровь. Этот вирус сводит людей с ума и заставляет совершать агрессивные действия, вплоть до братоубийства. Зараженный (так называемый «крот») пытается заразить этим вирусом как можно больше людей, чтобы вирус распространялся дальше. Впрочем, во внешних своих проявлениях этот вирус мало чем отличается от собирающего жатву человеческими душами индейского бога, разве что определяется по наличию серы в крови. Побочным эффектом от действия вируса является стремление писать слово «Кроатон» на разных вертикальных поверхностях.
Мы рискуем вновь разочаровать читателя, но непонятное и потому страшное слово «Кроатон» на самом деле было абсолютно понятно Джону Уайту. Так назывался остров, расположенный не столь уж далеко от Роанока, а также обитавшее поблизости индейское племя, вроде бы доброжелательное к англичанам. Вполне возможно, что так звали и какое-то индейское божество, в отношении которого совершались мистические обряды, но вряд ли надпись на стволе дерева имела к этим этнографическим подробностям какое-то отношение. Куда логичнее предположить, что колонисты собирались покинуть Роанок и сообщали своему губернатору, где их искать. Другое дело, что никаких следов их длительного пребывания на Кроатоне тоже не обнаружили. Поселенцы либо сюда не добрались, либо в самом скором времени были вынуждены покинуть и этот остров. Куда же делись все эти люди?
По понятным причинам экскурсоводы Северной Каролины и туристические агенты всего мира настаивали и будут настаивать, что объяснить это невозможно и на острове Роанок засела пожирающая путников нечисть. Если вам особенно повезет, она сожрет и вас, поэтому покупайте путевки в Северную Каролину. «Те версии, что уже приводились, легко рассыпаются в прах, – вещают агенты, – пираты никогда не доплывали до северных морей, хлипкими шхунами колонисты не владели: в 1587 году они приплыли на остров на трех кораблях (и в день пропажи людей все корабли были в порту). Нападение индейцев тоже не могло застать их врасплох – поселенцы Роанока были тяжело вооружены и хорошо охраняли поселок. У нас нет внятного объяснения этому случаю».
Насчет трех кораблей в порту, равно как и наличие самого порта, оставим без комментариев, остальное прокомментируем. В принципе, послание на стволе дерева могло означать и «на нас напали индейцы-кроатоны», но с гораздо меньшей долей вероятности. Уайт отмечает отсутствие знака бедствия, о котором, очевидно, было условлено заранее. Между тем, его должны были бы вырезать в первую очередь. Губернатор знал кроатонов как дружественное племя, и если это положение вещей изменилось, его непременно следовало предупредить.
Версия захвата форта индейцами и правда выглядит малоправдоподобной. При наличии пусть даже легкой артиллерии описанные Уайтом укрепления сотня колонистов удержала бы без особого труда. Но если неподалеку обосновались враждебно настроенные дикари, у англичан могли возникнуть серьезные осложнения со снабжением форта провизией. В этом случае открытого конфликта лучше не дожидаться. Скорее всего, Роанок оставили в сравнительно спокойной обстановке, рассчитывая вернуться еще раз за спрятанными вещами. Как мы знаем из записей Джона Уайта, в распоряжении колонистов имелись шлюпки и пинассы, небольшие парусно-гребные суда, обычно используемые во всяческих вспомогательных целях. Все наиболее ценное, в частности пушки, успели погрузить на эти суденышки, но многие массивные предметы оставили.