Стекло решительно повернул налево. Остальные двинулись за ним. Шли не долго. Вскоре в одной из стен мальчишки разглядели небольшую нишу. В глубине ее стоял деревянный, обитый железом ящик.
– Вот оно, – выдохнул Стекло, – значит, все правда. Не ошиблись.
Вытащив из небольшого мешка за плечами лом, он попытался поддеть крышку. Она не поддавалась. Тогда все трое изо всех сил навалились на лом. Фонарь, чтобы освободить руки, поставили на землю. Долгое время был слышен лишь скрежет металла по дереву да взволнованное, напряженное дыхание мальчишек.
Наконец раздался громкий треск, и одна из металлических полосок, крепившихся на дереве, отлетела в сторону. Крышка приоткрылась. Все трое тут же бросились ее откинуть…
Застыв, мальчишки молча смотрели на лежащее в ящике оружие. Здесь было несколько револьверов – они лежали сверху; жестяная коробка с патронами и сложенные пополам винтовки – на самом дне сундука, такие необычные, что мальчишки даже побоялись к ним прикоснуться.
Внутри на крышке сундука стояла немецкая гербовая печать и какой-то рисунок с названием немецкой фирмы.
– Трофейное… – первым нарушил молчание Сема. – Еще с Первой мировой войны… Сколько лет оно лежит… наверное…
– Ржавое оно, – шепотом сказал присмиревший Рыч, – ни за что не продадим. Оно уж и не стреляет.
– Попробуем? – Стекло внезапно быстро выхватил из сундука револьвер, открыл коробку с патронами, зарядил его и, прицелившись, выпалил в темноту коридора.
Всем троим показалось, что прозвучал не выстрел, а взрыв. Рыч даже от страха закрыл уши руками. Не по себе стало и Семе, который с опаской смотрел на оружие и явно не собирался его брать.
– Как ты не боишься? – прошептал он.
– А чего тут бояться? – пожал плечами Стекло. – Я в книжке видел, как заряжать. У меня книжка про старое оружие есть. Давно хотел попробовать.
– Ладно, что с этим всем делать будем? – пришел в себя Рыч. – Продавать?
– Кое-что попробуем продать, – сказал Стекло, – одну винтовку, может. Все нельзя. Отнимут.
– Как по мне, так пусть лучше здесь лежит, – произнес наконец Сема, явно перепуганный таким неожиданным поворотом в приключении. – Ни к чему оно нам. От беды подальше.
– Странный ты, – Стекло пожал плечами. – А что, ты думал, мы тут найдем? Клад?
– Ну, я думал, золото! Камни там всякие. Монеты, – Сема отвел глаза в сторону, боясь смотреть на оружие.
– А это и есть золото! – хмыкнул Рыч. – Толкнем как на толкучке – знаешь, сколько стоит?
– Вы как хотите, а один я беру с собой, – Стекло решительно спрятал заряженный револьвер в мешок. – Я о таком всю жизнь мечтал! Вы – как хотите.
– Ладно, – вздохнул Сема. – Молчим все трое. Никому – ничего!
– Тайна, – Рыч сплюнул на землю через скрещенные пальцы. – Век воли не видать.
Сема мрачно покосился на него, вздохнул, но ничего не ответил.
Неделю спустя
Сараи выросли за пустырем. Их начали строить год назад, и постепенно пространство, заполненное разномастными коробками, разрасталось все больше и больше, захватывая огромную площадь и вплотную подпирая пустырь.
Старожилы рассказывали, что давно там, где вырастали первые сараи, протекала маленькая речка, бившая из-под грунта. Но постепенно речка пересыхала все больше, и очень скоро от нее остался узкий грязноватый ручей, сбегающий к песчаному пляжу. Но после строительства сараев и тот засыпали песком и залили бетоном.
Стоило пройти пустырь, свернуть налево, как глазам открывались одинаковые дома. Они были похожи один на другой, и те самые старые жители, переживавшие о речушке, живущие в частных домах, стали переживать, как можно отличать новострои между собой. И действительно, дома были абсолютно одинаковыми. Торчащие прямиком из строительного котлована, они были похожи на редкие, заостренные зубы какого-то чудовища, которое из последних сил пытается выбраться, разрушив недра земли.
Дома заселялись рабочими с местных заводов и фабрик, которые были расположены поблизости. Приехавшие в город из окрестных сел в поисках лучшей жизни, они устраивались работать на заводы и получали квартиры в новых домах. Тут же привносили туда свой менталитет, и огромные коробки становились похожи на ульи, соты которых были совершенно не связаны друг с другом.
Но там, возле этих домов, бурлила своя, новая, городская жизнь. А для окрестных мальчишек именно пустырь оставался излюбленным местом, где можно было набегаться всласть, а при необходимости и спрятаться от бдительных глаз взрослых.
Совсем неподалеку был расположен лагерь для трудных подростков. Это были как раз те самые страшные беспризорники, с которыми старательно и серьезно боролась советская власть. Вкусившие уличной свободы и вседозволенности, оснащенные бандитским оружием, они стали похожи на матерых волков, и с ними не мог справиться ни один воспитатель. Пасовали даже бывалые чекисты, нынешние НКВДшники, прошедшие фронты гражданской. Даже такие опытные люди отмечали особенную дерзость и жестокость, которую невозможно было искоренить просто так.
А потому бывшие беспризорники, которых выловили на улице и отправили в лагерь, сбивались в стаи, в небольшие уличные банды, и беспрепятственно покидали территорию лагеря, шастая по всем окрестным районам и наводя ужас на местных жителей дерзостью своих выходок и полной безнаказанностью.
Хуже всего дело обстояло с домашними детьми школьниками из приличных семей, у которых малолетние бандиты отбирали карманные деньги и ценные вещи. Трудновоспитуемые обитатели лагеря устраивали засады на пути таких детей, идущих в школу и возвращавшихся домой. Они нападали скопом, заставляя отдать все. А у тех, кто не отдавал, отбирали насильно и жестоко их избивали, чтобы была наука всем остальным.
Тщетно отряды милиции устраивали засады на местах охоты бывших беспризорников. Те обладали природной хитростью и мощным инстинктом выживания, полученным на улицах. И их нельзя было взять так просто, голыми руками. А потому жестокие разборки и драки были такой же характерной особенностью быстро разрастающегося района, как и ряды кособоких сараев.
Самым опасным, главарем считался Филин. Это был дюжий детина лет 16, слишком крупный для своих лет – он вымахал почти под два метра. У него были мощные кулаки и звериная наглость, приправленная страхом, который у жертвы вызывало его появление. Следом за ним всегда ходила свита из таких же свирепых волков, как он сам, признающих, однако, в нем вожака.
В карманах у Филина всегда был кастет, два финских ножа, заостренная заточка, полученная от кого-то из взрослых уголовников, и цепь, которую он наматывал на руку, чтобы наносить более жестокие удары. Перед этим грозным арсеналом никто не мог устоять.
Время от времени местные сотрудники милиции ловили Филина и отправляли в следственный изолятор, где он сидел по-разному – иногда даже два месяца. Однако потом его все равно выпускали и отправляли обратно в лагерь. А уж в лагере, одуревший от завоеванной свободы, потому что его боялись даже самые страшные воспитатели, Филин расходился вовсю. Он свободно покидал территорию лагеря, приходил и уходил, когда вздумается, а уж питание его было намного лучше скромной лагерной каши, положенной остальным воспитанникам. Так как Филин пользовался неограниченной свободой, он всегда делал то, что хотел.
Постепенно он прибрал к рукам всех остальных главарей района и стал единственным непререкаемым лидером всех уличных малолетних бандитов, отчего его и без того плохой характер еще больше испортился. И мало кто из взрослых мог ему противостоять. Что же касалось детей, то все они беспрекословно отдавали карманные деньги, школьные принадлежности, часы, ремни, перочинные ножи, фонарики, то есть все то, что ценится дорого и что можно продать.
Для школьников появление на дороге Филина и его банды было настоящим бедствием. Бедствием не только потому, что ребенок лишался всех денег и ценных вещей, но и потому, что Филин всегда любил унизить свою жертву, а издевательства его носили жестокий и циничный характер, впоследствии становясь причиной жестоких шуток, грязных слухов, страшно ранящих детскую душу. Никто не мог ему противостоть.
Глава 2
Одесса, 1936 год
Стекло, Сема и Рыч шли быстро. Смеркалось. Близкие сумерки окрашивали воздух в сапфировые тона, являя миру удивительный по красоте закат, на который, однако, никто из мальчишек не обращал внимания.
С моря пришел сильный ветер, и, высоко подняв воротники своих пальтишек, пацаны ежились, пытаясь укрыться от острых игл песка, которыми воздух буквально царапал их еще не огрубевшую кожу. Песок оседал на крышах сараев, хрустел на зубах, а в воздухе отчетливо ощущалась соль. С каждой минутой порывы ветра становились все сильнее и сильнее.
– Шторм, наверное, – пробурчал Стекло, отплевываясь от песка, забивавшегося и рот, и в ноздри.
– Ой, да заткнись, – зло прошипел Рыч, – нашел место, где разговаривать.
– Да шо ты дрейфишь, как девчонка! Тошно видеть твою кислую рожу! – вспылил Стекло. – Все трясешься и трясешься… Еще под себя наделаешь!
– Заткнитесь, вы, оба! – Сема втянул голову в плечи, еще выше подняв воротник пальто, отчего его долговязая худая фигура показалась еще более сутулой, чем прежде.
– Нету его здесь, – отрезал Стекло. – Слышал я, сосед рассказывал, шо повязали Филина в очередной раз. Подкатили прямиком в машине, да повезли на Люстдорфскую дорогу. Вчера вроде как это было. Так что расслабьтесь, можно под себя не делать.
– Нашел о ком говорить, – фыркнул Рыч, опасливо косясь по сторонам. – Еще накличешь беду.
– Да ну тебя! – сплюнул Стекло, всем своим видом выражая презрение к трусливости друга. – Пусть только вылезет, я и в рожу ему плюну!
– Да ты шо… – насмешливый голос, раздавшийся сбоку, заставил всех троих друзей замереть на месте и окаменеть. – Это хто тут за такой борзый?
Из-за ближайшего сарая появился Филин в компании трех своих друзей – бессменных адъютантов. В руках их были кастеты. На левый кулак Филина, как всегда, была намотана цепь. Выглядел он плохо – под левым глазом красовался огромный свежий багрово-лиловый синяк. Светлые пасмы похожих на солому волос были всклокочены, а правую щеку пересекал тоже свежий шрам. Было видно, что Филина били, и били жестоко, и он стал еще злей.
