Новая Луна

Четыре

Два поцелуя для Адрианы Корты, по одному в каждую щеку. Маленький подарок, упакованный в японскую печатную бумагу, мягкую, как ткань.

– Что это?

Лукас любит преподносить матери подарки, когда приходит в гости. Он неутомим: по меньшей мере раз в неделю приезжает на трамвае в Боа-Виста и встречается с матерью в павильоне Санта-Барбары.

– Открой, – говорит Лукас Корта.

Он видит, как восхищение разливается по лицу матери, когда она аккуратно разворачивает бумагу и улавливает красноречивый аромат подарка. Ему нравится управлять эмоциями.

– Ох, Лукас, не стоило. Это же так дорого.

Адриана Корта открывает маленькую жестянку и вдыхает густой запах кофе. Лукас видит, как на ее лице отражаются годы и сотни тысяч километров.

– Увы, он не бразильский.

Кофе дороже золота. Золото на Луне дешево, ценится лишь за красоту. Кофе дороже, чем алкалоиды или диаморфины. Принтеры могут синтезировать наркотики; ни один принтер ни разу не произвел кофе, который не был бы дерьмом на вкус. Лукас не любит кофе – слишком горький и еще лживый. Вкус совсем не похож на запах.

– Я его сберегу, – говорит Адриана; закрывает жестянку и на миг прижимает ее к сердцу. – Это нечто особенное. Я выберу подходящий момент. Спасибо тебе, Лукас. Ты звонил Аманде?

– Я подумал, на этот раз можно и пропустить.

Адриана не выражает чувств ни словом, ни взглядом. Брак Лукаса с Амандой Сунь давным-давно превратился в формальность.

– А Лукасинью?

– Я перекрыл ему финансирование. Думаю, Ариэль ему что-то дала. Грязную наличность. Что это говорит о семье?

– Он образумится.

– В какой-то момент мальчику придется взять на себя хоть какую-то ответственность.

– Ему семнадцать. В этом возрасте я бегала со всеми мальчиками и девочками, какие только были доступны. Пусть перебесится. Конечно, отрежь его от денег – будет к лучшему, если он поживет своим умом. Тот трюк с аварийным скафандром был проявлением инициативы.

– Своим умом? Ума-то ему и не хватает. В мать пошел.

– Лукас!

Лукас морщится от упрека.

– Аманда – по-прежнему часть семьи. Мы не говорим плохо о родственниках. И у тебя нет права обижаться на Ариэль. Она еще не согрела свое кресло в «Белом Зайце», а ты ее уже скомпрометировал.

– Мы получили сделку с китайцами. Мы обставили Маккензи.

– Мне это очень понравилось, Лукас. Майки гандболистов были милой деталью. Мы перед тобой в долгу. Но бывают и более важные вещи, чем семья.

– Не для меня, мамайн. Не мой случай.

– Ты сын своего отца, Лукас. Истинный сын своего отца.

Лукас принимает похвалу, хотя для него она горька как кофе. Он никогда не знал своего отца. Он всегда хотел быть сыном своей матери.

– Мамайн, мы можем поговорить по секрету?

– Конечно, Лукас.

– Я беспокоюсь за Рафу.

– Хотелось бы мне, чтобы Рэйчел не забирала Робсона в «Горнило», да к тому же так быстро после покушения на убийство. Кое-кто мог бы усмотреть в этом признаки заговора.

– Рафа убежден, что так и есть.

Адриана поджимает губы, досадливо качает головой.

– Ох, да ладно тебе, Лукас.

– Он видит руку Маккензи повсюду. Рафа мне сам это сказал. Ты знаешь Рафу: старого доброго Рафу, смешного Рафу, тусовщика Рафу. Кому еще он может сказать то же самое, когда на миг потеряет бдительность? Ты понимаешь, в чем опасность для компании?

– Роберт Маккензи пожелает расплаты за потерю сделки с китайцами.

– Конечно. Мы бы поступили в точности так же. Но Рафа усмотрит в этом еще один признак личной вендетты Роберта Маккензи.

– Чего ты просишь, Лукас?

– Побольше рассудительности. Только и всего.

– Ты хочешь сказать, что достаточно рассудителен?

– Рафа – бу-хвэджан. Я с этим не спорю. Я не собираюсь умалять его престиж. Но, может быть, кое-какие полномочия можно делегировать?

– Продолжай.

– Он лицо «Корта Элиу». Пусть остается лицом. Пусть будет свадебным генералом. Пусть занимается совещаниями и болтовней. Пусть и дальше сидит в своем кресле во главе совещательного стола. Просто надо очень осторожно пресечь для него возможность принимать решения от имени компании.

– Чего ты хочешь, Лукас?

– Только лучшего для компании, мамайн. Только лучшего для семьи.

Лукас Корта целует мать на прощание: дважды, во имя семьи. По разу в каждую щеку.

Когда до «Горнила» остается двадцать километров по рельсам, фамильяр Робсона Корты-Маккензи будит его песней на ухо. Мальчик бежит в смотровой «пузырь» в передней части вагона и прижимает ладони к стеклу. Для одиннадцатилетки первый взгляд на столицу Маккензи – это навсегда. Их железнодорожный вагон – частный рейсовый челнок «Маккензи Металз», курсирующий через Океан Бурь по медленной восточной линии Первой Экваториальной: шесть комплектов рельсовых путей трехметровой ширины; чистых и сияющих в отраженном свете Земли, огибающих край мира, огибающих весь мир. Скоростной экспресс из Цзиньчжуна как будто выскакивает из пустоты и исчезает, превращаясь в размытую вспышку света. Вид из переднего конца вагона действует на нервы Рэйчел. Мальчику он нравится.

– Погляди, тягач «Ган» – класса, – говорит Робсон, когда вагон проносится вдоль бока длинного, массивного грузового поезда, идущего по медленному четному пути. И быстро забывает об увиденном, ибо на восточном горизонте восходит второе солнце; светящаяся точка, такая ослепительная, что стекло темнеет, защищая человеческие глаза. Точка разрастается, превращаясь в шар, зависший как мираж над краем мира, как будто не приближаясь и не становясь ярче.

«Мы прибудем в „Горнило“ через пять минут», – объявляют фамильяры.

Рэйчел Корта прикрывает глаза рукой. Она много раз видела этот фокус: точка будет плясать и ослеплять, а потом, в последний миг, проступят детали. Это зрелище никогда не перестает изумлять. Ослепительное сияние заполняет весь смотровой «пузырь», а потом челнок въезжает в тень «Горнила».

«Горнило» оседлало четыре внутренних пути Первой Экваториальной. Его вагонные тележки бегают по двум отдельным наружным путям; старая добрая сталь, не маглев. Жилые модули, испещренные окнами и фонарями, висят в двадцати метрах над путями, отбрасывая на рельсы вечную тень. Над модулями – сепараторы, сортировальные машины, плавильни; еще выше параболические зеркала фокусируют солнечный свет и направляют в конвертеры. «Горнило» – десятикилометровый поезд, оседлавший Первую Экваториальную. Пассажирские экспрессы, товарняки, ремонтные вагоны ездят под ним и сквозь него, как если бы он был надстройкой колоссального моста. Вечно в движении с неизменной скоростью десять километров в час он совершает один оборот вокруг экватора за один лунный день. Над его зеркалами и плавильнями – постоянный полдень. Сунь называют свой стеклянный шпиль на вершине горы Малаперт Дворцом Вечного Света. Маккензи с презрением относятся к их притязаниям. Они и есть обитатели вечного света. Они купаются в свете, пропитываются им, питаются им; он их выщелачивает и обесцвечивает. Рожденные в мире без теней, Маккензи выпестовали тьму внутри себя.

Вагон заезжает под край «Горнила», в рассеченную лучами прожекторов тень. Проступают очертания товарняка, который извергает реголит через батарею архимедовых винтов. Вагон-челнок замедляется; его ИИ обменивается протоколами с ИИ «Горнила». Эта часть Робсону нравится больше всего. Вагон цепляют захватами, поднимают с путей и помещают в один из доков, предназначенных для прочих железнодорожных челноков «Маккензи Металз». Шлюзы стыкуются, давление выравнивается.

«Добро пожаловать домой, Робсон Маккензи».

Сквозь узкие окна в крыше падают лучи света – такие яркие, что он кажется плотным. Подходы к сердцу «Горнила» охраняет световой частокол; он как будто состоит из осколков тех зеркал, что фокусируют солнечный свет на плавильнях. Тысячу раз Рэйчел шла по этому коридору и неизменно чувствовала вес и жар тысяч тонн расплавленного металла над своей головой. Это опасность, это богатство, и это защита. Расплавленный металл – единственный щит, который бережет «Горнило» от карающего меча радиации. Это постоянное напоминание для людей на борту поезда: расплавленный металл над их головами подобен стальной пластине в разбитом черепе. Шаткое равновесие. Однажды какая-нибудь система может отказать, и металл прольется с небес, но не сегодня, не вскорости, не при ее жизни.

Робсон бежит впереди. У шлюза, ведущего в следующий отсек, он видит Хэдли Маккензи, своего любимого дядюшку, пусть между ними разница в возрасте в каких-то восемь лет. Хэдли – сын патриарха Роберта от его позднего брака с Джейд Сунь. Получается, он дядя, но больше похож на старшего брата. У Роберта Маккензи рождаются только сыновья. «Человеком-на-Луне может быть только мужик», – все еще шутит старый монстр. Посредством селективных абортов, составления генетических карт эмбрионов, хромосомной инженерии шутка стала правдой. Хэдли подхватывает Робсона, бросает в воздух. Мальчик взлетает высоко, смеется, и сильные руки Хэдли Маккензи его ловят.

– С бразильцем все ясно, полагаю, – говорит Хэдли и целует сводную племянницу в каждую щеку.

– Сдается мне, он сам как ребенок, – отвечает Рэйчел Маккензи.

– Мне ненавистна сама мысль о том, что Роббо мог бы расти там, – заявляет Хэдли. Он невысокий, жилистый и стальной, весь состоит из узлов доведенных до совершенства мышц и сухожилий. Клинок Маккензи, густо покрытый веснушками от множества сессий в соляриях. Пятно на пятне; человек-леопард. Он постоянно скребется и чешет шкуру. Слишком много времени провел под солнечными лампами, перебрал витамина D. – В таком месте ребенок не научится правильной жизни.

«Сообщение от Роберта Маккензи», – объявляет Камени, фамильяр Рэйчел. Выражения лиц Хэдли и Робсона говорят Рэйчел, что им пришли аналогичные известия. «Рэйчел, любовь моя. Рад, что ты привезла Робсона домой в целости и сохранности. Восхищен. Приходи повидаться со мной». Голос мягкий, все еще не утративший западноавстралийского акцента и нереальный. Роберт Маккензи потерял этот голос еще до того, как родились три человека, сейчас стоявшие в вестибюле. Изображение на линзах – не Роберт Маккензи, но его фамильяр: Рыжий Пес, символ города, который породил амбиции патриарха «Маккензи Металз».

– Я отведу тебя к нему, – говорит Хэдли.

Капсула отвозит Рэйчел, Робсона и Хэдли к голове «Горнила»; десять километров по четному пути. Рэйчел кажется, что маглев-двигатель капсулы усиливает слабое, но постоянное дрожание, порожденное движением поезда. Медленное раскачивание «Горнила» на рельсах – пульс, с которым бьется сердце ее дома. Рэйчел Маккензи была начитанным ребенком, и на экранах, среди миров, выстроенных из слов, она плавала по океанам из воды с грозными пиратами и головорезами. В мире каменных морей сердцебиение «Горнила» – единственное ощущение, которое она в своем воображении может сравнить с пребыванием на борту парусника.

Капсула резко сбавляет скорость, и происходит стыковка. Открывается шлюз. Рэйчел вдыхает зелень и гниль, влажность и хлорофилл. Этот вагон – огромная стеклянная теплица. При постоянном освещении и в низкой лунной гравитации папоротники вырастают до громадной высоты; зеленый свод из листьев затмевает изогнутые опорные балки оранжереи. Свет здесь пестрый, полосатый как тигриная шкура: солнце стоит неподвижно, на волосок от зенита. Все папоротники наклонены в его сторону. Посреди папоротников раздаются птичьи крики, мелькает яркое оперение. Кто-то где-то ухает. Это райский сад, однако Робсон хватается за руку матери. Здесь обитает Боб Маккензи.

Тропа вьется между бассейнами и тихо журчащими ручьями.

– Рэйчел. Дорогая!

Джейд Сунь-Маккензи приветствует свою сводную внучку двумя поцелуями. То же с Робсоном. Она высокая, с длинными пальцами, элегантная и нежная, как ветви папоротников вокруг. Она как будто не постарела ни на день после того, как вышла замуж за Роберта Маккензи девятнадцать лет назад. Никого из потомков Роберта Маккензи не обманывает ее внешний вид. Она состоит из проволоки и шипов, из тугой и мускулистой воли.

– Ему не терпится увидеть тебя.

Робсон крепче сжимает руку матери.

– Он был в дурном настроении после того, как Корта украли ту экспортную сделку с китайцами, – бросает Джейд через плечо. Она видит, как Робсон смотрит на мать снизу вверх. – Но вы подсластите пилюлю.

Роберт Маккензи дожидается в бельведере, сотворенном из сплетенных ветвей папоротников. Волнистые попугайчики и длиннохвостые попугаи все так же безумно чирикают и щебечут. Роботы-бабочки лениво порхают, размахивая радужными полимерными крыльями.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Элиу (hélio) – гелий (браз. порт.). Здесь и далее прим. пер.

2

Боа-Виста (Boa Vista) – прекрасный вид (браз. порт.).

3

Название этого лунного города (англ. Queen of the South) представляет собой библейскую отсылку: «Царица южная восстанет на суд с родом сим и осудит его, ибо она приходила от пределов земли послушать мудрости Соломоновой; и вот здесь больше Соломона» (Евангелие от Матфея 12:42).

4

Ап-аут (up and out) – биржевой термин, означающий разновидность барьерного опциона. Выплата по такому опциону зависит от того, достигла ли цена базового актива определенного уровня за некий период времени. Соответствующий уровень в случае ап-аута «выключает», то есть обесценивает, опцион. По всей видимости, аналогия проходит между ростом цены базового актива и подъемом Марины Кальцаге все выше к «крыше мира».

5

Bairro Alto – высокий район (порт.).

6

Лабреты и штанги – разновидности пирсинга.

7

Голубая луна (blue moon) – третье полнолуние в астрономическом сезоне, на который приходится четыре полнолуния вместо трех, либо второе полнолуние, приходящееся на один календарный месяц. На цвет Луны это астрономическое явление, как правило, не влияет. Также название коктейля отсылает к английскому выражению «once in a blue moon» («однажды во время голубой луны»), ближайший русский эквивалент которого – «после дождичка в четверг».

8

«Águas de Março» («Мартовские воды») – известнейшая бразильская песня, написанная в 1972 году; один из стандартов (общепризнанных образцов стиля) босанова.

9

MBP, Música brasileira popular – «Популярная бразильская музыка», современный музыкальный тренд, подразумевающий переработку традиционных бразильских стилей с заимствованием элементов джаза и рок-музыки; функциональная музыка – стиль, предназначенный для использования в торговых центрах и т. д. с целью воздействия на покупателей; MOR, Middle of the road music – коммерческий формат радиовещания, включающий в основном очень мелодичную, приятную и достаточно медленную музыку.

10

Игбо – народ в юго-восточной Нигерии и ряде других африканских государств.

11

Фавелы – трущобы в городах Бразилии.