Курортный романс

9.

─ Лушка, Лушка! Там тебя полиция чёта разыскивает! Председателя дожидается. Я как услышала имя твоё, побегла тебя предупредить! Чо им надыть от тебя, ты не в курсе?

─ Да нет, Милка! Ничего за собой не припомню! Всё у меня хорошо! Никого не обидела, не убивала ни разу! Ой, автобус подходит, поезд вечером из района в область, а рано утром самолёт. Приеду ─ расскажешь, что им надо было! Пока, всем привет!

Лушка зашла в автобус, прошла в конец салона, села на заднее сидение, стала смотреть в окно. Она второй раз в жизни уезжала из посёлка надолго. Ей было боязно. И грустно. Но раз уж так получилось ─ вспомнили Лушку, отметили её, как передовицу, наградили этой поездкой, значит надо ехать. На зависть всем. Почему бы и не поехать. На мир посмотреть, себя показать.

Лушка задумалась и под раскачивание старенького скрипучего автобуса стала вспоминать свою жизнь: однообразную, монотонную, ничем не примечательную. Ничего такого и не было, чтобы радости было много. Был мужчина. Дальнобойщик. Года три останавливался на ночь, проездом. Ребёночка от него завести хотела. Очень хотела. И все старалась, чтобы получился маленький. Но… Не получилось ничего. То ли любви не было, то ли желания обоюдного. Да и мужчина был так себе, ни умом не вышел, ни ростом, ни лицом ─ рыжий, конопатый, но весёлый. Этим он и взял Лушку в оборот. Шуточки-прибауточки вечера коротали, скучать не давали.

Всё хвастался Васёк, что «жена его боится так, аж глаз поднять не смеет, когда он домой возвращается. Все приказы его выполняет, борщи со щами наваривает, котлеты крутит, полными тазами на стол ставит, картоху жарит так, аж шкварки летят в разные стороны! Во какая жена у него!»

Вот только мало верила в эти сказки Лушка, приводя его вещи в порядок и надлежащий вид. То карманы на брюках зашьёт, чтобы ключи от машины не терял, то пуговиц добавит на рубаху, потому что кроме одной уже ни одной и нет. То постирает портки замасленные, потому что колом стоят, а носки хоть в угол ставь, всю ночь простоят…

А однажды приехал в спортивных штанах под брюки надетыми. Снял брюки… а коленки и задница на спортивных штанах вся в дырах. Расползлись штанишки-то. Пока любовник в бане отмывался, побежала Луша в магазин, да новые спортивные брюки купила. Приложила к себе обновку, примерилась, вроде не велики будут. Уж сильно интересно продавщице Томке стало:

─ Для кого ты такой маленький размер штанов, Лушка, берёшь? Тебе ж они на одну ногу только и налезут! Неужели решила дальнобойщика принарядить? Обносилси, штоль? Без штанов припёрси? Во дела-то! Любовник без штанов!

─ Полы помыть на крыльце хочу, ─ пошутила торопливая покупательница, ─ тряпки в доме извелись, вот и понадобилась мягкая тряпочка крылечко освежить к лету. А что, не имею права штанами по доскам пройтись? Вполне имею. Моё крылечко, чем хочу, тем и намываю!

Томка разве поверила такой отговорке, конечно нет! Тут же по деревне новость разнеслась ─ Лушка своему дальнобойщику подштанники покупает!

Как в воду смотрела Лушка. Да и зря ляпнула эту отговорку, думала она по дороге домой. Ведь прибегут же смотреть, как она новыми штанами крыльцо намывает, на смех поднимут, если обманула. Бабы в селе они такие, ничего не забывают, лишь бы языками почесать, да кому-нибудь косточки перебрать. Наслаждение какое для них! Придётся «тр-р-рэники» любовника под это дело приспособить.

─Где мои тр-р-рэники! Луна моя, ты тр-р-рэники мои не видела. Вот тута они висели на гвоздику у брюках засунутые.

─ Да вот они, солнце моё.

─ Не, это не мои! Мои с карманом у нутри. На кармане булавка пристёгнута, а в кармане рубли кое-какие.

─ Да вот же твои рубли, а карман я сейчас присобачу, делов-то, солнце моё.

─ Не, луноликая, ты мне мои верни. А то жинка докопается: куды дел свои тр-р-рэники, где шлялся, шо их забыл. И карман. От платьичка своего карман отпорола да к моим тр-р-рэникам пришпандорила. Ревнивая, всё проверяет, как до дома приеду, вынюхивает всё.

─ Так боится же она тебя, солнце моё! Сам говорил.

─ Боится! Ещё как боится. А вот ревновать начинает, крику! Куда и страх её девается! Верни мои штаники, от беды подальше.

─ Так я тебе похожий и пришью. Вот смотри, тоже красненький и горошек беленький. От фартушка своего. Не пожалею! Подумаешь, здесь горошки мельче, кто ж там заметит! А то совсем коленки голые в твоих штанах. И сзади расползлись. Некрасиво же, солнце моё. Стыдоба! А мужики, если, где увидят ─ засмеют же!

Согласился парень, но видимо плохо жену свою знал. Недели через две из сельсовета примчалась подружка Милка:

─ Луха, там тебя жена твоего дальнобойщика ищет. Спрашивает, в каком дворе ночевал. Янка проболталась сдуру, что у тебя комнату снимал! Отомстила тебе за то, что ты ей выговор всучила за пьянство непробудное! Прячься! ─ Хихикнула в кулачок Милка, махнула рукой и помчалась через огороды на работу.

Лушка только и успела на крышу сарая по хлипкой лестнице взлететь, как во двор, пулей из ружья, влетела шустрая маленькая женщина, такого же неприметного росточка, как и её любовник ненаглядный, и прямиком в дом! Через минуту выскочила: белый платок в руке на ветру, как флаг вражеский трепещется, волосы дыбом, к потному лицу прилипают. Жёнушка свободной рукой их убирает с глаз, а они снова прилипают ко лбу, щекам, вспотела бедняжка, так к дому Лушки летела. Ветер растрепал всю причёску барышне в нарядном платье алого цвета в белый горошек.

─ Так вот карманчик-то откуда пожертвовала жёнушка на «тр-р-рэники», ─  еле дыша, впопыхах, подумала Лушка. А незваная гостья стоит на крыльце, вытянулась в струнку и головой во все стороны вертит. Ждёт. Любовницу своего мужа. Мужа, на которого и глаза поднять не осмеливается, так боится его, сильного и свирепого.

Лушка обомлела. Конечно, могла бы и не прятаться на крыше сарая. Но ведь драться начнёт. Все жители деревни сбегутся, улюлюкать начнут, подначивать. Знает Лушка этот народ! Только дай им повод!

Сидит на крыше и вздохнуть боится, доски под ней как живые, дрожат. Сарайчик старенький, хлипкий. Его ещё батя для свиней сколотил. Свиней давно никто не держит в нём, а вот всякого хламу внутри хватает: вилы, лопаты, грабли разные большие, и грабельки маленькие. Как раз под Лушкиной фигурой кучкой стоят. Ждут, когда крыша скрипучая рухнет. А жена любовника сошла с крыльца и… ну зачем она оглянулась? Зачем посмотрела на крылечко! И увидела «тр-р-рэники» своего любимого мужа, штаники с карманом в горошек от любимого платьица алого в белый горошек! Нагнулась, двумя пальчиками подняла сие произведение искусства, которым Лушка мыла крыльцо, а потом вытирала ноги об него, повернулась на триста шестьдесят градусов вокруг себя, как в замедленном кино, держа в вытянутой руке драные, уже насовсем, штанишки из синего отечественного трикотажа и завопила нечеловеческим голосом:

─ Ах ты, потаскуха! На штаники моего мужа позарилась! Мало ей Васька маво, так ещё и штаники сняла с него! Знаю, ты здесь! Выходи, шлюха! Мне сказали, что дома ты!

Любовница дрожала всем телом. И не от того, что жена любовника трясла посреди двора рваными штанами мужа в одной руке и белым платком, который развевался на ветру, как флаг ─ в другой , а ещё и потому, что доска, на которой она стояла на четвереньках, прогнулась так, что вот-вот лопнет пополам. И народ прибавляется у Лушкиных ворот. Хохочут, не унимаются!

─ Лушка, выходи, покажи ей, где раки зимуют! Она мужику новые штаны купила, а эта старьё пожалела. Лушка, ну-ка покажи ей, как мужика уводить…

В это время, непрерывно сигналя, на смех любопытным односельчанам, на всей скорости, какая может быть у тяжеловесной машины, примчался Васёк-дальнобойщик. Заскрежетав тормозами, резко остановился, выскочил из кабины и рванул во двор. Жена, размахивая штаниками с карманчиком из красного шелка в белый горошек, наступала на мужа, выкрикивая разные непристойные слова в адрес его любовницы. «Солнышко» схватил свою законную женщину и потащил, вместе с любимыми «тр-р-рэниками» в машину. Рванул с места и исчез. Навсегда. Лушка даже узнавать не стала, что с ним. Как будто и не было его. Так и прожила по сей день ─ ни детей, ни мужа, ни любовника.

10.

Автобус довёз Лушку до вокзала. Поезд уже ждал пассажиров на перроне. Шла посадка. Проводница прочла вслух билет, сравнила с данными в паспорте:

─ Изольда Николаевна Лушкова… проходите, у вас семнадцатое место.

Теперь никто уже не будет звать её Лушкой. Теперь она должна привыкать к имени, которая записано в паспорте: Изольда. Иза.

Всю ночь Иза провела в плацкартном вагоне. Сколько раз вот так по делам ездила в область. И училась в областном центре на повара-кондитера. Привычное дело в поезде ночь проводить. А вот на самолёте Иза полетит впервые. Страшно. Но возврата нет, она уже в пути. Обратно возвращаться поздно. Да и не хочется. Интересно, как же сложится её поездка, с кем придётся повстречаться, все ли будет нормально.

Её грустные мысли прервали попутчики. С шумом и перепалкой семейная пара разместилась в купе, заняв нижнюю и верхнюю полки. Достали провизию, разложили на столе.

─ Присоединяйтесь, не брезгуйте, всё домашнее, от родичей едем.

Иза взяла огурчик, пожевала за компанию. Но пока соседи не угомонились, она тоже не могла расположиться на своём месте. Муж вскоре залез на верхнюю полку и тут же захрапел. А супруга всё угомониться не могла, начала рассказывать о муже, какой он идеальный муж, как любит её, жалеет и как позволяет ей всё! Пока муж с вершей полке не прикрикнул на любимую, она не успокоилась. Иза долго не могла уснуть. Вышла из поезда разбитая, в скверном настроении.

11.

─ Как уехала! Рядовой, ты точно узнал ─ это она?

─Точно! С таким именем разве ещё кто-то есть? Редкое имя. Да и в посёлке мало кто знал, что она Изольда. Все её Лушей звали.

Димон попытался рассказать этот факт, но начальнику было не до шуток:

─ Тут Москва срочно требует её! Что-то там навертела по молодости эта бабёнка, интересуются ею органы. Ну, да ладно. Будем ждать, когда приедет. Работы полно, а тут отвлекают по пустякам. Молодец, Димон! Выручил! Столько времени мне сэкономил.

Дима, конечно, вспомнил женщину с красным чемоданом, стоявшую на остановке. И вспомнил, как лень и самонадеянность не дали ему остановится и побеседовать с ней. Хотелось сразу к властям. Туда, где перед ним встанут навытяжку и будут отвечать на его вопросы, слегка заискивая и запинаясь. Теперь ему было стыдно признать свою оплошность. И он её скрыл. И не было той радости от проделанного дела, совесть мучила его от того, что он не выполнил такого серьёзного задания. Хотя решение было явным и лёгким: стоит женщина с чемоданом на остановке. Значит она уезжает. Значит ─ пытается скрыться. А он её упустил. Какой из него, Димки, следователь, если эту мелочь не учёл. Друга подвёл. А он ему так доверял! Машину дал. Все полномочия дал. Димка терзал свою неокрепшую душу, придумывая, чтобы такого ещё сделать, чтобы доказать, что на него можно положиться!

12.

В областном центре был только один торговый центр, в котором можно было купить сразу все: и обувь и одежду. Иза оставила чемодан на вокзале в камере хранения и направилась принарядиться в универмаг. Хотелось чего-то такого, как у артисток ─ яркого, стильного. Но таких размеров, как у Изы не было, кроме одного единственного цветастого сарафана. Пришлось купить только его. Да пару летних туфель. Легких, удобных для долгих прогулок. То, что надо. Но как быть с платьем в пол? И сразу померкли мечты. И сразу же упало настроение, которого после бессонной ночи и так не было!

«Ничего, в столице, наверняка, продают наряды и для меня, ─ успокаивала себя женщина, ─ время будет, там найду то, что надо. И сарафанчик на тонких бретельках, и вечернее платье. В пол, как говорит соседская девочка. А уж она-то модные журналы в районе покупает, целыми днями листает их, да глаза закатывает: вот бы мне так, как бы мне эдак! Да кому ж не хочется так, как в этих красивых журналах. Целый день по Москве гулять придётся, вот всё там и успею купить.»

Иза так думала. Но на самом деле сильно переживала, сможет ли сама, без чужой помощи из аэропорта до вокзала самостоятельно доехать. Ведь никогда в Москве не была.

С такими не очень весёлыми мыслями отпускница приехала на такси в аэропорт. На рейсовый автобус опоздала, потом долго рядилась с таксистом, выпрашивая цену пониже, кое-как сговорились. Так и к вылету можно было совсем опоздать. А самолёт летал два раза в неделю в Москву. Торопиться следовало.

Испереживалась Иза, стала водителя поторапливать, а он, как будто, хотел отыграться за приличную скидку: ехал неторопливо, ехидно улыбался, наблюдая за пассажиркой в зеркало.

Наконец, наконец, она почти у цели! Иза двигалась туда, куда торопились пассажиры с чемоданами. В аэропорту она была впервые. Ноги подкашивались от страха и неуверенности. Женщина оглядывалась по сторонам, читала разные вывески, понимая, что время уже не терпит, пора на регистрацию.

Накануне председатель района всё рассказал: как правильно пройти регистрацию, как найти своё место в самолёте, как вести себя в Москве. Всё подробно расписал в тетрадке в клеточку на семи страницах, все телефоны сельские вписал туда же. На всякий случай. И сколько бы слов в тетрадке не было, в душе было страшно и волнительно.

С чемоданом расставалась с болью. А если пропадёт? А если не туда улетит?

─ Женщина! У нас только один самолёт сегодня. И летит он только в один город ─ в Москву! Не волнуйтесь вы так! Как прилетите, получите свой багаж, как все. А если и потеряется ─ найдут! Сколько раз находили. И ничего!

Лучше бы эта женщина в синей форме последних слов не произносила! Новоиспеченная пассажирка совсем поникла. Она держала корешок квитанции на багаж в потной ладошке и не знала, куда его деть.

Внезапно подошёл мужчина, который сдавал багаж следом, взял Изу за руку, разогнул пальцы, вынул из мокрой ладони влажную, очень важную для женщины бумажку и неожиданно громко спросил:

─ Паспорт где?

Как под наркозом, выпучив глаза и ничего не понимая, что с ней делают, Иза протянула паспорт, который крепко держала в другой руке. Незнакомец  вытащил, разгибая по очереди пальцы женщины, документ, открыл его, приклеил корешок квитанции на багаж с нужной стороны посадочного талона, вложил в паспорт, и коротко произнёс:

─ Следуй за мной, а то опоздаем.

Ошеломлённая этим неожиданным событием неопытная пассажирка на не сгибающихся ногах последовала за немолодым, интеллигентным на вид, в чёрном костюме, с портфелем в руке, мужчиной. Она выполняла всё так, как он советовал и, вскоре, уже сидела в кресле самолёта на своём месте. Мужчина же прошёл в конец салона, пожелав ей приятного полёта.

13.

А в это время в далёкой Москве Филипп Иосифович нажал на кнопку громкой связи:

─ Леночка, мне кофе и бумаги на подпись. Да поторопись, у меня мало времени. Вызови шофёра, через сорок минут выезжаем в аэропорт.

Филипп открыл записную книжку, пелистал, нашёл нужную запись, набрал номер телефона:

─Ну что, Сергей, я решился. Ты готов мне помочь? Спасибо, друг! Я знал, что ты меня поймёшь. Сколько мы с тобой не виделись? Лет тридцать уже! Тридцать один скоро? Ну да… да… время летит. Но память делает свою работу. Она неумолима. Я должен, я обязан! Вся жизнь моя нацелена на этот поступок. Я тебе обо всём сказал в прошлом нашем разговоре. Повторяться не буду, но я должен это сделать. Ты меня сможешь понять. Нет, нет, не волнуйся! Я в гостинице переночую. Зачем буду твоей семье в тягость. Я же знаю, что посторонний человек в доме ─ это всегда неудобства для хозяев. Обзвони всех, кто там ещё живёт. Встретимся, посидим, вспомним молодость. Поговорим… Нда… поговорим. Не так легко мне будет обо всём вспоминать. Ну, всё! Пока. До встречи!

Филипп Иосифович ─ генеральный директор крупного мебельного комбината, был человеком уверенным, строгим, целеустремленным. Он не терпел возражений. И всё делал так, как считал нужным. Долгое время находился под покровительством своей сумасбродной матери: не смел принимать решения самостоятельно, добиваться своего, хотя и пытался это делать. Очень пытался.