По давнишней привычке она промолчала и только кивнула в ответ. Потом слегка приподняла Дорину подбородок. Его кожа была такой теплой. Она осторожно дотронулась до поврежденной губы. Принц дернулся и шумно выдохнул. Его дыхание приятно согревало ей пальцы. Он не отпрянул, не отчитал ее за «руки-крюки». А ведь придворные не скупились на оскорбления. Случалось, забывали, что она пришла им помочь, и могли ударить.
Едва касаясь его губы, Сорша наложила мазь. Боги, какие же у него нежные губы.
Ее первая встреча с принцем состоялась еще шесть лет назад. Тогда она не знала, что этот мальчишка-подросток – наследный принц. Он гулял по саду со своим другом, будущим капитаном королевской гвардии. Сорша только-только поступила в ученицы. Она и сейчас помнила мешковатое платье с чужого плеча, которое было тогда на ней. Но принц словно не обратил внимания на убогость ее одежды. Увидев девушку, он улыбнулся. Он заметил Соршу, которую никогда и никто не замечал. Решив, что он сын какого-нибудь придворного, она находила любые причины, только бы оказаться в стеклянной части замка. Через месяц Сорша снова его увидела, а потом горько плакала, подслушав разговор двух учениц. Девчонки восторгались красотой Дорина – наследного принца Адарланской империи.
В глупости своей тайной любви Сорша убедилась через несколько лет, когда Амитию вызвали к принцу. Старшая целительница взяла Соршу себе в помощь. Принц ее не узнал. Даже не взглянул на нее. Она стала незаметной, как и многие врачеватели. Невидимой. Она ведь и хотела стать невидимкой.
– Сорша, ты о чем задумалась?
Вопрос принца отвлек ее от воспоминаний и вверг в неописуемый ужас. Все это время она, открыв рот, смотрела на него, погрузив пальцы в баночку с мазью.
– Простите, ваше высочество, – прошептала Сорша.
После такого позора ей было впору выброситься из башни.
– У меня был утомительный день, – добавила она.
И это была чистая правда.
Она вела себя как настоящая деревенская дура. Мужчин она не видела, что ли? С одним из них, караульным, у нее даже случилась близость. Правда, хватило одного раза. Больше она ничего такого не хотела. Но сейчас, стоя возле принца и чувствуя, как подол ее домотканого платья трется о его ноги…
– Почему ты не стала никому рассказывать? – тихо спросил он. – Обо мне и моих друзьях.
Сорша попятилась, но глаз не отвела. Прямое нарушение этикета. То же требовала и ее интуиция: «Не смотри на него».
– Вы никогда не бываете грубым ни с кем из лекарей. Мне хочется думать, что миру нужны…
Она понимала, что сказала много лишнего. Мир, в котором они жили, принадлежал его отцу.
– Миру нужны хорошие люди, – договорил за нее принц и встал. – И еще ты думаешь, что мой отец, узнав от тебя о наших… прогулках, обратил бы это против нас.
Значит, принц знал, что Амития докладывает обо всех необычных случаях. Соршу она учила делать то же самое, чтобы «жизнь себе не осложнять».
– Я даже не думала, что его величество может…
– Скажи, а твоя деревня цела? Твои родители живы?
Прошло уже достаточно много лет, но и сейчас Сорша не могла отвечать на такие вопросы без боли.
– Нашу деревню сожгли. Родители привезли меня в Рафтхол. Потом… потом они попали в облаву. И был приказ: всех подозрительных убивать, не тратя времени на разбирательства.
– Тогда почему ты пришла в замок? – Сапфировые глаза принца помрачнели. – Почему осталась здесь?
Сорша уложила баночки в корзину.
– Мне больше некуда было идти.
Теперь у принца помрачнело лицо.
– Ваше высочество, никак я…
– Прости, – прошептал Дорин.
Он смотрел на нее так, словно все понимал.
– Не вы принимали решение. И не ваши гвардейцы расправлялись с моими родителями.
Принц молча смотрел на нее, потом поблагодарил за помощь. Оба понимали: говорить больше не о чем.
Идя по шумным коридорам стеклянной части замка, Сорша ругала себя за ненужную откровенность. Ну кто тянул ее за язык? Зачем она сказала, что родителей убили? Наверное, теперь он больше никогда ее не позовет. Места своего она не лишится – принц не жесток и не мстителен. Он может просто отказаться от ее помощи, а это тоже чревато лишними вопросами. Та же Амития начнет выспрашивать, чем это она не угодила принцу.
Ночью ей не спалось. Ворочаясь на своей узкой койке, Сорша решила найти способ извиниться перед принцем. И еще – придумать причину, чтобы он больше не вызывал ее к себе. Завтра она это обдумает во всех подробностях.
На следующий день, едва Сорша успела позавтракать, к ней явился посланец от принца и спросил название ее родной деревни. Сорша насторожилась, но все-таки решилась поинтересоваться, зачем это нужно его высочеству. Оказалось, у наследного принца есть своя личная карта континента и он желает пометить на ней местоположение деревни, где родилась целительница Сорша.
Глава 16
В недрах Омаги самым опасным местом был общий зал.
Ведьм всех трех кланов Железнозубых старались повсюду запускать отдельными потоками. Это касалось обучения полетам на драконах и всевозможных упражнений по части оружия и боевых искусств. Манона считала такое разделение очень разумным, поскольку напряжение между кланами росло и будет расти, пока не закончится выбор драконов. Всем хотелось летать на самцах. Сама Манона всерьез рассчитывала, что ей достанется самец – возможно, даже Татус. Но почему-то ей хотелось вырвать железные зубы любой из своих подчиненных, если та заикалась о желании летать на самце.
Каждый клан нес караул в течение трех часов. Время соприкосновения с чужими ведьмами ограничивалось считаными минутами. Командиры шабашей лезли из кожи вон, чтобы не допустить столкновений. Во всяком случае, Манона прилагала все усилия. Ей и собственный характер приходилось держать на коротком поводе. Еще одна ухмылочка со стороны наследницы Желтоногих, и разразится кровавое побоище. То же она могла сказать и о своих Тринадцати. Недавно две из них, вопреки всем предупреждениям, сцепились-таки с двумя Желтоногими дурами. Ее милые девочки, зеленоглазые двойняшки Фалина и Фаллона. (Эта характером напоминала скорее демона, чем ведьму.) Манона наказала их так же, как ранее Астерину: по три унизительных удара в присутствии других. Однако ни строгость командиров шабашей, ни угроза наказания не охлаждали пыл ведьм, и потасовки между представительницами разных кланов вспыхивали с пугающей регулярностью.
Неудивительно, что каждый приход в общий зал становился для командиров тяжким испытанием. Все кланы собирались вместе дважды в день – для трапез. И хотя даже здесь они сидели за отдельными столами, между которыми еще оставалось место, густое напряжение так и висело в холодном воздухе. Маноне казалось, что этот воздух, пропитанный взаимной ненавистью и злостью, можно резать ножом.
Подавальщиков не было, поэтому Маноне, как и остальным, приходилось стоять в очереди за своей миской вязкой и липкой жижи. Самое подходящее слово для этой пакости. Сзади стояла Астерина, а впереди – последняя ведьма клана Синекровных. Странное дело, но Синекровные везде оказывались первыми. Первыми получали еду, первыми начали учебные полеты, в то время как ведьмы отряда Тринадцати еще не поднимались в воздух. Скорее всего, и при выборе драконов они тоже окажутся первыми. Эта мысль отозвалась глухим урчанием в горле Маноны, но Манона быстро справилась с собой. Она смотрела, как раздатчик (из смертных) вывалил в миску Синекровной серовато-белый комок.
Лицо смертного Манону не интересовало. Она заметила лишь подрагивающую жилку на горле. Ведьмам не требовалось пить кровь для поддержания жизненных сил. Но ведь и людям не требовалось пить вино. А лакомиться любили все. Синекровные отличались привередливостью по части источника: предпочитали кровь девственниц и девственников. Черноклювые на такие тонкости внимания не обращали.
У раздатчика задрожали руки. Половник принялся выстукивать дробь по внешней стенке котла.
– Правила есть правила, – послышалось слева.
Астерина предостерегающе зарычала. Маноне не понадобилось оборачиваться, чтобы узнать голос, противно растягивающий слова. Искара, наследница Желтоногих. Откуда она появилась?
– Сброд не едят, – бросила темноволосая ведьма, опережая Манону и подсовывая свою миску испуганному раздатчику.
Эти слова предназначались отошедшей Синекровной, напугавшей смертного своим намерением попить его крови. Она и влезла сюда с целью позлить Манону и спровоцировать потасовку. Не дождется. Манона, умевшая показать власть, втянула железные зубы и убрала когти.
– То-то я вижу, никто до сих пор не позарился на тебя и не съел, – сказала она Искаре.
Искара демонстративно протиснулась вперед. Все ведьмы в зале, прекратив есть, следили за развитием ссоры. Наследница Желтоногих провоцировала Манону, но та не поддавалась. Пусть лезет. С Искарой она поквитается, однако не здесь и не сейчас.
Раздатчик наполнил миску Искары, но она не торопилась отходить.
– Слышала, что сегодня отряд Тринадцати поднимается в воздух.
Сказано было с оттенком явного презрения. Что-то вроде: «Наконец-то вспомнили и о вас».
– А тебе какое дело? – спросила Манона.
Искара пожала своими широкими плечами:
– Говорят, когда-то ты считалась лучшей летуньей из всех Железнозубых. Жаль, если это окажется обычной сплетней.
Да, Манона стала командиром отряда Тринадцати не только по наследству. Она заслужила это право.
Искара продолжала двигать свою миску по раздаточному столу. Второй раздатчик добавил ей бледных вареных кореньев.
– Вроде бы сегодня даже занятия отменят, чтобы мы смогли полюбоваться, как легендарный отряд Тринадцати впервые за десять лет оторвется от земли.
Манона прищелкнула языком и наморщила лоб, изображая задумчивость.
– Я тоже кое-что слышала. Говорят, у Желтоногих с воинским искусством… не того. Сколько их ни учат, всё у них на балаган сбивается. Ну да в армии не всем воевать. Кому-то надо и припасы подвозить.
Астерина негромко засмеялась. Карие глаза Искары вспыхнули. Они с Маноной дошли до конца раздаточного стола. Каждая держала миску, и это мешало им схватиться за мечи. В зале стало совсем тихо. Даже за столом на возвышении, где сидели три верховные ведьмы.
Железные зубы Маноны выдвинулись сами, словно подзадоривая хозяйку вцепиться в горло противницы. Сегодня Манона хорошо владела собой. Спокойным голосом и достаточно громко, чтобы слышали все, она сказала:
– Искара, если тебе понадобится урок по воинскому искусству, ты только позови. Я с радостью поучу тебя некоторым азам.
Прежде чем наследница Желтоногих сумела ответить, Манона двинулась к своему столу. Астерина издевательски поклонилась Искаре, и остальные ведьмы отряда Тринадцати отвесили такие же поклоны. Разъяренная Искара могла лишь смотреть Маноне вслед.
Манона вернулась за стол и поймала на себе бабушкин взгляд. Бабушка едва заметно улыбалась. Когда вокруг Маноны уселись двенадцать ее верных соратниц («отныне и пока Тьма не поглотит нас»), она тоже позволила себе улыбнуться.
Сегодня они будут летать.
* * *Их собрали на огромной открытой площадке. Два шабаша Черноклювых вместе. И двадцать шесть оседланных драконов, отнюдь не отличающихся кротким нравом. Увидев это, даже Манона немного растерялась. Но растерянность ее никак не проявилась внешне и быстро прошла.
Поскольку второй шабаш тоже насчитывал тринадцать ведьм, драконов разделили на две одинаковые группы. Отряду Тринадцати досталась первая. Манона выбрала себе дракона в середине. К этому моменту у нее уже не было ни капли страха. Облачение для полета, из кожи и меха, было тяжелым и громоздким. Плечи защищались металлическими наплечниками, а руки – длинными кожаными перчатками. Прежде, летая на метле, Манона ограничивалась своим красным плащом. Но о том, чтобы летать на драконе в одном плаще, не могло быть и речи.
Целых два дня ведьмы учились взбираться и слезать с дракона. Правда, им в этом помогали специально обученные смертные. Первый полет Маноне предстояло совершить вовсе не на самце, а на самке не из крупных. Дракониха лежала на животе, достаточно низко, чтобы Манона без труда забралась по ее задней лапе в седло, находившееся у основания драконьей шеи. Подошел смертный, чтобы наладить упряжь. Манона покачала головой и сделала это сама. После скверного завтрака близость человеческого горла была опасным искушением.
Озябшим ногам Маноны было приятно ощущать тепло драконьего тела. Манона поправила перчатки и слегка натянула поводья. Ведьмы ее отряда вовсю усаживались на своих драконов. Астерина, конечно, уже сидела в седле. Ее золотистые волосы были заплетены в тугую косу. Холодный кусачий ветер теребил ее меховой воротник. В ответ на взгляд Маноны Астерина улыбнулась. Темные, с золотыми крапинками глаза сверкали. Ни следа страха – только предвкушение полета.
По словам погонщиков, драконы были достаточно обучены и знали, что́ от них требуется. А перелет они могут совершить, подчиняясь исключительно своему драконьему инстинкту. Перелетом называли прыжок с площадки в воздух и перемещение к вершине соседней горы. Это было завершающим испытанием для дракона и всадницы. Дракон, не сумевший удержаться в воздухе, неминуемо упадет на дно и разобьется насмерть. Всадница тоже.
Искара не соврала: желающих посмотреть на полет отряда Тринадцати собралось более чем достаточно. Ведьмы ее шабаша вовсю скалили железные зубы, но никто не улыбался отвратительнее наследницы клана Желтоногих.
– Сука, – пробормотала Астерина.
Зрителей по другую сторону было всего трое. Верховные ведьмы. Матерь Черноклювых стояла в середине. Манона слегка повернула голову и взглянула вниз.
К верховным ведьмам присоединился смертный, который в первый день привел их в загон и давал пояснения.
– Помните все, чему успели научиться за эти дни, – сказал он, обращаясь к всадницам. – Легкое пришпоривание – и они взлетят. Держите поводья, но не пытайтесь управлять драконами. Перелет они должны совершить сами. Мой совет: крепче держитесь в седле и наслаждайтесь полетом.
Сзади послышались нервозные смешки, но ведьмы отряда Тринадцати молчали. Ждали. Так они вели себя везде и всегда. Перед любым противником, перед любым сражением.
Снаряжение включало в себя полосу из особой прозрачной материи, защищавшую глаза от ветра. Манона вспомнила, как раньше летала без всякой защиты. Но тогда ее выручала магия, оберегавшая глаза. А сейчас, если снять этот обруч, они сразу же начнут слезиться от обжигающего ветра, и ей придется щуриться и прикрывать их рукой.
Смертный крикнул Маноне, что драконы полностью готовы к полету и теперь ей решать, когда подниматься в воздух.
Манона не торопилась. Она еще раз взглянула вниз, потом вверх. Черный мост и серые небеса над ним едва просматривались в тумане. Манона обвела глазами своих соратниц: шесть слева, шесть справа.
– Мы – ведьмы отряда Тринадцати. Наш девиз: «Отныне и пока Тьма не поглотит нас». Когда-то мы славились своим умением летать. Так покажем, что за десять лет мы его не утратили.
Сказав это, Манона слегка пришпорила дракониху. Три быстрых скачка (драконий галоп) и вперед, вперед, вперед… пока вокруг не осталось ничего, кроме морозного воздуха. Заснеженные склоны обеих гор, черная нитка моста, серые облака. И… падение.
Внутри Маноны все замерло. Ей показалось, что дракониха, сложив крылья, камнем летит вниз. Манона вспомнила, чему ее учили смертные. Она пригнулась к драконьей шее. Глаза ее были защищены, но в ушах отчаянно свистел ветер.
А рядом, рассекая воздух, падали ведьмы ее отряда, пролетая мимо скал и снега и устремляясь вниз, ко дну впадины.
Манона стиснула зубы. Туман мешал смотреть. Ветер норовил расплести косу, которая белым вымпелом трепетала у нее над головой.
Потом туман разошелся. Тьма, готовая поглотить ее, была совсем близко. Дно впадины. Манона уже видела черные зубцы камней…
Ей было трудно наслаждаться полетом, поскольку дракониха не летела, а падала. Но Манона еще крепче сжимала поводья. Она приросла к седлу. И вдруг…
Распрямив крылья, дракониха взмахнула ими. Мир наклонился, потом пошел вниз. Кажется, они поймали воздушный поток и он сам нес их вверх, вдоль склона Северного Клыка.
Снизу и сверху до ушей Маноны долетали торжествующие крики ее ведьм. Дракониха поднимала ее быстрее, чем метла из железного дерева. Вот уже мост остался внизу. Они очутились в небе.
Манона вернулась в небеса.
Вокруг расстилалась безоблачная, бесконечная, вечная синь. Вот уже и Астерина поднялась, достигнув забытой высоты, а за нею – Соррель, Васта и все остальные. Маноне хотелось кричать от радости, но Тринадцать везде и всегда оставались сдержанными. Они привыкли побеждать, а это – просто очередная победа.
Манона огляделась. Справа летела ликующая Астерина, чьи железные зубы сверкали, как серебро. Слева рыжеволосая Васта мотала головой, ухмыляясь горам внизу. Лицо Соррель, как и лицо Маноны, оставалось спокойным, но черные глаза искрились от радости. Отряд Тринадцати снова был воздухе.
Внизу расстилался огромный мир, а далеко на западе, недоступная зрению даже с высоты, лежала их древняя родина, которую они обязательно вернут. Но это в будущем. А пока…
Ветер больше не обжигал Маноне лицо. Он ласкал ее своими невидимыми руками и что-то нашептывал в уши. Магия ушла, но умение летать никуда не делось. Все навыки оставались при ней. И изумительное чутье, с которым она родилась. Манона Черноклювая по-прежнему была лучшей летуньей среди всех кланов Железнозубых.
– И что дальше? – крикнула ей Астерина.
Манона никогда не видела ведьм ее отряда плачущими, но сейчас зрение не обманывало ее. В уголках глаз двоюродной сестры поблескивали слезы, и причиной их был совсем не ветер.
– Будем испытывать их в хвост и в гриву.
Сдерживая ликование, так и рвущееся из груди, Манона направила дракониху в первую цепь ущелий. Потоки воздуха снова понесли ее в нужном направлении. Ведьмы тихо посмеивались, и эти звуки были лучше любой музыки смертных.
* * *Эта небольшая комната служила ее бабушке временным пристанищем в Омаге. Стоя неподвижно, Манона разглядывала каменную стену и ждала, когда бабушка заговорит. Матерь Черноклювых сидела за столом, спиной к внучке, склонившись над каким-то документом.
– Мне понравились твои сегодняшние действия, – наконец сказала бабушка.
Манона приложила два пальца ко лбу, хотя бабушка по-прежнему сидела к ней спиной.
Она и без похвал знала: ее отряд совершил лучший перелет. Когда они вернулись, зрителей уже не было. Желтоногие ушли сразу же, как стало понятно, что Манона не разбилась на дне впадины.
– Твои ведьмы, да и все шабаши Черноклювых показали себя отличными боевыми ведьмами, – продолжала бабушка. – Не напрасно ты столько лет их муштровала. Хвалю.
Манона ощутила новый прилив ликования.
– Бабушка, я считаю за честь служить тебе.
Верховная ведьма обмакнула перо и что-то написала на пергаменте перед нею.
– Ты станешь главнокомандующей, а твои Тринадцать займут высшие командные посты. Вы должны возглавить все кланы.
Бабушка повернулась к Маноне. Лицо верховной ведьмы было непроницаемым.
– Через несколько месяцев состоятся военные игры. Они решат, кто какой пост займет. Меня не заботит, как ты достигнешь первенства, но я ожидаю увидеть тебя победительницей.
Маноне не надо было спрашивать о причинах.
Бабушка скосила глаза на ее красный плащ и слегка улыбнулась:
– Мы пока не знаем, с кем нам придется воевать на стороне короля. Но когда с его войной будет покончено и мы вернем себе Западный край, на троне Ведьминого королевства не должна сидеть ни Желтоногая, ни Синекровная. Понятно?
Манона кивнула. Дальнейшее развитие событий им с бабушкой виделось одинаково. Пока жизнь вынуждала верховных ведьм держаться сообща и гасить все распри. Сейчас они даже согласятся, чтобы Манона командовала всеми армиями Железнозубых. Но с возвращением королевства давняя вражда возобновится. И здесь Черноклювые не имели права сплоховать. В первую очередь она, Манона.
– Догадываюсь, что и остальные верховные ведьмы дали такие же приказы своим наследницам. Так что твоя помощница должна постоянно находиться рядом и прикрывать твою спину.
Астерина и сейчас несла караул за дверью бабушкиной комнаты, однако Манона, опьяненная успехом, позволила себе некоторую дерзость.
– Я и сама могу себя защитить.
– Бэбе Желтоногой было семьсот лет, – прошипела бабушка. – Она голыми руками ломала стены крошанской столицы. Но ведь кто-то проник в повозку и убил ее. Если ты за тысячу лет достигнешь хотя бы половины ее уровня, можешь благодарить богов.
Манона молчала. Бабушке лучше знать, какой была Бэба Желтоногая.
– Позаботься о своей защите. Я бы очень не хотела искать себе другую наследницу.
– Хорошо, бабушка, – ответила Манона, склонив голову.
Глава 17
Проснувшись, Селена застонала. Ей было холодно. Нестерпимо болела голова: вчера в развалинах храма ударилась о камень. Бормоча ругательства, она села на постели, и каждый кусочек ее тела от ушей до пальцев ног отозвался всплеском боли. Казалось, вчера сотни железных кулаков измолотили ее и бросили умирать в холоде этой каморки. Если голова у нее болела от удара, боль в теле была вызвана совсем иной причиной – вчерашними неуправляемыми превращениями. Трудно представить, сколько раз ее швыряло то в одно, то в другое обличье. Судя по саднящим мышцам, счет шел на десятки.
Держась за скрипучую, растрескавшуюся кровать, она кое-как встала. То, что она все-таки могла управлять магическими силами, служило хоть и слабым, но утешением. Затянув потуже кушак выцветшего халата, Селена поплелась к комоду, рядом с которым стоял таз для умывания. Вчера, после отмокания в бане, она позаимствовала этот халат (таких там было много). Свою грязную, отчаянно вонявшую одежду бросила возле двери. У нее едва хватило сил дотащиться до своей комнаты. Селена повалилась на жесткую кровать, накрылась почти бесполезным одеялом и уснула.
Она спала, спала. Наверное, уже и работу на кухне проспала. Никто не приходил ее будить. Вот и хорошо. Селена не была настроена кого-либо видеть и с кем-либо говорить.
Упираясь руками в комод, она подняла голову к осколку зеркала. Ну и жуть! Это было самым подходящим словом для описания ее внешнего и внутреннего состояния. Похоже, за вчерашний день она еще похудела. Созерцая насупленное отражение в зеркале, Селена потянулась за мазью, принесенной вчера Рованом. Нет, не будет она мазаться. Пусть видит, что́ с ней сделал. Вообще-то, с ней бывало и похуже. Два года назад Аробинн за невыполнение приказа превратил ее в кровавое месиво. Вот тогда была настоящая жуть. А сейчас… погано, но терпимо.
Открыв дверь, Селена обнаружила на полу свою одежду. Выстиранную. Даже сапоги были вычищены. Либо Рован постарался, либо кто-то наткнулся на вонючую груду и понес стирать. Обмочиться на глазах у Рована! Селена поморщилась. Как унизительно.
Ну унизительно. И что, позволить этим мыслям расползтись по мозгу, чтобы стало совсем уж тошно? Усилием воли Селена прогнала их, оделась и по темным предрассветным коридорам отправилась на кухню. Лока был уже там и вовсю болтал о метательном ноже, который ему одолжил кто-то из караульных. Теперь он научится по-настоящему метать настоящий нож.
Увидев Селену, парень умолк на полуслове и лишь смотрел. Эмрис тоже взглянул на нее и выронил большой глиняный горшок.
– Великая Матерь и все ее детки, – пробормотал старик.
Селена прошла к столу, где высилась горка чесночных головок. Взяла нож.
– Это только с виду так, – сказала она. – Мне уже и не больно.
Кому она врала? Эмрису с Локой? Или самой себе? Головная боль не проходила. Болела рана на лбу. А уж синяк под глазом…
– У меня есть мазь, – сказал Лока, домывая вчерашние тарелки. – Хорошо помогает.
Селена выразительно посмотрела на него. Парень понял намек, пожал плечами и взялся за очередную тарелку.
Она принялась крошить чеснок. Пальцы мгновенно стали липкими. Эмрис и Лока поглядывали на нее. Видимо, ждали объяснений.
– Вас это не касается, – огрызнулась Селена.
Эмрис, собиравший черепки, с кряхтением разогнул спину. Его ясные умные глаза были полны гнева.
– Касается, раз ты приходишь ко мне на кухню.
– У меня бывало и хуже.
– Это как понимать? – встрепенулся Лока.
Он вовсю глазел на ее израненные руки, на синяк, на кольцо шрамов вокруг шеи – «подарочки» Бэбы Желтоногой.
«Шевели мозгами, парень, – мысленно подзадорила его Селена. – Ты бы пожил в Адарлане, имея фэйскую кровь, да еще будучи женщиной».
Наверное, Лока кое-что понял, раз побледнел.
– Не приставай к ней, парень, – помолчав, сказал Эмрис и вновь нагнулся, чтобы собрать оставшиеся черепки разбитого горшка.